
Метки
Описание
—Дан, я уже открыто говорю, что хочу… — поворачиваешь ко мне и продолжаешь глаза в глаза, — хочу, хочу хочу!
—Что. Ты. Хочешь? — решаю уточнить.
—Абрикосов я хочу, Дан.
Абрикоски выросли, созрели и поспели
24 июля 2021, 08:40
***
Завтра у нас ответственный и слишком волнительный день. Утром к нам приезжает твой старший сын. Твои дети наконец-то познакомятся. Нашей дочери уже полгода, и мы виним себя за то, что мы настолько оттянули это важное событие. Но что сделаешь, если твой увлеченный мальчик постоянно в разъездах, за это время он успел отучиться триместр в школе, съездить в два лагеря и отдохнуть с твоими родителями в Карпатах. Ты вскакиваешь раньше дочки, хотя ночью практически не спала. В твоём сердце странная тревога, заполняющая всё твоё нутро. Я догадывался, что будет именно так. Хотя до сих пор не понимаю, что заставляет тебя так переживать. Веня — мальчик с большим добрым сердцем, а в нашу абрикоску просто невозможно не влюбиться. В том, что дело уже заранее обречено на успех, я изо дня в день уверяю нас обоих. Но в самый ответственный момент решаю всё же не вмешиваться в твои материнские переживания. Возможно, тебе необходимо пережить этот опыт. Возможно, ты чувствуешь то, что не подвластно моему пониманию. А я просто не имею права успокаивать тебя и умалять значение твоих переживаний. Спускаюсь и нахожу тебя на кухонном подоконнике. Ты смотришь в окно, прижимая к груди острые колени. Такая беззащитная, такая родная. Не могу стоять в стороне, подглядывая из-за угла за твоей тревогой. Мне сейчас просто необходимо прижать тебя к себе. Беру свои слова обратно, потому что не могу видеть, как ты маешься, как ты в одиночку сражаешься с чем-то очень личным и глубоким. —Тина, — тихо зову тебя, чтобы не напугать. Ты взволнованно улыбаешься и босиком идёшь ко мне. —Дочка проснулась? — спрашиваешь, смахивая слезы. Не хочешь, чтобы я видел тебя уязвимой и потерянной. Хочешь быть сильной, но не сдерживаешься, когда ложишься мне на грудь, и я бережно обнимаю тебя. Вижу в твоих глазах отпечатки вины за то, что я так и не могу осознать. Я так хочу защитить тебя от всех тревог. Если бы я только знал, как. —Тише, любимая, всё хорошо, кроха спит, и ты поспи хотя бы немного, — давай я провожу тебя? Забываю, что ты не дочка, и тебя нельзя так просто положить в кроватку и убаюкать, защитив от всех мирских тревог и бед мягким одеялом и ласковым прикосновением ладони на щеке. Вытираю любимые глазки и целую покрасневшие от слез щёчки. У тебя раздражения от соли. Малышка, тебе категорически запрещено плакать. —Дан… —Да, малыш. —Нет… ничего, — передумываешь и давишься своим недоверием, встречаясь с моим растерянным взглядом. Ну же, девочка, давай. Не пытайся справиться со всем сама. —Пожалуйста, — прошу, и ты, кажется, сдаёшься моей мольбе открыться. Вижу, ты понимаешь, что копить все в себе глупо, но твоя дурная привычка до сих пор заставляет тебя пытаться казаться сильной. —Дан, я хотела спросить, каково это, когда у тебя появляется сестра… я не знаю, я младший ребёнок в семье и… —Ты хочешь поговорить про меня и сестру? — спрашиваю, усаживая тебя в кресло. —Да, — растерянно смотришь на меня, не отпуская мою руку. Ты не представляешь, что для меня значит это простое прикосновение. —Давай я для начала налью тебе чай? Хорошо? Ты положительно киваешь. Я быстро завариваю чай. Вручаю в твои руки тёплую кружку и накрываю их своими ладонями. Ты совсем замёрзла. —Давай, родная, — возвращаю тебя из раздумий, и по твоему лицу в очередной раз пробегают ненавистные мной нотки страха. —Ты старший брат… Пускай у вас совершенно другая разница в возрасте, но всё же. Когда появилась Санда, ты ревновал? Может, тебе не хватало внимания и заботы от родителей? Я очень боюсь. Веня у меня очень ревнивый мальчик, не знаю, как он воспримет новый уклад… —Во-первых, вдох-выдох. —Дан… — недоверчиво хмыкаешь. —Давай, малыш, — кладу ладонь на твою грудь и заставляю вытеснить все твои переживания несложным дыхательным трюком, — умничка. Теперь слушай. Хотя я был совсем маленький, рождение сестры полностью изменило мою жизнь, но стало одним из самых лучших событий в моей жизни. Родители по-другому любить не стали, зато дали больше свободы, перестала ходить за мной по пятам, контролирую каждое телодвижение. А ещё гордились тем, что я помогаю им справляться с сестрой и ставили меня ей в пример. Ты не представляешь, как это приятно, когда в глазах маленькой девочки ты большой и сильный. Когда любящие нежные глазки впитывают каждый твой вздох. Сестра — это высший сорт нежности. Так что, да, я резко повзрослел, но обрёл очень дорогого человечка. —Тебе не было сложно привыкнуть? —Не очень. А нашему Веньке будет ещё легче, — целую тебя в лоб, — он у тебя очень умный мальчик, твоя гордость. Я таким не был. —Вы никогда не ссорились, не ревновали родителей? —Почему? Конечно, были ссоры, дележки вещей и игрушек. Кто в детстве не ссорился? Зато сейчас она мне очень близка. О том, что у меня появилась ты, я рассказал сначала ей, а только потом родителям, — целую твои нежные плечи, пока ты напряжёнными пальцами сжимаешь мою ладонь. —Дан, это слишком волнительно. —А как по-другому, малыш? Первая встреча — всегда знак. Ты сама помнишь, что почувствовала, когда увидела её впервые? — решаю окутать нас обоих в тёплые воспоминания. —Это был миг мучительного отчаяния, боль от которого мгновенно рассеялась, как только она распахнула на меня свои большие глазища. Была такая смешная, красноватая, точно абрикоска… а ты? С интересом смотришь на меня. —Я понял, что у меня теперь точно будут проблемы со зрением. —Почему? — в первый раз за утро ты искренне смеёшься. —Я просто не знал, на кого мне в тот момент смотреть — на незнакомое кричащее чудо или на твои плачущие от восторга и удивления глаза. —И ты решил уйти к окну и поплакать, любуясь восходом? —Ну, Тина… — обиженно толкаю её в бок, ты обещала не вспоминать и никому не рассказывать о той моей слабости. —Всё хорошо, родной, — поднимаешься на колени и тянешься, чтобы поцеловать. Я касаюсь твоих желанных губ, но вижу твои красные уставшие глаза, которые разрывают мой внутренний покой. —Давай, ты ещё немного поспишь, тебе нужны силы. —Ты посмотришь за малышкой? —Конечно, как только принцесса соизволит позавтракать, я тебя разбужу. —Спасибо, Дан. —Люблю тебя.***
Веня только успевает обнять тебя и пожать мне руку, как уже увлечённо рассказывает о прочитанной в дороге книге. Он у тебя очень умный и начитанный ребёнок. Как ты вообще воспитала его таким в двадцать первом веке? —Венечка, хочешь подержать? — с трепетом спрашиваешь ты, сжимая в руках наше только что покушавшее хмурое чудо. Абрикоска, хотя бы при брате могла улыбнуться? Вижу настолько ты напряжена, поэтому мне уже заранее не нравится эта затея. —Она спит? — недоверчиво спрашивает мальчик и немного отстраняется. —Засыпает. —Ну тогда пусть спит, зачем я буду её тревожить? — рассудительно проговаривает и хватает книгу с смешной закладкой, — я во двор, хорошо? —Конечно, Венечка, беги. —Тин, — мальчик уходит, я выдыхаю и сажусь рядом, — посмотри на меня. —Я не понимаю, что не так. Может, он злится на меня, может не чувствует ничего к малышке… —Родная, просто дай ему время. Пожалуйста, только без нервов. —Спасибо, Дан. Я пойду в спальню, если ты не против. Хочу немного подумать… Снова это чертово спасибо… —Хорошо. Только… Тин, не отдаляйся от меня. —Обещаю. Не сдерживаешь. Скрываешь от меня свои переживания. Совсем больно становится, когда ты выходишь из комнаты и, увидев меня, силишься улыбнуться. Тин, я всё равно всё вижу, не пытайся, пожалуйста. —Ты не виноват в моих переживаниях, — как же ты старательно выстраиваешь между нами стену. Остановись. —Но я хочу помочь тебе с ними справиться. —Я сама не знаю, чем себе помочь, что можешь ты? — сглатываешь образовавшийся в горле ком и виновато краснеешь. Не могу разобрать, ты, действительно, чувствуешь вину или до сих пор не можешь подпустить меня к сокровенному. Решаю не обижаться. От моих недовольств тебе точно легче не станет. Долго думаю, как тебя отвлечь. Вспоминаю, что наш семейный доктор во время последнего визита разрешил потихоньку знакомить малышку с фруктами. Мы как раз успели испробовать яблоко, грушу и банан. Пришло время абрикоске попробовать абрикос. Мы ждали этот день, и я думаю, этот маленький праздник поднимет нашей семье настроение. Прошу тебя одеть дочку нарядно, оставляю Веню за старшего и отправляюсь за абрикосами. Мы деревья посадили, но они пока маленькие и плодов не дают. Покупать абрикосы решаю не на рынке, а у нашего соседа. Всё-таки те, наши первые были самыми сочными и вкусными. —Ну что, момент настал? — Поочерёдно смотрю на Тину и Веню, которые уже успели прочувствовать серьёзность торжества и стояли с такими лицами, как будто мы выдавали дочку замуж или вручали ей государственный орден. —Давай, папа, вручай, — улыбаешься и ластишься к моему плечу. Поудобнее усаживаю девочку на своих руках и кладу в её маленькие ручки наш заветный фрукт. Кроха смотрит на меня и сжимает ладошкой незнакомый шершавый объект. Я не удерживаюсь и целую нахмуренную кроху в лоб. Такая маленькая, а уже с такой серьёзностью и сосредоточенностью изучает новый предмет. Наверное, и ей тоже передался пафос момента. —Пробуй, малыш, это абрикос, он очень сладкий, — ты разламываешь фрукт пополам, одну дольку отдаёшь обратно малышке, вторую засовываешь мне в рот, — видишь, с каким аппетитом ест папа. Клади в ротик. Улыбаешься, и дочка тебе верит. С серьёзным видом прижимает сладкую мякоть ко рту и пробует выпить сок. У бедняги пока не хватает зубов, чтобы есть абрикос нормально, но это временно. Мы замечаем, что ей нравится. Абрикос она ест намного охотнее, чем цветную капусту, кабачок и даже яблоко. Кажется, с семейным прозвищем мы угадали. —Наша дочка, — шепчу тебе на ухо, а ты радостно смеёшься, пока дочка с хитрой ухмылкой справляется с абрикосом. Вы такие мои. Мне иногда кажется, что Бог специально создавал вас по частям из того, что мной особенно ценимо.***
—Дан, а на каком языке она думает? — спрашивает у меня Веня. —Не знаю, в быту мы говорим с ней на русском, мама поёт ей колыбельные на украинском языке, а я рассказываю сказки на румынском. А ты можешь спокойно говорить с ней на английском. —Как. Это. Работает? — Веня мотает головой и непонимающе смотрит на меня, — как она такая маленькая всё понимает? —Она считывает по эмоциям и интонации, попробуй как-нибудь, расскажи ей что-то и посмотри на реакцию. Взрослея, мы теряем способность понимать друг друга без слов и вспоминаем о ней, только когда сильно влюбляемся. А дети и так живут в сплошной любви. —Вот это да, получается, она уже способна что-то понимать. —Способна. Она не просто кукла с физиологическими потребностями, она уже человечек со своим внутренним миром, характером, желаниями… Присмотрись… —Ага, как-нибудь обязательно, — он все равно с опаской смотрит на сестру. Он ещё не готов, это нормально. Пока мы разговариваем с Веней, ты успеваешь натянуть на дочкину голову бантик. Пока кроха не изъявила желание отправиться на дневной сон, хочешь сделать пару памятных фото с абрикосами. —Как ты, моя маленькая? — целую тебя, когда мы выходим из детской. Наша сладость заснула, и у нас есть время разобраться с твоими переживаниями. Я очень стараюсь из-за очарования дочкой не забывать о том, что ты тоже моя маленькая девочка, которой я очень нужен. —Нормально. —Ты Абрикоску с Веней сфоткала? —Да, смотри какие, — ты открываешь галерею и нежно проводишь ладонью по дисплею. Смотришь, на своих двух счастливых здоровых детей, а на душе кошки. Ты чувствуешь что, что-то не так. Придуманная картинка в твоей голове не совпадает с реальностью. Я понимаю, в твоих мечтах Веня должен был растаять от вида сестры, не отходить от неё ни минуту, затаивая дыхание каждый раз, когда она улыбается. Но, родная, не всегда случается так, как мы хотим. —У тебя прекрасные дети, — выговариваю я, сдерживая на губах другую версию этой фразы. Ты поднимаешь голову и печально смотришь на меня, — у нас прекрасные дети. Исправляюсь. Но уже поздно, ты проводишь по мне грустным взглядом и идёшь обратно в комнату к дочке. —Видимо, не выйдет из нас всех семьи. Проговариваешь с нескрываемой печалью и скрываешься за дверью. Почему ты так легко бросаешь такие фразы? Ты ведь понимаешь, насколько мне больно это слышать. Я решаю не сидеть под дверью и немного прогуляться. Мне самому уже нужна помощь. Зову с собой Веньку, но он вежливо отказывается от моего предложения в пользу видеосвязи с друзьями из лагеря. Наверное, это тоже естественно. Иду по старому асфальту Зазимья и искренне думаю, что ничего страшнее этой фразы с нами случиться не может, но уже через полчаса забираю свои слова обратно. Мне звонишь ты. Я сначала не хочу брать трубку. Нам обоим нужно время на то, чтобы подумать, разобраться. Но какая-то сила всё-таки заставляет протянуть зелененький значок. —Дан, — успеваешь произнести только моё имя, но я уже знаю, что что-то случилось. Медленно оседаю на землю, — Дан, с дочкой что-то… Она резко проснулась с плачем… я начала её переодевать и увидела, что она вся сыпью покрылась. Горячая… Дан, я не знаю… Тебе слишком сложно даются эти слова. —Тин, соберись, слышишь? Я сейчас буду, померите пока температуру, — в висках звенит от бешеной пульсации, а тело несколько раз вздрагивает в судороге. Не помню, как добираюсь домой. Когда я появляюсь в детской, ты падаешь ко мне в объятия, задыхаясь от приступа отчаяния. Надеешься, что с моим приходом все образуется, что я как всегда защищу вас. Но нас разрывает громкий болезненный детский плач. Сажаю тебя на кресло, не разрешая проследовать за собой. —Сколько? — спрашиваю Веню, который напугано держит в руках градусник. Я рад, что мы сейчас боремся за малышку вдвоем. —38,2, — выдыхает мальчик, закусывая губы. Вижу, как он дрожит. Я кладу руку ему на плечо и беру плачущий комок на руки. Прислоняюсь к её лбу. Она вся горит и тревожно шевелится в моих руках. Боже, как это страшно, когда болеют дети. Раньше я не придавал этой фразе значения, но сейчас понимаю, насколько это страшное чувство, когда ты не можешь помочь своей крохе, когда не можешь забрать себе её боль. Чтобы хотя бы немного облегчить состояние дочки, стягиваю с себя футболку и прижимаю ребёнка к груди, кроха вдыхает родной аромат и кажется даже мимолетно улыбается. Ты же справишься, да? Ты у нас сильная девочка. —Дан, что нам делать? —Сейчас приедет скорая. Всё будет хорошо, — подбадриваю Веню, который льнет ко мне, со страхом в глазах наблюдая за страдающей крохой. Кажется, он начинает понимать, что он уже старший брат.***
Мы приезжаем в больницу. Врачи быстро стабилизируют состояние нашей дочери. Хотя даже это быстро заставляет нас с тобой вспомнить все молитвы. Я рад, что ты не отпускаешь мои руки. И несколько раз в слезах извиняешься за ту фразу про семью. Я ласково щелкаю тебя по носику и целую. Меня предупреждали, что я связываю свою жизнь с дурочкой. Уже на следующий день нас отпускают домой, но наш мальчик, ждавший нас дома, уже успел повзрослеть на несколько лет. Врачи пришли к выводу, что сыпь и температура были вызваны аллергической реакцией. Мы догадываемся на что, но даже боимся произносить эти догадки вслух. Этого просто не может быть. Решаем ждать официальной информации и верить в лучшее. Пришедшие результаты проб на аллергию выносят пугающий нас всех вердикт — у нашей дочери сильная аллергия на абрикосы. Можно все, даже завести самого пушистого кота и есть апельсины килограммами, а вот абрикосы категорически запрещены. Ещё не отойдя от результатов, мы стоим у кроватки и смотрим на наше порозовевшее чудо. Девочка почти поправилась, и только шрамики от капельниц на ручках выдавали произошедшее. —Закон подлости, нашей абрикоске нельзя абрикосы, — выдыхаешь ты, заботливо поправляя одеялко. Для тебя это драма. Ведь ты их так полюбила и хотела, чтобы их любила твоя дочь. —Хорошо, что мы вовремя распознали причину, — беру тебя за руку и вывожу из комнаты, чтобы говорить громче, — зная об этом, мы теперь не допустим таких приступов. —Хорошо, но кроха никогда не попробует абрикосы, понимаешь, даже никогда не узнает их вкус. Никогда, — ты чуть ли не плачешь. —А кто виноват? — с улыбкой смотрю на тебя. —А кто виноват? — удивляешься ты. —Кто всю беременность килограммами их кушал, отвергая все другие фрукты, вот так и получилось. Дочка съела свою жизненную норму, ещё будучи там, — глажу живот, вызывая у тебя улыбку, — Передоз. —Ну мне хотелось. Я ничего не могла с собой поделать, — разводишь руками, ты готова взять всю вину на себя. —Ладно, ничего, — прижимаю тебя к себе, утыкаясь носом в макушку, — Не будет в жизни дочки абрикосов, зато у неё будем мы, любящие и понимающие родители, а ещё… Заходим обратно в комнату и застываем. Веня стоит и бережно держит на руках сестру. Она улыбается и от наслаждения болтает ножкой, ударяя брата голой пяточкой. —Вы ушли, а она проснулась, решил помочь, — улыбается Веня, держа в руках самый дорогой подарок, который ему когда-то делали. —А ещё замечательный любящий брат, — произношу я, чувствуя, как бьётся твоё сердце. —Брат, — шёпотом повторяешь ты, не веря своим глазам. Не можешь сдержать слез, наблюдая за тем, как твой сын укачивает кроху. Нежно склоняется над ней и напевает что-то из нашего репертуара. А девочка внимательно слушает брата и держит его за пальчик своей сморщенной ладошкой. —Не плачь, малыш, — обнимаю тебя, чувствуя, какой приступ счастья разливается в твоей раненой душе. —Дан, это… — ты не в силах подобрать слов. —Это прекрасно. Смотри на них, они ведь так быстро вырастут, будем вспоминать их такими... —Эй, не грусти, Данчик, созреют абрикоски, будут у нас ещё детки, — смеёшься и с щемящей нежностью смотришь на меня. Кажется, мы ещё обязательно приумножим наш урожай. И семья из нас обязательно получится.