pinkish

      Рози топала ножками по всему заднему дворику мамы Фрэнка, туда-сюда передвигаясь между группами людей и показывая всем, насколько теперь она была крутой, раз сама умела ходить на своих двоих.             Как оказалось, она любила быть в центре внимания. Что абсолютно неудивительно, учитывая, кто ее родители.             Фрэнк сидел рядом с Джерардом с огромной улыбкой на лице наблюдая за тем, как она подошла к Рэю и Майки, увлеченным разговором о музыке. Они стояли в паре метров от папы Джерарда, который готовил что-то на гриле, купленном еще матерью Фрэнка его отцу на Рождество, когда Фрэнку было всего двенадцать. Рози схватилась за штанину Рэя, чтобы не упасть, и улыбнулась им, обнажая зубки, когда те зааплодировали и сказали ей, какой же клевой и умной маленькой девочкой она была. После этого Рози отпустила джинсы Рэя и пошла за комплиментами к Лорен и мамам Джерарда и Фрэнка, после чего, проделав тот же ритуал, направилась к папе Джерарда.             — Такая она выпендрежница, — сказал Джерард Фрэнку с кривой улыбкой на губах.       Фрэнк немного откинулся на садовом шезлонге.       — Мне кажется, ей нравится из всего делать шоу, — согласился он, заставляя Джерарда рассмеяться.             Когда Рози направилась к двухлетним близняшкам Майки, Фрэнк поднялся и быстро взял ее на руки, пока она не успела схватиться за их головы в качестве поддержки и не расстроилась от вероятного отсутствия желаемой реакции. Эти милашки, Дафни и Клео, точно не были ее идеальной публикой.             Рози захныкала, когда Фрэнк поднял ее на руки.       — Пати-пати-пати, — завопила она, агрессивно указывая ручками на землю. Рози выучила это слово пару дней назад, поначалу заставляя Фрэнка думать, что она наконец-то говорит «папа» или скорее какую-то вариацию этого слова. Но она произносила его, только когда ее кто-то брал на руки, и ей это крайне не нравилось, поэтому Фрэнк довольно быстро понял, что «пати» на самом деле значило всего лишь «пусти».             — Неси ее к нам, милый, — с другого конца двора крикнула ему мама Джерарда. — Мы с твоей мамой поиграем с малышкой на траве.             По словам Джерарда, миссис Уэй и Рози довольно сблизились за последние несколько недель, однако, у Фрэнка до этого времени не было возможности в этом убедиться из-за работы. Но, кажется, Рози хорошо себя чувствовала в ее компании, да и Фрэнку мама Джерарда довольно нравилась. Так что он не видел проблемы в том, чтобы довериться и принести Рози ей, поэтому поставил малышку на газон рядом с Лорен и его собственной матерью.             — Все, отпускаю, — сказал Фрэнк, поставив Рози вниз, чтобы та сделала пару шажков, а потом радостно упала на траву, переворачиваясь на спину. — Спасибо, мам.       — Привет, красотуля, — начала сюсюкаться с ней его мать.             Рози схватилась обеими ручками за ее ногу и, окруженная четырьмя взрослыми, надула губы и начала плеваться, издавая неприличные звуки ртом.             Лорен от ее очарования захлопала в ладоши.       — Какая она милашка!             — Хах, это точно, — согласился Фрэнк.             Мать Фрэнка рассмеялась прямо в свой стакан с газировкой.       — Сразу начинаешь скучать по тому времени, когда твои мальчики были маленькими, правда же? — спросила она миссис Уэй, которая понимающе кивнула и присела рядом с Рози, чтобы пощекотать ее животик.             — Я тоже хочу ребеночка, — сказала Лорен, когда Фрэнк уже направился обратно к своему шезлонгу.             Проходя мимо Рэя, он поймал его взгляд.       «Спаси меня», — одними губами произнес тот, мотая головой от ужаса.             Фрэнк лишь закатил глаза и сел рядом с Джерардом. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы удобно расположиться на сидении, потому что он все еще чувствовал жжение в заднице после вчерашнего вечера, когда они трахались по ощущениям не меньше четырех часов.             Они были достаточно далеко от остальных, чтобы никто их не услышал, когда Джерард наклонился чуть ближе к Фрэнку.       — Все еще болит? Ну… там?             Фрэнк прикусил губу, чтобы громко не рассмеяться, и кивнул.       — Не парься.             — Прости меня, — нахмурился Джерард.             — Не за что здесь извиняться, — сказал Фрэнк, с жадностью облизывая губы. — Мне нравится чувствовать тебя даже на следующий день.             Глаза Джерарда тут же округлились, и Фрэнк был уже на грани того, чтобы предложить ему сбегать наверх и быстро перепихнуться. Но внезапно он услышал слова его матери, которые она адресовала миссис Уэй и Лорен, и они очень привлекли его внимание.             — Пусть даже Фрэнк и был еще слишком юн, новость о Рози меня даже не удивила, — сказала она, жестикулируя одной рукой и смеясь. — Но видели бы вы его лицо. Он выглядел так, будто сейчас штаны намочит от страха. И Рози он держал так, — она легонько дернула за прядку волос малышки, которая все еще сидела на траве, — словно она сделана из стекла.             Лицо Фрэнка тут же вспыхнуло от стыда, и он опустил свой взгляд в землю.             — Что они… — заговорил Джерард. — Оу.             — Наверняка ему было очень тяжело вот так внезапно начать заботиться о ребенке, — сказала миссис Уэй. — Уверена, ему была нужна вся та помощь, которую вы хотели ему предоставить.             Его мать импульсивно фыркнула, и только по этому звуку Фрэнк понял, что в ее стакане была далеко не газировка.       — Поначалу так и было. Но когда Фрэнки был ребенком, он никогда во мне не нуждался… он слишком сильно хотел быть независимым.             — Я тоже единственный ребенок в семье, — сказала Лорен. — По опыту скажу, что мы склонны вырастать такими.             Его мать продолжила говорить, как будто и не услышав девушку.       — И, понимаете, когда он принес ее, я думала, будет ли ему труднее воспитывать ребенка, чем всем остальным… ну, из-за его желания независимости. Но даже при всем этом Рози растет довольно смышленой и послушной малышкой, правда же?             Этот сомнительный комплимент ощущался настоящей пощечиной. Раньше Фрэнк и не подозревал, насколько же мало веры было у окружающих в том, что он может стать хорошим родителем. Конечно, у него были проблемы с деньгами и отсутствием опыта, но, говоря о Рози, Фрэнк всегда старался делать для нее все, что только мог. Прийти за помощью к своей матери, когда Рози только-только появилась в его жизни, было для него самым трудным испытанием, а теперь она насмехалась над ним за это. Вот, значит, в каких они теперь отношениях.             — Да, у меня действительно прекрасная дочь, — громко сказал Фрэнк, убеждаясь, что мать его слышит. — Наверное, ей просто повезло, что ее жизнь не похожа на полный пиздец, учитывая то, какой неудачник ее отец.             Во дворе повисло напряженное молчание, и даже папа Джерарда перестал переворачивать на гриле бургеры и хот-доги. Единственным человеком, который издавал звуки, была Рози, катающаяся по траве и не перестающая хихикать.             Джерард рядом натянулся как струна, а лицо матери Фрэнка в секунду помрачнело.       — Перестань уже, Фрэнки…             Фрэнк помотал головой.       — Нет уж, с меня хватит.             Он проследовал в дом, пока никто из присутствующих не успел сказать ни слова.              

***

             Фрэнк, конечно, не уехал из дома матери в ту же секунду. Ужин еще готовился, а его ребенок по-прежнему забавлялся во дворе на газоне с его матерью и друзьями. Вместо этого он рухнул на диван в гостиной и прижал подушку к собственному лицу. В этой темноте Фрэнк надеялся, что ему удастся подавить в себе эмоции и слезы, уже готовые политься в любую секунду. Если никто не видел, как он плачет, а он притворится, что не плакал, то это же не считается, верно?             Он не был удивлен, когда услышал, как открылась и закрылась стеклянная дверь, ведущая во двор, или как продавились под чужим весом диванные подушки рядом с его сложенными ногами. Пальцы, нежно поглаживающие его по бедрам и коленям, естественно, принадлежали Джерарду — к этому времени он уже без труда мог распознать именно его прикосновения — и Фрэнку его касания приносили огромное облегчение, но эту мысль он решил оставить при себе. Будь это кто-либо другой, он бы получил мгновенный удар по лицу.             — Если ты здесь, чтобы почитать мне нотации о том, что я должен лучше относиться к своей маме, то поучи кого-нибудь другого, — проворчал Фрэнк, приглушенным подушкой голосом.             Джерард медленно выводил пальцами круги на его голени.       — Я пришел не для этого, — сказал он, убирая подушку от лица Фрэнка и опуская его ноги на пол. Фрэнк даже не стал сопротивляться. Когда он ровно сел, Джерард обнял его, и Фрэнк уткнулся носом ему в грудь. — Я просто хотел проверить, что ты в порядке.             — Все нормально, — пробубнил Фрэнк в футболку Джерарда. Она немного пахла застиранной тканью и запахом его тела.             Большой палец Джерарда поглаживал его по виску.       — Люди, у которых все нормально, обычно не убегают, хлопнув дверью, с семейного барбекю после того, как их мама бросила в них один осуждающий комментарий, — мягко произнес он. — Я ни в чем тебя не виню. Просто констатация факта.             Фрэнк прикрыл глаза и на секунду сосредоточился лишь на дыхании Джерарда, на том, как размеренно поднимается и опускается грудь напротив его лица.       — Я устал чувствоваться себя рядом с ней никчемным куском дерьма, — наконец-таки пробормотал Фрэнк. — Но она всегда находит, что сказать, чтобы напомнить мне об этом, понимаешь?             — Мне правда очень жаль, Фрэнк, — сказал Джерард. На мгновение он затих, а затем продолжил. — Не знаю, поможет ли это, но я вижу, что ты просто замечательный папа. И это вышло вовсе не случайно, или что там твоя мама имела в виду.             Желание разреветься теперь усилилось втрое. Но вместо того, чтобы позволить слезам взять над ним верх, Фрэнк отстранился от груди Джерарда и прижался в поцелуе к его губам. Движения губ оставались легкими и в какой-то степени целомудренными, потому что они были нужны, только чтобы ощутить в них комфорт и утешение, а не впадать в страстное отчаяние усмирить желание.             Спустя минуту вновь открывшаяся стеклянная дверь вынудила их оторваться друг от друга. Фрэнк повернул голову и увидел в дверях Рэя, держащего в руках хнычущую Рози.       — Эм, думаю, ей нужно сменить подгузник, — сказал Рэй, очевидно, чувствуя целую тонну неловкости. — Она плачет, а еще, кажется, обмочилась.             — Спасибо, Торо, — сказал Фрэнк, поднимаясь, чтобы забрать у него Рози, и пытаясь при этом стереть с лица выражение безысходности или хотя бы притвориться, что все нормально. — Я ей займусь.             — Ладно. — Рэй в нерешительности прикусил губу. — Эй, ты ведь в порядке, да?             — Ага, все хорошо, — ответил Фрэнк, и Рэю этого оказалось достаточно, так что он кивнул и вышел из дома.             Джерард последовал за Фрэнком, который схватил сумку с подгузниками Рози по пути через главный коридор в свою детскую спальню (теперь уже гостевую), чтобы ее переодеть. На пару напряженных минут никто из них не говорил ни слова: даже Рози оставалась тихой, совсем немного хныкая. Но когда дело касалось рутинных задач, вроде смены подгузника, Джерарду и Фрэнку не требовались слова, чтобы понять друг друга, не с этой закрепившейся последовательностью действий, которую они выработали за месяцы ухода за Рози. Джерард расстелил пеленку на старой кровати Фрэнка и передал ему влажные салфетки, детский крем и сам подгузник, избавляясь при этом от старого, пока Фрэнк занимался самой Рози.       Как только малышка была готова, Фрэнк забрался на кровать вместе с ней, уютно устроившейся на его руках, и, видимо, не собираясь в ближайшее время возвращаться к остальным во дворе. Джерарду оставалось лишь подползти и лечь рядом с ним.             — Я все еще не до конца понимаю, что произошло между тобой и мамой, — тихо произнес Джерард. — Кажется, как будто я упускаю важную деталь в этом паззле, которая должна придавать ему смысл.             Фрэнк вздохнул.       — Я предупреждал тебя, что это длинная история, и… — он пожал плечами, — я не знаю, имеет ли она вообще хоть какой-то смысл.             Джерард опустил голову на плечо Фрэнка. Теперь личико Рози было всего в паре сантиметров от его лица, поэтому она протянула ручку и погладила его по щеке, как обычно гладил ее Джерард.       — Я просто хочу тебя понять, — сказал он.             И так Фрэнк решил рассказать эту историю с самого начала.              

***

      Было трудно вспомнить, когда именно зародилась его ссора с мамой.              Временами Фрэнк считал, что все началось с развода его родителей, когда ему было тринадцать. Пусть даже его мать никогда не скрывала свое недовольство его отцом, ей так и не удалось побороть в себе чувства к нему, и она ненавидела каждого, кто говорил ей, что из их брака ничего не выйдет. Она решила справляться с общим разочарованием в собственной жизни путем концентрации внимания на том, что о ней думали другие люди — в частности, о Фрэнки — поэтому старалась сделать все, чтобы он вырос идеальным сыном. Но с каждым днем Фрэнк все больше и больше скучал по своему отцу, мечтая, что когда-нибудь он будет жить с ним в Нью-Йорке.             — И почему ты не переехал к нему? — спросил Джерард.             — По многим причинам, — ответил Фрэнк, позволяя Рози побаловаться с его часами, меняя на них время. Было уже пять часов вечера, но теперь стрелки указывали на три часа ночи. — В основном потому, что мой папа зарабатывал деньги в турах со всякими группами, и большую часть времени не был дома.             Рози потеряла интерес к часам, и теперь начала целенаправленно тыкать Фрэнка в подбородок.             Джерард кивнул.       — Значит, ты пошел по его стопам, — сказал он. — Наверняка, твоя мама из-за этого очень гордилась тобой.             — Ага, сейчас дойдем и до этого момента, — печально усмехнувшись, сказал Фрэнк.       Иногда Фрэнк все же находил проблемы со своей матерью, возникшие еще в его далеком детстве. Она никогда не понимала его раннее и последующее увлечение музыкой, хоть и сама была замужем за музыкантом, и всегда находила причины, чтобы отвлечь его от игры на гитаре. Сначала ему нужно было сделать домашнюю работу, потом убраться на чердаке, а затем уже было слишком поздно играть, потому что он мог разбудить соседку Джули, которая улеглась спать.             Но периодически их отношения не казались такими уж и плохими, пока не пришло время старшей школы. В эти моменты он постоянно задумывался, как это все так быстро пошло по накатанной. Конечно, все ругаются со своими родителями, но не каждый обрывает с ними связь в первые годы своего взросления.             — В этот период произошел какой-то инцидент? — попытался угадать Джерард. — Когда тебе было восемнадцать.             — Скорее череда инцидентов, — сказал Фрэнк. — Но да, ты прав.             Как любой нормальный ребенок, переполняемый подростковой тревогой, умеющий играть на гитаре и разбирающийся в местной музыке, Фрэнк направил всю свою безысходность в панк-группу, которую собрал вместе с такими же сгорающими от ярости школьными друзьями. К тому моменту, как подошел к концу его предпоследний год обучения, его друзья уже выпустились из школы, а Pencey Prep стала достаточно популярной, в результате чего им приходилось раз за разом отменять концерты, потому что на утро Фрэнк должен был присутствовать на уроках.             — Думаю, я понял, к чему это все ведет, — сказал Джерард.             Фрэнк сухо рассмеялся.       — Довольно очевидно, да? Но моя мама отреагировала так, словно я, даже не знаю, собирался сбежать и присоединиться к какому-то цирку, когда я сказал ей, что хочу бросить школу.             Семнадцатилетний Фрэнк наивно надеялся, что его мать поймет его страстное желание отправиться в тур; все-таки они с его папой познакомились как раз, когда тот путешествовал со своей группой, так что ей этот стиль жизни был вовсе не чужд. Он не был готов столкнуться с той яростью, в которую она пришла в день, когда Фрэнк решил поделиться с ней планами на свой восемнадцатый день рождения. Она плакала, кричала, звонила его отцу, а когда ничего из этого не сработало, она поставила Фрэнку ультиматум: либо он заканчивает школу, либо он уходит из дома и больше никогда не возвращается.             — Наверное, она думала, что я приду в чувство и одумаюсь, — сказал Фрэнк, ощущая, как волна печали каждый раз накатывает на него, когда он вспоминает этот период своей жизни. — А я думал, что она возьмет свои слова назад. Но, похоже, мы оба ошибались.             Самый жалкий момент за всю его жизнь случился спустя сутки молчания от его матери в его гребаный день рождения, за которым последовал процесс обработки документов об отказе в обучении. И как только Фрэнк почти перестал плакать, он позвонил Рэю и попросился пожить у него как можно скорее.             — П-привет, Торо, — всхлипнул он, прижимая телефон плечом к уху, пока шмыгал носом и бросал все, как он считал, необходимые вещи на свою кровать. Было немного за полночь, он убедился в этом по тому, что в комнате его матери уже погас свет. — Я не… не думаю, что она, эм, передумает.             Рэй испустил тяжелый вздох.       — Это просто херня какая-то. Мне стоит взять фургон, чтобы забрать твои вещи?             Это был вечер вторника, а Рэй никогда в жизни не прогуливал школу, но, тем не менее, он все-таки приехал к дому Фрэнка на мамином минивэне и помог ему сложить в него необходимые вещи без тени сомнения или осуждения. Один только этот поступок отпускал Рэю все его будущие грехи, которые он совершил, пока дружил с Фрэнком, иногда все же принимая сторону его мамы.             — Так что я спал на старой кровати его брата Луи около пары месяцев, пока Pencey не отправились в тур, — сказал Фрэнк Джерарду.             — Боже мой, — ответил Джерард. — И ты все это время совсем не общался со своей мамой? Она разве не переживала, где ты пропадаешь?             Фрэнк пожал плечами.       — Думаю, у нее никогда не возникало вопросов, у кого я мог остановиться, но позже я узнал, что уже на следующий день она позвонила миссис Торо, чтобы убедиться, что я в порядке.             — Что ж, это мило. Наверное… — уныло произнес Джерард.             — Она должна была позвонить мне, — возмутился Фрэнк, смотря на малышку в его руках, и не представляя себе, как родитель мог вот так просто перерубить всю связь со своим ребенком. — Я просто чувствовал себя так, словно она больше не хочет, чтобы я был частью ее жизни, понимаешь? Но я бы ответил ей, если бы она позвонила.             — А что об этом думал твой папа? — спросил Джерард.             — Он, наверное, хотел, чтобы я продолжал делать свое дело, вот и все. — Фрэнк немного переместил Рози на своих коленях, чтобы не было так больно, когда она попыталась встать на нем ножками. — Но к тому времени они с мамой довольно нечасто общались, да и я ему особо ничего не рассказывал, так что он не знал о том, что происходит.             Что было иронично, учитывая, как в итоге все обернулось.             Следующие несколько лет были беззаботными и невероятными. Турить с Pencey Prep — петь и исполнять песни, которые он написал для людей, понимающих, что он каждую ночь пытался им донести — это так переполняло Фрэнка энергией, как ничто другое. В тот момент это послужило для него доказательством, что бросить школу было правильным решением. Ну и что, что он не разговаривал со своей матерью несколько дней, недель, месяцев, лет? Он нашел новую, лучшую семью в своих товарищах по группе.             И вдруг, на сорока милях по шоссе черт знает где в Огайо, спустя три года, как он бросил школу и покинул дом своей матери, телефон Фрэнка зазвонил.             Была его очередь сидеть за рулем, так что он попросил своего товарища Шона ответить на звонок. После краткого приветствия глаза Шона чуть не вылетели из орбит, и он повернулся к Фрэнку.       — Чувак, — сказал Шон. — Это твоя мама.             Остальные спали сзади, откуда послышались возгласы недовольства, как только Фрэнк остановил фургон на усыпанной гравием обочине. Но он их проигнорировал, тут же прижимая телефон к уху.       — Алло? — дрогнувшим голосом от внезапного волнения произнес Фрэнк. — Мам?             Его сердце сделало кульбит, и ему захотелось разрыдаться от облегчения. У него практически кружилась голова только лишь от предвкушения, что его мама снова с ним заговорит. Но когда она все же заговорила, ее голос звучал хрипло и серьезно, едва ли похоже на то, как она звучала раньше даже в самых худших ее состояниях.       — Дорогой, тебе нужно возвращаться домой, — ее слова прозвучали с отрепетированной твердостью. — Твой отец… Фрэнки, даже не знаю, как тебе об этом сказать. Твой папа умер прошлой ночью.             Единственное, о чем он сожалел в этот самый мрачный период своей жизни, — это о том, что покинул похороны до того, как они закончились, потому что просто не мог больше находиться в одной комнате со своей матерью, когда рядом не было папы, чтобы его утешить. Это был последний раз, когда он ее видел, до того, как появился на пороге ее дома с беспрестанно плачущим младенцем.             — Но что конкретно она сделала? — спросил его Джерард. — В смысле, помимо того, что выставила тебя из дома?             — Она мне не рассказывала, — ответил Фрэнк, изо всех сил стараясь проглотить ком, нарастающий в горле. — Он был… он болел уже долгое время. Месяцы. Я мог бы провести эти последние дни рядом с ним. Но она решила, что я не заслуживаю об этом знать.             — Она тебе так сказала?             Фрэнк кивнул.             — Ох, Фрэнки, — произнес Джерард, приподнимаясь и утягивая Фрэнка в объятия, отчего Рози весело завизжала на его коленях. — Я… я даже не знаю, что сказать. Мне так ужасно жаль.             — Конечно, я знаю, что тоже проебался, моя вина безусловно есть, — наконец продолжил Фрэнк, позволив единственной слезинке скатиться по его щеке, быстро стирая ее ладонью. Он чувствовал, что истерика была на подходе, но к этому моменту ему удавалось ее сдерживать. — Но я же был ребенком, понимаешь? И я просто скучал по своему папе.             — Боже мой. Фрэнк. — Джерард нежно взял его за подбородок и приподнял голову, отчего они теперь смотрели друг другу в глаза. — Давай поедем домой, хорошо?             Фрэнк кивнул, и Джерард отвез их в квартиру прежде, чем ужин был даже приготовлен. Может, вот так внезапно уехать было грубо, и, может, ситуация не стала бы еще хуже, если бы он остался и поговорил со своей матерью. Но оказаться дома было так приятно, а еще лучше было чувствовать себя в тепле между Джерардом и его маленькой девочкой по обе стороны от него. Руки Джерарда обвили его талию, успокаивая и даря ощущение такой близости, какой он не чувствовал в этой постели с ним еще никогда.