инстинкт самосохранения

Ноги порядком зудели, танцы на платформе в туфлях никогда не предвещали ничего хорошего, разве что подкосить, и так сомнительное положение, задав направление прямиком к земле по всем существующим и нет — законам гравитации. Клуб заполнен под завязку, чего тут удивляться в обычный вечер пятницы, плавно перетекающем в ночь. Только к двенадцати подтягиваются все сливки общества, начиная с обычных офисных зевак и хозяев местных магазинчиков, заканчивая владельцами здешних забегаловок и директорами каких-то фирм, тоже находящихся неподалёку, что явно не прочь пропустить гуиноми, а то и парочку токкури с сакэ, вот в такие моменты и яблоку негде упасть. Очередной взмах руками ввысь, плавный разворот по всей оси, беспорядочные прикосновения от грудной клетки до бёдер. Краешек и так коротенького платья задирается, обнажая вид на девичьи ягодицы. Хозяйка виртуозно, словно очередная часть танца, взмахом поправляет, стараясь оттянуть тонкое кружево подола, насколько возможно ниже. Раздосадованные возгласы откуда-то со стороны, и уголки рта непроизвольно поднимаются ещё выше, чем дежурная полуулыбка.   — Не стоит широко улыбаться — привлечет ненужное внимание. Держи уголки губ чуть приподнятыми, а лицо расслабленным. Так учила Цудзи-сама, деловито размахивая пальцем с розово-перламутровым ноготком. Опыту сенсея можно спокойно доверять, проработав в этом месте три с половиной года, должно быть и не такое узнаешь. Оставалось лишь впитывать знания старших коллег, полагаясь целиком и полностью на их умения.  Беззаветно липкие и похотливые взгляды направлены на девушек, что столь плавно и почти синхронно выплёскивают давно отточенные и выученные движения, вот тут и оказывается, что абсолютно не важно, кто ты: планктон или рыба покрупнее. В этом месте всё становятся равны, каждый превращается в грязное и мерзкое существо, мыслящее, только о животных инстинктах, которые вроде бы и изжили себя у современных людей, но явно таких особей обошло стороной.  Работа в клубе утомительна, будь то официантка или танцовщица, вечные предложения "может уединимся?", приставания и грязные подкаты, если не повезёт работать в зале, но кто сказал, что будет легко? Платили здесь хорошо, ради такого можно и потерпеть.   Роппонги богат своим обилием магазинчиков, кафешек, ресторанов, хостесов, клубов и баров — на разный вкус и цвет. Стоит ступить шаг, как кому-нибудь требуется новый работник. Тут всегда была вечная текучка, кто-то уходил, кто-то приходил, каждый хотел откусить этот лакомый кусочек пирога. Саито Мизуки — же хотела откусить всё и сразу, облизнув при этом кончики своих пальцев, конечно же, вместе со стекшей по ним начинкой. — Саито!   Исикава-сан — молодой паренёк, немногим старше Мизуки, что совсем недавно устроился на должность второго администратора, пытается перекричать басы, попутно привлекая внимания не только самой девушки, но и глазолупов стоящих неподалеку и пускающих слюни, то ли на неё, то ли на рядом стоящих коллег.   — Смена закончилась, можешь идти.   Легкий кивок и недоулыбка, разве что только на это и хватает сил. Стоит ли говорить, как она любила эти заветные два слова?  Хватает пары секунд, чтобы с новым настроем спрыгнуть со стойки и скрыться по направлению коридора для персонала, то и дело петляя из стороны в сторону, пропуская очередную танцовщицу, только что вышедшую на смену официантку или уборщицу, спешащую прибрать за кем-то.

***

Четыре утра. У кого-то начинается заслуженное время отдыха, после долгой смены и так называемого веселья, которое увы, так и обходило стороной, а кто-то только собирается начать эту ночь, подкрашивая ресницы и надевая каблуки с потёртыми носиками. Раздевалка пропахла потом, и женскими приторно-сладкими ароматами духов и дезодоранта, сколько же девушек бывает в этом месте в течение дня? Около тридцати? Мизуки и сама не знала, за то время, пока удалось проработать в "Аматэрасу", поменялось столько людей, кто-то увольнялся, кто-то устраивался. Первое время, честно пытаясь запомнить каждую и каждого, но люди постоянно менялись и менялись, так что со временем становилось безразлично. Было достаточно знать, у кого получать деньги за очередную смену — дальше не её дело. Туфли летят в сторону, кажется на ногах не осталось живого места, напоминает занятия балетом в младших классах. Ты стаптываешь ноги в мясо до самых, что ни на есть кровавых мозолей, потом будет больно ходить, но это только потом, тогда лишь требовались одобрительные возгласы со стороны всегда недовольных преподавателей, поэтому не обращая внимания, продолжаешь и продолжаешь без остановки. Первый год самый легкий, пока не ставят на пуанты, сначала мучаешься, за тем приходит привыкание. Так же и тут, танцуешь по шесть часов на каблуках, конечно, не забывая улыбаться, а после лицезреешь волдыри и стёртую кожу, мило. Лямки, шелкового бледно-розового платьица, на подобие пеньюара, смахивают с широких плеч, покрытых россыпью крошечных родинок, уходящих вниз по рукам, и оно неминуемо слетает вниз. Наспех надевается безразмерное худи и какие-то спортивные штаны, любезно одолженные у брата. Ночью бетонные постройки Токио не могли хранить и дарить тепло, солнце садилось и единственный источник обогрева исчезал. Раскалённый ночной жизнью Роппонги остаётся холодным — он всё ещё часть старого Токио. — Честно, как же меня достали эти!.. Сжимает губы в попытках обозначить "этих", но сдаётся через пару секунд, шумно выдыхает, начиная выкрашивать свои пухлые губы в какой-то ало-бордовый оттенок, кажется — Кимико. — Бывает, как начнут распускать свои потные ладошки, так и хочется врезать, чтобы мозги на место встали. — Точно-точно! — без сомнений, блондинка наверняка новенькая. Розовая тряпка летит прямиком в корзину к остальному реквизиту, разнообразных нарядов разного фасона и пошива, какие-то были короче, какие-то длиннее, с блестками и без. Каждый раз было грустно расставаться с уже привычным нарядом, облегающим, словно вторая кожа. Саито могла сравнить это с пресмыкающимися, сбрасывающими свой покров. Она и правда, словно растила новый покров каждый раз снова и снова, процесс смены стал вполне привычным, но от этого не становилось легче, как животным, чья прежняя оболочка мешала и раздражала новую. — Ладно, хоть потом всунут пару тысяч йен, — вздохнула, отлипая от зеркала. — Мне однажды пластинки Green Gum всучили. Вставила брюнетка, которая по видимому работает давно настолько, что Саито всё же вспомнила её лицо. Раздевалка наполнилась всеобщим женским смехом, призывая администратора, начинающего всех подгонять. Не хотев задерживаться, улизнула до того, как очередь дошла бы до неё.

***

Фонари ещё горели, а неоновые вывески забегаловок так и зазывали к себе, огромное количество, которых отбивало всякое желание выбирать. Дело даже не в различие цен и меню: тут тебе и традиционный общепит, китайская кухня, а хочешь тайская на вынос — голова шла кругом и отказывалась думать. Роппонги — место большой выручки, вместо с этим суливший ещё большей конкуренцией. Под ногами сырость от недавно прошедшего дождя, асфальт казался черным, как не застывший дёготь. Мелкие лужицы, периодически приходилось обходить, пытаясь не промочить обувь. Потёртые кеды, наверное, доживавшие вторую жизнь, явно не будут этому рады, а Мизуки, если они развалятся на ней прямо сейчас. На языке экономики — это бартер или взаимовыгодный обмен. Она их бережно носит, они продолжают служить. Для неё не было впервые, что-то требовать от вещей, скорее любимое занятие по дороге домой, чтобы забить голову и не думать о том, о чём думать не следовало. Например, приход счёта от школы или время арендной оплаты. Деньги — угнетающая вещь в мире обычных трудяг, сводящих еле-еле концы-с-концами. Саито, периодически нырявшая в закутки спальных районов, сокращая путь и обходя сомнительные компании, наконец-то выходит на главную улицу. Роппонги необычайно красив, он всегда кишит жизнью, но ночью начиналась новая, совершенно другая. На дорогах всё так же полно машин, а людей даже больше, чем можно увидеть днём. Мизуки любила его, ей нравилось тут жить и работать, может быть в чем-то её жизнь и не казалась правильной, но одно знала наверняка, чтобы не случилось — она никуда не уедет. Останется тут, пустит корни и прирастёт, как Дзёмон суги на острове Якусима. Только солнце начинало всходить, ей нравилось представлять, что владеет им, неимоверно возбуждающая мысль, растекалась по всему телу, принося за собой табун мурашек. Как же глупо звучит: "Владеть Роппонги‎" — как можно владеть столь большим и вольным? Как один человек может позволить себе называть его хозяином? Роппонги принадлежал всем, но одновременно никому‎.

***

До дома оставалось немного, дойти до конца улицы и два раза свернуть. Живя в обычной панельной высотке, коих в Японии полно, нужно помнить первое правило: они никогда не стоят по одиночке, только парами (бывают редкие исключения) и как минимум имеют свою площадку или игровое поле, где можно встретить местную гопоту. Стоило ходить аккуратно, изображая человека не от мира сего, ни дышать и ни смотреть в их сторону — не дай бог привлечешь внимание. В таком случае, бег — единственный вариант спасения. — Эй! Окрикивают в спину, люди вокруг никак не реагируют, продолжая общаться друг с другом. Саито тоже игнорирует, теша себя, может кто-то просто обознался? Думая, что обращались не к ней, всё же ускоряется, человек идущий сзади тоже не стоит на месте, быстрые и четкие шаги со всем в паре метрах. От испуга не замечает, как начинает бежать, схватившись за лямки рюкзака, продолжая позади слышать тяжелое дыхание преследователя. — Слышь, тебе говорю. Басистый голос ударяет по перепонкам, пока чья-то большая рука хватает за плечо и с силой тянет назад. Страх на секунду сковывает каждый сантиметр тела, но постепенно уходит на второй план, когда хватка ослабевает, но ещё никуда не отпускает. Незнакомец резко разворачивает девушку к себе, от чего плечо начинает немного побаливать. Он медлит, давая пару секунд на разглядывание, Саито и вправду хватает их, чтобы вспомнить парня — недавний клиент в клубе, что всё время приходит в её смену с того самого времени, как она там работала. —Гляди-ка, у тебя появился поклонник! Мори-сама постоянно подшучивала над этим, но каждый раз Цудзи-сама щурила свои глазки, цокая и качая головой. Одно из первых правил, узнавших Мизуки — никогда не общаться с клиентами, если того не требовала работа, и быть осторожной. Кто же мог подумать, что даже следуя золотым правилам, можно было стать жертвой работы? Точно не Саито, наивно полагавшая на свою неприкосновенность. — Вы, наверное, ошиблись. Протянула, предпринимая последние попытки освободиться. Парень до чёртиков её пугал, чёрные отросшие волосы до подбородка, с большой периодичностью от ветра, скрывали его лицо, бледная кожа и синяки под глазами — так и кричали о недосыпе. — Завалила ебальник! Со всей силы встряхивает, да так, что ели удерживает равновесие, благо, хоть цепкая хватка не даёт упасть, перед глазами начинает всё плыть. Не дожидаясь, пока та придёт в себя, начинает тащить в сторону какой-то улочке, находящийся около ресторанчика с большим выбором острого, может, китайский? Осознание приходит, когда гул людей затихает, сменившись на редкое шуршание пакетов, ну и воду, стекающую по стокам. Серые лабиринты, то и дело мигающие лампочки и ни какого намека на присутствия кого-то, кто бы смог помочь. Жутко. — Ютэка. Буркнул тип не оборачиваясь, его шаги были такими же быстрыми, а железная хватка всё так же сжимала правое плечо, нывшее от боли. Саито требовалось пару минут, переварить информацию и понять, слух не подводит: — Что? — Ютэка Комацу, — неуверенно вторил. — Моё имя. Темп становился всё быстрее, она уже не поспевала перебирать ногами, отказавшимися слушаться ещё пару минут назад. Комацу странный, очень странный и пугающий, больше не оставалось сомнения, что он никто иной, как личный сталкер. Только сейчас можно было объяснить его поведение ещё тогда в клубе. Цудзи-сама говорила, что следует сохранять зрительный контакт, но когда её взгляд встречался с парнем, он утыкался в худи, отводя голову в сторону. Худи — всегда был в них и не снимал капюшона. Пазлы начали собираться в единую картину: сегодня он тоже был в клубе, значит шёл с самого начала и ждал удобного момента. Нет. Решался с силами, только вот для чего? — Куда ты меня тащишь? Ноль реакции, даже не шелохнулся. — Эй! Саито переходит на крик, пытаясь высвободить плечо, нервно подергиваясь в его хватке. Кажется, только сейчас до неё доходит. Незнакомый человек, что следил за ней несколько месяцев, хватает и уводит непонятно куда. — Заткнись. Сам выпускает, резко разворачиваясь лицом и замахивается для пощечины, прилетающий в следующую секунду. Мизуки не удерживается на ногах, руку, словно обжигает, глаза предательски слезятся. Отползает в сторону, надеясь встать, опираясь на раненную конечность и придерживая другой место удара. Всё удаётся, ноги, правда, подводят, но равновесие получается сохранить. Губа разбита, щека саднит, она оказывается права — кожа на правой руке стёрта. — Прости. На лице Комацу проносятся несколько эмоций, до него начинает доходить происходящие. Делает шаг и протягивает руку в попытке захватить девушку снова. Саито хоть была и тормозной, но точно не дурой — срывается на бег, в противоположную сторону. Не следив до этого за дорогой, хорошенько пораскинув мозгами, решает сбить со следа, начиная петлять проулками, стараясь выйти на главную улицу. О́ни бы его побрали, как такое вообще могло произойти? Главная улица Роппонги, куда не глянь — тьма народу. А её возьми и похить, да ещё как, даже кричать не стала, просто мечта для похитителя, так перепугалась, что язык скрутился трубочкой и скатился прям в пятки. Хоть ещё раз не послушать шестое чувство и не взять такси — да никогда, упаси, кто бы там не был. Вот бы сейчас сидеть, пить чай с Цудзи и Мори, вспоминая это как страшный сон, а не скрываться от безумца. К сожалению, у Саито был только один вариант — бежать как можно дальше и не оглядываться. На душе сплошная паршивость, почему как в жизни появляется стабильность, то тебя обливают с ног до головы и нет, далеко не водой, а что называется отличным дерьмецом, а потом ещё и плюс ко всему, заставят лопатой разгребать. Ведь сначала всё складывалось так хорошо и не предвещало беды! Пока девушка дружка брата, как-то не заикнулась об "Аматэрасу": — Деньги хорошие платят, так ещё и несовершеннолетних берут. Так что же она сама ушла от туда, раз там так хорошо? Чёрт, а ведь правда, до этого всё складывалось прекрасно. Оплату не задерживали, скидка работника на позиции в меню, приятный женский коллектив, пошли на уступки в виде выступлений без всяких приватных танцев. На памяти Мизуки было всего пару раз, приставаний и попыток излапать, но охрана сразу остужала их пыл. Заведение в целом приличное, хоть и не спрашивали возраст работниц. — Вот ты где. На минуту казалось, он отстал, но вот Комацу собственной персоной возникает прямо перед ней. В глазах горит та самая ярость, промелькнувшая тогда и быстро ушедшая, осознание кричало — в этот раз просто не убежать. В секунду толкает Саито в сторону, та конкретно прикладывается головой об бетон и медленно оседает вниз по стеночки. Хоть и на ватных ногах, встаёт и продолжает бежать. Страх. Неужели конец? Повторно нагоняют и с большей силой швыряют, только уже влево. Зрение расфокусируется, потеря в пространстве меньшая из зол опасности, присутствующих сейчас. — Хватит! Пытается встать, тело перестаёт слушаться, потом становится слишком поздно. Комацу оказывается рядом, тянет руки к Мизуки, хватает за лямки рюкзака и притягивает на себя, слегка приподнимая над землей. — Хватит, остановись! Единственное, на что хватает сил — крик, истошный от безысходности, переходящий в неразборчивый хрип. — Зачем ты это делаешь? Молчит. Саито запрокидывает голову, в надежде посмотреть ему в лицо, встречая лишь пустой и маниакальный взгляд. Конец? Тут он и убьёт её? Это и был ответ? Не так хотелось остаться в Роппонги навсегда. — Зачем? Вопрос в пустоту, голос уже охрип, видимо от прилива адреналина не замечала, как истошно вопила. Мизуки не могла поверить в происходящие, что с этим парнишкой не так? Она бы и продолжила кричать, только вот был ли в этом хоть какой-то смысл? Конечно, Роппонги славится ночной жизнью, а ещё преступностью. Людей в округе было много, правда, они и сами боялись заходить в подобные места, ночью так особенно, где с большим успехом могли проходить очередные гопники или кто ещё похуже. Саито сама загнала себя в ловушку, слезы хлынули из полуприкрытых век, тушь начинает течь по щекам, истерика накрывает с головой. Хочется очутиться у себя дома, залезть в свою кроватку и долго-долго спать, потом проснуться, а происходящие останется сном. Хотелось, не приходить в "Аматэрасу" и никогда не слышать о нём. Была готова забыть о вечно хохочущей Мори, старше её саму на два года, о доброй Цудзи, всё время заботящейся о ней и не хотелось видеть приветливых танцовщиц из клуба. Никогда не встретить его — Ютэку Комацу. — Девушка явно дала понять, что ей не приятно. Мизуки не заметила сквозь своё отчаянье, приближение ещё одного человека, глаза болели от слез, было трудно разглядеть обладателя ровного бархатистого тона. Силуэт в черном, держался расслабленно, одна рука была в кармане, вторая держала какую-то причудливую металлическую жердь, облокотив ту на плечо. Тип медленно стал приближаться, фривольно, словно играя в игру, известную лишь ему одному. — Ты ещё кто такой? Комацу, удовлетворенный своим доминирующим положением, недовольно цокнул языком. Отпустив из виду свою жертву, перевёл взгляд на подозрительного типа, сжимая губы в полоску. — Съебал. Зрение приходит в норму, когда неизвестный подходит к Саито и любезно протягивает ей руку. Вблизи он гораздо выше, чем кажется на первый взгляд. — Посиди в сторонке. Не дожидаясь ответных действий, нагибается, легко подхватывая за грудь, словно тряпичную куклу, косичкой, задевает правую щеку, приятно щекоча. Мизуки не произвольно утыкается в его плечо, ловя запах сигарет и уличной кухни, рука скользит к его спине, нервно сжимая гладкую ткань худи, словно спасительный круг. Он размеренно дышит, вполне расслаблен и спокоен, что ни могло не передаться и ей. Отпуская, усаживает к стене в паре шагах, где она приземлилась в первый раз, та нехотя отлипает от своего спасителя, если его так можно назвать, выпуская мягкий хлопок. Уговаривать было не нужно, Саито облокачивается на холодный бетон и старается даже не дышать, ей хотелось испариться, словно никогда и не было. Всё еще тяжело вздыхая, прикрывает глаза, истерика утихала, только слезы не заканчивались. Ей всё ещё безумно страшно и обидно. Она бы и рада встать и побежать от сюда, но сил не оставалось. Приходилось прилагать неимоверные усилия: ни вырубиться прямо в этом закоулке и ни долбануться башкой об асфальт к совершению чудесного утра. — Слышь, уёбок. Расположение незнакомца мгновенно меняется, как только поворачивается к Комацу, до этого бархатистое безразличие, приобретает хриплые нотки. В миг оказавшись рядом с соперником, замахнув руку со своей хреновиной, хлобыстнул тому по голове. Комацу вовремя не среагировав, получает по черепушке, оставаясь стоять на ногах, пусть и отшатывается на пару шагов назад. — Охуел? Пошарив в карманах кофты, Комацу достаёт нож, неужели он и правда хотел избавится от неё? Глаза широко открываются, завидев раскладушку, обнажающую сверкающие лезвие, где-то там открывается второе дыхание. Ноги сами поднимаются, Мизуки вскакивает, пусть и опираясь на мерзлявый бетон. Тело само шаг за шагом, начинает сдавать назад по стеночки, инстинкт самосохранения — никак иначе. Тормозная, но не глупая. Левая нога оказывается вывихнутой, ужасно отдавая болью, с трудом двигалась, но двигалась, на том и спасибо. Лицо неизвестного, неподвластно для зрения, оставаясь в тени, но даже не теряясь, заносит руку для очередного удара. Психопат уклоняется в сторону, накидываясь с боку, размахивая ножом, тот лишь лениво увернулся и со всей силы пизданул по спине, что Комацу вскрикивает и валится на землю. — Я смотрю, охуевший здесь ты. На парнишку осыпается град ударов ногой, так называемый спаситель, начал хуярить того по голове своими объёмными ботинками с небольшим каблуком. Комацу начавший хрипеть со второго удара, стал откашливаться кровью. Можно было сказать, охуевшей оказалась Мизуки, чей рот открылся в немом звуке, а глаза чуть ли не выполи из глазниц, какого хуя. Остервенело продолжая пиздошить, никак не останавливался, хотя парень, чьё лицо превращалось в месиво уже был на грани. Такими темпами его просто убьют, а Саито, неожиданно для себя, станет свидетелем по делу. Она бы и рада крикнуть остановиться, но голос будто пропал, заставляя открываться и закрываться рот, как рыбе без звука. Самое ужасное, ему нравился сей процесс, лицо было спокойным, без малейшего сожаления, словно занимался рутинным делом, как шнурки завязать или руки помыть. Должна ли она стоять здесь и безучастно смотреть, или? Левой рукой чувствует, краешек стены, Мизуки оставалось только свернуть и перейти на бег, спасение казалось совсем близко. — Далеко собралась? Шарахается и чуть ли не падает, когда парень поворачивается, останавливая пытку Комацу, явно привычными движениями, складывает свою хреновину. Взгляд падает на него, кажется потерял сознание, но оставался жив. Было ли ей жалко — нет. Хотелось бы, чтобы произошло то, что произошло — тоже нет. — Я вызову такси. Опасный тип оказывается рядом, подхватывает Саито, беря на руки, не сильно сжимая. Пахло кровью, его ботинки и даже штаны были запачканы ей, ни единый мускул тела даже не дрогнул. Она была уверена на все сто, он чувствовал тот же запах. Мизуки было страшно, очень страшно. Страшнее, чем с Комацу, хоть тот и хотел причинить ей вред. Открытость и знание каких-то мотивов, гораздо спокойней ощущается, чем неопределенность и скрытая опасность, определенно исходившего от неизвестного. — Я сама дойду. Начала вырываться, пусть даже её уронят, лишь бы так, но выбраться. — Не стоит. Крепче стискивает, блокируя последующие телодвижения. Дальнейший путь проходит в тишине, она не пытается, он же и не начинает. Саито спросила бы его имя, но мысль обрывается на корню — меньше знаешь, крепче спишь.

***

Солнце уже зашло. Сколько сейчас, семь? Пару поворотов и привычный гул Роппонги, приветливо встречает и приглашает вновь окунуться в привычный мир. Любезно усаживает на неподалеку стоящую лавочку, доставая свой мобильник. Приземляется рядом, набирая непонятный номер и помолчав пару секунд, диктует знакомый адрес. Снова слышит его спокойных бархатистый тон, приятно обволакивающий перепонки, и не скажешь, что только что чуть не убил человека. — Теперь ты моя должница. Усмехается, убирая телефон в карман. Под светом солнца, удобнее рассмотреть парня. Бесформенное худи серого цвета, джинсы, кажется, он был в ресторанчике неподалеку. Волосы собраны в растрёпанные косички, странного окрашивания, кому в здравом уме, придет осветлять по длине? Здравый ум — не про этого парня, уж точно. Перед глазами, стояла картина с избиением Комацу. Было ужасно осознавать возможность его смерти в том закутке. Не то что Мизуки была очень чувствительна и интересовалась судьбой всего живого, но тогда её мир перевернулся от такого потрясения. От жестокости парня сидящего рядом. Он казался её одногодкой. Жутко осознавать, этот тип мог бы учиться с ней в одном классе или жить по соседству. Конечно, Саито испытывала чувство благодарности, но зрелище избиения всё мелькало перед глазами. Как после случившегося можно спокойно передвигаться по улице и выходить на работу? Цудзи-сама будет в ужасе, услышав сегодняшнее происшествие. Точно попросит найти другую подработку, а ещё хуже обратится в полицию. Какие будут последствия, после вскрытия правды, в виде подростка работающего в стрип-клубе? Такое представлять страшно. А родители, что скажет семья? Нет, и ещё раз нет! Саито будет нема как рыба и никто об этом не узнает, даже Фуджи. Она уж точно не должна! И всё же, какой мотив был у Комацу, что хотел сделать? Мизуки всё же повезло встретить этого пугающего типа, решившего помочь. Хоть тот совершенно не тянет на героя, да и вообще как он узнал их местоположение, если был в ресторанчике? Запах сигарет, вышел покурить и шел с самого начала, вполне логично. — Эй, машина подъехала. Легко касается плеча, вставая и направляясь на парковку. Саито только сейчас осознала, какой он дылда, особенно для типичных представителей Японии, такого и за километр приметишь, а в её случае ещё и стороной обойдешь, упаси заметит и достанет свою железяку, решив по головушке настучать, так для профилактики. Парковка встретила множеством машин, как-никак типичное рабочее утро в Роппонги. Машины приезжали и уезжали, люди спешащие кто-куда. Забегаловки, что закрывались на перерыв, снова открывают двери. Обычная утренняя спешка в выходной день. — С-спасибо. Мямлит, залазия в машину и в последний раз оглядывая парня. Тот решается закрыть дверь, помахивая рукой, но медлит, оставляя шелку. — Меня, кстати, зовут Ран.