Пленники рая

      Джону было не по себе. Да, их отпустили, но на лице Салима ясно читалось, что он не одобряет это решение своего повелителя. Только обвинить их ни в чем не может. Купленные ханджары так и не нашли, хотя перевернули все нехитрые пожитки и в каморке у Джона, и, наверняка, у Роджера. Видимо, в самом деле, есть толк от его женщин.       – Я думаю, нам стоит затаиться, – тихо сказал Роджер, когда они остались вдвоем. – Теперь любой повод используют против нас.       – И опять ждать? – спросил Джон.       – Лучше ждать, когда у тебя вдоволь еды, и твоя камера так широка, что ты не видишь ее стен. – Роджер обвел рукой вокруг. – А ночи твои скрашивают прекрасные женщины…       – Ну, конечно, женщины… – протянул Джон.       – Я тебе еще раз предлагаю присоединиться.       – Я еще раз отказываюсь. Роджер, но что-то надо делать. Хотя бы с братом Брайаном поговорить. Что его понесло в этот раз в пустыню на ночь глядя? А если Салим в чем-то прав? Если у брата Брайана был какой-то план? Где они были всю ночь?       – Если б у него был какой-то план, связанный с возвращением, Брайан бы нам сказал, – возразил Роджер. – Но, скорее всего, они просто на звезды смотрели.       – На звезды?       – А! Ты же не знаешь святошу! Он обожает звезды. Как-то раз… слушай, а ведь года четыре уже прошло! Мы с ним ехали по германским землям и остановились на ночлег на берегу реки. Стреножили коней, перекусили, выпили немножко. И он мне как начал рассказывать все, что знал, про эти звезды. Я полночи его слушал, открыв рот.       Джон скептически хмыкнул, но спорить не стал.       – Все равно надо с ним поговорить, – сказал он.       Но поговорить в этот день не получилось. Немолодой слуга сказал им, что Брайан спит после возвращения, и обещал передать ему, что друзья его искали. Джон хотел попробовать прорваться, но Роджер утащил его:       – Вечером поговорим. Или завтра. А сейчас я лично собираюсь последовать примеру мудрого брата Брайана и тоже завалиться спать. И тебе советую.       Джон хотел возразить, но подумал, что это не такая уж плохая идея. После почти бессонной ночи, проведенной в караулке, требовался отдых и телу, и разуму. И тоже отправился спать.              На закате Джон, отдохнувший и повеселевший, добрел до покоев принца и поинтересовался у тамошних слуг, не нуждается ли принц в его услугах. Ему быстро передали ответ, что он может пройти, и проводили в малую купальню – небольшое помещение с бассейном рядом со спальней, чтобы быстро ополоснуться перед сном или после сна.       Сахиб как раз лежал в бассейне, в мелкой его части, положив голову на бортик, и, кажется, дремал.       – Джон! – на звук шагов сахиб открыл глаза и улыбнулся. – Хорошо, что ты прийти. Я так устать, что не дойти до бани.       Он опустился под воду с головой и тут же встал, по-собачьи, отряхиваясь. Джон подал ему лежащее рядом полотенце и, пока сахиб отфыркивался и вытирался, снял с себя одежду. Сахиб вытянулся на ковре рядом с бассейном, подставляя Джону спину, и уткнулся лицом в сложенные перед собой руки.       – Ты не выспался? – удивился Джон, опускаясь рядом с ним на колени и размазывая по ладоням масло.       – Я немного спать утром, а потом – дела… – сахиб зевнул.       Джон принялся разминать его плечи и спину.       – Понятно, – протянул он, – а я думал: почему ты меня сразу не зовешь, как в прошлый раз?       – В прошлый?       – После прошлой прогулки. У тебя ноги болели… Сейчас не болят?       – А… болеть. У меня все болеть. – Странно, но теперь это прозвучало не как жалоба. – А ты? – Сахиб приподнялся и оглянулся через плечо. – Салим быстро отпустить тебя и Роджу?       – Да. Видимо, сразу, как вы вернулись.       – Он не делать вам больно?       – Нет. Даже не связывал. Просто запер в комнате стражи.       Сахиб покачал головой и опустил ее обратно на руки.       – Салим хороший человек, – сказал он по-арабски. – Очень мне предан, иногда даже слишком. Мне его сложно винить после того, как он несколько раз спасал меня от смерти.       – Как? – не понял Джон.       – Меня пытались убить… отравить, зарезать…       – За что? – искренне изумился Джон. Он сам хотел сбежать отсюда, но у него и в мыслях не было причинить вред этому миролюбивому человеку.       – Хазад, – усмехнулся сахиб. – Ты знаешь такое слово? Люди хотят иметь то, что есть у тебя, но нет у них.       – Что у тебя есть? – снова удивился Джон, вспоминая, как принц не раз жаловался, что в этом городе ничего нет.       – В Багдаде у меня много чего было. Я был другим. Моложе, красивее, веселее. Я сочинял музыку и подбирал лучших музыкантов, чтобы ее играть. И люди специально приезжали, чтобы слушать. У меня были друзья, с которыми мы веселились ночи напролет. У меня была любовь. Любовь самых лучших женщин и мужчин – духовная и телесная. Я купался в ней. И враги тоже были. Как оказалось, их было больше. А теперь… у меня есть только маленький забытый всеми город, в котором есть все и ничего нет. А лучшие мои друзья – это кошки.       Он протянул руку и погладил подошедшего бело-черного кота.       – Не понимаю, как кошки могут быть друзьями, – сказал по-английски Джон и поджал под себя ноги, чтобы кот не вздумал потереться об них. – Они же глупые.       – Я помнить, ты не любить их, – засмеялся сахиб, почесывая щеки кота, и закончил по-арабски: – Нет, они очень умные. Все понимают, но не всегда это показывают. По-моему, в этом и есть мудрость.       Джон дернул плечами, не желая спорить о такой малозначительной теме, как кошки. Его куда больше интересовало, чего сегодня захочет сахиб от него. Джон чувствовал, как напряженные мышцы под его пальцами расслабились, да и голос сахиба стал тихим и мурлыкающим, как у его любимых животных. Ну, и то, что он говорит по-арабски, означало, что он уже почти спит и ему лень напрягаться, чтобы подыскивать слова на чужом языке. Скорее всего, опять сейчас скажет, что не хочет, чтобы Джон взял его… А может, и скажет. Несколько дней назад он тоже сначала валялся уставший и вроде бы безучастный, а потом потребовал, чтобы Джон отымел его довольно жестко. Джон постарался, и сахиб довольно улыбался, когда уходил… Правда, с тех пор больше ни разу не звал его.       Джон погладил его бока и поцеловал в середину спины.       – Не хотеть, – промычал сахиб.       – Я осторожно, – сказал Джон. – Если хочешь, только губами…       Сахиб покачал головой.       – Ты сегодня совсем устал, – усмехнулся Джон. – Значит, завтра…       – Я вообще не хотеть больше делать любовь, – возразил сахиб.       Джон поднялся, пораженный.       – Вообще? Со мной?       – С тобой. Вообще.       – Я… что-то не то сделал?       – Нет, – сахиб обернулся и погладил его руку. – Ты очень хорошо все делать. Мне очень нравиться… Было нравиться… Шайтан, кейиф акулюх! [как это сказать! – араб.] У тебя такой хороший… – он дотронулся до его члена, уже напряженного, но начавшего опадать от этих слов. – Но я больше не хотеть. Если ты приходить разминать мне плечи – это будет хорошо. Ты это тоже делать хорошо. Но это все.       – Тебе надоело? – спросил Джон, сам не понимая, что чувствует. Вроде бы радоваться должен, что его избавляют от этой унизительной обязанности. Но почему ж такая тоска в душе?       – Ну… – сахиб замялся. – Больше не хотеть.       – Но если ты… больше не хочешь этого от меня… значит, что ты меня скоро отпустишь?       Сахиб помедлил с ответом.       – Ты же обещал, что когда тебе надоест, ты разрешишь нам вернуться домой, – напомнил Джон.       – Обещать, – согласился сахиб.       – И?       – Поговорить об этом потом, – он снова закрыл глаза и опустил голову на руки. – Я очень устать.       Джон в растерянности на него посмотрел.       – Я могу идти сейчас? – спросил он.       – Да, – ответил сахиб.       Джон поднялся, медленно оделся, то и дело поглядывая на лежащего сахиба, словно ожидая, что он вдруг передумает. Но тот поднял голову и сказал:       – Если ты сейчас встретить Брая, скажи ему, чтобы прийти ко мне.       – Брайана?       – Я бы не отказался послушать немного музыки перед сном, – по-арабски добавил сахиб и мягко улыбнулся.       – Хорошо, сахиб, – Джон поклонился ему и вышел.              Он ничего уже не понимал. Сахиб прогоняет его и просит брата Брайана. Не хочет любви, хочет музыки. Джон и сам любит музыку, но не в середине же ночи! Впрочем, принц и прошлую ночь провел вместе с братом Брайаном и весьма странно – в пустыне… Зачем они ездили и что с ними там случилось? Может быть, дойти все-таки до брата Брайана и поговорить с ним? И передать заодно слова принца? Или не передавать?       Музыки он хочет среди ночи…       Джон вышел из дворца в сад и нога за ногу побрел в сторону флигелей, где жили слуги, где была и келья брата Брайана.       Музыка… В ночной тишине сада отчетливо слышался далекий перебор струн лютни… или как тут этот инструмент называется. Роджер говорил, брат Брайан как раз мастерски играет на таком. Может, в самом деле, за словами сахиба ничего не стоит? И он, как обычный уставший человек (и немолодой!), хочет не любовных ласк, а чего-то для души? А музыка очень красивая и, кто знает, может быть, именно она поможет повернуть сарацинскую душу к свету истинной веры?       – Джон сегодня рано… – Джон услышал обрывок арабской фразы и оглянулся.       Под раскидистым кустом, больше похожие на тени, сидели двое негров. Жевали то ли сушеные фрукты, то ли орешки, и тихо о чем-то говорили, глядя на него, Джона. Юноша инстинктивно сделал несколько шагов к ним, чтобы лучше рассмотреть лица. Это оказались Бунго и Ченду. Можно было догадаться по исковерканной и вальяжной речи.       – Джон рано сегодня, – повторил Ченду. – Сахиб не хочет? Или Джон не смог?       Джон вспыхнул. Не надо было подходить. О чем говорить с этими дикарями? Но раз уж подошел, придется хоть что-то ответить.       – Я не понимаю, о чем вы, – сказал он. – Сахиб устал после ночной прогулки и просил меня…       Негры засмеялись.       – Почему белый человек так боится этого? – спросил Бунго.       – Чего? – опешил Джон.       Негр показал неприличный жест – не такой, как обычно использовал Роджер, но вполне однозначный.       – Сахиб взял к себе Джона, потому что у Джона большой член, – сказал Бунго. – Сахиб когда-то брал для этого Бунго и Ченду.       – Бунго и Ченду сахибу подарили, – поправил Ченду.       – Подарили, чтобы сахиба любили, – Бунго опять пояснил жестом. – Потом сахиб стал покупать других. Черных людей. И белых людей. И черные люди все делали хорошо, все были довольны. А белые люди тоже делали. Но, как Джон сейчас, не хотели говорить об этом. Пугались.       – Так он всех покупает для этого? – спросил Джон.       Бунго развел руками:       – Это плохо?       Джон не ответил. Он, конечно, давно подозревал, что все было именно так, но когда услышал сказанным вслух, снова стало неприятно на душе.       – Бунго не понимает белых людей, – признался Бунго. – Бунго на месте белых людей наслаждался бы, пока есть член.       – Что?! – Джона тут же выдернуло из задумчивости.       Бунго ткнул пальцем ему в пах.       – Что значит «пока есть»? – У Джона даже голос сел от испуга.       Негры переглянулись и развели руками.       – У Бунго и Ченду нет. Бунго и Ченду завидуют Джону.       – Как… нет?       – Сахиб тогда жил в большом городе, – сказал Ченду. – Ченду и Бунго жили у сахиба в доме и верно служили сахибу. А один раз Ченду и Бунго шли по улице, и злые люди им надели мешки на головы. Побили. Куда-то утащили. Отрезали все. И потом вернули сахибу.       – Месть, – сказал Бунго. – Бунго не знает, за что. Бунго не мешал никому. Делал хорошо сахибу. И Ченду тоже.       – Но сахиб не стал выгонять бесполезных рабов. Сахиб оставил себе. Сахиб очень хороший человек. Ченду не понимает, почему белые люди бегут от сахиба.       – А… нас… много было? Белых?       Бунго поднял сначала один палец, потом еще два, потом еще один.       – И все с ним… спали?       Бунго кивнул.       – Сахиб любит это. А белые не любят. Пытаются сбежать. Сахиб отправлял людей, чтобы искать. Но бесполезно. Белых из пустыни привозили мертвыми. Сахиб горевал. Но покупал новых. Новые тоже сначала любили сахиба, потом бежали, а потом умирали в пустыне.       – Бежали, потому что сахиб не хотел их отпускать? – спросил Джон.       – Бунго не знает, – развел руками негр. – Бунго не понимал, о чем белые говорили с сахибом.       – Ченду тоже. Но последний раб сам попросил уйти. Так господин Салим сказал. И сахиб дал белому лошадь и много золота. И приказал открыть ворота.       – Отпустил одного? На лошади? Через пустыню? – удивился Джон.       – Да.       – Но это же… смерть! – воскликнул пораженный Джон.       – Раб сам так попросил, – пожал плечами Ченду.       – Сахиб потом расстроился, – сказал Бунго, – когда этого раба привезли назад мертвым. Сахиб решил, что больше не будет покупать белых рабов.       – Ченду говорил сахибу, что надо еще черных покупать. У черных члены больше. Черные хорошо и долго могут любить сахиба. И черные не бегут. Ченду и Бунго смотрели бы за новыми, чтобы новые хорошо любили сахиба, так, как сахиб любит. Но сахибу интереснее с белыми. Сахибу нравится, чтобы не только любили, но и веселили. Говорили. Музыку играли. И сахиб купил Джона и еще двоих.       – Сахибу нравится Джон, сахиб говорил, что Джон умеет любить почти так же хорошо, как Бунго или Ченду.       – И Роджа тоже сахибу нравился.       – Но сахиб никогда ничего не говорил про третьего.       – Брайана? – уточнил Джон.       – Сахиб проводит с Браем много времени, но никогда не говорит о Брае.       – И не спит с Браем. Ченду об этом еще не знает.       – Брай играет сахибу музыку. – Бунго поднял палец, прислушиваясь.       Лютня все еще продолжала звучать. Уже другая мелодия, но не менее красивая.       «Я должен предупредить его!» – подумал Джон о Брайане.       Он распрощался с неграми и побежал дальше, но когда дошел под окна кельи, то передумал. Ночь – не самое лучшее время для таких известий и важных решений. Завтра, он сначала обсудит все с Роджером. А потом поговорит и с братом Брайаном. И они вместе решат, как выбираться отсюда, пока не стало слишком поздно.