о том и о сём

Андрей на пороге. Стоит, почти не шевелясь. Серафим отстраненным взглядом скользит по нему от ног до лица. С каждым мгновением становятся все более неловко. Андрей бы мог надеяться, что слова Серафима о том, что он никого не хочет видеть, на самом деле способ привлечения внимание к себе. Едва ли это правда. Серафим не из таких. Серафим из тех, кто прямо говорит. Однако Андрей все равно стоит на пороге. Его не ждут. Его не приглашали. —Чего пришел? — прокашлявшись спрашивает Серафим. —Мимо проезжал, решил зайти увидеться, — отвечает Андрей. Парень перед ним неохотно отступает назад, пропуская, наконец, гостя в квартиру. —Пиздишь, — даже не вопрос. Серафим понимает. Серафима не проведешь. Андрей ничего не отвечает. Все еще пытается сохранять лицо человека, который не сидел два дня назад на эфире fakemukka в шоке, колебаясь между тем, чтобы сорваться к Серафиму прямо сейчас и между тем, чтобы закрыть инсту и не грузиться чужими проблемами. Первое все-таки победило. А вчерашние записи в группе вк только подлили масла в огонь. Надо сказать, обстановка в квартире совсем не говорит о состоянии ее владельца. Совсем не душно, прохладно скорее. Окна у Серафима почти всегда открыты. Курит. По полу бездумно катается робот-пылесос. Андрей почти спотыкается об него. В квартире чисто. Даже пустовато как-то слишком. Серафим вроде заехал в середине лета уже, но так и не прижился до сих пор. —Трек записали? — невзначай интересуется Андрей, повесив серую куртку на крючок. Серафим неопределенно машет руками. Отмахивается и идёт в комнату. Устраивается на кровати с гитарой. Андрей садиться рядом. Под негромкий гитарный аккомпанемент начинаются такие же негромкие разговоры. Пальцы на гитарном грифе подбирают исключительно мажорные аккорды. Серафим будто сдерживает себя, каждый раз отвечает на вопросы односложно. Даже не пытается поддержать разговор. Постоянно отвлекается на гитару. Подолгу молчит, вслушиваясь в звучание. Складывается какая-то хаотичная мелодия. Серафим постоянно промазывает пальцами, недожимает баррэ, отчего звук глушится. Ещё постоянно забывает то, что придумал минуту назад. И все это давит. Обстановка давит. Андрею самому не по себе становится. А что чувствует человек, у которого из под пальцев рождается мелодия, будто не из этого мира. Андрей не знает. Но кошки на душе скребут и выцарапывают. Прямо как Серафим царапает по струне. Ещё один аккорд звучит совсем фальшиво. Серафим отбрасывает инструмент на кровать. —Ну и хуйня, — обречённо бросает он и встает с кровати. Идет на балкон. В комнату потянуло сквозняком. А у входа на балкон Андрея вовсе чуть не сдуло. На улице гуляет холодный питерский ветер. Такой же гуляет теперь и по квартире. Серафим стоит неподвижно, будто холода не чувствует в одной домашней футболке. Андрей в худи и то уже хочет скорее закрыть форточку. И только подойдя ближе, Андрей видит как у Серафима тресется рука с сигаретой меж пальцев. Серафим снова смотрит на Андрея отрешенно. Тоскливо. Делает ещё пару затяжек и заходится в приступе кашля. Сгибается пополам. Изо рта вырываются остатки дыма. Андрей уже не уверен, что кашель вызван неудачной затяжкой. Если здесь каждый день такой сквозняк... Андрей забирает недокуренную сигарету из чужих рук. На секунду задумывается о том, чтобы докурить, но в итоге тушит и бросает в переполненную пепельницу. Серафим толком не отдышался. Воздух на балконе холодный, обжигает горло.  Серафим скорбно наблюдает как тлеет его окурок. Он судорожно выдыхает, опускает плечи. —Я устал, Андрей, — простые слова. Но Андрей догадывается, с каким трудом они дались Серафиму. —Я знаю, родной. Серафим прижимается к нему. Совсем холодный. Утыкается носом в шею, забирая остатки тепла. Андрей обвивает спину, пытается согреть. Серафим ведет холодными руками по груди. Андрей чувствует их холод. Моментально ловит пальцы, передает тепло по рукам. На Андрея смотрят два серых глаза. Бегают мокрым взглядом по лицу. Серафим в паре сантиметров и касается холодным носом. Сжимаются сильнее дрожащие пальцы. Они подаются друг к другу как-то одновременно. Нежные губы Андрея встречаются с холодными и потрескавшимися Серафима. И сразу глубоко. Медленно. И не отстраняясь ни на секунду. Серафим дрожит, губы дрожат. Так и не согрелся. Андрея тоже начинает потихоньку колотить. Его пальцы так и не отпускают, от напряжения выкручивают до боли. Но не они не отстраняются все равно. Они не греются. Уже нет. И тепла внутри не остаётся нисколько. Андрея пронизывает холодом насквозь. И губы все холодеют. И в душе становится холодно так, будто Серафим ему свое состояние слюной передал. А поцелуй на вкус становится солоноватым. Андрей останавливается. На пару миллиметров назад. Губы сразу сушит ветер из окна. Серафим не поднимает больше на него взгляд. По лицу продолжают катиться предательские слезы. Андрей освобождает свою руку. Ледяные пальцы задубенели. Серафим даже не дергается, когда Андрей проводит ими по щекам. Холод уже не ощущается. —Если грустные люди никогда не целуются, то сейчас ничего не было, — произносит Андрей, едва шевеля губами. Серафим вдруг поднимает на него взгляд полный безнадежности и отчаянного протеста.