В объятиях вечности

      Его руки были нежными, тёплыми…       И странных, мутных взглядов пронзительно-голубых глаз я совершенно не замечала, ярко и нежно улыбаясь чуть ли не на каждое его действие.       Иногда Лисбет легонько склонял голову, из-за чего серебристая чёлка, скрывающая глаз склонялась точно также, позволяя увидеть любопытные искорки на дне его темных зрачков в синем океане радужек.       Сердца замирали в фальшивой нежности от отражающегося света в глубине этих морей.       Меня ломало.       Я сидела на кровати и прижимала ладонь к одному из своих сердец, которое в ритмичном резонансе с остальными шестью стучало в груди, отбивая сумасшедший ритм.       Что-то тут было не так…       Мысль эту я в очередной раз не додумала, отвлекаясь на возникшие в голове нежные образы беззащитного кронпринца королевства Лионесс.       Стук-стук-стук.       Сердца стучали настолько громко, что мне казалось, будто бы удары эти отражались от стен комнаты и эхом отдавались у меня в ушах. Было ли из слышно за пределами этой комнаты?       Потому что сердца стучат словно кто-то бьёт в колокола на городской площади.       Он слишком милый… Слишком-слишком приторный. От него в судороге сводит зубы, от него расширяются зрачки и тело начинается переполняться энергией… Будто бы она переела глютена.       Я слизываю этот сахар с сухих губ. Он тает на языке и вяжет слюну во рту, он обжигает горло и желудок, в которых скатывается, он покрывает гнилью мои внутренности       Лисбет — милый до невозможности. До противного.       Я задаю о нём вопросы прислушиваюсь к своей невероятно точной интуиции, но… Она молчит. Никаких волнений, никаких сигналов, создавая пронзительно болезненное ощущение пустоты и одиночества где-то глубоко внутри меня.       О Лисбете не хотелось спрашивать, потому что под ребрами сосала пустота. О Лисбете не хотелось говорить, потому что на губах оседал гнилой жжёный сахар…       Но всё это было неважно.       Я смотрела только на него, я видела только его… Весь мир неожиданно блек на его фоне, таком ярком и чистом…       И будь у меня хотя бы маленькая возможность, я бы заметила, насколько это странно. Что я влюбилась в совершенно незнакомого, ничем не выдающегося мальчишку из королевства, где монаршию семью в данный момент прижимали.       Но я не замечала.       У меня всё было прекрасно.       Говорящий шашлык ни раз отмечал, насколько сильно я изменилась с того времени, когда в моей уютной обители, казалось бы, защищённой от плохо знакомого внешнего мира, появился этот парнишка.       Я лишь пожимала плечами.       Я — великий слепой.       Ничего не поделаешь.       На губах цветёт сахарная улыбка.       — Лисбет, надо сходить в лес!

***

      Необъятные океаны таят в своей глубине неизведанных подводных монстров, что прячутся от яркого света под толщей воды. На самом дне, куда совсем не проникают лучи солнца, воздух… Где темно, тяжело.       Дно это — у самых-самых зрачков. Черных как сама ночь.       И монстры эти — скрыты голубыми волнами.       Я улыбаюсь, осторожно глажу его по хрупкому плечу и смеюсь.       — Всё будет в порядке, — шепчу ему на ухо.       Его трясёт не по-детски. Испытываемый им ужас видится в каждой детали — от бледного лица, от застывших мышц, от дергающегося зрачка и панически плескающихся волн океана за стекляшками.       — Ты привыкнешь, — обещаю, нежно поглаживая его по голове.       И тактично не замечаю, как его выворачивает наизнанку от увиденной картины.       Все хорошо, — шепчет подсознание. — Он очароваетелен даже сейчас.       Его полную несостоятельность мой мозг замечать отказывается автоматически. Ну подумаешь, что кронпринц целого королевства не способен выдержать даже вид распотрошенного тела животного.       Это ведь не так уж и страшно.       Как бы не было жалко живое существо, как бы не хотелось не наносить им вред, но выживание требовало этого.       Как кронпринцу, а также будущему королю, ему придется постоянно участвовать или видеть своими глазами, как хрупка и недолговечна жизнь слабых. И насколько часто вообще могут умирать люди.       — Я-я не хочу п-привыкать, — его голос дрожит вместе с ним.       Из глаз океанов наконец выплескивается вода, стекая по щекам вниз.       Сердца болезненно сжимаются…       Отличить эту боль от своей не получается. Смогла бы я пожалеть его, прояснить моё сознание хоть немного? Хоть на доли секунды?       Интуиция вяло бьёт по нервам, намекая, что нет. Совсем нехотя и тихо, настолько, что услышать этот тихий голосок в лесной глуши — задача непосильная. И я скорее представила это, чем почувствовала или услышала.       Только эти мысли сразу тонут в тумане. И все мысли вновь сосредоточены на состоянии парнишки. Прекрасном, милом.       — Э-это ужасно, — он захлёбывается рыданиями.       Мне хочется кричать о том, какой он оказался бесполезный. От кронпринца королевства невольно ждёшь куда большего, чем нежные взгляды, белые ручки и белоснежная невинность, подобная самому первому снегу в году.       Кто за таким пойдёт?       Но эти мысли тают.       Мне хочется позаботиться о нём, защитить от всех бед и укрыть от жестоких ветров реальности за стенами кукольного домика. Приторно-розового, от которого сводит зубы также, как и от него самого.       Не так важно, что это желание принадлежит не мне.       — Тебе больше не придётся это видеть, хорошо? — я нежно касаюсь ладонью его мокрой щеки. — Я буду делать всё сама.       — Н-не надо, — его тряхнуло. — Не убивай никого!       Он судорожно цепляется пальцами за мою одежду. Со дна океана поднимаются чудовища, оплетая меня своими щупальцами.       Мне хочется пнуть его.       Мы ведь почти незнакомы. Так почему я должна терпеть такое небрежное отношение и кормить кого-то настолько… Бесполезного. Не слабого. А именно бесполезного.       На всё находится своё оправдание. А если и не находится, то такие мысли бесследно исчезают, как будто кто-то вытягивает из моей голове нити с ними. И вот не кажется он уже таким… Омерзительным.       Милый ребёнок, которого необходимо защитить.       Милый паренёк, которому необходим наставник.       Милый кронпринц, от которого пользы, как от козла молока.       Ты любишь его, — вновь шепчет что-то в подсознании. — Так что заткнись.       Как можно любить того, кого даже не знаешь?       На этот вопрос ответа нет, да и он сам исчезает вскоре.       — Не буду, — я легонько сжимаю его в своих объятиях. — Я никого не убью, обещаю.       — С-спасибо, — и он успокоивается.       Подозрительно быстро, отмечаю я.       И тут же об этом забываю.

***

      Я обещаю ему слишком многое.       От мелочей, которые исполнить невероятно легко, до обязательств серьёзных, которые исполняются лишь непосильным трудом и стараниями.       Во мне мальчишка видит ту героиню Лионесса, которая была ещё до того, как я открыла в этом мире глаза. До того, как она открыла таверну на шляпе гигантской зелёной свинки. До того, как её несправедливо оболгали.       Лисбет предельно уверен, что «Семь Смертных Грехов» по прежнему герои. И эта детская вера в светлое и радужное граничит с почти что безоблачной тупостью.       Он выглядит блаженно.       Я обещала ему собрать тот отряд «героев», обвиненных в измене и государственном перевороте, чтобы остановить нынешнее бесчинство Святых Рыцарей, которые почувствовали запах власти. Как акулы, чующие кровь.       Слушая рассказы Лисбета и тех почитателей таверны, кто не умеет держать язык за зубами, я строю в голове картину происходящего. Абсолютно мрачную и неприятную.       Никто не указывал этим «Святым Рыцарям» их место, никто не пытался бороться против тех, кто обладает магией, властью и одобрение со стороны главенствующих сил.       И всем, абсолютно всем, врали, что всё это с одобрения правящей семьи. Король тяжело болен, принцессы править не способны…       Они верят, что никто никого в заложниках не держит.       Хотя… Я не уверена.       Те, кто столкнулся с бесчестием тиранства, вряд ли так уверены, что их мудрый король и добрые принцессы могли когда-либо дать своё согласие на такое. Быть угнетённым никто не любит.       Я тяжело вздохнула.       Я обещала мальчишке слишком много…       Неоправданно много.       Где-то на самых задворках сознания, даже сквозь густой туман и тающие мысли, я осознавала, что слишком много обещала ему, взамен не получая ничего. Ни пользы, ни настоящего удовольствия…       В ответ на помощь, поддержку и бесконечные обещания, которые исполнить я стараюсь, не было ничего.       Из Лисбета работник — никакой. Он не самый умный, не самый крепкий, не самый ловкий и не самый находчивый. Наоборот, он постоянно спотыкается, роняет подносы с отвратительной едой и потрясающими напитками.       Он не умеет собирать слухи. Он не умеет убираться.       Он не знал мира за пределами стен замка, где толпа горничных и слуг готовы до самого конца его жизни подтирать его задницу и поднимать упавшие на пол столовые приборы.       Если бы он был принцессой, такое воспитание можно было бы понять. Тогда бы, наверное, право наследования бы перешло к старшей из сестёр и от Лисбета бы никто ничего не ждал… Но он кронпринц.       Правление — не только привеллегии. Это неверное количество обязанностей и ответственность за жизни сотни и тысячи людей. Это ответственность за человеческий ресурс, который будет тратится в войнах за территории.       Его наивность — яд и разложение.       Он — неоправданный риск королевства.       Пока мы собирали слухи и проверяли те места, в которых было хоть что-то подозрительное, я старалась обучить его хоть чему-то.       О таких важных навыках как то же умение держать меч и речи не шло. Он был слишком хрупким, слишком слабым и сам боялся настолько острых предметов… И ещё больше он боялся вредить другим.       Он птичка, которой нельзя покидать пределов клетки.       Он цветок, который не выживет вне теплицы.       Я вздохнула.       Мне хочется его защитить.       Хочется.       И любая неоправданность моих действий меркнет в голове, когда Лисбет улыбается.       О помощи просить не в силах я.