Пленники рая

      Брайану уже никто не запрещал гулять там, где вздумается – в пределах дворцовых стен, разумеется. Иногда на прогулки его звал принц Фаррух, но чаще Брайан бродил сам… И ноги неизменно выводили его под окна покоев прекрасного принца. Тамошние слуги его уже знали и здоровались с ним. Брайан кивал им в ответ и жалел, что не может расспросить, где сейчас принц, что делает, как провел день или ночь… Брайану хотелось знать абсолютно все о нем. Лучше бы, конечно, видеть его самому, говорить с ним, и иногда прикасаться к нему.       Он был так красив, что Брайану хотелось любоваться на него каждый день. Пусть другие люди любуются на женщин и сходят с ума от желания ими обладать. Простые смертные, которым не дано видеть истинную красоту, ослепленные низменными желаниями. В помыслах Брайана же не было ничего греховного. Только чистое восхищение совершенным творением Бога, пусть оно, творение, и не знает об этом и продолжает по-варварски поклоняться Аллаху и чтить лже-пророка Мухаммада. Но однажды Брайан донесет до него истину.       Брайан несколько раз уже рассказывал ему об учении Христа, Фаррух вдумчиво слушал, задавал вопросы, порой весьма неожиданные. Брайан и сам не всегда знал ответы на них и про себя просил прощения у Бога, что приходится отвечать не по канону. Единственное, что огорчало его – прекрасные глаза сарацина так и не загорались от озарения истиной. Но Брайан списывал это на недостаток своего красноречия и ограниченный запас слов, которые понимал Фаррух. Рыцарь-госпитальер и прежде не считал себя хорошим оратором, а в присутствии принца и вовсе частенько путался в словах.       Впрочем, Фаррух все равно с интересом его слушал. И он, со своей стороны, даже пригласил его в свою библиотеку. Правда, Брайан не нашел там ничего интересного – сплошная арабская вязь, да греческие угловатые буквы. Про одну из книг Фаррух сказал, что это Евангелие, и вручил ее Брайану, явно предвкушая, как тот обрадуется. Но Брайан вернул книгу ему:       – Я не понимаю, что здесь написано. Священное Писание должно быть на латыни.       – Но Иисус говорить свои проповеди на арамейском, – заметил Фаррух. – Разве нет?       Брайан снова смутился. Он помнил из какого-то разговора с богословами, что латинский не был основным языком в Иудее двенадцать веков назад. А какой был, и почему Евангелие записали именно на латыни – он не знал. Так положено, и не его дело задумываться.       – Но и не на греческом, – ответил он. – Это наверняка какая-то византийская ересь. Там давно перестали признавать власть Папы и молятся как-то по-своему. Я даже не знаю, Христу ли они молятся. Эти книги не стоят доверия.       – Странно, – с улыбкой пожал плечами Фаррух. – То, что я читать здесь, очень похоже на то, что рассказать мне ты.       – Возможно, это старая книга, – не пожелал сдаваться Брайан. – Написанная в те времена, когда греки еще придерживались нашей веры. В любом случае, верить византийцам нельзя.       Фаррух снова улыбнулся и больше спорить не стал.       Куда больше общего они нашли в музыке. Брайан с радостью откликнулся на неожиданную просьбу Фарруха научить его песне про белую королеву. И удивился, когда, взяв в руки аль-удд, перс почти без ошибок сыграл и спел мелодию – без слов. Брайан сам не мог бы сказать, чем был больше поражен: памятью Фарруха или его удивительным мягким и сильным голосом, чистым, как пение ангелов. Сам Фаррух ни то, ни другое, видимо, не считал чем-то особенным. И сначала попросил Брайана рассказать ему английские слова, но вскоре махнул рукой – больше половины были ему незнакомы. И, немного смущаясь, попросил у Брайана разрешения написать свой текст на эту мелодию – на арабском.       – Ты мне рассказать смысл, и я его оставить. Но я хочу ее петь, а эти слова слишком сложные для меня, я путать их и портить песню.       «Твой голос ничего испортить не может, только украсить», – хотел сказать Брайан, но слова застряли в горле, и он просто кивнул.       Через пару вечеров Фаррух снова позвал его, чтобы сыграть песню про белую королеву для своей любимой жены, Марьям. Женщина, закутанная полностью в никаб, в сопровождении пяти других столь же закрытых женщин, скромно поприветствовала гостя мужа и устроилась в уголке.       – Ты играть. Я петь, – распорядился Фаррух, встав рядом с Брайаном, и положил руку ему на плечо.       Брайан глубоко вздохнул, заставив себя сосредоточиться на музыке и не обращать внимания, как тонкие пальцы Фарруха постукивают по его плечу в такт мелодии.       Он не понял, разумеется, ни слова, но песня получилась еще более красивой и пронзительной, чем он привык ее считать.       Женщинам она понравилась. Они все поклонились Фарруху и Брайану, а после Марьям еще что-то сказала мужу тихим голосом. И Фаррух забрал у Брайана аль-удд.       – Жена просить песню, которую я сочинить для нее. Давно-давно.       Он заиграл и запел красивую распевную песню, глядя в глаза своей жене. И ее глаза в ответ счастливо улыбались из-под шелкового расшитого никаба. Брайан отвел взгляд, чувствуя то, что совершенно чувствовать не должен. Зависть? Он давно за собой замечал, что завидует счастливым семейным парам. Но глядя на Фарруха и Марьям, он понял, что к этому знакомому чувству легкой грусти примешивается еще что-то, более сильное, доселе незнакомое и пугающее. И как бороться с этим – не знал.       *       Полночи Брайан напевал затейливую мелодию песни Фарруха, а потом стал подбирать ее на аль-удде.       С рассветом проснулся, и ноги снова привели его в сад принца. На вымощенных крупными плоскими камнями дорожках, еще не нагретых солнцем, нежились кошки в ожидании завтрака. Брайан опустился на корточки и стал играть с ними.       – Будешь моим Абу Хурайрой? – раздался сзади знакомый голос.       

[*Абу Хурайра – дословно «Отец котят», один из главных сподвижников Пророка Мухаммада; прозвище свое получил от Пророка за большую любовь к кошкам]

      Брайан так резко обернулся, что потерял равновесие и упал, чуть не зашибив ласкового бело-черного кота.       Фаррух засмеялся – радостно. Брайан широко улыбнулся в ответ. Он совершенно не понял смысла странного приветствия, но смех Фарруха сказал ему главное: ему рады.       – Не ждать тебя так рано, – добавил Фаррух. – Ты что-то хотеть?       – Я придумал новый аккомпанемент к твоей вчерашней песне. Хотел показать тебе…       Фаррух расстроено поджал губы.       – Вечером, – сказал он. – Сегодня я принимать людей из города. Судить, решать…       – Извини, я… я не должен был отвлекать тебя ерундой. – Брайан действительно как-то упустил из виду, что у правителя города, пусть и маленького, должны быть и другие дела. Просто он о них до сих пор старался не упоминать и звал Брайана к себе, когда был совершенно свободен.       – Не отвлекать. Я хочу слушать, но… – Фаррух развел руками.       – Я приду вечером. – Брайан наконец-то поднялся на ноги и собрался откланяться, но Фаррух схватил его за руку.       – Стой.       Брайан застыл, забыв до конца разогнуться.       – Ты идти со мной.       – Что?       – Сидеть рядом со мной, пока я принимать всех этих людей.       – Но я же не знаю вашего языка.       – Тебе не надо знать. Ты ничего не решать – тебе не надо говорить. Я решать. Мой визирь мне советовать, но и он может говорить, только если я его спрашивать. А тебя я не спрашивать. Ты сидеть важно, – Фаррух надул щеки и нахмурился, но тут же рассмеялся. – И молчать.       Брайан улыбнулся немного неуверенно. Рука его все еще горела от прикосновения Фарруха.       – А… люди не будут оскорблены, что рядом с тобой сидит иноверец? Да еще и раб… – он указал на ошейник.       – Кто узнать? Если я посадить рядом человека, значит, так надо. Я найти тебе одежду, закрыть это и это, – Фаррух коснулся ошейника и креста. – Твое лицо стать темным под солнцем. Борода черная, – он провел кончиками пальцев по отросшей щетине на подбородке. – Глаза светлые, но ты их часто не поднимать.       – А твой визирь? От него же не скроешь, кто я?       – А! – Фаррух отмахнулся. – Он знать, что я… Эээ… – он еще покрутил руками, подбирая слова. – Делать, что хотеть. Пойдем.       Противиться Брайан не мог, да и не хотел. Вслед за Фаррухом прошел в его покои.       – Хабиби! – крикнул принц и, как только толстяк-евнух явился, сказал ему что-то по-арабски, очень быстро – Брайан ни слова не разобрал. Успел только подумать, что в устах Фарруха даже простой приказ звучит, как песня.       Питер удивился, переспросил, но принц скорчил недовольную гримасу, и евнух, кланяясь, побежал выполнять распоряжение.       – Раздевайся, – по-английски приказал Фаррух Брайану.       – Прости?       – Тебя надо переодеть. Надо снять старое, – пояснил Фаррух и для верности подергал рукав халата Брайана – чистого и крепкого, но уже вылинявшего после многих стирок, как и вся прочая одежда, которую он получил здесь.       Брайан спешно стал распутывать кушак, но пальцы – от волнения, что ли? – плохо слушались. И Фаррух пришел на помощь. Спокойными уверенными движениями справился с завязками, стащил с плеч Брайана халат, бросил на пол. И тут же схватился за подол его рубахи, потянул вверх – через голову. Брайан растерялся от этого еще больше и позволил снять с себя и ее. Опомнился только, когда Фаррух развязал его шаровары, и успел подхватить их прежде, чем они упали.       – Никто не увидеть! – возразил Фаррух и взялся за его руку, разжимая пальцы. – В этом идти нельзя. Хабиби принести новое.       А Брайан застыл совершенно смущенный, то ли потому что ему пришлось раздеться перед принцем, то ли от его горячего и сильного прикосновения.       – Сахиб, я не уверен, что нашел подходящую одежду, – сказал Питер, входя в спальню с ворохом вещей. – Брат Брайан выше тебя…       – Когда сидеть – никто не заметить! – отмахнулся Фаррух, и глаза его зажглись азартом. – Давай-давай. Менять одежду!       Брайан все же разделся догола, постаравшись отвернуться от принца, который, как ему показалось, слишком пристально разглядывал его. Что интересного он в нем нашел? Обычное тело немолодого бывалого воина, которому далеко до такого совершенства, каким был сам Фаррух. Может быть, принц хотел спросить о шрамах, оставленных его соплеменниками? Но он промолчал, а Брайан сам не хотел говорить. Принц оценил еще раз длину ног Брайана, выбрал шаровары из вороха вещей и подал их своему рабу:       – Надевай.       Брайан быстро воспользовался этим приказом, сам поскорее завязал тесьму на поясе, следом надел рубаху, поданную Питером. И то и другое для его рук и ног оказалось коротковатым, как и нарядный кафтан из красной ткани с золотой обшивкой, который евнух накинул ему на плечи. А расшитые туфли с острыми загнутыми носами оказались слишком малы. Брайан просто поставил ногу рядом с ними, чтобы убедиться в этом. Мерить, да еще и пачкать – он ходил здесь босиком – ему показалось кощунством.       – Я найду другие, – сказал Питер.       Фаррух закусил губу, пристально осмотрел Брайана еще раз. Вдруг задрал ему рубаху, ослабил завязки на шароварах и приспустил их на бедра, так, что они стали подходящей длины. Затянул снова, расправил всю одежду, повязал красивый широкий пояс. Коротковатые зауженные рукава тоже попробовал поддернуть, но здесь стягивать было нечего. И он, вытащив широкие золотые ленты, замотал руки Брайана от локтей до запястий — будто это и были рукава.       А после вместе с Питером намотал ему вокруг головы и чалму – тоже белую.       – Надо бы синюю, – покачал головой евнух.       

[*Цвет чалмы зависел от вероисповедания. Христиане обязаны были носить синюю. Иудеи – желтую. Белую носили только мусульмане]

      Фаррух ответил что-то пренебрежительное по-арабски и потребовал одеваться себе.       А Брайан, которого наконец оставили в покое, подошел к зеркалу – пластине отполированного металла в человеческий рост. И не поверил, что видит себя, а не молодого знатного араба. Молодого! Нет, наверняка это нечеткая поверхность скрадывает его возраст и некрасивые черты. Льстит ему, чтобы он хоть немного увереннее чувствовал себя рядом с прекрасным персидским принцем.       Питер принес ему новые туфли – чуть большего размера и без задников. Брайан надел, с удивлением отметив, что совершенно отвык от обуви, и хорошо, что ему не нужно будет ходить, только сидеть.       – Главное – не засни, – шепнул напоследок евнух. – Это будет сложно, но постарайся хоть немного делать вид, что тебе интересно.       – Постараюсь, – пообещал Брайан, глядя на готового к выходу принца, ослепительного в своем белом наряде.       Фаррух ответил ему сияющим и довольным взглядом, подошел, еще раз сам расправил складки на плечах Брайана.       – Нас ждать, надо спешить! – заявил он и махнул рукой, приглашая за собой.