Мир без счастья

Домино

Что такое потенциал? Это тот максимум, на который возможно развить способности? Или это нечто, находящееся в запасе? Ясно было лишь то, что это силы, которых у тебя нет, но все без устали твердят, что есть. Как ты не можешь танцевать, у тебя ведь такой потенциал?! Жаль, без родителей он ничего не достигнет, а у парнишки был потенциал. Повтори заклинание. И никаких «не могу», у тебя невероятный магический потенциал! Потенциал… Потенциал… Потенциал… Всю свою жизнь Набу только и делал, что слышал это слово. Сначала это были незнакомые люди, потом гувернантка, которую нанял Тэбок, чтобы он знал не только магию; и, естественно, сам Тэбок, беспрестанно напоминающий о его «магическом потенциале». Мальчик мой, – повторял мудрец, – ты мой ученик, и первый претендент на звание верховного мага Андроса. Когда-нибудь ты должен будешь заменить меня. Стоит ли упоминать, что ему это было не нужно? Он рано потерял родителей, и всё, чего хотелось пятилетнему ребёнку, чтобы его любили и заботились, а никак не «стать верховным магом». Позже, когда Набу исполнилось семнадцать, опекун поделился с ним его истинным предназначением – одолеть Валтора, как только придёт время. И он испугался. Да и кто бы не испугался? Сразиться с тем, кто одолел Команду света и Ведьм-прародительниц, последних ещё и в одиночку. Это же самоубийство, в прямом смысле слова. Так зачем ему было рисковать своей жизнью? Он сбежал: от Тэбока, от обучения магии, от ответственности. И только теперь, два года спустя, он осознал, как глупо поступил. В волшебном измерении больше не было ни одного мага, способного одолеть Валтора, кроме него и Тэбока, а учитель уже слишком стар и слаб для этого. И из-за его страха будут продолжать страдать люди. Поэтому он вернулся, и поэтому столкнулся с гончей Валтора, что и притащила его сюда. И вот он, будущий верховный маг Андроса, сидел на полу, прикреплённый цепью к стене в женской спальне, и наблюдал за тем, как помощница Валтора, его правая рука, рисовала нечто непонятное на мольберте. И, что самое худшее, ожидал казни: он был слишком уставший и измученный холодом Омеги, чтобы хотя бы попытать стать достойным противником тёмному магу. — Почему ты ничего не делаешь? — спросил он, откидывая голову на стену. Ожидание неизбежной пытки страшило сильнее, чем наихудшие истязания, что могла придумать эта девица. Прекратив вести чёрную линию кистью, девушка обернулась к нему. Её звали Блум, как он успел услышать, пока его волокли в комнату и пристёгивали кандалы. Взглянув на него яркими голубыми глазами, она нахмурилась. Отложила кисть и, вытирая руки тряпкой, развернулась на табурете. — Что, по-твоему, я должна делать? — Не знаю. Тебе примеров накидать? — возмутился он, закрывая глаза. — Разве он не оставил меня тут, чтобы ты ослабила меня перед боем? Набу не видел лица рыжей, но почувствовал кожей, как изменилась атмосфера в комнате. Воздух как будто заискрился, наполнился магической энергией, порождённой злостью. Ага, значит Валтор не всех в своём окружении лишил магии… Из любопытства он взглянул на девушку. Ну точно, он разозлил её: брови нахмурены, губы поджаты, а в глазах едва заметный огонёк. — Хозяин – человек чести. Он никогда бы так не поступил. — Он вообще не человек, — горько усмехнулся пленник, внутри содрогаясь от обращения девчонки. — И чести у него не больше, чем у любого другого монстра. — Я не собираюсь это слушать, — пробормотала она, зло выпуская воздух из лёгких. Отвернулась к мольберту, но не усидела и пары минут, подскочила на ноги и встретилась с безразличным взглядом тёмных глаз. — Он спас мне жизнь. — Нет. Он сохранил тебе жизнь, Блум. Это не одно и то же. Ты была нужна ему, вот и всё. — Не смей говорить о нём так, — бросила девушка тихим голосом. Теперь волшебник видел, его слова не злили её, а причиняли боль. Она искренне любила этого тирана. Стерев усмешку с лица, он сел ровнее, что было крайне неудобно в кандалах, и серьёзно посмотрел на неё. — Ты ничего о нём не знаешь. Он – единственная семья, которая у меня когда-либо была. — Просто потому, что, скорей всего, он сам её и убил, — заметил Набу, ни секунды не сомневаясь в своих словах. Вздохнул, подбирая правильные слова, но, так и не найдя нужные, помотал головой. — Мы оба знаем, что это бессмысленно, Блум. Я буду настаивать, что он чудовище, потому что я это знаю, а ты не поверишь ни одному слову, потому что это именно то, чему научил тебя он. Тебе хорошенько промыли мозги, милая. Поэтому давай просто сразу перейдем к той части, где ты меня пытаешь. — Пытки? Пф, спасибо, но мне это не интересно. Блум развернулась на месте, взмахнув длинным рыжим хвостом, и вернулась к своей картине – что бы она ни пыталась там изобразить, у неё не очень хорошо получалось. Это что, сапог? — Тогда для чего я здесь? — А ты разве ещё не понял? — Девчонка посмотрела на него, оборачиваясь в пол оборота. Теперь она улыбалась, хотя глаза эта улыбка не затронула. — Для утех, конечно. Господин считает, что переспав с тобой, я забуду о своей слабости перед неподходящим человеком. — Брови Набу медленно поползли вверх. — Не радуйся раньше времени, — добавила Блум. — Мне это не интересно. Поэтому я закончу картину, а ты просто спокойно посидишь здесь и притворишься, что хорошо провёл последние часы своей жизни…

Эраклион

Заперев за собой дверь подземного бункера, представленного в виде крошечной комнатки, Ривен усадил Музу на пол и присел рядом. Слёзы продолжали бежать по щекам, пока повстанец осматривал её руку. Холодные пальцы аккуратно, почти что нежно, касались покрасневшей припухшей кожи. Теперь, когда адреналин от погони понемногу сходил на «нет», певица, наконец, почувствовала боль от укуса. Но она ни в какое сравнение не шла с душевной из-за чувства вины. Рука болела настолько, что пошевелить ею было просто невозможно. Музу всю трясло. Слёзы лились ручьём. Но всё, о чём она могла думать, это что ещё одно существо только что потеряло жизнь. Как будто в этом мире и так было мало жертв! Да, эта пикси была во власти Валтора, и да, она гналась за ними, но певица не могла отделаться от мысли, что её ещё можно было спасти. Они живут в мире, где существует пыльца фей, им нужно было просто постараться сбежать. А теперь волшебное создание безвозвратно погибло, и какая-то фея навсегда потеряла возможность связать себя узами с пикси. Ривен, казалось, совсем не разделял её чувства вины. Спокойный, непоколебимый, он как будто не чувствовал ничего. Словно и не он только что лишил жизни волшебное создание. Да, ради спасения их собственных жизней, но тем не менее… С серьёзным видом он поднялся и прошёл в другой конец комнатки, где стоял чёрный непримечательный рюкзак. Порывшись в нём, повстанец достал небольшую коробку белого цвета и бутылку воды. Вернулся к Музе, сел рядом, раскрывая аптечку. — Похоже, плечевая артерия не задета, — произнёс он, выливая какую-то жидкость на салфетку. Принялся дезинфицировать рану. Смотря на него сквозь слёзы, Муза шмыгнула. — Не плачь, скоро кровь остановится и будет не так больно. — Ты думаешь, я плачу от боли? — ответила она, не веря, что ей правда приходится объяснять. —Что, вообще ничего не чувствуешь? Мы. Убили. Пикси! Ривен никак не отреагировал, принялся забинтовывать плечо, оставляя Музу гадать, действительно ли ему плевать на это, или он хорошо притворялся. Когда бинт туго обтянул плечо, аптечка была отставлена в сторону. — У нас не было выбора. — Вздохнув, протянул ей бутылку воды. — Либо она, либо мы. — И что теперь просто так отнимать жизни, лишь бы защитить свою шкуру? А на остальных плевать? Так ты живёшь? — Да, именно. Не знаю, в каком сказочном мире живёшь ты, но там, где живу я, либо ты борешься и выживаешь, либо погибаешь. Другого выбора нет. — Ривен протянул к ней руку. — Дай телефон. — Зачем? — Просто дай мне его и всё. Он произнёс это так, словно она должна была исполнять любой его приказ, раз уж они оказались в этой ситуации. Но это так не работало. Она не собиралась подчиняться ему, если он будет вести себя как задница. Певица поднялась на ноги, сложила руки на груди. Посмотрела на парня сверху вниз. — Нет, пока не объяснишь. — Упрямая, — произнёс Рив резко, поднимаясь вслед за ней. Теперь он снова возвышался над ней на целую голову. В фиолетовых глаза вспыхнул гнев. — Где же было твоё упрямство, когда ты решила стать шлюхой? Брошенная невзначай фраза стала пощёчиной. Вот какой видели её окружающие: предательницей, слабачкой, продавшейся за богатства, шлюхой. Они не знали, чего это ей стоило; не знали, что она вместе с ними презирала себя. Они не знали, что её рвет всякий раз, стоит ей только заглянуть в зеркало и заметить отметины на коже. Осуждение людей причиняло боль, но по какой-то причине то, что Ривен думал о ней то же самое, одновременно уязвляло её и злило. Кто он такой, чтобы судить её? Он не знал её истории. — Какой же ты сукин сын, — прошептала она, напрасно пытаясь скрыть обиду в голосе. Стирая с щёк последние следы слёз, достала телефон из заднего кармана джинсовой юбки и ткнула его парню в грудь. После чего отошла к противоположной стене, надеясь, больше не разговаривать с ним, пока они не выберутся.

Домино

— Это будет сложно, — прошептал голубоглазый повстанец, представившийся как Гелия. Серьёзно взглянул на Лейлу, сидящую напротив него в крошечной хижине в Чёрном лесу, куда её отправила Сторми. По её словам, этот парень никогда официально не состоял в Ордене Дракона, но он готов помочь, если чьей-то жизни угрожает опасность. Этого Лейле было достаточно. — Такого пленника, скорей всего, охраняет куча солдат. — Поэтому я пришла к тебе. Говорят, что только ты способен его вытащить. Он нахмурился, поднялся на ноги и, попросив минутку, вышел на улицу. Лейла смотрела ему в след. Ещё никогда она не видела человека, менее похожего на повстанца, чем он. Широкая светло-зелёная рубаха, белые брюки. Распущенные волосы чёрного цвета, спускающиеся до узковатой для парня талии. Длинные пальцы, перемазанные в краске. Огромное количество картин, заполонивших комнату. Всё это о художнике, а не солдате. Так как же так вышло, что именно он её последняя надежда спасти Измерение? Поднявшись из-за стола, Лейла оттянула вниз чуть задравшийся розовый топ, осмотрелась. Хижина была крошечной, состояла всего из пары комнат, одной из которых была кухня. В зале, где находилась королева, был всего один диван и стол с двумя стульями. Всё остальное пространство занимали мольберт и картины. Множество разных картин. От страшных и пугающих монстров до спокойных пейзажей планеты. Заприметив деревянную доску над диваном, к которой были прикреплены рисунки на обычных бумажных листах, Лейла подошла к ней. Это карандашные изображения девочки. Совсем малышки. Красивой и милой, но непримечательной. Она могла бы быть ещё одним лицом из толпы, если бы не жуткий шрам на шее и плече. Почему-то художник всегда рисовал её именно левой стороной, выставляя его напоказ, словно он не портил её, а наоборот был её главным достоинством. — Кто это? — спросила королева, когда входная дверь отворилась. Художник встал рядом с ней, также рассматривая свои творения. — Сестра? Взгляд голубых глаз задержался на изображении ребёнка на несколько секунд дольше, чем требовалось. Возможно, Лейле показалось, но по лицу повстанца проскользнула нежность к этому крошечному существу на рисунке. — Я когда-то спас её, — просто ответил он, поворачиваясь к Лейле. — Мне удалось связаться с Орденом, запросить поддержку. Есть один парень, мастер диверсии. Я рассчитываю на его помощь. — Гелия улыбнулся ей уголками губ. — Давай сделаем это…

Эраклион

Он не мог смотреть на неё. Всякий раз, когда взгляд останавливался на тёмных отметинах, обезображивающих белоснежную кожу, отвращение переполняло его. Картинки появлялись перед глазами, рисуя мерзкие сюжеты. Как она лежит на шёлковых простынях, обнажённая, уязвимая. Как какой-нибудь старый ублюдок наклоняется к тонкой девичьей шее, оставляя на ней красный засос, помечая её. Как спускается ниже, прикусывая нежную кожу плеча. Как… Качая головой, Ривен зажмуривается, отворачивается в сторону. Как же это злило его. Кто она такая? Почему он печётся о ней? Она сама выбрала эту дорожку, сама решила так жить. Очевидно, её эти метки совсем не смущали, она с гордостью выставляла их напоказ. Так почему они волновали его? Она не похожа на ту маленькую девочку из прошлого, она сама пошла на это и не просила его защиты. Повстанец облокотился на стену, сжимая и разжимая кулак. Бросив очередной взгляд на Музу, посмотрел на пустую стену, наклонил голову. На лице отчётливо играли желваки. После его глубокого вздоха, девушка подскочила на ноги, заставив его поднять на себя глаза. Она смотрела на него со злостью, нахмурив тонкие брови. В синих глазах пылал огонь. — Хватит, — вспылила она, встречаясь с его взглядом. При этом она смотрела на него сверху вниз – уже давно на него никто так не смотрел. Руки были опущены по бокам, ладони сжаты в кулаки. На щеках выступил заметный румянец. — Если у тебя есть, что мне сказать, скажи, а не сверли взглядом, полным отвращения. Это бесит. — Бесит? — Ривен усмехнулся. Но его глаза остались предельно серьёзными. Взгляд, полный презрения, прошёлся по стройной фигуре девицы. — Уж прости, я не обязан тебе угождать. — Не обязан. Но есть разница между «угождать» и «вести себя нормально». В чём твоя проблема? — Она сделала быстрые вдох и выдох, произнесла уже намного тише: — Ненавидишь меня? Так и скажи. Он тоже поднялся на ноги, встал напротив девушки, складывая руки на груди. Секунд десять в комнате стояла звенящая тишина, повстанец и певица сверлили друг друга взглядами. Первым сдался Ривен – устало вздохнул и приблизился на шаг. — Я тебя не ненавижу, — произнёс он совершенно серьёзно, ни словом ей не солгав. — Ты мне отвратительна. Мне мерзко от мысли, чем ты занимаешься. Мерзко, что из всех вариантов ты выбрала именно этот. Мерзко, что это ещё и пользу приносит. Насколько нужно не уважать себя, чтобы ложиться под каждого урода? — Заставив себя заменить хмурость дерзкой наигранной ухмылкой, Ривен наклонился ближе к побледневшему лицу Музы. Больше не было в ней той ярости: кровь отлила от лица, глаза широко распахнулись. — Скажи, сколько раз ты раздвинула ноги, прежде чем решить присоединиться к Ордену? Он и не заметил, как правая рука девушки взлетела в воздух и ударила его по щеке. Он умеет переносить боль и в обычных условиях даже не почувствовал бы. Но этот удар был настолько неожиданным, что выбил весь воздух из лёгких. — Не смей, — зло прошептала она. — Ты обо мне ничего не знаешь. Не дожидаясь реакции, она развернулась и села в самый дальний от него угол. Притянула колени к груди, обняла их руками. Короткая юбка задралась ещё выше, но Ривен проигнорировал этот факт. Отвернулся от Музы, почесал затылок. Рив знал, что вёл себя, как засранец. С ним это часто случалось. Особенно если что-то его на самом деле волновало. И так уж вышло, что эта тема задевала его за живое. Он ничего не мог с этим поделать. Никакая тренировка или самовоспитание не могли изменить того, каким человеком он был. Стоило только заговорить о торговцах телами, его начинало колотить. Причём он злился как на продавцов, так и на «товар». От самой формулировки ему уже тошно становилось. Но и Муза была не так уж далека от истины. Он действительно ничего о ней не знал, чтобы судить: ни что толкнуло её на этот путь, ни что её держало на нём сейчас. По своей ли воли она вообще на него ступила? Ничего из этого не было ему известно. Он лишь знал, кто она, и презирал. Но было ли это справедливо? Что, если ту самую девочку, которая так сильно повлияла на его жизнь, тоже кто-то точно так же осуждал? Что, если Муза тоже не сама ступила на скользкую дорожку, а он сейчас просто вёл себя как мудак? Тяжело вздыхая, он повернулся к девушке, смотрящей куда угодно, только не на него. Проглатывая горькое чувство вины, подошёл к ней и, не произнося ни слова, тихо сел рядом. Посмотрел на неё, встречая лишь завесу из коротких волос, – Муза умело делала вид, что его не существует. Что ж, и поделом! — Прости, — шепнул он хриплым голосом. Ноль внимания. Она заслуженно продолжила его игнорировать. — Я сволочь. Всегда был. Он не ожидал многого, но певица заинтересовано повернула к нему голову. Тонкие брови, по-прежнему, были нахмурены, а в синих глазах проглядывала боль, но она хотя бы взглянула на него. — Ты права. Я ни черта о тебе не знаю. Да и не твоя это вина. — Он перевёл дыхание. — У меня был… негативный опыт, скажем так. Пожал плечами неловко. Ему не хотелось раскрывать перед случайной девчонкой душу, поэтому надеялся, что ей этого хватит. — Думаешь, извинился и всё отлично? — спросила она, окончательно разворачиваясь к нему всем телом. — Да… — попробовал он и сразу наткнулся на прищуренный взгляд. — Нет? Нет. Конечно нет. Муза смотрела на него с секунду, после чего неожиданно рассмеялась. Громко, во весь голос. И этот звук ему понравился. Он, естественно, сказал себе, что это только потому, что он впервые не довёл её до слёз или ярости. Даже себе он ни за что не признался бы, что от звонкого голоса по коже побежали мурашки. Таким уж человеком он был. Так же внезапно, как появилась, улыбка сошла с её лица. Муза помотала головой, чуть прикусив нижнюю губу – она словно решалась на что-то. Чёрные кудряшки, обрамляющие лицо, закачались. — Слушай, я не умею говорить о чувствах, и не стану жаловаться на трагичную судьбу – терпеть не могу жалость. Но поверь, я не по своей воле приняла это… ремесло. А когда, наконец, появилась возможность уйти, со мной связался Орден. И я осталась – только так я могу извлечь пользу из своей работы. Так я могу помочь вам… Ривен нахмурился. Она не могла бросить ненавистное занятие из-за них? Ради Ордена? Как так вышло, что они, сами того не ведая, стали соучастниками в этой мерзкой торговле? И за что тогда он сам её презирает? Внезапно Ривену стало тошно от самого себя. Уголки губ девушки приподнялись в грустной натянутой полуулыбке. Этот разговор, очевидно, доставлял ей дискомфорт. Точно так же, как и он сам, она не была любительницей рассказывать о себе, и он, как никто другой, понимал её. Если за плечами что-то реально дерьмовое, сложно открыться даже самому близкому, если он вообще есть, что уж говорить о совершенно незнакомом человеке, который ещё и умудрился назвать её «шлюхой», пусть даже технически это верно. Поэтому Рив не нашёл ничего лучше, как перевести тему. — А как ты это делаешь? — спросил он, вызвав недоумение собеседницы. — Помогаешь нам. В смысле, сомневаюсь, что все эти недоумки разбалтывают секретную информацию первой встречной девке. Без обид. Он думал, что опять разозлил её, но певица лишь чуть смущённо прикусила нижнюю губу, снова, рассматривая стену за его спиной. Видимо, она гадала, могла ли доверить ему свою тайну. Решившись, она кивнула сама себе, придвинулась ближе к нему и сконцентрировалась на его лице. Сейчас, когда она больше не злилась, её глаза были невероятного спокойного тёмно-синего цвета. — Я покажу тебе. Продолжая погружаться в глубину её глаз, он не смог вымолвить и слова, потому просто коротко кивнул. Все слова просто покинули его голову, оставляя там тишину и… умиротворение? Какого чёрта? И тут он услышал её – самую невероятную мелодию в мире. Тоскливые ноты медленно переливались, трогая внутри него что-то, о существовании чего он никогда и не подозревал. Рив не знал, откуда исходила мелодия, да и, если честно, ему было плевать, главное, чтобы она не кончалась. Ещё никогда он не испытывал таких чувств: он был на своём месте, в безопасности, и от этого становилось так спокойно и хорошо. Короткий тихий вздох девушки напротив идеально лёг на мелодию, делая их одним целым. И теперь не музыка, а она казалась тем самым островком спокойствия, именно с ней он мог быть самим собой, мог раскрыть все свои тайны и никогда не притворяться. Вся искренность и боль рвались из его души наружу. — Что за?.. Ривен помотал головой, встречаясь с извиняющимися глазами напротив. Внезапно мелодия прекратилась. Осознавая, что всё это было магией, повстанец нахмурился и быстро отсел назад, создавая между собой и Музой пространство, достаточное чтобы очистить мысли. Будучи членом Ордена Дракона, он сталкивался с магией намного чаще, чем обычный человек, это было частью его работы. Но даже сейчас использование кем-либо волшебства вызывало в нём смешанные эмоции. Она его не пугала или что-то такое. Нет. Просто рациональные опасения. Если ты не сталкиваешься с магией на постоянной основе, а этим не мог похвастаться почти ни один повстанец, то ты начинаешь относиться к ней с толикой недоверия. Тем более, когда её используют против тебя. — Так ты фея? — спросил он, тяжело вздыхая. — Мне так кажется, — пожала плечами Муза. Она подала под себя ноги, обняла себя за плечи. — Но у меня такая, больше пассивная сила. Я не могу ею сражаться. — Заметив заинтересованность в глазах собеседника, она уточнила: — Я могу почувствовать скрытую мелодию человеческого сердца и воспроизвести её, правда, ненадолго. И если сознание достаточно слабое, человек ответит на любой мой вопрос. А никто не защищает свой мозг сразу после… Она замолчала, отводя от него глаза. Ривен почувствовал, как волна отвращения снова нахлынула на него, он постарался отбросить её назад. Он же обещал себе, что не станет презирать её, пока не узнает всей истории. К сожалению, это не меняло того, что его тошнило от одной только мысли об этом. — Секса? — подсказал, сжимая и разжимая кулаки. — Да, — ответила она холоднее, чем раньше. На бледной коже щёк проступил румянец. — Но если заняться развитием твоей магии, ты сможешь использовать её и в боевых целях? — задал он вопрос так, словно утверждая. Он был знаком с магией музыки лишь в теории, но понимал головой, что это не только успокаивающие песенки на сцене. — Звук может быть мощным оружием. Это и щиты, и волны, и оглушающая магия. Ты могла бы стать ценным активом в Ордене. На лице Музы не появилось ни одной эмоции, но в глазах загорелась искра, которую их хозяйка скрыть не смогла. Ривен видел, она бы хотела заняться своей магией и стать активным членом повстанцев. Хотела бы бросить то, чем занималась сейчас. Но так же он видел страх. Она сомневалась в этой затее, что и доказала, произнеся: — Но как ты себе это представляешь? Любой более-менее средний выброс волшебной энергии тут же засекут радары Валтора. Даже попытайся я наколдовать хоть одну звуковую волну, меня сразу схватят. — Но не в штабе. Мы умеем обходить радары. И у нас есть фея, она сможет обучить тебя. Муза грустно улыбнулась. Искра, появившаяся всего на секунду, затухла. — Никто из повстанцев меня тренировать не станет. Им выгоднее, чтобы я оставалась там, где я сейчас. Так я больше пользы приношу, так что… — Убедить их – это уже моя проблема. Ты только скажи, ты согласна всё бросить и уйти со мной в штаб?