Искра между ними

Он все же отстраняется от нее через час или полтора, медленно отпускает, укутывает в одеяло плотнее, в надежде, что она не заметит его отсутствия во сне, и выходит. Пожалуй, ему все-таки нужно поговорить с Кристиной — об Алле, да и вообще. — Я пока останусь у вас, — Кристина сразу сама себя пригласила, и спорить с этим довольно бессмысленно. — Ей полезно будет общаться с тем, кого она давно знает. Эту шпильку пропустить мимо ушей уже довольно трудно. — Так может, Филиппа позовем? — Не помешало бы, — серьезно говорит Кристина. — Нет. — Это уже начинает раздражать. Дай ей волю, она и Болдина притащит, и папу своего. Для пользы дела Макс бы и на черта лысого согласился, конечно, но в таком случае первое, что Алла сделает, оказавшись в здравой памяти, — задушит его. — Кроме того, она не позволит все за нее решать. — Это тебе не позволит, — огрызается Кристина. — Мы с ней поедем завтра гулять, покажу ей разные места, где мы были в моем детстве. Может быть, она что-то вспомнит. Максиму все это совсем не нравится, он не хочет отпускать Аллу от себя, не хочет отпускать ее вообще из дома, но если она поддержит идею дочери, то их не удержишь. Он вздыхает. — Постарайся хоть на минуту унять свой энтузиазм. Она была в аварии, у нее синяки еще не все зажили, не нужно таскать ее по всей Москве. — Откуда ты про синяки знаешь? — Так, хватит, — Макс вздыхает, поднимается. — Перестань меня ненавидеть хоть на минуту. — Куда она ездила? — резко спрашивает Кристина, и Макс медленно оседает обратно на диван. Куда она ездила? Если бы он знал. Максим сразу же переговорил с водителем, но тот не знает. Алла не сказала ему ни адреса, ни цели поездки, этой целью мог бы быть любой район Москвы. Но она совершенно точно никуда не собиралась накануне. С собой у нее были документы, какие-то личные вещи, но Максим не рылся в них, конечно. Может, стоило бы? Может быть Алла права, и она скрывала от него что-нибудь? Видя его задумчивость, Кристина даже притихла как-то. — Ты правда не знаешь? — Не знаю, — вынужден признать Максим. Они сидят несколько минут в полной тишине. — Я знаю, — наконец говорит Кристина, — она ехала в церковь. Максим поднимает голову. В церковь? В целом, похоже на Аллу, но к чему была спешка? Она ведь сказала, что торопила водителя. — Это не объясняет, что именно тебя разозлило и при чем тут я. Можно больше конкретики? — Да можно, чего уж, ты и сам узнал бы, если бы проверял почту, — говорит Кристина невесело. — Эта попытка оплодотворения не удалась. Из клиники позвонили тебе, ты не взял трубку из-за концерта, и тогда позвонили ей. Максим закрывает глаза медленно, прокручивая услышанное в голове. Все становится на свои места. Она расстроилась, сорвалась, ей было необходимо попасть в церковь, при чем явно в какую-то конкретную, и поэтому она торопила водителя. И из-за концерта ему не позвонила. Это была уже вторая неудача, а Алла ведь почти отчаялась после первой. А сейчас, кажется, его очередь впадать в отчаянье. Для Макса это словно гром среди ясного неба, он был свято уверен, что у них теперь получится. — Не говори ей, — просит Кристина хрипло. — Почему? Она не помнит, что хотела детей. Может, сейчас самое время ей об этом сказать, будет легче. — Не говори ей, — повторяет Кристина с нажимом. — Я допускаю, что ты права, — медленно соглашается Макс. — Может быть будет лучше, если она не узнает сейчас. Но если она спросит, я врать ей не буду. Кристина встает, закатывает глаза. — Невыносимый сахарный сироп, как вы тут еще с тоски не удавились, — и уходит быстро. Макс смотрит ей вслед задумчиво. Сахар. У Аллы и так много всего в жизни было «не сахар», она заслужила эту сладость, и Макс не считает необходимым придумывать сложности. Придется рассказать ей о неудаче с ребенком, возможно, теперь у них и не получится ничего. Он все равно звонит в клинику сначала, чтобы все проверить.Теплится надежда, что Кристина что-то неверно поняла, но, конечно же, нет. Он сидит в кабинете несколько часов, просто вертит телефон в руках, пишет на листе какие-то правки к монологам, но сосредоточиться не выходит. Все вокруг выводит его из себя и отвлекает — тиканье часов, оповещения на мобильном, глухая тишина вокруг из-за которой это тиканье еще сильнее раздражает. Алла по-хозяйски толкает дверь, входит без стука, и Максим улыбается этому. Она, похоже, наконец-то чувствует себя дома. — Отдохнула? — Что-то случилось? — Алла подходит ближе и Максим мягко тянет ее к себе на колени. — Немного поцапался с твоей дочерью, но это не новость, — говорит он мягко, обнимает ее за талию. — Мне интересно... глядя свежим взглядом, скажи, тебе скучно со мной? Почему-то после разговора с Кристиной хотелось это спросить. У них ведь действительно все и всегда было ровно, без скандалов и драм, да и дома вдвоем они часто просто сидели у телевизора, не разговаривая ни о чем. Раньше казалось, это потому, что им спокойно и хорошо вместе, но что если она так не думает? Алла мешкает буквально секунду, потом усмехается так привычно и даже грубовато. — А должно? С тобой весело, по крайней мере пока. Максим улыбается и осторожно ее целует. Кристина просто не понимает, и никогда не поймет, насколько прекрасно быть рядом без истерик и ссор. — Ты закрыла дверь? — Никто не войдет без стука, как ты думаешь? — Алла наклоняет голову на бок. Поразительно, насколько она все такая же, как была до аварии. Максим безумно хочет посадить ее на стол, взять ртом прямо здесь, но она закричит, и в коридоре будет слышно. — Нет, пойдем отсюда. Он подхватывает ее на руки, снова целует всю дорогу до спальни, и Алла отвечает на поцелуй охотно, запускает пальцы в его волосы. — Я люблю тебя... — скользит ладонями по ее бедрам, сжимает талию, целует плечо через ткань рубашки. — Люблю. — Медленно раздевает, покрывая поцелуями белую кожу. — Тебя. — Прижимается губами к ярким синякам на ее ребрах, бедре. Почему нельзя защитить ее от всего? — Люблю тебя. — Сгибает ее колено, проходится поцелуями вверх по внутренней стороне бедра. — Моя. — Он медлит, вырывая из нее стон, и только потом припадает губами к ее промежности, скользит языком, чувствуя ее вкус. Так скучал. — Моя. Она вскрикивает, приподнимая бедра, и Максим только сильнее сжимает на них руки. — Моя. Люблю. Алла снова вскрикивает, жмурится. Так сладко — прихватить губами клитор, скользнуть языком ко входу, чувствуя, что она дрожит под ним и так отчаянно сдерживает стон. «Нет, дорогая, мы не для того перешли в спальню, чтобы сдерживаться». — Мась! Его прошибает словно током, она в самом деле помнит, как называла его, или из интервью подцепила? Максим резко поднимается выше, целует ее в губы, давая почувствовать ее собственный вкус, и толкается плавным движением, глядя только в ее глаза. — Люблю. Темп четкий и выверенный, Максим обожает, как она кричит. — Моя. Обожает, как дрожат ее ресницы, как волосы разметались по подушке, как ногти сильнее впиваются в его плечи. — Хорошая. Она снова срывается первой, и Максим толкается еще несколько раз, прежде чем обессиленно уткнуться в ее плечо. — Ты назвала меня... — начинает он, но дыхание подводит, нужно отдышаться. — Как? — не понимает Алла. — Так ты не помнишь? — удивляется Максим, глядя на неё с любопытством, касается щеки нежно. — Нет. Значит, не специально?.. Максим не отводит взгляда, ему ведь точно не показалось, он слышал, как она к нему обратилась. — Мне показалось, ты что-то вспомнила, — наконец говорит он осторожно, задевает рукой ее волосы, запускает в них пальцы. — Не уверена. Я сказала «Мась», ты об этом? Ну, не тяни кота за хвост, я тебя так называла раньше? — уточняет она нетерпеливо. — Да, ты так меня называешь, Аллусь, — Максим целует ее плечо коротко. — Кое-кто даже считает, что это слишком слащаво. — Кое-кто — это Кристина? Она смеется, и Максим невольно тоже, и обнимает ее крепче. — Если я не все вспомню? — спрашивает вдруг Алла. — Мне показалось, что я могу очаровать тебя заново, — отзывается Макс. — Сначала я был не уверен, но... Ты остаешься моей женой, даже когда не помнишь. Алла лежит в его объятиях и разглядывает его также внимательно, как он смотрит на нее. — Чем мы занимаемся все время, если я не работаю? — Ну, во-первых, иногда ты работаешь, — отзывается Максим. — Передачи, корпоративы, бывает, концерты ведешь. Ты только сольную карьеру прекратила. Во-вторых, ты обычно такая зажигалка, вечно дела какие-то. Сейчас ты занимаешься садом, иногда мы вместе... И ты пишешь музыку. — Звучит скучно. — Ты работала с шестнадцати лет, — возражает Максим. — И заслужила отдых. К тому же, мы не нуждаемся в деньгах. — Ты не нуждаешься, — уточняет Алла. — Прекрати. Во-первых, мне невероятно приятно зарабатывать на наши расходы. Во-вторых, ты скопила много денег, просто мы их не тратим. — Как предусмотрительно с моей стороны, — хмыкает Алла. — Ты хотела оставить эти деньги детям, — говорит Максим, не подумав. Он чувствует, как она мгновенно напряглась в его руках. Как мышцы под его ладонями стали тверже, как ее дыхание стало тяжелее и медленнее. Замечает, как плотно на мгновение поджались ее губы. — Ты обещал приостановить процесс. А теперь придется все ей рассказать. Кристина просила не делать этого, но как он может так поступить? — Помнишь, я говорил, что мы друг другу не врем? — начинает Максим издалека. Он немного отстраняется, но все еще держит ее за плечи. Лучше сказать обо всем сразу и быстро. — Там все без меня приостановилось. Попытка не удалась и они позвонили тебе. Она приоткрывает губы, медленно отпускает Максима, отстраняется. — Ты уже уехал, — голос Аллы звучит как в записи, глухой, ровный и далекий. — Я переспрашивала три раза, потому что все было на английском. Не стала тебе звонить, ты бы все равно не взял трубку из-за концерта. Я позвонила Кристине. А потом решила, что нужно поставить свечку, увидеть батюшку, и... Она прячет лицо у него на плече, и Максим снова прижимает ее к себе. — Я так и понял, — говорит он тихо. Неужели она вспомнила? Именно это вспомнила. — Родная, мне так жаль. Максим снова гладит ее по волосам, в надежде как-то успокоить, хотя понимает, что это все не поможет. — Давно ты знаешь? — Кристина сказала сегодня, — он берет ее лицо в ладони и едва ощутимо касается губами ее губ. — Голова не болит? — Нет. — Она опускает ресницы, они подрагивают, хотя она не плачет. — Я не все помню, в голове как будто вата. Заснуть у него снова не получается. Уже которую ночь. Макс сидит на краю кровати, касается бедра Аллы через одеяло и смотрит в темноту перед собой. Она уже вспомнила его, их. События последних дней и недель перед аварией, а скоро вспомнит и всю их жизнь вместе. Всю свою жизнь до него. А о детях они так и не говорили снова. Максим не знает точно, почему вера в лучшее изменила ей сейчас, но у Аллы словно руки опустились, а ведь именно она так горела этой идеей раньше. Делать что-то с этим придется ему, а Максим не знает, за что ухватиться, как это исправить. Ночами он роется в интернете, так до конца и не понимая, что и зачем ищет. Но отчего-то кажется, что он может нащупать нить, которая приведет его к ответу, поможет дать ей уверенность во всем, что они задумали. Ему важно погрузиться в тему самому, а не спрашивать Аллу, чтобы во всем разобраться. Незаметно для себя он становится задумчивым и слегка заторможенным, словно все напряжение последних недель наконец-то отпускает его. Алла в порядке сейчас, и ему уже не нужно каждую секунду быть сильным. На разговор он решается только после отъезда Кристины. Хотя «решается» это громкое слово, скорее уж Алла загнала его в угол. — Ты такой насупленный в последние дни. Скучаешь по моей забывчивости? Максим усмехается нервно, но к теме переходит сразу же, все равно она сможет вытянуть из него любые секреты, что бы он там себе ни думал. — Если я покрещусь, мы сможем обвенчаться. Алла растерянно замирает, смотрит на него долго, оценивающе. Максима нельзя назвать атеистом, но и верующим он себя не считает, о чем неоднократно говорил ей — и теперь Алла все это прекрасно помнит. Помнит и не понимает, зачем он это предлагает. — Меня и так уже Бог наказал за то, что я венчалась и развенчивалась... — говорит она едва слышно. Максим только смотрит ей в глаза, ничего не говорит больше. Она должна поверить ему сама, должна почувствовать, что у них так не будет — он никогда ее не оставит, она тоже не захочет уйти. Развенчаться им и в голову не придет, они оба это знают, а ей просто нужно время, чтобы осознать, и Максим не торопит. Касается безымянным и средним пальцами ее щеки, проводит вниз к подбородку едва задевая кожу. Если бог есть — а ведь Алла правда так думает — то они должны быть женаты и перед ним тоже. Если бог есть — он должен защитить ее от всего, она и так слишком много страдала. Если бог есть, то он даст им детей. И Максим готов просить, если это поможет. Хуже-то точно не будет. — Никаких камер, — говорит Алла твердо, и Макс с трудом сдерживается, чтобы не обнять ее прямо сейчас. Она согласилась. Он видит это в ее сверкающих глазах. — Разумеется. — Только самые близкие. — Да. — Никому больше заранее не скажем. — Никому. — Я же в ад попаду, — чуть не стонет Алла, утыкаясь в его плечо. — Значит, мы оба, — уверяет ее Макс. Хотя ему довольно очевидно, что в случае, если ад действительно есть, Алла туда точно не попадет. — Я не против, если вместе. Они лежат в постели глубокой ночью, и она не спит — ноги ноют. Максим понимает это просто по тому, как она напрягает губы, молча накрывает ее до пояса еще одним одеялом. — Когда я предложила завести детей, ты сразу согласился, — говорит Алла. Наконец-то. Максим мысленно облегченно выдыхает. Он надеялся на этот разговор с той минуты, как упомянул венчание, и Алла ведь все поняла, но молчала — думала. И, кажется, к чему-то пришла. — Конечно. — Я тебя не спрашивала. А ты не умеешь со мной спорить. — Это даже оскорбительно, я не настолько подкаблучник, — вздыхает Макс. Хотя спорить с ней и правда сложно, учитывая, что с завидной регулярностью она оказывается права.— Если ты согласишься, я буду самым счастливым мужчиной на свете, но если нет... решать тебе. Ты же знаешь, почему. Он не хочет говорить это вслух, но они уже обсуждали — и теперь она не может этого не помнить. Из них двоих это он увидит, как их дети состоятся в жизни, как подарят ему внуков. Для Аллы это в любом случае будет короче, и решаться на такое или нет — ее выбор, Максим не посмеет вмешиваться. Она и без слов знает, что он готов быть отцом и сделает все, чтобы быть в этом идеальным. Настолько, насколько это в принципе возможно. Знает, что он будет проводить с ребенком каждую свободную минуту, посвятит жизнь этому. Алла льнет к нему, она кажется такой хрупкой сейчас, что Максим почти боится обнимать ее слишком крепко. Но голос ее уверенный, хрипловатый, как и всегда. Твердый. — Позвони им. Мы попробуем еще.