Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Чонгук чувствует себя Золушкой, но тут есть несколько проблем: его родители живы, у него нет злобных сестёр, Хосок – не фея-крёстная, а Юнги – не принц. Но Чонгук всё равно чувствует себя Золушкой и, может быть, немного Рапунцель, которая заперта в замке, но опять же – он живёт один в съёмной квартире и денег у него достаточно
(или: Чонгуку позволяют заниматься в студии танцев бесплатно, думая, что у него нет денег, а он забывает упомянуть, что его мать – владелица здания и арендодатель студии)
8
15 сентября 2021, 06:00
Чонгук решает не рисковать и за две недели до Сеульского конкурса танца свозит свои вещи в квартиру брата. У него с Суён достаточно большие апартаменты недалеко от офиса, но ощутимо далеко от университета и места работы самого Гука, но это меньшее из зол — так ему хотя бы не надо просить у Чонхёна денег больше, чем он уже попросил для оплаты оставшихся трёх семестров. Они с невестой всё равно до свадьбы собираются проводить много времени на Чеджу для организации переезда, и брат пообещал, что Чонгук не будет слишком большой обузой для пары.
Перебирая свои вещи, Чонгук не знает, что брать: захочет ли мать все его дорогие подарки, часы, одежду, домашний кинотеатр? В итоге он решает забрать только то, что ему правда будет нужно: ноутбук, повседневную одежду, один костюм и рисоварку. Так же он кладёт свои часы в футляр, потому что они — подарок от всей семьи на совершеннолетие, и он не готов с ними расставаться. Свой стационарный компьютер, стереосистему, телевизор, всю мебель, которую он покупал сам, посуду и бытовую технику он оставляет, хотя понимает, что все это ему будет нужно, когда придёт время съехать с квартиры брата.
Седжин помогает ему снести пару сумок с одеждой вниз, пока сам Чонгук отключает все электрические приборы и перекрывает воду. Он смотрит на пространство квартиры, в котором прожил столько времени с начала университета, но почти ничего не ощущает: единственные воспоминания, которые у него будут связаны с этим местом — это пара проведенных марафонов кино с Югёмом и внезапный приезд Юнги после звонка матери.
Он прячет фотографию с Югёмом, висящую на холодильнике, между экраном и клавиатурой ноутбука и блокирует дверь. Это первый шаг, который он должен сделать для того, чтобы наконец-то получить тот маленький кусочек свободы, который в последнее время ему так нужен.
Вторым шагом было посещения офиса университета, чтобы понять, как провести оплату — этим всегда занимались работники его матери. Всё оказывается немного проще, чем он ожидал. Он не знает, успеет ли мать оплатить следующий семестр до конкурса или она дождётся последнего момента, когда уже будет слишком поздно, поэтому он просит девушку, сидящую в приёмной, оповестить его, если оплата будет проведена в течении следующих двух недель, на что она обещает, что именно так и поступит.
Третий и самый сложный шаг на пути свободы от матери — это признание Чимину, Хосоку, Намджуну и Тэхёну в том, что они принимают его немного не за того, кем Чонгук на самом деле является.
Парень ждёт несколько дней после переезда, пока все четверо соберутся в одном помещении. Сложнее всего поймать Чимина с Тэхёном: Пак не появляется в студии все эти несколько дней из-за подготовки к университетскому конкурсу, а его молодой человек обычно не появлялся в студии без него самого. Намджун несколько раз заскакивает с Юнги к Хосоку, но Чонгук чувствует, что они должны быть все вместе, и суета приближающегося нового года лишь всё усложняет.
За пару дней до того, как они наконец-то все собираются в студии, Чонгук решается сначала поговорить с Юнги. Их ситуация и проведенная ночь в квартире старшего беспокоят парня не меньше, чем необходимость признаться друзьям в том, что он обманывал их на протяжении нескольких недель, даже месяцев, и он не уверен, как подойти к этой проблеме. С той ночи прошло пять дней, и они с Юнги почти не пересекались — старший лишь пару раз зашёл к Хосоку, и то на пару минут, так, что Чонгук даже не успел с ним поздороваться. Сейчас же Мин стоит около входа и пытается поймать взгляд Чона. Когда ему это наконец-то удаётся, он подзывает младшего жестом.
— Привет, Чонгук, — Юнги выглядит как обычно, лишь в глазах написано некое беспокойство. Чонгука же пугает то, как тот его назвал — он помнит, что сам просил не называть его донсэном, но простое имя, а не «Чонгук-а», к которому он привык из уст других ребят, немного его напрягает. Он старается не показывать, что это вообще на него возымело какой-то эффект, хотя внутри всё неприятно переворачивается.
— Хён? — парень думает, что им нужно поговорить. Возможно, Мин тоже подозвал его как раз по этому поводу. Только Юнги выглядит так, будто этот разговор не будет приятен ни одному из них, и Чонгука это пугает. Если Мин хочет ему сказать, что он жалеет о той ночи и что им лучше держать дистанцию, то пусть сделает это уже после того, что хочет сказать Чонгук. Юнги уже открывает рот, чтобы что-то сказать, но Чон его перебивает: — Хён, мы можем поговорить?
После завтрака тем утром Чонгук почти сразу ушёл, так как ему нужно было появиться в офисе хотя бы во второй половине дня, и у них не было возможности поговорить о произошедшем. Шутки и флирт — это одно, но сейчас, спустя несколько дней, очевидно они оба не знают, где конкретно их отношения оказались. Секс по дружбе? Секс, который приведёт к началу отношений? Секс, который станет причиной прекращения этой самой дружбы? Вариантов множество, и Чонгук не уверен, что готов принять какой-то из тех, что могут неблагоприятно повлиять на их общение, по крайней мере без возможности сначала высказаться.
— Да, конечно, — Юнги слабо улыбается, но его глаза остаются не тронутыми этой улыбкой. — Я для этого и зашёл.
— О’кей, дай мне пару минут, чтобы переодеться.
Пока Чонгук стягивает с себя шорты и потную футболку, он думает лишь о том, что должен сказать. Он не хочет прекращать общение со старшим. Он хочет продолжать видеть его в студии, ужинать с ним по ночам, иметь возможность позвонить ему, когда всё становится слишком сложным. И, возможно, Чон ещё вовсе не влюблён, но он знает, что до этого момента осталось совсем немного. И что самое страшное — он не уверен, что сможет остановиться и развернуться на этом пути.
Наверное, это он и должен сказать.
Выйдя из раздевалки, Чонгук замечает, что Юнги уже не такой напряженный, как несколько минут назад, когда он только зашёл в студию. Рядом с ним стоит Хосок, и Чон слышит, как хореограф спрашивает что-то про песню, над которой Мин работает последние пару недель.
— Всё в порядке, Хосок-а, — Чонгук слышит ответ старшего, встречаясь с ним взглядом. — Я как раз хотел спросить у Гука его мнение.
И после этой фразы сердцу парня становится будто легче стучать, а лёгким пропускать воздух.
Они не выходят из здания, а поднимаются в офис Чонгука, из которого младший хочет забрать свои личные вещи — во время сессии он обычно не работает, полностью посвящая себя учёбе, а после экзаменов и конкурса он не намерен возвращаться.
В его отсеке, который от других рабочих мест был отделён лишь невысокой перегородкой, из личных вещей у него только зарядка от его телефона, коробочка леденцов и несколько учебников, из-за которых он собственно и решил подняться сюда вообще. Он замечает, как Юнги осматривает помещение, немного нахмурившись.
— Даже моя первая студия была больше, чем эта коробка, — он стучит по перегородке, за которой благодаря позднему вечеру уже никого нет. — Чем ты тут вообще занимаешься?
— Занимался, — поправляет его Чонгук, складывая последний учебник в свою сумку со спортивной одеждой. — Не знаю, всем подряд. Документацией в основном, перерасчетами бюджета некоторых не особо важных отделов, если мне хватало знаний на это, писал отчеты по реализации каких-то проектов. Ничего особенно интересного.
Юнги понимающе кивает, ничего больше не говоря. В офисе всё ещё оставалось несколько человек, и как бы сильно Чонгук не хотел поговорить со старшим прямо сейчас, он просто не мог из-за отсутствия хотя бы какой-то уверенности, что его не подслушают.
— Я слышал, как ты говорил Хосоку, что хочешь меня о чём-то спросить? — меняет тему разговора Чонгук, когда они начинают спускаться на первый этаж в лифте. Юнги стоит достаточно близко к нему несмотря на то, что лифт относительно большой. Юнги кивает в ответ.
— Ты не против, если мы съездим в мою студию? У тебя нет дел на сегодняшний вечер?
У Чонгука были планы, но в момент, когда они с Юнги решили, что им нужно поговорить, парень понял, что ни один из запланированных пунктов он всё равно не сможет сделать. Независимо от того, как разговор пройдёт.
— Не против, хён. Мне позвонить Седжину?
— Не нужно, тут всего пара станций метро.
Чонгук ещё никогда не бывал в студии Юнги и не знал, в какой компании тот работал. Когда они подходят к зданию, он видит табличку «HYBE». Чонгук был отлично знаком со многими компаниями в сфере развлечений в Корее и США, в особенности с самыми крупными, в число которых в последнее время входил и Hybe. Он никогда не подумал бы, что Юнги работал именно в ней — не из-за того, что он не верил в способности Мина, а из-за того, что тот хотя и говорил, что является достаточно востребованным в последние пару лет, Чонгук не думал, что настолько. Наверное, он просто привык, что работники таких крупных предприятий считают себя слишком важными и занятыми.
Юнги здоровается со всеми проходящими мимо них работниками, будь то человек из администрации, совсем молодые ребята-трейни, известные Чонгуку артисты или уборщики. Его студия находится на пятом этаже рядом с другими студиями, на дверях которых написаны в основном незнакомые парню имена.
— Студия Джуна в конце коридора, — он указывает в сторону, ведущую дальше по проходу. — Не знаю, зачем тебе эта информация. Вдруг интересно.
Чонгук слабо улыбается в ответ и послушно ждёт, пока Мин вводит код на двери.
Студия старшего не очень большая, но правда в разы больше его малюсенького отсека в офисе. Кроме стола с двумя компьютерными экранами и несколькими колонками по бокам, Чонгук замечает фортепиано и достаточно большую полку с книгами, статуэтками и фотографиями. В студии так же есть и микрофон, а рядом с клавиатурой на столе он видит несколько пультов, и парень не имеет ни малейшего понятия, для чего они нужны. Компьютерное кресло выглядит мягким и удобным, и Чонгук был бы не против присесть после достаточно долгой тренировки, но Юнги, будто прочитав его мысли, указывает жестом на софу прямо за ним, которую младший изначально не заметил.
— Так что ты хотел спросить, хён?
— Если честно, — Юнги потирает шею в нервном жесте и падает на свое кресло, проворачиваясь на нём полкруга и оказываясь сидящим к Чонгуку лицом, — я просто подумал, что ты ещё ни разу не был в студии и тебе могло быть интересно?
Чонгуку забавно видеть Мина нервничающим и неловким, но так, по крайней мере, он не чувствует страха, что Юнги хочет сказать что-то, чего младший слышать не хочет.
— Хён, ты мог просто позвать меня без каких-то предлогов.
— Да, но я не был уверен, что тебе будет комфортно, если я позову тебя куда-то без какого-то предлога? — Чонгук вскидывает брови в вопросе, не понимая, почему ему может быть некомфортно рядом со старшим. Мин явно замечает это выражение его лица и тушуется ещё больше. — Ну, знаешь, после той ночи… Ты тогда сказал, что не жалеешь, но мы так ничего не прояснили, и я до сих пор не до конца уверен, что думать об этом. Я мог бы вообще решить, что ты это назло матери сделал, но я хочу верить, что ты выше всего этого, Чонгук-а.
— Я не стал бы связывать свой первый раз только со злостью на мать, хён, — честно отвечает Чонгук, поняв, что Юнги находится в идентичной с ним ситуации. Он не может до конца заглушить в себе чувство нервозности и смущения, но желание прояснить всё до конца оказывается намного сильнее, поэтому он продолжает, опуская взгляд на свои руки. — Возможно, в моей голове и пронеслась такая мысль на секунду, но это далеко не главная причина. Я просто подумал, что ты мне нравишься и что мне с тобой спокойно, знаешь, и потом, когда мы выпили, я просто смотрел на тебя, думая, что я хотел — хочу — узнать тебя получше, и что я был — есть — на полпути, чтобы влюбиться в тебя.
Чонгук не уверен, что к концу не скатился в бормотание и что Юнги понял всё, что он сказал, но, когда тишина становится слишком громкой, парень поднимает взгляд на старшего. Он не замечает ни капли злости или непонимания, ни сожаления или грусти — лишь неподдельное удивление.
— Ты влюблён в меня?
— Ещё нет, хён. Но я легко мог бы быть, через, наверное, пару свиданий? Если ты хотел бы сходить со мной, — Чонгук не чувствует той смелости, которую пытается вложить в свои слова, но он рад, что вообще смог произнести всё это вслух. Лицо Юнги заметно смягчается на его слова, и он еле различимо кивает.
— Я схожу с тобой на свидания, если ты пообещаешь мне сказать, когда пройдёшь вторую половину этого пути? — он тоже кажется очень неуверенным, но всё ещё более уверенным, чем Чонгук. — Мне кажется, мы могли бы там встретиться.
Чон чувствует непреодолимое желание поцеловать старшего, когда тот заканчивает свою последнюю фразу.
И, прошептав «хорошо, Юнги-хён», он делает это, потому что он не видит ни одной причины, чтобы остановить себя.
***
Собраться с мыслями перед разговором с Юнги оказывается намного проще, чем перед разговором с парнями, и на это есть несколько причин: 1. Чонгук не был уверен, что нравится Мину, но после проведённой с ним ночи он мог предположить, что привлекает старшего хотя бы в этом плане. Но в случае с остальными друзьями он не видел ни одной причины, почему они могли бы понять его и, желательно, простить. 2. Юнги был один, а парней — четверо. И если бы он потерял общение с Мином, он мог бы с этим смириться (не сразу конечно и с большим трудом), но потерять не только общение, но и доверие друзей… Чонгук никогда к такому морально готов не будет. 3. Потерять друзей приравнивалось и потере танцев — Чон вряд ли сможет заниматься ими один или в другой студии. Но насколько бы не были пугающими все эти пункты, дальше скрывать правду причин и смысла больше не было. Через два дня после того, как Чонгук и Юнги поговорили, Чимин с Тэхёном наконец-то появились в студии. Подгадывать, когда в следующий раз придёт ещё и Намджун, не разминувшись с остальными, Чон уже не хочет, поэтому он просто пишет ему сообщение с просьбой заскочить к ним с Хосоком в студию на пару минут после окончания занятия, и просит друзей, что уже были в студии, дождаться Кима, объяснив всё тем, что им нужно поговорить. Намджун заходит в помещение, когда группа всё ещё на середине танца, но Чонгук всё равно его замечает, продолжая двигаться и мысленно прощаясь с этим ощущением командной работы. Хотя парень так и не стал общаться ни с кем из группы, ему нравилось танцевать с ними, смотреть в зеркало и видеть их синхронные движения и серьёзные, сосредоточенные выражения лиц. Как бы сильно он не хотел этого лишаться, сейчас от него уже ничего не зависело. Хосок после последнего прогона хореографии падает около стереосистемы, как только нажимает на кнопку «выключить». Намджун пристраивается рядом с ним, когда группа направляется в раздевалку. Хореограф просит ребят собраться чуть быстрее, и через десять минут в студии кроме Чонгука, Хосока, Намджуна, Чимина и Тэхёна уже никого нет. Чон всё ещё сидит по-турецки на месте, в котором он закончил танец, Чимин и Тэхён — за его спиной под станками, и парень видит их в зеркало, покрывающее всю стену перед ними. — Это здание принадлежит моей матери, — выпаливает Чонгук, не успев даже толком подумать, что сказать. Как только слова покидают его рот, он одновременно чувствует и облегчение, и что-то тяжелое в груди — предчувствие, что этот разговор ничем хорошим не закончится. Он проходится взглядом по лицам парней. Как он и ожидал, все они выражают непонимание. Чимин хмурится, выражение Хосока резко мрачнеет, а в Намджуне и Тэхёне парень замечает беспокойство вперемешку с негодованием. — В смысле? — первым заговаривает Хосок. Чонгук смотрит на собственное отражение, не находя в себе силы вернуть взгляд ни на из одного парней. — Моей семье принадлежит компания «JeonSu, Ltd.», — поясняет парень, всё ещё смотря на принт своей футболки в зеркале. — Мы арендуем помещение у JeonSu, — в замешательстве произносит Хосок. В его голосе не так заметна злость, сколько замешательство. — Хён, я это и имею в виду, — Чонгук вкладывает в свои слова отчаяние, всё ещё напуганный тем, к чему приведёт это признание. — Ты же сказал, что ты не можешь оплачивать занятия? — говорит уже Тэхён. Чонгук никогда не обсуждал эту проблему конкретно с ним, только с Чимином напрямую и с Хосоком через того же Пака, поэтому он немного удивлён репликой парня, но всё равно понимает, что за последние несколько недель он стал частью их компании, и в этом нет ничего необычного. — И это не было ложью, — Чонгук подгибает колени к подбородку и обнимает их, пряча в них лицо. Он сидит в середине зала, из-за чего чувствует себя максимально уязвимо. Будто голым. — Стал бы я пробираться сюда по ночам, если бы мог оплатить? — Чонгук-а, — в этот раз звучит голос Чимина. Его реакции Чонгук опасался больше всех после инцидента в клубе брата Намджуна. Он немного повысил тон и громкость голоса, от чего складывалось впечатление, что он глубоко разочарован сложившимся положением дел. — Я не знаю, по какой причине ты не мог оплатить занятия и не могу даже представить, как член семьи, владеющей такой крупной компанией, не может этого сделать, честно. Но меня больше огорчает тот факт, что ты до сих пор с нами не объяснился. — Я не был… я не уверен, что вы вообще захотите меня слушать, — признается Чонгук, чувствуя, как в груди что-то болезненно сжимается, и слова облачаются в звуки с большим трудом. — Так объясни, Чонгук-а, — нетерпеливо просит Хосок, протягивая последний гласный звук. — Мы не из тех людей, кто будет делать поспешные выводы или сжигать все мосты, не разобравшись в ситуации. — Мне жаль, — всё, что может произнести Чонгук в следующие долгие двадцать секунд. — Простите, — снова извиняется Чонгук, когда пауза становится слишком длинной. — Мне нужно пару моментов, чтобы… — Чонгук, — впервые с начала разговора хоть что-то произносит Намджун. Его голос звучит спокойно, ровно, что хотя бы не подливает масла в огонь. — Это не последнее слово на судебном заседании. Мы просто хотим, чтобы ты объяснил ситуацию, потому что мы не понимаем, и это не тот случай, когда мы можем это проигнорировать. — Хорошо, — Чон наконец-то находит в себе силы глубоко вдохнуть и стабилизировать дыхание. — Я и хотел это сделать. — Он поднимает взгляд на Хосока, переводит его на Намджуна, затем через зеркало смотрит на Тэ и Чимина. Все они просто выжидающе смотрят на него. Хорошо. Чонгук может всё объяснить, это не так сложно. Первый шаг уже сделан. — Мне с братом мать с детства не позволяла заниматься ничем, кроме образования, ну, и в спортзал ходить можно было, чтобы держать себя в форме. Хотя это, скорее, было её требованием, — Чонгук хмурится от неприятных воспоминаний о своих школьных годах. — Хён занимался баскетболом год, но она запретила ему это делать так же быстро, как и разрешила. Я же с детства так или иначе танцевал. Сначала в своей комнате, потом я старался занять пустые комнаты в спортзале, но это никогда не длилось дольше двадцати минут, — он кладёт подбородок на колени, уже не стараясь спрятать лицо от старших парней. Вот оно — то, что он уже достаточно долгое время хотел объяснить, наконец сказано вслух. — То есть я мог купить себе за баснословные деньги телефон, костюм, сушильный паровой шкаф и прочие прелести, и у неё не возникло бы вопросов, но, увидь она операцию оплаты абонемента в студии, она бы вышла из себя. Даже простые переводы со счёта на счёт у неё вызывают подозрения, — он произносит всю речь на одном дыхании, почти забывая о необходимости хоть иногда делать маленькие паузы. Он продолжает наблюдать за лицами друзей, и теперь на них написана грусть, сожаление, разочарование. Хосок отчего-то выглядит напуганным. — А я записал тебя в группу выступающих, — Хосок прячет своё лицо в ладонях, с ужасом понимая, во что втянул Чонгука. — Всё в порядке, Хоби-хён, — слабо улыбается парень. — Я съехал с квартиры, которую мне снимает мать, и мой брат собирается оплатить мои последние три семестра в университете. Я был так зол на неё в последнее время, что эта злость наконец-то вылилась в действия, спасибо моему водителю. — Так я правильно подумал, когда увидел, как ты садился в ту машину, — задумчиво произносит Чимин, и все трое резко переводят на него взгляд. — Ох, Гук-и, — протягивает Пак с некой нежностью в голосе. — Не пойми меня неправильно, но ты достаточно отстойно скрывал свой достаток временами. В первую ночь я очень удивился, потому что, в конце концов, у тебя были чёртовы «эйрподсы». Потом в раздевалке я у тебя в рюкзаке видел MacBook, и твой телефон тоже стоит как две мои зарплаты. Потом Тэхён обратил внимание на твои кроссовки, и как-то я видел, как ты садился в ту машину, которая совсем не была похожа на такси, да и кто без денег ездит на такси, — Чимин перечисляет все эти моменты и загибает пальцы. — В общем, я достаточно раз замечал что-то подобное, и, — Пак смеётся и откидывается спиной на стену, — ты не поверишь, я загуглил твоё имя. И да, там было достаточно твоих фото и даже небольшая биография. Я, честно говоря, сначала разозлился, но через пару часов после этого я просто задался вопросом, почему ты так поступил. — Да, — соглашается Хосок. — Сейчас, когда я об этом думаю, я понимаю, что врать кому-то из-за стоимости абонемента, когда ты можешь позволить себе личного водителя, немного нелогично. В студии повисает тишина, пока все обдумывают признание Чонгука. Парень чувствует себя глупо, понимая, что у него правда не было логичных причин скрывать правду от своих друзей. В то же время он вспоминает себя несколько недель назад, когда он только встретил Чимина и начал заниматься: у него не было желания делиться с кем-то своими переживаниями, рассказывать про всю подноготную своей семьи и искать в ком-то сочувствия. И у него было полное право так поступить, даже после того, как Хосок и Чимин позволили ему стать частью танцевальной группы. — Мне жаль, что всё вышло так, как вышло, — после долгой паузы снова говорит Чонгук. — Но я не очень сожалею, что не сказал вам раньше. Я плохо себя чувствовал по этому поводу, боялся, что пользуюсь вашей добротой, и, наверное, так и есть, но я не был готов говорить об этом, совсем. Как однажды сказал мне Юнги-хён, у всех нас есть вещи, о которых мы не хотим рассказывать. В моем случае это моя семья. И это будет вашим правом, если вы больше не захотите меня здесь видеть. Он смотрит на Хосока, который в неверии мотает головой. Затем он поднимается со своего места, проходит половину зала и садится напротив Чонгука, закрывая ему обзор на зеркало. — Чонгук, — серьёзным тоном произносит он, кладя свою руку ему на плечо. Чон дёргается от этого жеста, но смотрит хореографу прямо в глаза, боясь показаться неискренним. — Это всё неприятно, правда. Но я понимаю твою ситуацию, и, как я вижу, ты тоже понимаешь наши с парнями чувства. Давай просто пойдём дальше? Чонгук нервно кивает, чувствуя, как пелена слёз покрывает глаза. — Хорошо, хён. Спасибо. Две слезы скатываются по его щекам, но он не плачет, глубоко вдохнув и выдохнув, что правда помогает ему успокоиться и взять себя в руки. Чимин тоже встает со своего места и садится сбоку от Чона, так, что их колени соприкасаются. Он одной рукой приобнимает его за плечи, при этом второй ероша ему волосы и ярко улыбаясь. — Я имел в виду то, что написал в тот раз. Ты можешь на нас положиться. Чонгук льнёт в объятия Пака и кладёт свою голову ему на плечо, полностью облокачиваясь на парня. В грудной клетке больше нет сдавливающего чувства. — Хосок-хён, — через пару минут комфортной тишины Чонгуку резко приходит в голову одна отличная идея. Он снова принимает вертикальное положение, смотря на хореографа с горящими глазами. — Можно я заплачу за занятия? — Чонгук-а, дело не в деньгах… — Да, я понимаю, — Чонгук активно кивает, еле сдерживая нетерпение. — Но сейчас я могу. И хочу. Я боялся остаться без возможности закончить университет, но теперь эта проблема решена. Я знаю, что это разозлит мою мать, и частично это причина, почему я хочу это сделать, я признаю, но я так сильно хочу перестать чувствовать это вечное давление с её стороны… — Ладно, Чонгук-а, — перебивает его поток сумбурных мыслей хореограф. — Я включу терминал оплаты, когда мы будем собираться, если тебе от этого станет легче. Что-то ещё? — Хосок наконец-то улыбается, напоминая Чонгуку о его первом занятии в студии. Он так счастлив быть здесь. Остаться здесь. — Мы можем ещё раз прогнать хореографию? — неожиданно для всех, как и для себя, спрашивает Чонгук, почувствовав внезапное желание станцевать, выпустить все свои невысказанные эмоции через движения. Хосок как никто другой понимает его, поэтому поднимается с места и подходит к стереосистеме, с которой всё началось, и ставит песню с начала.***
Без работы дышать становится будто в сто тысяч раз легче. Как бы Чонгук ни привык к своей постоянной занятости, отсутствие необходимости делать домашние задания и работать над проектами с утра до вечера своих выходных и часто до часу или двух ночи в будни даёт Чонгуку время на рефлексию, в результате которой он осознает, насколько глубоко в состоянии стресса он находился всё то время. Возможно, он слишком хорош в игнорировании или его стрессоустойчивость правда выше среднего, но отдых — очень приятный бонус, как странно бы это ни звучало во время экзаменов. Время, которое он проводил в офисе, Чонгук теперь тратит на подготовку к тестам и контрольным работам, чего ему вполне хватает. В этом семестре, к радости парня, нет предметов, которые старались бы высосать из него всю энергию, как это случилось со статистическим анализом в среде R в своё время. Сам по себе предмет был нормальный, трудноватый, конечно, но в целом ничего неподъёмного не было, но вот преподаватель оказался той ещё мразью. В этот раз Чонгуку везёт не только с отсутствием групповых проектов, но и с содержанием курсов, которые он впитывал как губка ещё на самих лекциях. В эти дни подготовка чаще всего сводится к быстрому повтору теории и прорешиванию ситуационных задач. Так что, на самом деле, времени становится даже будто больше. Тренировки и репетиции танца для конкурса в оставшуюся перед самим событием неделю более напряженные, чем обычно, и некоторые ребята группы выглядят выжатыми и измученными. У всех них тоже на носу экзамены, у многих и вовсе первая сессия, но никто из них не жалуется — все они знали, на что соглашались, когда их принимали в группу выступающих на городском конкурсе. Возможность отказаться не обговаривалась, но все понимали, что она была. Хосок тоже кажется более взволнованным, чем обычно. Чонгук и не подозревал, что хореограф может быть ещё более хаотичным и в то же время более серьёзным: теперь, когда танец полностью выучен и отработан вдоль и поперёк, Хоби обращает внимание на невероятно мелкие детали, о которых Чон никогда бы всерьёз не задумался. Он часто останавливает их в середине самых разных движений, чтобы посмотреть, насколько они синхронны в этот момент. Конечно, нередко углы и наклоны достаточно разные, но Хосок не перегибает палку, лишь старается убедиться, что даже самые маленькие ошибки не допущены. Одним вечером за ужином Чонгук рассказывает Чонхёну и Суён о конкурсе и дарит им два билета на шоу, которые ему пришлось покупать самому, так как выступающим не предоставляли даже один пригласительный. Так же он спрашивает у брата, упоминала ли мать что-нибудь о том, что он съехал или оплатил три месяца занятий в студии, потому что с вечера, когда они с Юнги продегустировали тот дорогущий виски, она ему больше ни разу не звонила. Брат лишь пожимает плечами и говорит, что сам не видел женщину уже пару недель и созванивался с ней только по поводу работы. Чонгук бы порадовался такому положению дел, если бы не знал, что это всего лишь затишье перед бурей. Слава богу, он к этому готов. С Юнги они пока ничего не говорят своим друзьям, но сложно сказать, что они что-то скрывают, ибо все так поглощены всеми своими делами в преддверии конца учебного года, что никто ничего просто не замечает, так как у них нет времени собраться всем вместе. А Чонгук с Юнги находят один вечер для того, чтобы сходить на своё первое официальное свидание. Перед тем, как Мин должен забрать его из дома брата, Чон ловит себя на мысли, что он в предвкушении, но ничуть не нервничает. Он, видимо, истратил свой запас нервов в их последний разговор в студии композитора. Юнги выглядит хорошо. Чересчур хорошо для того, чтобы сердце Чонгука оставалось здоровым. В чёрных джинсах и такого же цвета больших ботинках, белом свитере и объёмном расстёгнутом пуховике Мин кажется парню совсем другим человеком, и ему нравится то, каким разным он может быть. — Хей, хён, — стараясь не запнуться, произносит Чонгук, когда тот оказывается достаточно близко, чтобы услышать приветствие. Они стоят около входа в здание, где Чон обещал дождаться старшего, чтобы тому не пришлось проходить мимо вечно недовольного консьержа. — Отлично выглядишь. — Ты ещё мои очки не видел, — Юнги посмеивается и надевает упомянутые очки, которые всё это время держал в руках. Толстая чёрная оправа не облегчает Чонгуку жизнь. — Ох, — тяжело выдыхает младший, замечая, как горячий воздух из его легких становится лёгкой белой дымкой на морозе. — Я не собирался умирать ещё до официального начала свидания. — Чонгук-а, ты вообще себя видел? Кто из нас ещё умрёт первым, — Юнги смущенно хихикает, отводя взгляд в сторону, стараясь не пересекаться с Чонгуком глазами Младшему кажется забавным то, что они уже вроде как и перешли на следующую, более интимную во всех планах стадию отношений ещё до того, как признали, что нравятся друг другу, но одновременно с этим эта небольшая нервозность и неловкие шутки никуда не ушли. Он про себя даже радуется этому факту. — Пойдём, — Мин протягивает Чонгуку руку и начинает его вести в сторону парковки. — У тебя есть машина? — спрашивает младший, когда они подходят к серо-коричневому кроссоверу. Он ни разу не видел Юнги за рулём, и сейчас, когда он думает об этом, парень понимает, что скорее всего это потому, что студия и ресторан, в котором они обычно собирались, находились в шаговой доступности от его дома. — Как видишь, — пожимает плечами старший, открывая машину и залезая на водительское сидение. Чонгук следует за ним и забирается на пассажирское сидение, сразу пристёгиваясь. — Готов поспорить, что ты давно не ездил ни с кем, кроме своего водителя. — М-х-м, — соглашается Чон, не уверенный, когда он в последний раз вообще ездил на первом сидении, если не считать его сдачу на права пару лет назад. — Мне она нравится. Не кажется чересчур вычурной и большой, но выглядит очень комфортной, — произнося эти слова, он одновременно осматривает салон изнутри: панель с кнопками передач, экран с навигатором и мультимедиа, много разных кнопочек с климат-контролем и так далее. Машина очевидно новее той, на которой его возил Седжин, и в ней он не чувствует себя настолько же отрезанным от мира хотя бы из-за отсутствия слишком тёмной тонировки на окнах. — Куда мы едем? Юнги в этот момент как раз нажимает кнопку заднего хода и начинает выезжать с парковки, смотря на изображение на экране. — Мы с Намджуном выступаем сегодня с парой песен на вечере в клубе Сокджина. Я знаю, что в этом ничего необычного, но мероприятие будет посвящено балладам, так что атмосфера будет спокойной, и я подумал, что было бы неплохо провести там время? — они выезжают на главную дорогу, ведущую в Каннам, и Чонгук неосознанно улыбается, слабо пожимая руку Юнги, лежащую на руле. — Звучит отлично, хён. Атмосфера вечера и вправду спокойная и расслабленная, непохожая ни на один из моментов, проведённых Чонгуком с Мином до этого — злость постепенно стала проходить, дав понять, что такое спокойствие на самом деле. Парень не чувствует ни капли из того напряжения, что он обычно чувствовал в выходные дни, когда буквально заставлял себя отдыхать несмотря на всё недовольство своей матери. Намджун с Юнги на самом деле выступают, но не вместе: Ким с лёгкой, навевающей тепло и лёгкость композицией о том, что даже самые тёмные времена так или иначе заканчиваются, Мин — с менее спокойной песней о старом друге, с которым у них давно разошлись дороги. После выступления Юнги у Чонгука на языке будто остаётся горькое послевкусие от произнесенных старшим на сцене слов, от истории, рассказанной им. Это ничуть не портит настроения или общего настроя Чонгука по отношению к композитору, но всё равно заставляет его задуматься над тем, как мало они друг о друге всё ещё знают. С одной стороны, это немного расстраивает, а с другой — ему не терпится оказаться в водовороте, урагане всех тех фактов о Юнги, которыми старший захочет поделиться с ним. И весь вечер он проводит именно так — впитывая всю возможную информацию о Мине, параллельно позволяя композитору узнавать что-то о себе самом, наконец-то помимо всех тех фактов, что были связаны с его матерью. Потому что это больше не о нём — это о той части прошлого, которую он не хочет переносить в настоящее. И если позднее вечером они уходят к Юнги и Чонгук не ночует дома, Намджун и Чонхён делают вид, что так и должно быть. Их не должно интересовать, о чём парни говорят до трёх ночи, пока Чонгук наконец не засыпает, осторожно уткнувшись лицом в плечо старшего.***
Когда наступает день конкурса, все держатся на чистом энтузиазме. Пора экзаменов уже несколько дней как закончилась, однако всё равно все чувствуют себя измученными, ещё толком не отойдя от суматошных дней. Тэхён в эти моменты радуется, что не пошёл в магистратуру, а начал работать, но сейчас, во время зимних каникул, заказов и бронирований у экскурсионных гидов всё равно много, поэтому он не сильно отличается от остальных своих друзей. Только Намджун с Юнги ни о чём не переживают, наблюдая за артистами, с которыми работали, и парнями, которые носились с конкурсом. Над костюмами долго думать не приходится. Как-то один из парней группы приходит на тренировку в чёрных джоггерах, черно-белой футболке, бомбере и широкой повязкой на голове — и Хосок решает, что это идеально для конкурса: не сильно отвлекает внимание от самого танца и прекрасно подходит под их стиль. Чонгук несколько минут смотрит на себя в раздевалке перед выходом за кулисы к остальным участникам, удивляюсь тому, что видит перед собой. Быстро отрастающие, всё ещё чёрные волосы обрамляют его лицо, немного завиваясь, красная повязка выглядывает из-под чёлки. В ушах всё ещё множество разнообразного пирсинга, с которого теперь свисает пара не очень длинных цепочек. На глазах не очень яркий макияж для того, чтобы подчеркнуть взгляд. Ничего в его внешнем виде не говорит о том, что он — пока ещё официально — наследник крупной компании, студент третьего курса по направлению «Бизнес и управление персоналом». И, наверное впервые за всю свою жизнь, Чонгук правда больше не видит себя в этой роли. Этой роли в себе. Он чувствует себя свободным от обязательств, навязанных на него его матерью. Три месяца назад он и подумать бы не посмел о том, что может оказаться в этом месте в таком образе в обозримом будущем. Он знает, что Юнги, Тэхён, Чимин и Хосок уже сидят где-то в зале, вспоминает, что Намджун со своим братом тоже должны успеть подойти к началу проведения конкурса. Из-за кулис он видит, какая сцена большая, какой зал огромный и сколько в нём уже сидит народу. Чонхён с Суён тоже должны быть где-то в центре публики, если они всё-таки смогли найти в своём загруженном графике время прийти. Они с одногруппниками ещё около получаса ждут своего приглашения на сцену. Они знали, что выступать будут в начале, чему не могли не порадоваться — чем быстрее они выступят, тем быстрее смогут расслабиться. Чонгук видит, как сильно нервничают остальные шестеро парней, и не знает, как может помочь им успокоиться. Они рассчитывают занять хоть какое-нибудь место в любой из категорий, даже наименее значимой, потому что это сможет помочь им попасть на стажировку в развлекательной компании, в то время как Чон просто рад находиться здесь, не боясь лишиться чего-то важного. Потому что независимо от реакции матери его друзья, его танцы, его образование и его семья в лице Чонхёна и его невесты останутся рядом. Время их выступления подкрадывается незаметно, и когда ведущий громко объявляет название студии Хосока, они уже стоят на сцене в стартовой позиции. В следующие секунды Чонгук в миллионный раз слышит первые ноты композиции, написанной Юнги, и мир вокруг будто останавливается. Этот танец почти ничем не отличается от того, что Чонгук танцевал этим утром на прогоне в студии. Он мало чем отличается от того, что он танцевал неделю, да и три недели назад, когда началась подготовка к конкурсу, если на то пошло. Но он настолько другой от того, самого первого, что он танцевал в первый раз с Чимином в ночной тишине здания. В этот раз ни одно из движений не отзывается в его теле болью, лишь желанием продолжать так до тех пор, пока его легкие и сердце ему позволяют. В его мышцах правильное соотношение напряжения и расслабленности, чтобы каждый элемент был достаточно плавным и одновременно резким, соответствующим энергетике постановки. Ни один переход у него не выходит скомканным или плохо выполненным, и он знает, что может гордиться тем, куда привели его занятия в студии. Только в этот раз он не забывает и о тех одиноких вечерах, когда рядом была только музыка, наушники и зеркала. Он не списывает эти годы со счетов, наконец-то полностью признавая свою заслугу. Потому что без этих лет он никогда не смог бы попасть в студию изначально. И танец заканчивается так же быстро, как и начался, не давая Чонгуку осознать, перед насколько огромной аудиторией он только что выступил. Когда парни останавливаются, тяжело дыша, и встают на поклон, Чонгук не может найти взглядом ни своих друзей, ни брата с Суён, но он всё равно кланяется ниже всех, показывая свою благодарность всем тем людям, что когда-то приняли решение поддержать его и что пришли для этого сегодня. Два часа до конца выступлений Чонгук проводит стоя в проходе между сидениями для зрителей и стеной зала среди других таких же выступивших ребят и наблюдая за теми, кому ещё предстояло выйти на сцену. Время от времени он видит сообщения от друзей с поздравлениями, даже Чонхён пишет ему о том, что они с Суён всё-таки пришли и были очень удивлены, увидев, насколько высок оказался его уровень. Среди всех этих сообщений Чонгук замечает оповещение от приложения банка, говорящее, что его карта, привязанная к счёту матери, заблокирована. И он ничуть не удивляется такому ходу событий, мысленно благодаря брата за то, что они успели открыть для Чонгука личную карту на выгодных условиях, пока он ещё официально числился в штате сотрудников компании. И он рад, что именно так — спокойно и без истерик, почти незаметно — заканчивается его не такая уж и долгая эпопея с матерью и её ожиданиями. В конечном итоге они выигрывают награду за лучшую хореографическую постановку. Это лишь частично заслуга самой танцевальной группы, так как технически награда числится за именем Хосока. Чонгуку грустно, что он не видит лицо хореографа, когда объявляют победителя. Но он знает, что все вокруг него счастливы: счастливы ребята, потому что их студия отхватила хоть что-то. Счастлив Хосок, получивший первую настолько крупную награду. Счастлив Юнги, что безмерно горд лучшим другом, своим молодым человеком и своей песней, на которую был поставлен танец. Счастлив и Чонгук, наконец-то приобретший свободу и приятную неизвестность и неясность будущего. Чувство эйфории заполняет его тело от макушки до пяток, так, что он даже не замечает, как переодевается и идёт к выходу. Ему почему-то кажется, что он летит. Первый, кого видит Чонгук, когда выходит из здания после окончания шоу — это Юнги. Старший идёт к нему навстречу, сразу заключая его в объятия, как только они оказываются достаточно близко для этого. Не особо долго думая о толпе людей вокруг них, Чонгук наклоняется, чтобы получить свой заслуженный поцелуй от старшего. Мин не противится, встречая его губы своими, холодными, немного сжатыми от мороза, но с легким привкусом кофе и искренней радости. — Кхм, — Чонгук слышит, как кто-то прочищает горло за спиной Юнги, и нехотя отстраняется от лица старшего, оставляя руку на закрытой пуховиком талии парня. За Мином стоят их друзья, а вдалеке Чон замечает смотрящие на него глаза Чонхёна. Зато теперь никому не надо рассказывать про их с Юнги зарождающиеся отношения. — А вот это что-то новенькое, — Хосок лыбится, явно настроенный их дразнить до скончания веков. — И как долго вы собирались прятать это от нас? Чонгук закатывает глаза на слова хореографа, прижимая Юнги чуть ближе к себе. — Нисколько, — отзывается он, резко поворачиваясь к Юнги, стоящему под его боком, и чмокая его в щёку, будто этим он что-то доказывает стоящим перед ними парням. — Вот видите, ничего мы не скрывали. Я даже не чувствую себя неловко. — В противовес собственным словам, Чонгук чувствует, как начинает гореть его лицо и кончики ушей, надежно спрятанные под повязкой, которую он не снял после выступления. — Хён, — он продолжает смотреть на старшего, всё ещё чувствуя невероятную эйфорию от всего происходящего и необычайную смелость. — Ты хотел встретить меня после второй половины пути? Глаза Юнги заметно округляются, когда он поднимает взгляд на парня, чуть сжимая ткань Чонгуковской куртки в кулаке. На улице уже темно, но фонари вокруг здания концертного зала хорошо освещают территорию комплекса, и Чонгук отлично различает резко появившийся румянец на щеках старшего. — Ты сказал, что для этого понадобится время, — протестует Мин, чуть отклоняясь назад. Чонгук слышит, как на заднем плане кто-то смеётся. — Они уже на своём языке разговаривают, это потерянный случай, — говорит Намджун с явной усмешкой в голосе. — Я сказал пара свиданий, — оправдывается Чонгук, стараясь говорить как можно тише, чтобы друзья и подошедший брат с невестой их не услышали. Толпа вокруг отлично справляется с задачей поглощения звуков, и никто никак не комментирует их разговор дальше, просто не различая, о чём они говорят. — Мы были на одном. — Но мы виделись с того дня уже трижды. Юнги ярко на это улыбается, и Чонгук видит в его глазах нерешительность. Он тоже хочет сократить между ними расстояние, но семь пар глаз, смотрящие на них, останавливают его от этой идеи. Чонхён прощается с Чонгуком, поздравляя его с дебютом на сцене. Он пожимает руку Юнги, говоря, как ему приятно наконец с ним снова встретиться и что он рад за них с Гуком, и Чон сгорел бы со стыда, если бы на сердце не было бы так хорошо. В итоге они едут в Каннам в уже хорошо знакомый Чонгуку клуб Сокджина, который он на случай, если будет что праздновать, не стал открывать для посетителей, оставив на входе сообщение о том, что заведение забронировано на всю ночь. И хотя Чонгук знает, что это только начало пути: в его самостоятельной жизни, в его влюбленности и в поисках своего места в мире, он почему-то уверен, что пройдёт его с достоинством и полным счастья сердцем.