трусы на голове и ветер там гуляет

Квартира была достаточно просторной для одного человека. В ней можно было бы поселить целую семью. Плюсом могла идти ещё бы кошка или собака. Гето особого вида не подавал, но внутри для него это была ахуеть не встать какая огромная квартира по сравнению с его, казалось, четыре на четрые коробкой. Именно так он себе и представлял теперь своё жильё. Пока Годжо удалился на кухню, Сугуру были предложены нынешнее спальные апартаменты: диван и море подушек. Поначалу было некомфортно и даже как-то неудобно сидеть на всём чужом, хотя его это никогда не останавливливало и не пугало. Но в этот раз, как будто не просто другая ситуация, а в принципе перед тобой совершено новый человек, как будто новый лист бумаги для новых красок. Казалось бы, сиди, рисуй и не жалуйся. Но теперь Гето боялся даже маленькую кляксу оставить после себя. Так тревожно ему ещё никогда в жизни не было. Сердце бегало быстрее, чем сама белка в колесе. Ему казалось, что если сейчас это не прекратится, то в считанные минуты он просто взорвётся, словно бомба атомная, на мелкие кусочки. — Ничего не знаю, у меня только зелёный! — кричал из кухни Годжо, да так, что всё равно приходилось напрячь слух. Гето без колебаний направился к источнику звука. Ноги сами отчаянно и безнадёжно шли к Годжо, который так неописуемо элегантно наливал чай, прямо как истинный китаец. Хотя на лицо был вылитым чудиком. Его растрёпанные белые волосы после дождя, нелепая розовая майка, одетая задом наперёд. Надпись ещё главная очень многообещающая «жопализ-спиногрыз» заставляла задуматься о причини почему Гето ещё здесь собственно, но не суть. Прекрасная белая кожа Годжо, которая словно мрамор, манила притронуться хоть на мгновение. И конечно же, он остался в тех же трениках, которые были мокрые насквозь и которыми хоть весь дом водой обеспечить можно было. Он так и без яиц останется. Придурок редкостный, конечно. — Переодеться не желаешь? — тут уж дело совсем дрянь, Гето то понимает, к чему это может привести, если Годжо не захочет в ближайшие секунды пойти и быстро переодеться. Ей богу, Гето готов хоть насильно с него трусы снимать. (И упустим момент того, что действительно очень хотелось почему-то, несмотря на то, что Гето итак вечно сходит с ума) — Не отвлекай… — первая точка кипения Гето уже была на подходе. Он становится горячее самого чая. Годжо же, закусив зубами свой кончик языка, продолжал приготавливать свой ебани́стый зелёный чай. Кажись который пахнет розами… Да какие в жопу розы! (И Гето правда срать на них!) Как не покрути, а яички молодого человека спасать надо. Иначе они открутятся сами. — Может тогда кастрация? — Годжо притормозил и как раз закончил своё творение. Глаза, конечно, у него были полны непонимания. — Чего млять? — щурит он свои зеньки, да так что Гето хочется двумя пальцами в них туда тыкнуть со всей силой. Вторая точка его кипения наступила. Он начинает срываться с собственной цепи. — Того самого! Переоденься к чертям собачьим, иначе я насильно сниму их с тебя! — Гето не понял как повысил тон. И как так быстро перешёл к заключительной точки своего взрыва, — Ой, я… извини… — так стыдно не было ни за одну хуйню в жизни. Годжо, как истинный дебил, улыбался во все тридцать два, которые хотелось бы выбить. Но за место этого провёл тыльной стороной руки по щеке Гето и удалился в спальню. Тёмноволосый голодранец даже не понял, что почувствовал. Приятное ощущение кололо тысячами мелких до жути иголочек. Белая рука, которая одновременно и успокоила, и взорвала мозг, и… кажется возбудила. Теперь это чудо видно всем и каждому. Что с этим делать, Гето не знал. Только лишь в момент, когда слышались еле идущие шаги Годжо, смышлялка Сугуру включилась как всегда в самый экстремальный момент. Он схватил сковороду, которая слава Одину, стояла в эту секунду на плите, и поднёс к месту, о котором «никто не должен заподозрить». И, к сожелению, только после ошарашенных глаз Годжо, понял, что всё тайной становится явным. Видимо даже слишком…кхм, очевидным. — Сковородкой? — всё также недоумевал Годжо. — Ну типа. — Спальня прямо по коридору и направо, — Гето стоял чуть не разинув рот. Хотелось ударить себя руками или этой же сковородкой по лицу, но, к сожалению, жалко личико прекрасное. Сам же Годжо еле сдерживал свой внутренний ржач, который постепенно стал вырываться наружу. — Ну ты и крендель, — прошипел Сугуру. Он сдержался и поставил сковороду обратно на плиту. С лицом помидора направился спокойным шагом к двери. На выход вон, как говорится. С самойтвстречи начался какой-то непрошенный пиздец. Не стоило за него и цепляться. За пиздец конечно. — Может всё-таки по кружечке чая? — Годжо не издевался, а просто сам не понял, как перешёл на такой грубый тон и в принципе на такие унижения. Сам то был далеко не лучше. — В жопу этот чай себе засунь. Спасибо и пока, — звук закрывшейся двери, тишина в квартире и тоска, тянущая теперь тело вниз, куда-то в пустоту, в небытие. Дождь за окном всё также бил. Погода даже и не собиралась налаживаться. По-моему даже молния сверкнула за окном, а уши парней услышали ахереть какой до очкосжимающего звука гром. Во-первых, Годжо несмотря на столь ужасную трагедию парня был в приятном шоке от такого восхитительного восходящего «создания» Гето (говоря русским языком «член»). Это прям потешило его самолюбие. Во-вторых, засмеялся он специально, потому что сам понимал, что ёкнуло у них обоих и далеко не по-детски. В-третьих, Годжо сошёл с ума и побежал за тёмноволосиком со сверкающими пятками и сухой попой благодаря Гето. Искать пришлось не долго. Сатору по началу побежал на детскую площадку, думал, что парень мог закрыться в одиночество с дружком в домике, но потом чуть успокоившись, перевёл дух. Остановившись, увидел как этот же, тот самый всем известный Сугуру топает своими ластами прямо к детскому укрытию. Пока сердце Годжо потихоньку билось в его грудной клетке, мозг пытался придумать хоть одну фразу с извинениями, которая звучала бы не просто убедительно, а ещё и искренне. Момент драмы и кино приближался. И когда Гето залез в дом и прижался своим плечом к Годжо, то не вымолвил ни слова. Он сидел так целые десять минут, если не больше. Белобрысик старался по-моему даже не дышать, ему казалось, что его мысли чётко и ясно были слышны и Гето. Но второму было вроде как даже комфортно в такой тишине. Весь такой невозмутимый расселся в пучине своих мыслей. А чуть позже повернул голову так резко и настолько близко, что по-моему Годжо был уже согласен с ним на всё, хоть в космос полететь, хоть женщиной стать. — Только зелёный говоришь? — низкие частоты били по вискам, плавились мозги и сердце по-моему разбивалось на самые мелкие частицы у Годжо внутри. — Чт… что? — язык кажись тоже исчез. — Чай. Ты говорил только зелёный есть, — всё также не отводя своего взгляда Гето давил, вытягивал душу и старался соблазнить (?) Годжо. Только вот у второго и выбора то уже особо не было. По лбу уже бегала строка: я вся твоя, бери меня. Сатору потерялся, как маленький ребёнок, ища свою маму. Иронично, что сидел он на детской площадке вместе со взрослым дяденькой. Только вот дядя был слишком каким-то милым что ли. Хотелось потискать щёчки, потрепать волосы. Годжо, решив нарушить романтичную сцену, просто с громким смехом выскочил через горку обратно под дождь, бегая, как идиот. Он улыбался и был счастлив, что такой странный, ужасный день включил в себя столько непонятного. Произошло всё буквально за секунду. Ему казалось, что присутствие Гето всегда было с ним. И теперь мир остановился. Тёплые белые ладони ощущались на щеках Годжо. Мягкие, нежные поглаживания. Осознание ебанутости ситуации потихоньку укладывалось в голове. Задаваться вопросоми «я что гей?» или «мы же парни. разве мы можем?», было бессмысленно. Да, парни и да, можем. Даже если это всё ненадолго, то постараться хотя бы раз в жизни стоит. Годжо первый решил сократить дистанцию. Хотел сам сделать первый шаг, потому что виноват. И теперь тепло губ сопровождалось, онемевшими пальцами на щеках от его действий, которые тут же ухватились за макушку. Всё это отдавало по телу. Закрутился приятный, тянущий узел внутри. И нет, это не глисты, ребят. Хотя с тем учётом, как Годжо посещает докторов и проверки, может быть всё что угодно. Но не будем о грустном. Гето целовал очень нежно, медленно растягивая удовольствие. Белобрысик таял, пока ватные ноги его еле держали. Как будто для Сугуру парень был лишь его личной конфетой, которой ни с кем не хотелось делить. Возможно, это мгновение, которое длилось около двух минут и не прекратилось бы. Но вот не задача, кашель Годжо убил весь романти́к. Гето резко отстранился от парня. — Чё смотришь? — Годжо нападал и кашлял, и был готов уже что-то сказать, но не тут то было. Гето подняв этого критина на руки, понёс его до квартиры под многочисленные возгласы, крики и унижения, местами пролетали маты в его сторону. А в переводе на русский Годжо Гето уже любил, благодарил и поощрал за сделанное, когда его донесли до место назначения. Дверь к слову была на распашку, поэтому занести белобрысую принцессу не составила большого труда. — Где у тебя ванна я так и не выяснил, но ты сейчас идёшь туда переодеваться. Далее мы пьём чай и на спокойной ночи малыши, — Сугуру говоря всё это, подверг в шок Годжо, у которого вот-вот от такого вторжения в жизнь челюсть чуть не отвалилась. — Всё сказал? — чувствовались нотки возмущения и немного радости от происходящего. — Хм… Да, ты прав, я всё же хотел бы взглянуть на твою ванну и… — Никаких «и»! Иди делай чай! — Годжо улизнул от Гето в ту же секунду. Парням предстоял долгий путь жизни вместе, а может и короткий. Как говорится, неизвестно какая хуйня тебе завтра подвернётся. Может кирпич на голову упадёт. А пока что Гето стоял на кухне с улыбкой, как у чиширского кота, заваривал чай под еле слышный шум воды, стучащий по кафелю в ванной комнате. Совершенно случайно натолкнулся на дверь и тихонечко решил её приоткрыть со словами: — Попу помыл? Чуть не получил по голове мужским кондиционером для волос. Теперь улыбка готова была доходить до самых ушей, если не до глаз. Настоящая любовь или просто юношеская затея, но сердце билось с каждым разом всё сильнее, временами останавливаясь на мгновение. Когда-нибудь так и они остановятся. Но когда настанет это «пока». Никому неизвестно.