EMPTY

Скрипящие звуки карандаша раздаются по всей комнате. Им вырисовываются очертания будущего выставочного зала: стены, мраморный пол, картины и толпа людей, неаккуратно разбросанная по всему пространству. У каждого человека из толпы нет головы, лишь одинокая видимая шея, словно это галлюцинация: всего лишь творческий вымысел, что никогда не случится. — Вышло ужасно, — разочарованный стон художницы разносится тогда, когда в комнате все затихает. Карандаш неаккуратно выкинут в пустоту, ведь свою надобность он теряет на неопределенный промежуток времени. Укатившись куда-то под кровать, инструмент с молчаливым страхом наблюдает за девушкой, сидящей на полу. Он, словно ребенок, что прячется от тирана-отца, беспомощно выглядывает темной головкой и молчит. — Опять, — голос художницы уже серьёзен, а руки ее подрагивают в треморе. В сторону летит скомканная бумага, попадая прямиком в прикроватную мусорку. Бури было не избежать, и всякое существо: живое и неживое — осознает это. Эмити Блайт чертовски любит рисовать. И одновременно с этим ужасно это ненавидит. Взъерошив непослушные мятные волосы, Эмити ложится на спину, устремляя уставший взгляд в потолок. В ее глазах пляшут огоньки мыслей, что сгорают и также мгновенно возрождаются, словно мистическая птица феникс. Крошка пепла распространяется на белки глаз, очерняя их сильнейшей досадой, которую даже словами нельзя было описать. Неосуществимой мечтой Эмити является выставка. Каждую ночь она с улыбкой представляет себя стоящей в углу выставочного зала. Вокруг нее ходят люди, с критикующими лицами восхищающиеся ее искусством. «Гениально! Вы гениальны!» — слова поддержки сыпятся со всех сторон, а Эмити Блайт горделиво смотрит, внимая. Ее лицо горит разными красками, такими же яркими, как и ее любимая палитра. Все посетитили так близко, что до них можно дотянуться пальцами, понюхать и услышать. Эмити тянется, хватается за пальцы-тростинки, ощущает аромат дорогих духов и… Образ пропадает. В глазах начинает двоиться. Блайт касается век пальцами, быстрыми движениями натирает их в попытке остановить приступ. Когда Эмити нервничает — они приходят. Без приглашения выламывают входную дверь и хозяйничают во всем доме, устраивают пляски на четырех стенах и за их пределами. С ними невозможно бороться. Они — искажения пространства. Все предметы вокруг начинают злую игру со своей хозяйкой, стоит им прийти. Окна становятся больше, кровать уменьшается до таких размеров, что, кажется, на ней невозможно лежать, дверь иногда и вовсе пропадает, во время своего ухода хохоча над несчастной Блайт. С этими шутками Эмити живет всю свою сознательную жизнь. Как жаль, что она никогда не смеётся с них. Нужно быть мазохистом, чтобы полюбить такое дерьмо. Когда они уходят, девушка позволяет себе открыть глаза. Блайт закусывает нижнюю губу, вдыхает глубоко и резко поднимается, возвращаясь в сидячее положение. Мотнув головой в сторону, она наконец-то вынимает из-под кровати карандаш (благо, укатился он недалеко), мягко держит его за грифельный край, позволяя серому цвету перетечь на пальцы. — Ну, что будем делать, дружок? — когда агрессия уходит, тиран-отец осыпает своего незадачливого ребенка извинениями, пытаясь хоть как-то загладить вину, — Порисуем ещё? И Блайт уже тянется к новому листу бумаги, как на лежащий недалеко на полу ноутбук приходит уведомление. Эмити быстро оборачивается на этот зов, подползает ближе и, открыв крышку, щурится от яркого света. Число ее подписчиков достигло круглого числа, поэтому Блайт не может не прокомментировать это. «Я рада, что вас уже больше пятисот тысяч! Каждый раз мне приятно наблюдать, как на мой аккаунт подписываются все новые и новые люди. Вам же тоже это нравится? Ну, а как иначе. У меня для вас две хорошие новости. Первая — я наконец-то преисполнилась огромным количеством идей. Вторая — завтра можете выходить на поиски. Дам подсказку, в этом месте воняет хуже, чем в Чайна Тауне. Ха-ха, вы не поверите, но даже краска не перебьет этот аромат. Сейчас я уже выдвигаюсь, а вам, ребята, приятных и наипустейших снов.» — пальцы с молниеносной скоростью набирают текст для публикации, а эллегантным нажатием клавиши Эмити отправляет его на стену. Пост быстро собирает просмотры и комментарии, а каждый подписчик желает ей удачи в новом проекте. Эмити Блайт была анонимной художницей, а люди знали ее лишь по придуманному в интернете имени. Терпеть давление четырех стен больше невыносимо, поэтому Эмити разыгрывает привычный, но единственный сценарий, что спасает ее от вечной борьбы с синдромом. Карандаш отложен в сторону и забыт. Девушка поступает так же, как и отец-тиран, что променивает своего ненужного сына на бутылку крепкого алкоголя. Готовый рюкзак со всеми принадлежностями стоит на стуле, что олицетворяет в себе тот самый наркотик, из-за которого люди были готовы забывать даже близких. Эмити встает, с хрустом разминает спину и подходит к зеркалу. Лишь в нем она видит себя настоящую: уставшую, но уже полную энтузиазма; растерянную, но уже улыбчивую от предвкушения; грязную, но уже от пахнущей краски — господи, как же она это любит! Собрав волосы в небрежный хвост, Блайт заправляет оставшиеся пряди за уши. Она накидывает капюшон своей ветровки на голову, молчит несколько секунд и моментом выбегает из комнаты, прихватив по пути тяжелый рюкзак. В квартире Эмити проживает одна. Родителям нет до нее никакого дела, единственное, чем они помогают ей — оплачивают счета и дают на расходы приличные суммы. Их хватает на все художественные принадлежности, Блайт даже откладывает по чуть-чуть. На выставку. На будущее. Ураган в лице Эмити несется по узким улочкам Нью-Йорка, с явным мастерством огибает различные препятствия и перебегает дороги. С помощью электронных карт она еще несколько дней назад просчитала самый удобный маршрут, которому оставалось только следовать. Желтые огни небоскребов опаляют открытую кожу рук Блайт, но она прячет их в карманы. Всякий увидевший ее человек даже и подумать не смог бы, что перед ним прекрасная художница, обладающая крайне богатыми и педантичными родителями, а также гнездом пауков в голове, что выползали в виде приступов ненавистного ей синдрома. Лабиринт из домов приводит Эмити к красному крестику на карте. В это место было трудно пробраться, поэтому стены построек оставались начисто белыми. Не все, конечно, но точный простор для рисования здесь имеется. Например, чистое полотно перед глазами Эмити так и манит к себе, невидимая прозрачная рука тянется к подбородку девушки, поддевает и с нежностью тянет к себе. И нет, эта подворотня не являлась тупиком в лабиринте, она — единственный выход для Блайт. Художница ощущает в своей груди чувство материнской заботы, поэтому не в силах отказаться от этого. Рисование всегда заменяет ей родителей, потому она питает к нему теплые и родственные чувства. Эмити осторожно укладывает рюкзак на землю, со свистом молнии открывает его и достает нужные приспособления: респиратор, баллончики с красками, кэпы и бутылку воды — последнее является самым важным предметом в этом списке. Черный респиратор пестрит ядовитыми салатовыми цветами: он был раскрашен вручную — Блайт не поскупилась на улучшение его внешнего вида. Подцепляя ремешки, она надевает защиту так, что она светится поверх ее одежды. Воздух в респираторе кажется иным. Несомненно, он был намного чище, чем затхлый аромат подворотен, но это было не то. Блайт обожала даже самые мерзкие запахи своего города. Она берет в свои руки черный баллончик с краской, надевает на него нужную насадку и приступает к делу. Магическим образом на стене вырисовываются контуры. Эмити, словно шахматист, на ходу продумывает верную тактику, ведущую к капитуляции короля врага. Точная комбинация ходов приводит к прекрасным результатам: полотно заполняется черным цветом, на нем исчезают все фигуры оппонента — его проигрыш не за горами. Систематично встряхивая краску, Эмити заканчивает с первым этапом. Дальше — лучше. Она вновь меняет насадку, но уже берет другой баллончик. С помощью созвездий различных линий, Блайт создает на стене шедевр. Рисование своим действием на человека похоже на наркотик. Дыхание тяжелое и быстрое, руки двигаются все быстрее и быстрее, словно тянутся за новой дозой. Девушке приходится иногда подпрыгивать, чтобы дотянуться до верхнего края, а она и непротив: это позволяет ей сохранить физическую форму. Бегать приходилось много, из одного края в другой, потом обратно, потом ещё раз, ещё и ещё; иногда нагибаться и резко выпрямляться; дерзко вскидывать голову наверх и поникше опускать ее вниз — Блайт ни разу не жалела об этом. Приступы отступают от Эмити во время процесса. Кажется, они пугаются ее чрезмерной гиперактивности, ведь теперь прячутся в норки подсознания и дрожат, словно слабые щенки. Сейчас все психологические проблемы кажутся жалкими и несущественными. Только в такие моменты Блайт может почувствовать себя полностью здоровой. Рисунок готов. Эмити тихо смеется, расставляет ноги и руки в стороны, словно обнимая результат. Она благодарит процесс за все позитивные впечатления. На стене красуется большая надпись «EMPTY». Каждая буква была выведена собственным почерком Блайт. Буква «E» имеет причудливый хвостик, а также забавно изгибается посередине. В то же время буква «T» вовсе перекошена, ее верхний перпендикуляр волнится, играючи соприкасаясь с остальными буквами. Все здесь индивидуально. Эмити и любят за это. А она, сама того не зная, с помощью таких рисунков изображает свои искажения. Они высовываются из норок через глаза и руки художницы, заставляя ее неосознанно рисовать собственное виденье мира. Позади с громкими (для чуткого слуха Блайт) звуками щелкает затвор. Один, второй, третий, четвертый раз — оказавшись у стены «расстрела», девушка ловит пули в свою спину. Ей хочется согнуться от неописуемой паники, а после и вовсе упасть замертво для большего эффекта. Оборачиваться ужасно страшно. Тело начало подрагивать, а обнаглевшие искажения уже не боялись показываться. Зрение начинает так не вовремя подводить Эмити: собственный рисунок стал портиться в ее глазах, искривляться не так, как было задумано изначально. «Черт. Нет. Черт.» — мысли Блайт полны однотипных и второсортных фраз, все достижимое вмиг рушится и кусками штукатурки обваливается на нее. В попытке спастись от приступа, художница совершает обыденную практику: закрывает глаза и замирает. Руки не слушаются сигналов мозга, они предают ее в такой ответственный момент! Звуки за спиной затихают. Эмити до последнего надеется, что все это создала ее больная фантазия, но и эта шаткая надежда рушится, стоит ей услышать звонкий голос. — Ух ты! Это очень-очень красиво! — шаги из темноты приближаются, а их владелец не перестает тараторить, — Я давно тут сижу. Знаешь, не хотела отвлекать тебя от работы. Ты так потрясно двигалась, черт, у меня аж мурашки побежали! Заливистый, но приглушенный темнотой ночи смех вынуждает тело Блайт выйти из ступора. Она медленно оборачивается на шум и щурится: пытается различить очертания силуэта подошедшей. Перед Эмити возникает молодая девушка-фотограф, активно подкрепляющая свои слова жестикуляцией. Единственный фонарь в этом переулке не позволяет рассмотреть чужие черты лица. Она видит лишь смуглый тон кожи, что и помог незнакомке так точно скрыться от ее внимания. И нет, по мнению Блайт, совсем не было виновато ее увлечение рисунком. Она предпочитает скинуть всю ответственность на какие-то внешние факторы, полностью сняв этот груз с себя. — Когда ты выставила публикацию, я сразу поняла, что это за место. Я живу здесь неподалеку, — незнакомка подходит еще ближе, а в ее голосе действительно можно услышать волнующиеся нотки, — Эй, ты чего. Все в порядке? В доказательство своих слов незнакомка кивает головой в сторону, словно Эмити на это было не все равно. Чего она ожидает? Блайт не собирается разговаривать с тем, кто может за несколько минут разрушить все, что она построила. Эмити всегда недолюбливала фотографов. В частности, папарацци. Они, словно назойливые мухи, вечно прилетали в самые неподходящие моменты и портили все хорошее: отгоняться от них приходилось хаотичными маханиями руками. Но даже этого сделать сейчас Эмити не могла. Незнакомка подходит слишком близко. Их разделяет несколько десятков сантиметров, Эмити сглатывает, сжимает кулаки и вновь прикрывает глаза: это уже не помогает. В голове созревает множество мыслей, она все пытается найти хоть какой-то положительный исход для себя. И ничего не остается, как умолять. — Удали все, что ты тут сфотографировала, — так жалко Блайт падает впервые. Она ожидает от своего голоса повелительные или агрессивные нотки, но вместо этого он звучит тихо и спокойно. Эмити всегда была уверена в том, что только моральное насилие может научить таких людей этикету. Все фотографы — ужасные монстры, даже похуже приступов. Теперь Блайт боится их больше всего на свете. Незнакомка замирает. Ее пальцы по прежнему уверенно обхватывают камеру, а сама она, кажется, совершает самый ответственный выбор в своей жизни. На лице ее вновь проблескивает улыбка. Нет, это все проделки искажений! Блайт считает, что на лице незнакомки должно светиться разочарование, но точно не обаятельная улыбка. Теперь она воссоздает целый портрет уже из несколько черт ее лица, но считает его ошибочным из-за приступа. Улыбка не исчезает. — Конечно, я понимаю, анонимность, все дела. Но я надеялась до последнего, что ты разрешишь оставить, ха-ха, — та дергает плечами и подносит экранчик камеры поближе к своему лицу: ловкими движениями пальцев весь компромат удаляется, — Прости за это. Просто ты выглядела очень классно. Оптимизм в голосе незнакомки пугает Эмити. Она с недоверием вслушивается в постукивание кнопочек, не до конца осознавая, правда ли это. Но фотограф не врала. В доказательство своих действий девушка тыкает камерой в лицо Блайт. Там правда не было ничего связанного с художницей. Только одна недавняя фотография, где незнакомка запечатляет большого серого кота, что вальяжно разлегся наперекор пешеходной дороге. Милый кот. — Спасибо. Только никому не говори, что видела меня, — Эмити чувствует пульсацию в голове, что заставляет ее чуть наклониться и прижать руку к голове. Художница по-прежнему стоит в респираторе, что спасает ее от полного раскрытия. Хорошо, что незнакомка не увидит ее лица. Лишь одна прядь мятных волос выбивается из-под капюшона, но хорошо, что темнота укрывает ее. Никто не должен знать об Эмити. Об ее слабостях. Ее личность и ее творчество — два противовоположных полюса, один из которых несомненно шедеврален, в то время как второй жалок. Лишь результат может иметь вес, все остальное ничтожно. — Да, конечно я не скажу, правда-правда! Хэй, с тобой точно все в порядке? — незнакомка касается плеча Блайт. Эмити резко отскакивает, животными взглядом ударяя в лицо фотографа. Она чувствует, как на лице возникает оскал. Это прикосновение явно лишнее. Блайт не чувствует опасности от этой девушки, но никто не должен ее трогать. От этого сдают нервы и приступы лишь усиливаются. Никто не смеет проникать в ее личное пространство. Она никому не даст этого сделать. Улыбка сменяется непониманием. Рука незнакомки по-прежнему протянута к Блайт, все ее тело хочет помочь любимой художнице. Слово «отступать» напрочь пропадает из ее головы, поэтому она делает еще несколько уверенных шажков вперед. — Если тебе плохо, то я могу помочь. Может, это из-за краски? Ты надышалась, — фотограф уже уверенно хватает Блайт за плечи и уводит на безопасное расстояние. Там она сажает ее на каменную пристройку, после чего подходит к рюкзаку Эмити, чтобы положить все разбросанные вещи в него. Блайт по-прежнему молчит. — Меня, кстати, Луз зовут. Луз Носеда. Знаешь, я совсем не ожидала, что встречу тебя здесь. Это прямо «вау»! Впрочем, держи, — Луз возвращается, держа в руках рюкзак Эмити, — Тяжелый. Как ты с ним постоянно мотаться то умудряешься? Вопросы сыпятся один за другим. Зрение вновь подводит Блайт: она вслепую хватает рюкзак, что кажется довольно агрессивным с ее стороны. В ответ Луз издает слышимый выдох, ведь ей пришлось отпрянуть чуть назад. — Мне надо идти, — художница пытается встать, но сделать этого не может: вокруг все крутится и извивается в причудливых линиях. — Сними респиратор. Так должно стать легче, — и надоедливые руки Луз уже тянутся к лицу Блайт, из-за чего она получает ладонью прямо по ним. — Ничего не трогай, отойди, ты мешаешь, — Эмити ужасно груба с помогающей ей девушкой. — Прости, — голос Носеды стал на полтона ниже, а сама она делает виноватый взгляд. —  Ты не видела меня, а я не видела тебя, — и даже здесь Блайт была права: она действительно не видела Луз. Художница спрыгивает с каменной пристройки, стараясь сохранить шаткую опору. Ее ноги готовятся к броску, в голове по памяти вырисовывается маршрут до дома. Еще несколько секунд и она совершит его. Эмити вновь случайно встречается взглядом с Луз. Она не знает, что хочет сказать: извиниться за чрезмерную грубость или поблагодарить за помощь. Все же, а самообладание возвращается к ней быстро, также как и чувство стыда за сказанные слова. — Все же, спасибо, — тихо произносит Блайт. — Да не за что. Кстати, раз уж я выполнила твою просьбу, то ты должна выполнить мою. У нас не получилось нормального знакомства, но я считаю, что это можно исправить, — вновь улыбка, — Встретимся ещё раз? В более дружеской обстановке, естественно. Я никому не скажу, даже не думай. Просто ты потрясающая, поэтому я… Симпатизирую, что-ли? Луз неловко укладывает руку себе на затылок, поражая Блайт. Эмити привыкла видеть похвалу лишь на мерцающем экране, а слова, сказанные ей в лицо, возымели сильнейший эффект. Внутри становится тепло, изображение становится четким и ясным. Недалеко от них раздается громкий звук проезжающих машин. Он пугает Эмити, искажения вновь возвращаются с большей силой. Блайт трогается с места, не в силах этого терпеть. Необдуманно она бросает фразу, что заставляет Луз расплыться от счастья: — Хорошо, хорошо! Делай, что хочешь, мне все равно. Эмити несется по темным улицам, все обдумывая неожиданную встречу. Фотографии, незнакомка, ее лицо, ее движения и слова, ее забота — все это порождает в голове Блайт копну новых и ужасающих мыслей. В попытке их вытряхнуть художница трясет головой, но это не помогает. Зрачки в панике бегают в разные стороны, респиратор по-прежнему крепко сидит на ее лице. Приступ становится невыносимее с каждой минутой. С громким ударом входная дверь закрывается, Эмити скидывает с себя ветровку, рюкзак и все остальное. Ей абсолютно все равно, куда упадут эти вещи. Она уберется утром, а пока ее сил хватает только на то, чтобы камнем рухнуть на кровать. Блайт не берет в руки ноутбук, как обычно она это делает. Ее конечности не в состоянии пошевелится, она лежит лицом в подушку и протяжно стонет. Освободившиеся от резинки волосы, как и их хозяйка, хаотично раскиданы по поверхности подушки. Все в комнате Блайт сейчас раздражало ее. Голова была заполнена мыслями о Луз. Эмити не знает, что делать с этим дальше. Зачем она вообще дала ей свое согласие? Проще было послать надоедливого человека, но с Луз бы такое не вышло. Это же тот самый тип людей, которые никогда не отступают и всегда добиваются своего. Блайт вновь оказывается жалкой, да она даже отказать твердо не смогла. Промычав что-то нечленораздельное, Эмити отрубается. Во сне приступы затихают, позволяя хозяйке вновь приобрести четкость разума. Тысячи уведомлений приходят на ноутбук художницы в эту ночь. Ее страница разрывается от количества лайков и комментариев. Хэштэг «EMPTY» вновь захватывает лидирующие места в топах Твиттера и других социальных сетей. Блайт спит крепко, не в силах услышать этого. Уже утром, когда Эмити все же встает и открывает крышку ноутбука, она может лицезреть все фотографии ищущих и все оценки. Они отлично греют душу, ведь в большинстве своем положительны и приятны. Блайт серфит интернет, рассматривает фотографии и лайкает понравившиеся. Мысли о Луз не посещали ее до того момента, пока в ленте не высвечивается до боли знакомое освещение. На фотографии темно, одинокий фонарь стоит в углу и пестрит своим обжигающими светом. На переднем плане ее рисунок. Мастерство фотографа заметно невооруженным глазом, а как только Блайт обращает внимание на его имя, то все становится ясно: «Loose». Этот ник подходил той девушке не только по созвучию с настоящим именем, но и потому, что каждое движение Носеды было развязным и свободным. С интересом Блайт рассматривает страницу этой девушки. Это был обычный блог, где та выкладывала все интересные моменты из своей жизни. И тот серый кот здесь был, правда, уже вальяжно развалившийся не только на дороге, но и в интернете. Эмити не удерживается и ставит лайки на несколько понравившихся фотографий. Тяжело вздохнув, она вспоминает о своем обещании. «Блайты всегда держат свое слово.» — девиз ненавистной ей семьи проносится в голове, а Эмити вынуждена согласится с ним. Луз не соврала Эмити, а она обязана не соврать ей. Дрожащими пальцами художница переходит в личные сообщения, набирая текст медленно и долго. И, с силой продавив кнопку «Enter», Эмити лицезреет на экране соответствующую надпись: Привет. Как и обещала. Говори, чего же ты от меня хочешь.