Доёбистый Министр и Хуевый Водитель

      Какаши стоял у машины, облокотившись на неё. Курил и думал, как хорошо, что сегодня на небе сгустились облака. Жарко, конечно, всё равно было, но зато солнечные лучи не обжигали своими «объятиями», а приятные порывы ветра, иногда касавшиеся его бледной кожи и трепавшие серебряные волосы, создавали приятную прохладу.       В доме, у подъездной дорожки которого стояли автомобиль и его хозяин, шли спешные приготовления. Иногда до Какаши доносились громкие возгласы Наруто, недовольное причитание Ируки и его слишком громкая ругань на мальчика. Гремела посуда, играл телевизор с каким-то детским мультиком, шлёпали босые ноги. Мимо окон изредка проносился Умино в одних брюках, спешно пытавшийся то ли с Наруто спорить, то ли погладить себе рубашку. Мальчик сидел напротив телевизора, на диване, который хорошо просматривался. Кажется, он тоже был не одет, слишком увлечённый произведением на экране, чтобы одеться, из-за чего Ирука и ворчал.       Какаши посмеивался. Раньше окна всегда были зашторены, а звуки были очень тихими, чтобы он мог что-либо понять. С некоторых пор Умино, видимо, решил, что скрывать от охраны больше нечего, Хатаке теперь всё знал, так что мужчина не стеснялся. Хотя, стеснялся, конечно, ведь из дома выходил с румянцем на щеках и извинением за очередную задержку. Какаши только кивал, но не признавался, что специально приезжал раньше положенного срока на целых двадцать минут, чтобы понаблюдать за семейными сценами, открывавшимися ему в такую рань.       Было в этом что-то такое уютное, такое тёплое. В том, как Ирука бегал по всему дому, пытаясь собрать все бумаги; в том, как проливал кофе, ворчал, брал новую, чистую рубашку, а эту закидывал стираться; в том, как Наруто отказывался есть фрукты, как радовался, когда Умино нарезал ему их в форме разных животных; как Ирука проверял рюкзак мальчика, как высовывал слишком большое количество игрушек, оставляя одну или две; как ругался, что с таким количеством трансформеров и машинок места не хватило на учебники; как Наруто ворчал, как щекотал Умино, как бегал от него, не желая надевать штаны, настаивая на своей футболке со спанч-бобом; как просился поехать с шатеном; как плакал, когда получал занозу или нечаянно резал самого себя, пытаясь нанести джем на тост; как обжигался горячим чаем. Как Ирука жалел его.       Какаши всё это нравилось, и он не решался нарушить идиллию семейного утра своим присутствием, хотя Умино каждый раз замечал, когда чёрная машина подъезжала к дому и каждый раз предлагал зайти, выпить чая, позавтракать. Конечно, Хатаке хотелось оказаться внутри, конечно, безусловно, хотелось зайти, посмотреть на всё это блядство изнутри, не перебегая глазами и не щурясь, когда один из семьи Умино-Узумаки уходил на другой этаж, за стенку или в дальний угол комнаты. Но он не лез. Лишним ведь был на этом празднике жизни и прекрасно это знал.       А Наруто всё равно, не слушая возражений, всегда выносил Какаши что-нибудь с завтрака, чтобы не страдать от наклонностей правильного питания шатена в одиночку. Всегда радостно бежал, прыгал на него, рассказывал все новости из школы, о своём самочувствии и иногда, когда у Ируки не хватало сил унять мальчугана, рассказывал об Умино. О том, как он приходил домой, на каких министров особенно вчера ворчал, как задумчиво разбирал бумажки на кухне до самой ночи, какой отвратительный чай пил вчера и что опять уснул за столом, перебарщивая с работой. Ирука злился, говорил, что у ребёнка язык без костей, а Наруто с Какаши смеялись.       Домик у семьи Умино-Узумаки был на удивление небольшой. Наруто по секрету рассказал Какаши, что раньше он принадлежал родителям Ируки, поэтому мужчине было сложно с ним расстаться. Заднего двора совсем не было, зато был большой передний, по которому были разбросаны игрушки, старенький велосипед, а ещё под деревом висели качели. На одной из веток был также недостроенный домик на дереве, а у его кроны стоял ящик с инструментами. Похоже, времени у министра было не так уж много, и когда Хатаке спросил об этом, Наруто насупился, жалуясь, что начали они ещё в прошлом году. Но потом быстро повеселел, рассказывая, как весело было его строить вместе с Котетсу, Изумо и Анко и как смешно Ирука прыгал, уронив себе на ногу молоток. Строитель из него, видимо, был никакой.       Сам дом был небольшим, двухэтажным, белым, сделанным из дерева с потрескавшейся краской по углам. По одной из стен полз виноградный плющ, на каждом из окон висела небольшая корзинка с цветами, а на окне в спальне ребёнка висела ещё и кормушка для птиц. Расположение комнат Какаши выучил быстро, но внутренности так и не смог хорошо рассмотреть. Ему нравилось представлять, как выглядит дом внутри. В ванной, наверняка, много вкусно пахнущих шампуней и уточка для купания Наруто. В комнате Ируки обязательно стоит книжный шкаф и стол, заваленный бумагами. В гостиной большой пушистый ковёр, а в ящиках на кухне множество приправ и чаёв. Там также обязательно должна стоять какая-нибудь навороченная кофе-машина и в холодильнике – сливки для Наруто, молоко для хлопьев и клубника, или малина, или манго, или какой-нибудь ещё фрукт или ягода.       Какаши представлялось, что по стенам развешаны фотографии и графики, познавательные плакаты с таблицей умножения и испанским словарём (или каким-нибудь другим языком); что на чердаке стоит большая коробка рождественских украшений, лыжи или коньки, велосипед и ненужная дребедень, которую и выкинуть жалко, и отдать никому нельзя; что внутри много комнатных растений, детских книжек, которые мальчик всё равно отказывается читать, и онлайн игры. А на полке у выхода стоят духи Ируки, которые Наруто любит воровать, чтобы казаться взрослее.       Какаши улыбался, сам не зная почему. Казалось, это именно тот мир, та вселенная, в которой хочется жить каждому. Хатаке знал, что это не для него, что после всего, через что он прошёл, к мирной жизни не возвращаются, а заставить кого-то отказаться от такого мира он не мог. Поэтому он был одинок. Может, Какаши хотел чего-то подобного, но просто знал, что не сможет так жить. Призраки прошлого не уходят, но ему нравилось смотреть на такой мир. Мир, в котором существовала семья Умино-Узумаки, спокойный, тёплый, уютный, живой, струящийся радостью и светом.       Ирука с Наруто, пусть и ругались, но даже не подозревали, как им повезло. Хотя нет, как раз они, наверное, знали. После жизни в сиротском приюте, даже ругань кажется благословением. А ведь так оно и было, и Какаши просто не хотел разрушать этот мир своим присутствием. Даже на пару минут утром, ведь знал, что не может притвориться, будто бы он его часть. Некоторые раны уродуют даже невозможно короткие временные промежутки, не оставляя ни на секунду, ни на мгновение.       — Какаши! — Наруто показался в дверном проёме, улыбаясь во все тридцать зубов (два буквально пару дней назад выпали, и малыш невероятно этим гордился). Он вырвал Хатаке из мыслей слишком резко, и не успел мужчина даже среагировать, как мальчик понёсся на него на всех порах.       — Наруто! Кофта! — Ирука выглянул из-за двери с рюкзаком мальчика в руках, но было уже слишком поздно – ребёнок повис на ноге Хатаке, уткнувшись носом прямо в штанину, будто бы не видел седовласого целую вечность.       — Привет, — Какаши улыбнулся и потрепал мальчика по голове.       — Сегодня у нас шоколадные кексы и яблоки! — Наруто не отстранился, только поднял руку с пакетом в ней повыше. Какаши поморщился. — Не любишь кексы? — Глаза Узумаки стали очень большими, будто бы ему только что сказали, что Санты не существует, и Какаши рассмеялся, наклоняясь чуть ниже, прикладывая руку к своей щеке так, чтобы создалось впечатление, что они секретничают.       — Яблоки не люблю.       — Я тоже! — Наруто прошептал это, а потом они оба заговорщицки рассмеялись, будто бы планировали ограбление банка.       — Что, Наруто, опять донимаешь Какаши? — Ирука подошёл к ним, прыгая, пытаясь натянуть на ногу ботинок. В одной его руке был портфель и рубашка мальчика, во рту – недоеденный тост. Волосы слегка растрепались.       — Нет! — Наруто выпрямился, но потом кинул хитрую ухмылочку Какаши, и тот приложил палец к губам, подмигивая. У них свои секреты.       — Тогда полезай в машину и надень кофту.       Ирука кинул вещи мальчику, тот ловко их поймал, но в машину направился, недовольно ворча. Какаши приоткрыл пакет и, заглянув внутрь, принюхался. Кекс пах вкусно. А вот яблоки не очень. Если честно, они вообще никак не пахли.       — Не любишь сладкое? — Голос Умино звучал слегка взволновано, будто бы прямо сейчас он готов был побежать внутрь и сделать новый завтрак, если Хатаке не понравится.       — Знаешь, — задумчиво произнёс Какаши, пытаясь не смеяться над мужчиной слишком откровенно. Нервный Ирука был забавным. — Если бы ты хоть иногда готовил мясо, никто бы не умер.       Умино улыбнулся.       — Как скажешь. Завтра сделаю яичницу с беконом, — он подошёл к машине, открыл дверцу, но прежде, чем залезть внутрь, развернулся и как-то хитро улыбнулся. — Если ты, конечно, осмелишься зайти и съесть её.       Какаши закатил глаза, тоже направляясь к своей дверце.       — Ма-а, дешевый приём, Умино. Меня таким не проймёшь.       Это был практически ежедневный ритуал. Ирука пытался заманить Хатаке внутрь на завтрак, а тот придумал всё новые и новые отговорки. Какаши приходилось это делать, и на это было множество причин, помимо разрушения семейной идиллии министра и его найдёныша. Он не хотел лезть в это, потому что знал, что захочет чего-то подобного, но Какаши просто не мог себе этого позволить. Он не хотел лезть, потому что боялся разочаровать. Что, если он и впрямь всё испортит? Что, если Ирука и Наруто разочаруются в нём? А ведь это так или иначе скоро произойдёт, если они узнают Хатаке чуточку ближе.       Казалось, всё шло так хорошо, пока он был лишь водителем, молчаливым охранником. Как только он перейдёт эту черту, всё уже станет по-другому, и это «по-другому» прежде никогда не заканчивалось хорошо. Безопаснее было держать расстояние, наблюдать со стороны, радоваться, что жизнь этих двух вредителей наладилась. Знать, что жизнь иногда становится лучше.       — Неужели мой дом такой страшный? — Ирука положил руки на машину и облокотился подбородком о них. Его лицо было игривым с долей издёвки. Какаши даже мог бы подумать, что Умино флиртует, если бы не знал его.       — Нет, а вот утро с Наруто…       — Эй, что вы там про меня говорите?! — Голова мальчика показалась из окна, его брови слегка хмурились, а губа вылезла вперёд. Хатаке рассмеялся и потрепал ребёнка по макушке, после чего залез в машину. Ирука последовал за ним, усаживаясь на переднее сидение рядом.       — Ничего, Наруто. Какаши просто пообещал позавтракать завтра вместе с нами.       Хатаке нахмурился, а потом наклонился к Умино так, чтобы радующийся на заднем сидении мальчик не слышал их.       — Подключать ребёнка. Как грязно с Вашей стороны, министр.       — Ну ты же не расстроишь его? — Ирука улыбнулся. Его лицо было так близко, что Какаши мог чувствовать аромат утреннего кофе, шоколадных кексов и океана. Он нервно сглотнул, резко отстраняясь, заводя автомобиль.       — Поверить не могу, что ты сомневаешься в моей жестокости.       Ирука в ответ только рассмеялся.       — Наруто, ты пристегнулся? — Умино повернулся назад и грозно посмотрел на ребёнка, который уже успел достать из рюкзака игрушку и игрался с ней. Кажется, в этот раз это была война с пришельцами. Кажется, в следующий раз Какаши стоит подумать дважды прежде, чем рассказывать ребёнку про НЛО.       — Ну Ирука, ремень давит мне на горло!       — Если не хочешь сидеть в детском кресле, необходимо пристегнуться, — Какаши закатил глаза на фразу Умино. Эти баталии были ежедневной частью их ритуала. Хатаке они забавляли, пусть он и понимал, что, если Ирука по-настоящему разозлится в один день, ему, – Какаши, – придётся ездить по городу в поисках детского кресла. То ещё развлечение надо признать, когда в этом время можно было бы читать Ича Ича за обедом. — Смотри, мы с Какаши оба пристегнулись!       Хатаке вопросительно поднял одну бровь на Умино, тот многозначительно поднял обе брови. Перепалка глазами была долгой. Какаши говорил красноречиво и очень коротко. Все его аргументы умещались в емкое «Отсоси». Ирука был гораздо более мягок, а его мимика говорила на тысячи языках сразу. Сначала было «Это необходимо для Наруто», потом «Ну пожалуйста», затем «Будь снисходителен, он же ребёнок», кажется, промелькнуло даже короткое «Я обещаю сегодня не быть таким засранцем», пока в конце не появилось убийственное и всегда действенное «Я тебя уволю».       Какаши закатил глаза, недовольно бубня себе под нос что-то, и пристегнул ремень. Не любителем он был безопасности, что уж тут говорить. Уверен был в себе, как никто другой, считал неуважением к себе – пристёгиваться, соблюдать правила. Глупо, наверное, это было со стороны, но Хатаке нравилось ощущать власть.       Какаши завёл мотор, продолжая ворчать, бубнить под нос бранные слова из того самого «списка» запрещённых произносить в присутствии маленького бесёнка. А ещё он старательно не смотрел на Ируку. Злился, капризничал, дулся. Охранник признавал про себя, что, на самом-то деле, был ничем не лучше своего министра – тоже вёл себя, словно дитя, и обижался так же. Но вслух этого не сказал бы.       — Езжай сразу на работу, — Умино сказал это как бы между делом, уже успев достать из ярко-жёлтой папки бумаги, и ручку из своего нагрудного кармана пиджака. Упорно делал вид, что занят: вчитывается, рассуждает, подсчитывает, вычёркивает и отмечает, слишком увлечённый, чтобы обратить внимание на сидящего рядом изумлённого мужчину. Но от Хатаке не смогло ускользнуть нервное постукивание ручкой по бумаге – верный признак стресса.       — А как же школа?       Какаши покосился на сидящего сзади ребёнка, игравшегося с машинкой, в которую превращалась фигурка трансформера. С недавних пор дорога до здания правительства включала в себя остановку у здания школы, где учился Наруто. Раньше, – как Какаши сначала попытался объяснить слишком активный малыш, а потом, уже во время обеда, Ирука, – Узумаки забирала Йошино, и ребёнок добирался до учебного заведения в весёлой компании малыша Нары, полненького мальчишки Акимичи и любительницы цветов Яманаки. С ними Хатаке кстати тоже познакомился буквально пару дней назад, когда они с Ирукой, освободившись чуть пораньше, заехали за Наруто и днём. Блондин был полон энтузиазма, знакомя своего нового седовласого друга, который угостил его "взрослым напитком", с одноклассниками.       Как бы то ни было, теперь это всё было частью жизни Какаши, и он соврал, если бы сказал, будто не радовался такой перемене. Казалось бы, его должны раздражать детские крики, то, как Наруто часто канючил, пачкал машину своими конфетами, постоянно отвлекал от чтения, заставлял играть с ним и рассказывал истории. Он должен бы злиться, что Ирука на это всё лишь посмеивался, что теперь в магазине и Хатаке спрашивали мнение по поводу внеочередной игрушки для Наруто (которых уже было слишком много, по мнению охранника). Ещё больше его должны бы злить ругань Умино и Узумаки, от которой болела голова.       Всё то, что раньше никогда не было частью жизни Какаши, должно бы его злить, но на деле его злило, когда Наруто получал плохие оценки, когда не соблюдал режим, не слушался Ируку, когда спорил со старшими, не ел овощи, не предупреждал, что хочет погулять, и уходил, не предупредив ни одного из мужчин. Его злили учителя, которые обижали мальчика, злили дети, слишком жестокие к маленькому блондину в таком возрасте. Его злило, когда Умино излишне баловал ребёнка, злило, что тот не умел говорить нет, что Наруто этим нещадно пользовался.       Какаши толком не знал, в какой именно момент это всё стало для него так важно, но результат был на лицо. Может, слишком много времени провёл с этой семейкой, а, может, не он один такой, и каждый становился частью этой удивительно дружной, милой, трогательной ячейки общества. Будто Ирука был не министром, а огромным кракеном или зыбучим песком – затягивал внутрь своего уютного маленького мирка, согревал своим теплом, заботой, добротой и шоколадными кексами, а когда ты наконец понимал, что произошло, было уже слишком поздно. Ты уже был частью семьи Умино-Узумаки.       И даже если учитывать, что Хатаке держался на относительном расстоянии, границу которого именовал «порог дома министра», его уже затягивало, и позволить себе тонуть дальше он не мог. Хотел ли? Да. Но позволить себе не мог.       Какаши нахмурился, глядя на мальчика позади, повернулся на Ируку, который замялся, будто бы забыл, что такое школа, и не смог бы ответить, даже если бы захотел. На выручку пришёл Наруто – закричал, расплылся в довольной улыбке, запрыгал на заднем сидении, и от полёта в окно его удерживал только тот самый ненавистный ремень безопасности.       — У меня каникулы!       Какаши даже отшатнулся, таким сильным был счастливый визг ребёнка. Приложил руку к уху, недовольно зыркнул на мальчишку, который этого даже не заметил, а потом вернул взгляд на Ируку, пытаясь показать всю степень недовольства от сложившейся ситуации.       — Ну да… там типа карантин, — Умино не смотрел на седовласого, только нервно крутил ручку в руках, а щёки покрылись почти пунцовым оттенком. Видимо, и сам прекрасно знал, как отреагирует Хатаке. — Дети заболели, кашляют, чихают… — Казалось бы, Ирука должен был знать об этом не первый день. Неужели он не придумал ни одной отмазочки, ни одного самого крошечного оправдания? Он звучал неуверенно и испуганно, будто боялся, что Какаши сейчас самовольно подаст заявление об увольнении. Нервно сглотнул и продолжил, зажмуриваясь. — Домашнего задания кучу задали…       — То есть на неделю Наруто наша головная боль? — Подытожил Хатаке, поднимая одну бровь, скрещивая руки на груди. Говорить «наша» было странно.       — Эй, я не головная боль!       Наруто недовольно замычал, но оба взрослых его проигнорировали.       — Ну, в общем и целом… да. — Ирука уронил голову на руки, то ли закрываясь от недовольного взгляда седовласого, то ли боясь, что его сейчас из машины выгонят. И то, и другое было вполне возможно.       — И что ты собираешься делать? Вести его в здание правительства?       — Да, Ирука пообещал показать мне место, где он работает!       — Ирука, это полный бред! Ничего бредовее я в жизни не слышал!       — А что мне оставалось делать?! — Мужчина вспылил, высовывая голову из песка, но, наткнувшись на грозный взгляд Хатаке, тут же поумерил свой пыл. В конце концов, сам понимал, видимо, что охранник прав.       — Неужели ты не мог нанять няньку?!       Какаши фыркнул, отворачиваясь от мужчины, не выдерживая на себе его грустный, беспомощный взгляд. Почему вдруг стало так сложно смотреть на такого Умино? Раньше ведь было всё равно, а теперь Хатаке тут же становился мягче, потакал, разрешал, смирялся, лишь бы вернуть привычную нежную улыбку на лицо Умино. Сейчас смягчаться не хотелось, ведь Ирука перешёл черту. Нельзя вот так просто приводить ребёнка на работу! Это ведь не игра, это дела государственной важности. Какаши было необходимо объяснить это Умино, а значит всеми возможными силами выстоять. Выстоять, когда Наруто испуганно таращит глаза с заднего сидения, когда Ирука почти что разваливается на части от страха, стыда и горечи, скопившейся внутри. Когда сам Какаши вовсе не хотел ругаться ни на одного из них.       — Она заболела. — Убито произнёс Умино, вновь пряча глаза где-то внизу, рисуя на полях делового документа грустные, корявые рожицы.       — Сука со слабым здоровьем…       — Какаши, — Ирука недовольно покачал головой, но не стал читать лекцию, как сделал бы это, не провинись он перед Хатаке. Только отвёл взгляд в сторону. Какаши сказал слово достаточно тихо, можно было понадеяться, что Наруто не станет фиксировать каждый произнесенный слог, как делал это раньше, только начиная своё изучение матных слов. — Это только на один день, клянусь. Завтра Наруто отправится к Учихам.       — Ирука, но я не хочу к Саске! Он противный!       — Почему не сегодня? — Голос Какаши успокоился, стал каким-то колким, угловатым, уже окончательно смирившимся с судьбой и всё же будто бы получившим удар в спину от кого-то, кто никак не должен был оказаться предателем.       — Потому что сегодня Итачи ведёт Саске с собой в офис, — Ирука устало вздохнул, а потом, натянув улыбку, повернулся к ребёнку. — Не волнуйся, Наруто, туда придёт Сакура. — Мальчик всё равно насупился, но как будто бы успокоился, смиряясь с судьбой.       — Что за День «Приведи Шкеда на Работу» вы устроили?! Коллективное помутнение рассудка или что? — Ирука невинно пожал плечами в ответ, мило улыбаясь. — Только не говори, что Шикаку приведёт своего сына тоже…       — Ему показалось это хорошей идеей.       Какаши тяжело вздохнул, падая лицом на руль, а потом почему-то рассмеялся и, чуть ли не задыхаясь, слабо произнёс:       — Хорошо, что у Цунаде-самы нет детей… иначе это было бы уже не здание правительства, а детский сад.       — Ну, судя по тому, что пишет Джирайя-сама, он очень сильно старается её переубедить.       Оба мужчины рассмеялись. Наруто не понял ни слова из того, о чём они говорили. Знал только, что Цунаде тут самая главная. Не только для Ируки и Какаши, но и для всей страны. Однако мальчик нежно улыбнулся. Не так часто Умино и Хатаке ссорились на его глазах, и сказать, что ему это не нравилось – ничего не сказать. Будто бы что-то отчаянно важное поломалось, накренилось, испачкалось, порвалось, надломилось.       Не то чтобы Наруто за такой короткий срок успел привыкнуть к Какаши, он по-прежнему был слегка чужим, далёким, незнакомым для мальчика. И всё же дело было даже не в самом Хатаке, и даже не в Ируке, который был совсем другим рядом с этим охранником, говорил о нём по-другому, чувствовал всё по-другому, даже смотрел на него как-то иначе. Дело было в том, какими Какаши и Ирука были вместе, какую ауру излучали, какую атмосферу старательно выстраивали вокруг. А, может, создавали её, даже не подозревая, что именно происходит с миром, когда они вместе.       Когда Какаши и Ирука были рядом, Наруто чувствовал себя в безопасности, он чувствовал, что море им – по колено, что солнце светит ярче, что темнота вовсе не страшна, а горы готовы расступиться в стороны перед ними. Узумаки не чувствовал уюта и тепла или энтузиазма и возбуждения, это скорее было похоже на детский восторг от салютов, на тошноту от Американских Горок, на приятную ватность в ногах и волнение перед долгожданной встречей. Какаши вместе с Ирукой были одним большим молочным коктейлем. Умино был спокойным, тёплым, нежным; Какаши был рискованным, опасным, резким, неожиданным. А вместе они были будто бы полётом на большом воздушном шаре – безопасным и захватывающим.       А когда они ссорились, вся магия пропадала. Не было страха или обиды, было лишь отвращение. Оставались лишь грязь и вонь, будто бы вся эта прекрасная, чарующая сказка от пикника близко к водопаду превращалась в большое помойное ведро позади ресторана с несвежими суши. И всё же было приятно осознавать, что так же быстро, как это волшебное чувство ушло, оно может вернуться. Что, поссорившись, эти двое могут найти путь друг к другу.       Наруто мало знал про отношения, про общение, но был уверен, – в этом есть что-то очень особенное.       Какаши выехал с подъездной дорожки, и они долго ехали к зданию правительства. Всё это время двое взрослых говорили про ту самую Цунаде, про её мужа Джирайю, про Асуму и Куренаи, про Изумо и Котетсу, про многих других работников, включая, кажется, даже уборщицу. Хатаке говорил много, рассуждал, шутил, смеялся, подначивал, язвил. Казалось, тот тихий, отстранённый водитель куда-то попросту ушёл, оставив громкого, радостного мужчину одного, выпуская его на волю, давая шанс самостоятельно принимать решения, что говорить, как говорить, когда говорить, даже не задумываясь о последствиях. Это было естественно, это было правильно, это было необходимо седовласому всё это время.       А Ирука только улыбался. Может, Какаши и заметил это, но почему-то в этот раз не был против. Пусть ликует, если считает, что победил в этой битве. Пусть радуется, что смог вытащить из Хатаке пару слов, потому что, если честно, Какаши тоже был рад, что не молчал сегодня, что поделился теми немногими своими мыслями, что плавали в его голове. Было немного странно, делиться чем-то подобными, и всё же как-то приятно. Будто бы он приоткрыл дверь внутрь. Не распахнул её, и, пожалуй, на ней всё ещё висела цепочка, дававшая ему возможность захлопнуть дверь обратно в любой момент, и всё же появилась крошечная щёлочка. Маленькая, но пропускающая тёплый, яркий солнечный свет внутрь.       Они доехали очень быстро. Не успел Какаши затормозить, как Ирука, распихав бумаги по папкам, выпрыгнул из машины. Хатаке приглушённо рассмеялся, уже успев привыкнуть к неуёмной энергии Умино (которую Наруто явно позаимствовал у своего приёмного отца), и тоже медленно вылез из машины.       — Останься, пожалуйста, с Наруто. Я скоро вернусь. — Ирука бросил это как бы невзначай и попытался быстро улизнуть, но грозный рык Какаши остановил его, заставляя втянуть голову в плечи.       — Чего?!       — Это всего на пару минут! Я поговорю с Цунаде и…       — Ирука, я сиделкой не нанимался!       — Какаши, это не займёт много времени, — Ирука наконец повернулся и расширил глаза так сильно, как был способен, лишь бы Хатаке не убил его прямо здесь и сейчас.       — Ты же сам сказал, что покажешь Наруто здание!       Ирука замялся. Уставился вниз, на носки своих туфель, прижав портфель с бумагами плотно к груди. Пару минут молчал, пока Хатаке сверлил его глазами, а потом так неуверенно, тихо-тихо произнёс:       — Если мне удастся уговорить Цунаде дать мне выходной, ты отправишься домой раньше, и не придётся нянчиться со мной и Наруто…       Какаши опешил. Не от слов Ируки и даже не от его растерянного вида. Не от такого щедрого предложения и даже не от маячащей перед глазами мечты. Он растерялся, потому что такая возможность его совсем не обрадовала. От того, что совершенно неожиданно оказалось, он не хочет возвращаться в свой одинокий, безопасный, тихий, бездетный и безУминный дом. Он не хочет получить выходной, не хочет оставлять ни Наруто, ни Ируку, не хочет отдыхать, не хочет тишины и покоя, не хочет отсутствия капризов и споров. Какаши просто не хочет… и этому не было логичного объяснения, были лишь сухие факты и саднящее в груди ощущение от мысли, что Ирука этого хотел.       Хатаке не успел ответить, слишком растерялся, да так, что потерял всю свою злость по дороге к осознанию нелепой действительности. Зато Ирука не растерялся, воспользовался моментом, улыбнулся, пробубнил что-то про сделку и улизнул внутрь. Какаши и успел только что чертыхнуться в спину мужчине и недовольно сплюнуть на асфальт. Сам виноват, не надо было становиться частью этой семьи, не нужно было привязываться. Им стало так просто манипулировать.       Какаши дёрнулся, услышав шорох рядом с машиной, но быстро вспомнил, что частью этой самой семьи был ещё кое-кто. Голова Наруто показалась из машины не сразу: он долго раздумывал, прыгать ли ему на асфальт или остаться внутри, не выходя без разрешения Умино. Но, видимо, заметив, что министр скрылся за дверями здания, мальчик осмелел. Он громко хлопнул дверью машины, Хатаке дёрнулся, Узумаки засеменил к нему и, встав слишком близко, впёрся недоумевающим взглядом в двери.       — Куда ушёл Ирука?       — Работать, — Какаши почти выплюнул это, а потом, решив, что запреты Умино не действительны больше, отошёл чуть в сторону, облокотился о машину и закурил сигарету. Было похоже на ссору, но Хатаке не был уверен, просто внутри остался неприятный ком. То ли его вокруг пальца обвели, то ли вычеркнули из семейных развлечений Умино-Узумаки. И не понятно, что из этого было хуже.       — А ты с ним не пойдёшь? — Наруто всё ещё пялился на двери, перебегая глазами от них, к Хатаке и обратно.       — Внутри много охраны. Ему не нужна защита.       — А поддержка? — Какаши закашлялся на такое наглое предположение. — Он говорил, что в совете ему бывает сложно, никто не поддерживает его проекты.       — Поверь мне, твой отец справится. Ему никто не указ.       Оба замолчали. Наруто расплылся в довольной улыбке, правда, скорее из-за слова «отец», к которому, очевидно, малыш ещё не привык. Какаши же задумался.       Правда ли, что Ируку мало слушали? Хатаке сложно было это представить. В конце концов, Цунаде любила этого бывшего учителя, потакала ему, прислушивалась к советам, уделяла особое внимание каждой его новой реформе. Но Хатаке даже не задумывался, как сложно министру, должно быть, ежедневно бороться с кучкой других министров и участников совета, которые, кажется, образовали некое подобие оппозиции. Молодого реформатора они недолюбливали, Какаши не нужно было присутствовать на советах, чтобы знать это. В коридорах перешёптывались, не слушали предложения и идеи, подшучивали, иногда злобно, завидно зыркали. На советах было ещё хуже, а ведь Какаши присутствовал далеко не на всех из них. Другие министры не стеснялись: отпускали шутки, перебивали доклады, язвили, выразительно закатывали глаза и театрально вздыхали, зевали, кто-то даже ковырял в носу.       Хатаке не мог защитить Ируку от этого, а так хотелось бы. В последнее время он всё чаще это замечал, всё чаще чувствовал себя беспомощным. Почему он не мог просто закрыть Умино глаза? Заслонить его своей спиной? Отвлечь разговором? Сделать хоть что-то, чтобы Ирука не чувствовал себя целью всех насмешек и сплетен? Чтобы он не был таким беспомощным, таким несчастным, таким беззащитным… Какаши должен был стать его охраной, но кто же мог подумать, что Умино гораздо больше нужна была защита от своих, от тех, что здесь, рядом, в Конохе?       Ирука никогда не жаловался, всегда улыбался. Ему будто бы море было по колено, будто бы всё это было лишь мелочью жизни, её неприятной ложкой дёгтя в бочке с мёдом. Какаши даже не задумывался, как это, должно быть, тяжело, каждый день тащить на себе вес всего мира и при этом улыбаться, будто бы всё отлично, будто бы его жизни можно только позавидовать, будто бы он всем должен за это удачное совпадение, благословение с неба – пост министра.       И ведь нету рядом кого-то, кто мог бы сказать, что его работа важна, что он делает всё возможное, что он не виноват и не должен тащить на себе весь мир, а ведь именно этим Ирука и занимался ежедневно. Сначала тащил себя самого, потом этого взбалмошного ушлёпка, в конце концов, всю Коноху! И вот теперь его, − Какаши, − обиды и вспышки гнева которого министр тоже терпел и при этом каждый день исправно звал Хатаке позавтракать с собой, стать частью семьи.       Теперь уже такая мелочь, как приглядеть за Наруто пару минут, не казалась наказанием. Злость куда-то пропала, осталось лишь желание и впрямь ворваться внутрь, помочь Умино, поддержать его, как сказал ребёнок. Конечно, бежать в здание Какаши не собирался, но придумать что-то они вместе вполне могли бы.       — Знаешь, мне кажется, ты в чём-то прав, — задумчиво произнёс мужчина, прикладывая сигарету к губам, устремляя взгляд на то окно, где, точно знал, находится кабинет Умино.       — Правда?! — Наруто выглядел и впрямь удивлённым. Да как с этими детьми в детдомах вообще обращаются? Или Ирука вообще никогда не говорил Узумаки, что его идеи бывают неплохими?       Наверное, Какаши стоило бы подумать об этом чуточку дольше. Может тогда он и сообразил бы, что если идеи Наруто не приходятся по вкусу Ируке, то и эта не стоит внимания, но, кажется, плохие решения в голове Хатаке синхронизировались с идеями восьмилетнего ребёнка (что, если честно, многое говорило о мужчине), а потому он сам загорелся идеей поддержать Умино.       — Конечно, — Какаши улыбнулся и второй раз за день заговорщицки подмигнул мальчишке. — Что Ирука любит? Может, мы могли бы что-то для него сделать?       Наруто на секунду задумался, прикладывая свой маленький пальчик к подбородку, выпячивая губу вперёд, осматриваясь по сторонам, будто бы пытаясь найти подсказку где-то на просторах пустынной улицы.       — Ну… ему нравится мороженое?       — Прекрасно. Купим ему мороженое. Что ещё?       Наруто улыбнулся, явно довольный тем, что его похвалили.       — Ещё ему нравится попкорн.       — Отлично. И его найдём.       — А ещё воздушные шарики!       Гордясь хорошо проделанной работой, мальчик вошёл в кураж, видимо, начиная перечислять всё, что только приходило на ему ум при мысли об Умино. Какаши готов был поспорить, что Наруто просто выуживал из воспоминаний всё, на что Ирука когда-либо смотрел, но ему самому это, как не странно, не казалось такой уж плохой идеей. Всё, лишь бы поддержать министра и заставить его улыбаться.       — И мармелад! А ещё Ирука любит травяной чай! И… и… и на праздники он всегда радуется открыткам!       — Открыткам? — Какаши нахмурился, скорее задумываясь, насколько это хорошая идея.       — Да! Мы могли бы написать ему что-то приятное. У меня есть мелки, можем сделать это прямо здесь, на асфальте, и тогда каждый раз, когда он будет приходить на работу, будет улыбаться! — Наруто расплылся в победной улыбке, будто бы дошёл до пика своей гениальности, а Какаши одобрительно кивнул, потрепав мальчика по голове.       — Молодец, Наруто, вот, что я называю, мозговой штурм!       Следующие полчаса Какаши и Наруто работали на пике своих возможностей, и про себя охранник радовался, что работа Ируки никогда не обходится парой минут. Сначала они сбегали в магазин, где купили всё вышеперечисленное, включая даже шарики, которые потом с трудом надули. Самую большую проблему составило заставить их стоять на месте, потому что о верёвке ни Хатаке, ни Узумаки не подумали, а потом было уже поздно. День был ветреный, потому им обоим пришлось побегать по улице, ловя незадачливые, ловкие, разноцветные предметы. В конце концов, Какаши всё же сбегал за ленточкой, но пока его не было, вредные воздушные шары разлетелись по улице, Наруто, как ни пытался, поймать их не смог, из-за чего пара лопнула под колёсами проезжавших мимо машин (надо же было пожару произойти именно сегодня – пожарная машина раздавила сразу три шарика). В итоге осталась достаточно жалкая кучка из разве что дюжины солдат хорошего настроения, которых они привязали к зеркалу на машине. Выглядело всё равно достаточно празднично.       Все угощения Какаши и Наруто разложили на капоте машине, предварительно открыв их, чтобы выглядело красиво. Для этого Узумаки даже снял свою кофточку, а Хатаке – пиджак, лишь бы еда не испачкала автомобиль. Купленный дорогой иностранный чай они положили в коробочку и перевязали остатками ленты (которую пришлось отгрызать за неимением ножниц), мороженое с фисташками открыли и посыпали попкорном, ведерко с которым также примостилось рядом. Те жалкие сантиметры ленты, что остались у них, Какаши придумал порвать на очень мелкие кусочки и рассыпать по машине, чтобы выглядело как конфетти. Было слегка похоже, будто бы голубя разорвало на части прямо над автомобилем (лента была ярко-красной), но и Какаши, и Наруто остались довольны. Там же лежали новые носки, мармелад, пара бургеров, холодный кофе и парочка «взрослых напитков», которыми Какаши и Наруто наградили самих себя за проделанную работу. Узумаки даже отдал своего трансформера, которого они поставили во главе всего этого мудоблядства, как короля застолья.       К большой открытке на асфальте они приступили в самом конце, то ли откладывая самый приятный момент на потом, то ли боясь всё испортить паршивым рисунком. В самом центре большими буквами было написано «Ирука, ты – МАЛАДЕЦ!» Последнее слово писал Наруто, поэтому в нём были ошибки. Какаши, как ни старался, исправить ошибку не смог, буквы «А» Узумаки нарисовал с завидным упорством, но в конце было решено, что это забавная изюминка.       Хатаке нарисовал вокруг имени много дельфинчиков, звёзд и волн. Добавил месяц и солнце, множество импровизированных созвездий, пачку молока, учебник. Наруто был гораздо более изобретателен: прямо под неправильно написанным словом по всей длине шли достаточно корявые картинки людей. В самом центре стоял, видимо, сам Ирука (его отличал большой жёлтый хвостик, потому что Наруто не смог найти коричневого цвета, а, может, захотел сделать его более похожим на себя), по обе стороны от него стояли Наруто и Какаши, держались за руки, потом, рядом с мальчиком, Изумо и Котетсу, Анко (которую Какаши не знал) и Йошино. Со стороны Хатаке рядом стояли Асума, Куренай, Генма, Гай, Цунаде и даже Ямато. На себя они, правда, были почти не похожи, ведь ребёнок ни разу не видел ни одного из них, он импровизировал, поэтому в последствие каждую из этих фигурок пришлось подписать. Наруто также добавил по всему периметру сердечек, радуги, блёсток, звёздочек и цветов.       В конце концов, оба остались довольны.       Какаши сидел прямо на асфальте, облокотившись спиной о машину, выкуривая уже не первую сигарету. Его руки были полностью в меле, как и лицо, и маска, и даже новые чёрные брюки. Он улыбался, почти как Чеширский кот, довольный собой, работой, идеей, даже приятной болью в мышцах, после долгого ползанья на коленях. Наруто сидел в сторонке, продолжая аккуратно что-то вырисовывать, смешно высунув кончик языка. Он лежал прямо на животе, на асфальте, болтал ногами в воздухе, что-то то ли напевал, то ли бубнил сам себе.       — Какаши, — вдруг нарушил тишину мальчонка, поднимая на него свои большие голубые глаза. Мужчина в ответ вопросительно хмыкнул. — Ты ведь драться умеешь?       — Тебе это ещё зачем?       — Ирука сказал, ты был на войне. Значит умеешь?       — Это не ответ на вопрос, Наруто.       Мальчик очень видимо насупился. Обычно ему удавалось уболтать Ируку так, что тот забывал про свой вопрос и отвечал на вопрос Наруто, но с Какаши так не получалось. Какаши его насквозь видел и активно пытался отучить Умино потакать уловкам мальца. Наруто уселся в позу лотоса, долго молчал, делая как можно более обиженный вид, надеясь, что это подействует на строгого Хатаке так же, как это действовало на Умино, но Какаши был сильнее характером. Поэтому через пару минут Узумаки сдался.       — Хочу драться научиться.       — Зачем?       Наруто опешил, и Какаши усмехнулся про себя. Неужели он и впрямь думал, что такого ответа будет достаточно?       — Помнишь Саске?       — Помню, да. Хочешь произвести на него впечатление?       — Что?! Нет, конечно! — Наруто вспылил, закричал зло, но его щёки покрылись румянцем, который он попытался спрятать, отвернувшись в сторону. — Он противный! Я хочу вызвать его на дуэль!       Какаши усмехнулся. Кажется, лекцию о великолепии истории Трёх Мушкетёров Умино прочёл и ребёнку. А, может, даже на ночь читал книжку, вместо сказки.       — Ируке это не понравится, — Хатаке мотнул головой. Кажется, того, что они с Наруто продолжали за спиной у министра пить энергетики, было достаточно. Не стоило испытывать судьбу и терпение Умино.       — Да ладно! Ируке же не обязательно знать прям всё! — Наруто заканючил, Какаши вновь отрицательно мотнул головой. — Тогда я расскажу ему, что ты курил при мне!       Хатаке на секунду опешил, а потом наигранно сильно расширил глаза:       — Да как ты можешь! Мы же с тобой вместе делали ему сюрприз!       — И про взрослый напиток расскажу! — Мальчик скрестил руки на груди, давая понять, что пощады не будет.       — Вот как, — Какаши сощурил глаза. Не нравилось ему, какой оборот принимало дело. Похоже, мальчишка не шутил. — Значит тебе от меня только это было нужно?!       — И громко скажу «пиздит» при нём!       — Ладно, ладно, я понял, — Хатаке поднял руки вверх, признавая поражение. — Маленький манипулятор…       Какаши неуверенно поднялся с земли, Наруто победно подскочил с места, поднимая оба кулачка в воздух. Они аккуратно обошли рисунок на асфальте (который занял не меньше трёх метров), и Хатаке ненадолго задумался, рассуждая, чему бы такому можно обучить Узумаки и при этом получить минимальное количество шишек от Ируки. Вариантов было немного. Оружие Наруто не дашь, смертельным приёмам научить нельзя. Остаются только приёмы из списка самозащиты. Какаши даже смог убедить самого себя, что это будет полезно мальчишке.       Оставалось только убедить пацифиста Ируку, что это так.       — Ну хорошо, Наруто, посмотрим, как сильно ты бьёшь, — Какаши выставил ладони вперёд, пытаясь опустить их как можно ниже, на уровень мальчика.       Узумаки нахмурился.       — Что, прям ударить?       — Да, попробуй.       Наруто недоверчиво поднял одну бровь, всё ещё неуверенный в том, что ему предлагал Хатаке. Какаши раздражённо закатил глаза.       — Давай, ты же сам этого хотел!       — Ты меня даже ничему не научил!       — Мне надо знать, как сильно ты можешь ударить.       Какаши цокнул, что, видимо, заставило поверить ребёнка, это не просто очередная отговорка, чтобы не учить его ничему. На самом деле, глубоко внутри Хатаке надеялся, что сейчас появится Ирука, и этот внеплановый урок отменится. А потом, глядишь, Наруто окончательно забудет об этой идее, как и обо всех предыдущих. В этом возрасте дети быстро теряют интерес.       Узумаки сжал кулачок и какое-то время тупо смотрел на него, будто бы боясь, что удар может прикончить охранника. А, может, застеснялся — знал, что силы его пока что не велики. Боялся, что Какаши будет смеяться над ним. Потом всё же оторвал глаза, решив, что его лучшим рычагом давления сейчас является Ирука, которым можно было шантажировать Хатаке. Да и вообще, Умино всегда защитит Наруто, в этом мальчик был уверен. Не оставит его ни за что.       Узумаки неуверенно ударил в ладонь.       — Сильнее! Не стесняйся, я привык!       Наруто ударил ещё раз.       — Давай же, Наруто! Постарайся, хоть чуть-чуть! Это совершенно не больно!       Узумаки разозлился, ударил вновь.       — Совсем ни о чём! Так ты от Саске по своей костлявой заднице отхватишь! — Какаши разочарованно покачал головой. — Представь вместо моей ладони – лицо этого Учихи.       — Что, прямо по лицу бить? — Ребёнок растерялся, расслабляя кулак, роняя его, будто бы, на самом деле, не хотел причинять вреда другому ребёнку.       — А ты не хочешь?       — Это как-то слегка жестоко…       — Ну хорошо, представь его живот.       Какаши устало вздохнул. Зачем он только учил ребёнка чему-то подобному? Наруто и впрямь не был готов драться, причинять кому-то боль. Тем более этому Учихе… может, мальчик соврал? Да нет, вряд ли. Малец выглядел вполне серьёзным. Тогда зачем ему это всё?       Ох, как не хватало сейчас Ируки… Он понимал детскую психологию в разы лучше бывшего солдата, а в психологии Наруто Узумаки – он был признанным гением. Умино не повёлся бы на детскую уловку, не стал бы потакать капризам. Он поговорил бы, помог мальчику разобраться в себе, объяснил бы, что всегда есть мирные выходы из ситуации. Он поговорил бы с учителями, заступился бы за малыша, поругался с родителями обидчиков. Ирука позаботился бы о Наруто гораздо лучше, чем Хатаке, который поставил сейчас его перед собой, заставляя сражаться кого-то, кто ещё толком не вылез из подгузников.       Узумаки вновь сжал кулачок, будто прочитав мысли Хатаке, и ударил уверенно, со всей силы.       — Хорошо. Неплохо.       — Правда?!       — Да, — задумчиво произнёс Хатаке, обходя мальчика со всех сторон, разглядывая его фигуру. — Только над техникой надо поработать. Расставь ноги, чуть-чуть присядь на них. Один кулак поставь у лица, для защиты, другой выставь вперёд, чтобы среагировать при нападении. Голову втяни чуть-чуть в плечи. Ты должен всё видеть, но при этом беречь от удара уши, шею, нос – если ударят в них, оглушат, у противника появится преимущество.       Все эти слова Какаши сопровождал жестами, аккуратно и очень бережно двигая части тела ребёнка в нужном направлении. Наруто молчал, весь обратился вслух, кивал, давая понять, что всё понимает, а, подвинув руку или ногу, поднимал глаза на учителя, ожидая его одобрения.       — Теперь слушай. При ударе ты бьёшь не рукой и не кулаком, а весом своего тела. То есть, когда ты ударяешь, делаешь шаг вперёд, — Какаши слегка подтолкнул мальчика вперёд, заставляя сделать шаг, — вес тела переносишь в эту одну конкретную точку.       — Будто бы врезаюсь в него?! — Наруто поднял горящие глаза на седоволосого, будто бы ему только что открылся дивный новый мир.       — Именно! Соображаешь, малец, — Какаши одобрительно потрепал ребёнка по голове, а потом обошёл его, сам встал в позу и стал показывать приём наглядно. — Шаг при этом слегка медвежий, качающийся, но жёсткий. При такой постановке ног тебя невозможно повалить на землю.       Хатаке вновь обошёл ребенка вокруг, встал напротив. Выставил руки вперёд и кивнул, как бы давая понять, что теперь можно вновь попробовать удар на нём. Глаза Наруто загорелись, но он попытался это скрыть и максимально сосредоточился, утыкаясь взглядом в ладонь охранника. Он уверенно ударил раз, потом второй и третий. Так неожиданно его движения стали чётче, смелее и гораздо сильнее. Узумаки выполнял указания с завидным упорством и очень в этом преуспел, хотя их урок не длился и получаса. Может, ребёнок был талантлив, может, по-настоящему старался, а, может, не впервой попадал в ситуацию, когда приходилось себя защищать. Верить в это не хотелось, но, если подумать, в возрасте Наруто Какаши уже не раз сталкивался с хулиганами (и даже сам нередко хулиганил, откровенно нарываясь на драку).       — Молодец, Наруто! — Хатаке подбадривал ребёнка, пока его маленькие мягкие кулачки летели в ладони старшего. Узумаки был ещё далёк от того, чтобы причинить охраннику хоть какой-то вред, и всё же этого хватит, если Наруто понадобится защитить самого себя. — Давай, сильнее, не теряй темп! Замешкаешься и можешь получить травму! Молодец, так держать!       — Что здесь происходит?       Наруто и Какаши буквально отпрыгнули друг от друга, разворачиваясь на 180 градусов. Хатаке поспешил спрятать руки за спину, Узумаки же увеличил расстояние между собой и обладателем грозного голоса почти до дюжины метров, отошёл прямо к машине и уже даже схватился за ручку двери, чтобы улизнуть в транспортное средство, если отец надумает всё же нарушить собственное правило на запрет телесного наказания. План этот, тем не менее, был провальным – машина была заперта. От Ируки было не скрыться.       Умино стоял, уперев руки в бока, держа в одной ладони пачку новых бумаг (меньше, чем обычно, надо признать), а в другой – пиджак. И, сказать честно, Какаши даже на секунду позабыл о разъяренном взгляде министра, морщинке, что возникла между бровей, и искривленной гримасе злости, на которой так жутко сейчас смотрелся шрам; а всё потому, что белая рубашка Умино очень красиво облегала его торс и мышцы на руках. Хатаке нервно сглотнул, мотнул головой, возвращая себя в реальность.       — Это всё Наруто! Он заставил меня научить его драться!       — Ах, ты! Ну я тебе покажу, предатель! — Наруто сжал руки в кулаки и уже готов был броситься на Хатаке, применяя всё то, чему тот успел его научить, но его перебил Ирука:       — А это что такое?!       Рука Умино раздражённо провела по воздуху, указывая на тот сюрприз, про который Наруто и Какаши успели забыть в страхе. Последние синхронно переглянусь и вместе, будто бы у них осталась одна извилина на двоих, радостно закричали:       — Сюрприз!       Наруто бросился прямо к Ируке, повис у него на шее, продолжая что-то радостно верещать, от чего министр растерялся. Было не совсем понятно, мальчик делал это, потому что был правда рад или просто очень хотел заставить отца смягчиться. Вполне возможно, что не по годам смышлёный ребёнок успел просчитать обе выгоды от такого поведения у себя в голове.       Какаши смущённо почесал в затылке, чувствуя, как щёки наливаются краской, и сделал несколько шагов к пищащему ребёнку и растерянному родителю, будто бы боялся, что Умино и впрямь мог взорваться.       Ирука не без труда оторвал от себя Узумаки, нежно беря его руку в свою и оглядывая всё то великолепие, которое заняло у охранника и Наруто несколько часов. Он слегка скривился, хмурясь:       — Вы решили сделать мне сюрприз парой носков, покупным попкорном и растаявшим мороженым?       — Ну, когда мы его покупали, оно было холодным, — Какаши вновь пристыженно почесал затылок. То, что ещё четверть часа назад казалось праздничным, теперь было жалким и побитым жизнью. Великолепия в этом не было никакого.       — Достаточно непредусмотрительно, ты так не считаешь? — Ирука наклонил голову, окидывая Хатаке снисходительным взглядом, будто бы он тоже был ребёнком. Вот только Какаши не был и в этом вся разница.       Он не ответил, вопрос совершенно точно был риторическим.       — Смотри, Рука, мы даже надули шарики и нарисовали открытку! — Наруто, казалось, не услышал некоторое разочарование в голосе Умино и потянул его вперёд, останавливаясь прямо перед большим рисунком на асфальте.       — Открытку? — Умино растеряно оглядывал картину на земле, пока Наруто не прекращая тараторил:       — Да-да, ты же любишь Новогодние открытки от Анко! Смотри, я нарисовал нас всех вместе и сам написал поздравление! А Какаши нарисовал дельфинов!       — Не слишком оригинально, — Ирука повернулся к охраннику и как-то задорно улыбнулся, заставляя того вновь покраснеть.       Наруто, казалось, слышал только смешинку в голосе Умино, что, очевидно, порадовало его, и он продолжил:       — Да, смотри! Тут мы стоим втроём и держимся за руки!       Маленький пальчик Наруто указал прямо в центр картинки. Ируке пришлось чуть-чуть наклониться, чтобы разглядеть в каракулях ребёнка что-то знакомое, и даже Какаши сделал шаг вперёд, дабы разглядеть рисунок. Сказать честно, это была любимая часть Хатаке во всей открытке: они вдвоём, держащие Умино за руки, улыбающиеся и такие счастливые. Было в этом что-то особенное.       Однако счастье продлилось недолго – Ирука, разглядев в фигурах себя, сына и своего охранника, быстро отстранился, покрываясь румянцем, и тихо-тихо прошептал себе под нос, испуганно касаясь кончиками пальцев своих губ:       — Это же все увидят…       — Рука, что-то не так? — А вот эту фразу Наруто услышал. Он поднял свои большие глаза-озёра на отца, потянул руку Умино вниз, заставляя обратить на себя внимание. Он хныкал, взгляд наполнился водой: — Тебе не нравится? Мы так старались! Какаши потратил много денег и даже сам выбрал тебе носки. Я думал, тебе понравится… мы хотели развеселить тебя, тебе ведь так тяжело на работе и… и… — Наруто не закончил, окончательно расхныкался, утирая кулачками глаза.       Ирука тут же уселся на корточки, пытаясь успокоить ребёнка. Какаши стоял в стороне, но, если честно, желание похныкать чуть-чуть было и у него. Если, конечно, Умино станет успокаивать его так же нежно, как своего сына.       — Наруто, дорогой, конечно, мне понравилось, просто я устал! Не волнуйся, пожалуйста, я очень вам обоим признателен. Мне с вами так повезло, — сердце в груди Хатаке слегка ёкнуло на эту фразу шатена, и он отвёл глаза, пряча румянец, который и так был скрыт за маской. За этими действиями он даже не заметил, как Умино подхватил ребёнка на руки, целуя его в красные, мокрые щёки и аккуратно убирая грязные кулачки от больших глаз ребёнка. — Давай, не хныкай, у нас там целое ведёрко мороженого и поездка в зоопарк. Мороженое станет солёным от слёз, да и как ты будешь смотреть на пингвинов, если будешь плакать?       — Я не буду плакать! — Тут же выпалил ребёнок, мгновенно успокаиваясь.       Ирука рассмеялся, слегка щекоча рёбра Наруто так, что его заливистый хохот покрыл всю улицу, заставляя даже Хатаке улыбнуться. Министр вместе с ребёнком на руках побрёл к машине. Очень медленно и размеренно, будто бы рассуждал о чём-то по дороге, будто бы пытался принять решение, и Какаши оставалось только гадать, о чем же он думал.       — Ирука, а в зоопарке будут жирафы?! — Узумаки почти запрыгал на руках у своего отца, заставляя того морщиться и пытаться безуспешно успокоить ребёнка, который вот-вот мог оказаться на асфальте прямо лицом.       — Думаю да, Наруто.       — Какаши, ты когда-нибудь видел жирафа?       — Да, я бывал в Африке на задании, а там очень много жирафов, Наруто.       Хатаке улыбнулся, а мальчик очень резко успокоился, открывая рот в восхищении. Буквально через секунду он уже пытался вскарабкаться на Умино так, чтобы видеть лицо охранника внимательнее.       — А они чем-нибудь отличаются от жирафов в зоопарке? — Мальчик был по-настоящему возбуждён той информацией, что попала к нему теперь.       — Не знаю, Наруто. Никогда не видел жирафов в неволе.       Хатаке говорил правду. В зоопарках он не был так же, как и в большинстве культурных мест. Музеи? Нет. Театры? Ни за что. Опера, балет, цирк? Не-а. Может, концерты или парки? Тоже нет. Исключительно бары и кабаки. В них он чувствовал себя комфортно, всё остальное было чужим, незнакомым, враждебным. В конце концов, кто он такой, чтобы ходить на культурные мероприятия города? Все они созданы для семей, а Какаши был совсем один, а для одиночек специально создали кабаки, бары, клубы. Не нарушать же ему прекрасную традицию. Не мозолить же всем семьям глаза своим одиночеством.       — Ну сегодня увидишь и расскажешь мне, — мальчик довольно улыбнулся, обвивая руками шею отца, устремляя взгляд обратно на дорогу, на машину, где красовался их сюрприз.       Ирука вдруг замер на месте, замялся, не решаясь ни сделать шаг вперёд, ни повернуться лицом к охраннику. Какаши тоже замер, не решаясь нарушить те несколько метров, что в последние пару дней старательно разделяли министра и его водителя. Будто бы только они оберегали от непредвиденных порывов, которых Хатаке ещё толком не знал, но прекрасно понимал, что, стоит ему поддаться им, как всё пойдёт неправильно.       — Нару, милый, — Умино вновь замялся, от чего мальчик поднял на него испуганные глаза. Как часто Ирука был не уверен в себе? Похоже, не слишком, раз такой тон опекуна испугал ребёнка. — Не думаю, что Какаши-сан сможет поехать с нами. Уверен, у него есть дела. — Умино так и не осмелился повернуться к Хатаке лицом, но вся его спина очевидно напряглась.       Его тон был то ли грустным, то ли извиняющимся, и даже если Какаши и знал, что шатен извиняется перед Наруто за срыв планов малыша, ему всё равно показалось, что Ируке несколько стыдно перед ним. За что? За то, что Узумаки заставляет его делать то, чего ему не хочется, или за то, что вычёркивает Хатаке из той жизни, в которую сам же его затянул?       — Вообще-то я собирался сегодня работать, но если работы нет, то и планов у меня никаких нет.       Несмотря на то, что это должно было прозвучать укоризненно и с долей издёвки, голос Какаши тоже почему-то стал каким-то пристыженным и извиняющимся. Но он-то перед кем извинялся? Перед Ирукой, что одной этой фразой разрушил его выходной с сыном, или перед самим собой, что сделал то, чего поклялся самому себе избегать всеми возможными способами? Хатаке ведь понимал, что не может провести ещё один день наедине с этой семейкой, не может узнать Ируку ещё ближе, не может привыкнуть к этому чувству, не может признаться себе в нём. Он отчаянно тонул в бабочках в животе, в россыпи мурашек по коже, в больших голубых глазах. И сделать ещё один шаг навстречу Ируке, означало сделать ещё один шаг прямо в пропасть, где его никто не поймает, не вытащит, когда он начнёт падать.       И всё же он сделал это.       Умино развернулся не сразу, будто бы поверить поначалу не мог своим собственным ушам. Сделал это медленно, отчаянно отводя глаза в сторону, не решаясь встретиться с серыми очами напрямую. Правильно будет сказать, что и Какаши не стремился смотреть прямо на Ируку, боясь, что брови того будут нахмурены или что он громко рассмеётся ему в лицо. Напряжённую тишину между двумя мужчинами нарушал только Наруто, который радостно прыгал на руках шатена, крича что-то про прекрасный день в компании парня, который разрешал ему всё то, что запрещал отец.       Когда глаза Ируки и Какаши встретились, они очень долго смотрели друг на друга, и Хатаке не смог бы сказать точно, что именно чувствовал его оппонент, даже если бы захотел. Он был зол? Нет, точно нет. Он был рад? Скорее нет, чем да. Он был грустен или растерян? Тоже нет. Умино только сильнее прижал к себе радостного малыша, то ли пытаясь оградить его от мира, то ли всеми силами стараясь удержать от падения на асфальт. Какаши же засунул руки в карманы, надеясь, что выглядит непринужденно, будто бы ответ Ируки для него ничего не значил. Так оно и было, Хатаке было всё равно, так ведь? Ведь так?..       — Ты уверен? — Голос Умино был очень тихим, он нервно сглотнул, и Какаши громко (неестественно громко) фыркнул.       — Ну кто-то же должен отвести вас туда и забрать. Ты ведь водить не умеешь.       — Мы ещё собирались пообедать.       Какаши кивнул.       — Хорошо. Обед с вами двоими я как-нибудь переживу.

***

      Они прошли через большие каменные ворота и, казалось, очутились совсем на другой планете. Утренние тучи рассеялись, на голубом небе, прямо над головами десятков горожан, загорелось солнце какой-то особенно тёплой нежностью сегодня. Ветер был мягким и приятным – слегка приподнимал края одежды, залетал под неё, щекотал кожу, обдавал приятным теплом, давая телу короткую передышку от бесконечных солнечных лучей, слегка обжигавших кожу.       Людей внутри было много, особенно семей, но Какаши не чувствовал себя здесь лишним, как это было обычно, когда он оказывался окружён людьми не одинокими, не разбитыми, не поломанными. Потому что сейчас, возможно, когда с ним были Ирука и Наруто, когда мальчик то и дело хватал его за штанину или руку, тянул к вольерам и клеткам, к палаткам с мороженным и сладкой ватой; когда Ирука окидывал его своим самым нежным и тёплым взглядом, когда улыбался ему с такой заботой, когда его пальцы то и дело почти невесомо касались его костлявых и длинных – Какаши совсем не чувствовал себя одиноким, разбитым или поломанным.       Они продвигались медленно. Ирука нёс в руках ту самую злополучную кофту Наруто, которая утром стала новой причиной для ругани. Мужчине даже удалось убедить мальчика надеть панамку, правда для этого пришлось раскошелиться на ярко-зелёное подобие шляпы с большими глазами – кажется, это была лягушка, правда ни Хатаке, ни Умино не считали это произведение моды удачным. Но Наруто нравилось. Мальчик радостно бегал от одного вольера к другому, громко охал, ахал, грубо тыкал пальцем, корчил животным рожицы, нагло и совсем не похоже пародировал их звуки. Ирука на это хмурился, отчитывал ребёнка, который, не слушая, убегал вперёд. А Какаши посмеивался.       Они шли сзади и, сколько бы Умино не ругался, что Наруто убегает вперёд без разрешения, они двое даже не пытались его нагнать. Им было комфортно идти вдвоём, что-то обсуждать, о чём-то спорить, чем-то интересоваться, смеяться и умиляться с малыша Узумаки. Всё было правильно, всё было до ужаса просто. Не надо было ничего придумывать, уворачиваться, прятаться, скрываться. Ирука был здесь, он с такой простотой и ловкостью доверял Какаши, что мужчина даже не знал, пугает его открытость Умино или вызывает благодарность. Когда в последний раз Хатаке был рядом с кем-то, кто был готов стать частью его жизни и, что важнее, принять в свою? Он не знал, но был готов поспорить, что нет ничего прекраснее в этом мире.       — Ирука-сан, почему именно министр? — Этот вопрос долго волновал Какаши, и чтобы спрятаться от мыслей о том, как он уже летит в пропасть, где рано или поздно разобьётся о воду или дно, ему необходимо было отвлечься.       Умино искоса глянул на Хатаке, как-то хитро улыбнулся, а потом легко и просто ответил:       — Потому что мне хотелось что-то изменить.       Какаши нахмурился. Пожалуй, это был тот ответ, которого он ожидал, но которого никак не мог понять.       — Изменить?       — Ну да, изменить, — Ирука шёл вперёд очень уверенно, жадно пожирая глазами всё вокруг, будто и сам сто лет не был в зоопарке. Его детскому восторгу можно было позавидовать. В то время как Умино смотрел на животных и детей вокруг, Какаши не мог отвести взгляда от знакомого счастливого лица. — Коноха отличная страна, у нас много преимуществ, но образование хромает. Мне хочется изменить это. Хочется изменить будущее.       — Но разве будучи учителем, Вы недостаточно меняете будущее?       Ирука наконец повернулся на Какаши и как-то непонимающе поднял брови, будто бы всё это время подобный вопрос не приходил в его голову. А потом вернул большие небесно-голубые очи, сегодня горевшие особенно ярко, на улицу.       — Не совсем так, как я бы того хотел, — Умино на секунду замолчал, будто бы колебался, стоит ли доверять что-то столь важное человеку, стоявшему рядом, а потом как-то очень тепло улыбнулся, будто бы вспомнил что-то по-настоящему особенное. Что-то, что навсегда меняет ход событий в фильмах. — Когда я был молод, моя семья не была богата, а потому мне составляло особый труд добиться чего-то. Система образования во многом построена на деньгах, я бы хотел это изменить, хотел бы дать возможность каждому ребёнку исполнить свою мечту за счёт труда и тяжёлой работы, а не денег.       Какаши кивнул, немного поражённый откровенность Умино. Да, он не сказал, что большую часть жизни у него не было родителей, как не сказал и того, как тяжело ему было всего этого добиться. Но Хатаке рылся в его деле (что не похвально, но, к сожалению, правда), а потому точно знал, про какой этап в жизни Ирука говорит каждый раз.       — Понятно. Поэтому Наруто-кун учится в обычной школе?       — Да. Не дорос он ещё до лучшей школы, не любит учиться, сколько я не пытаюсь ему вдолбить, как это важно, — Ирука рассмеялся. Похоже, плохие оценки ребёнка его и правда не очень волновали, пока мальчик был хорошим человеком.       — Может, отдать его в какой-нибудь клуб? Думаю, ему понравились бы единоборства. — Какаши даже сам слегка дёрнулся, осознавая факт, что думал о будущем Наруто. Не считается ли это слишком наглым, учитывая, что он не является официальным членом этой семьи? Что ж, Ируку этот факт, похоже, совсем не смутил.       — Единоборства? Ну не знаю, я думал о чём-то более безопасном, что могло бы научить его важности работы в команде. Может, волейбол или баскетбол?       Какаши покрылся румянцем, понимая, что прямо сейчас Ирука советовался с ним по поводу будущего Наруто. А потом улыбнулся, откидывая все опасения в сторону. Он подумает об этом потом. Вспомнит, когда всё неизбежно пойдёт не так.       — Коротковат наш ушлёпок для этих игр. Футбол ему больше подойдёт.       — Думаешь? — Ирука устремил взгляд вперёд, где Наруто пытался перелезть через забор с белыми медведями. Если бы не ров с водой, отделявший островок от забора, возможно, Какаши бы прикрикнул на ребёнка. — У Наруто слабые ноги, придётся много тренироваться.       — Боюсь себе представить, как ты будешь таскать его рано утром на пробежку! — Какаши громко рассмеялся, а Ирука пристыженно почесал в затылке. Он не мог заставить ребёнка даже штаны утром надеть, что уж говорить о пробежке спозаранку.       — Может, его мог бы потренировать ты?       — Что?! — Какаши почти подпрыгнул на месте, переводя испуганный взгляд с милого, невинного лица Умино на гиперактивного ребёнка, достававшего мартышек через прутья и обратно.       — Ну ты же и так учил его сегодня!       — Да, но я думал, тебе это не понравилось.       — Да, не понравилось, — Ирука пожал плечами, тяжело вздыхая. Но этот вздох был скорее похож на нелегкое воспоминание, которое он пытался побороть и которое всё же заставило его улыбнуться. Даже плохие воспоминания иногда приносят радость. — но тебя он всегда слушается.       — Потому что не надо с ним нянчиться.       — Ну кто-то же из нас двоих должен с ним нянчиться, иначе Наруто себе быстро все кости переломает.       Какаши очень тихо усмехнулся, не желая отдавать победу Умино так просто. Мальчишка и впрямь был неугомонным, ещё чуть-чуть свободы и он точно угодит в передрягу. Даже этот злосчастный урок борьбы и тот ничем хорошим для них не закончится. Рано или поздно Какаши позвонят из полиции и скажут забрать ребёнка, и они до конца жизни будут повязаны этой тайной от Ируки, которому просто не стоит знать о чём-то подобном.       — Ты знаешь, он манипулирует твоей любовью.       — А тобой он манипулирует страхом увольнения, — парировал Умино.       Хатаке промолчал, сейчас точно понимая, что боится вовсе не увольнения, а разочарования на лице Ируки. Было ли это понимание так же плохо, как казалось Какаши? Пожалуй, да, если учитывать, что он не был даже уверен, гей ли Ирука. Может ли вообще этот человек испытывать что-то приближённое к тому, что испытывал Хатаке? Или всё это просто дружелюбие? И если это оно, разве не будет грустно осознавать, что Какаши так одинок, что воспринимает за флирт любое проявление внимания и доброты к собственной персоне? Нет, пожалуй, это совсем не будет грустно, потому что Хатаке был абсолютно уверен, в Ируку Умино – грех не влюбиться. Любой человек будет просто очарован этой улыбкой и парой топазов вместо глаз. Этот мужчина способен склонить к себе даже заядлого гетеросексуала и даже самую отверженную лесбиянку.       И Какаши просто был рад, что ему повезло получить свои несколько дней в компании этого человека, даже если всё это было не больше, чем дружба.       — А что у Вас, Какаши-сан? Как Ваша гражданская жизнь?       Хатаке слегка опешил. Вновь ушёл в свои размышления слишком глубоко, снова затерялся в переживаниях, в раздирающих его противоречиях. Да так сильно, что совсем забыл, главное его противоречие, единственная вещь, оккупировавшая его сознание в последние недели, – Ирука Умино, – прямо здесь и сейчас рядом, наблюдает за ним, тоже о чём-то думает, решает. И это не столько радовало, сколько пугало.       — Никак, в общем-то. Вся моя жизнь сейчас состоит из работы.       — Вы совсем никуда не ходите? — Ирука был по-настоящему удивлён, хотя, сказать честно, Какаши не был так уж уверен, что министр сам часто выходил из дома. С его-то графиком.       — Нет. Только иногда в бары с Асумой и Гаем, если это можно считать.       — Они Ваши друзья? Извиняюсь за такую наглость, но, пожалуй, Ваше близкое общение с ними можно легко заметить. Вы… — Ирука замялся, видимо, подбирая не самое обидное из всех тех слов, что приходили на ум при мысли о Хатаке. — не слишком общительны со всеми остальными. Вы считаете их друзьями? — Ирука повторил вопрос будто бы специально, будто бы он его и впрямь сильно волновал.       — Да, пожалуй, можно и так сказать, — неуверенность Какаши в этом вопросе не была наигранной. Он правда не знал точного определения слова «друг». Общение с Обито и Рин было… специфическим. Наверное, оно не подходило под общие рамки определения слова «друзья», и всё же это лучшее и большее из всего того, что Хатаке когда-либо получал за жизнь. Возможно, это звучало жалко. И, наверное, именно низкие стандарты Какаши сделали его таким.       — А как насчет любви, Хатаке-сан? У Вас есть вторая половинка? Я удивился, что Вы так легко согласились на эту авантюру посреди дня. Неужели Вас не ждёт дома какая-нибудь красивая девушка?       Какаши нахмурился. Это слегка походило на допрос, но, с другой стороны, Ирука ведь был достаточно открыт с ним, не так ли? Почему Какаши не мог сделать чего-то подобного для него? В конце концов, это не такая конфиденциальная информация. Хатаке был одинок всю свою жизнь, с тех самых пор, как друзья умерли. И он гей до мозга костей, о чём Ямато, наверняка, всем уже в офисе разболтал.       — Нет, Ирука-семпай, у меня нет парня, — последнее слово Какаши особенно выделил, лишь бы не произносить вновь заезженное до дыр «я – гей», что уже порядком осточертело. — А если бы и был, думаю, в это время он был бы на работе.       Вновь укол в сторону Ируки, осуждающий внеплановый выходной, не прошёл зря. Умино рассмеялся, и, может, Какаши хотел выглядеть серьёзным, но и его губ коснулась лёгкая улыбка. Всё-таки Ирука был солнечным светом, дарившим своё тепло и радостное настроение всем вокруг. Он был бы хорошим клоуном для детских утренников, но никак не министром.       — Гражданская жизнь сильно отличается от того… чем она была раньше? — Ирука звучал неуверенно. Остановился у вольера с пингвинами, облокотился о перила и уставился через стекло, где нелетающие птицы, покачиваясь, шли к воде.       Какаши встал рядом, но спиной к зрелищу и только его глаза жадно разглядывали Умино. Он хотел разглядеть в них что-то, а что, сам не знал. Просто искал, потому что знал, когда найдёт – сразу узнает, что именно это и было его целью.       — Конечно, отличается. И очень сильно, — это Хатаке произнёс как-то задумчиво. Ирука повернулся на него, в глазах читался нескрываемый интерес, и Какаши вдруг подумалось, будто бы его ещё никто и никогда так внимательно не слушал. — Раньше жизнь была интересней.       — Ну, конечно, — Ирука как-то задорно улыбнулся. — раньше ведь Вы настоящих жирафов каждый день видели!       Оба мужчины громко рассмеялись, хотя Какаши и заметил на лице Умино промелькнувшее беспокойство. Наверное, его слова прозвучали грубо.       Хатаке развернулся лицом к вольеру, тоже устремил взгляд на животных, плававших к искусственно холодных водах. А потом легко коснулся плечом плеча Ируки, заставляя обратить на себя внимание:       — Только не подумай, что сейчас жизнь неинтересная, — с каких это пор они перешли на «ты»? Они так часто между ними лавировали, что Какаши уже и сам не мог угадать, когда вновь скажет «ты», а когда «Вы». — Просто этот интерес другой.       — Да? И какой же? — Голос Ируки не был насмешливым. Он был растерянным, будто бы он впервые слышал, что интерес к жизни может быть разным. Какаши тоже так думал, пока не убедился в обратном.       — Пугающий…       Ирука не смог сдержать смех.       — Гражданская жизнь пугающая? Какаши, ты точно не путаешь термины?       — Дурак ты, — Какаши тоже рассмеялся, понимая, насколько комично сам звучит, и вновь столкнулся плечами с Умино. — Раньше интерес был одним и тем же, я точно понимал, какое новое открытие ждёт меня. Вопрос ежедневно был одним и тем же – умру ли я сегодня. Это пугало, но это было как-то… знакомо.       Какаши не смотрел на Ируку. Уставился на собственные руки, крутившие в руках фантик от конфеты, что ему вручил Наруто, не найдя мусорку. Но Хатаке точно знал, что Умино напрягся. С его стороны послышался нервный вздох, будто бы тот резко осознал, что зря рассмеялся. Он подобрал руки, весь обратился вслух, давая Какаши выговориться. Видимо, оценил момент откровения, пусть и место для этого было не совсем подходящее. Детский зоопарк всё-таки.       — А сейчас? — Неуверенно спросил Ирука, будто бы боялся сбить мужчину с колеи, нарушить его покой, который он с трудом нашёл после сложного признания. Но Какаши в ответ только улыбнулся, разворачиваясь к обеспокоенному Умино.       — Сейчас по-другому. Всё интересно, всё незнакомо. Но всё это пугает. Я уже и не вспомню, когда последний раз сам покупал рыбу, заправлял машину, — влюблялся… Этого Хатаке так и не произнёс, но в голове явно ощутил, будто бы это слово больно ударило по затылку. — Боюсь ошибиться, боюсь сделать ошибку.       Ирука понимающе кивнул, отводя взгляд.       — Ты ведь долго был в армии?       — Сколько себя помню, Ирука-сан. Все мои друзья закончили жизни там, а я… оказался здесь.       — Представить не могу, как это должно быть тяжело, — Умино произнёс это, казалось, с камнем, придавившим его грудь. Тяжело, будто задыхался от слов и мыслей, окруживших его голову. Какаши сам не заметил, как вдруг захотел его подбодрить.       — Ну, благодаря друзьям, тебе и Наруто я медленно осваиваюсь, — это было наглой ложью, потому что семейство Умино-Узумаки – было единственной и самой большой проблемой в жизни Хатаке. Не разочаровать хотелось именно их, но Какаши был так плох во всём, что касалось семейной жизни, ведь именно её-то у него никогда и не было.       Но на Ируку это оказалось правильный эффект – он улыбнулся, глаза ярко заблестели. Он вновь выглядел живым и счастливым.       — Знаешь, если тебе что-нибудь понадобится, приходи ко мне! Я всегда рядом!       Какаши только кивнул в ответ, отводя глаза в сторону, понимая, что наиболее пугающие его моменты жизни он не сможет обсудить с Умино, потому что нельзя говорить с Умино об Умино. В таком случае это даже на сплетни походить не будет. Но тут Хатаке ощутил тёплое прикосновение к своей ладони. Он дёрнулся, увидел заботливый взгляд турмалиновых глаз, а потом большие карамельные пальцы на своих, сжавшие его руку.       — Приходи на завтрак. Клянусь, тебе понравится.       Какаши замер.       Он вспоминал сегодняшний день, вспоминал поездку до работы, их сюрприз с Наруто, вспоминал их небрежные разговоры, смех и важные откровения. Вспоминал всё то, что чувствовал сегодня, и его охватывал странный, необъятный букет эмоций, которые он не мог объяснить. Их было так много, они были со всех сторон и все поголовно хорошие. Как такое вообще возможно? Только немного страха и волнения присутствовало сегодня, но даже они были какими-то приятными, будто предвкушение перед чем-то большим, перед чем-то великими, перед чем-то бесконечно идеальным.       И Какаши знал, что теперь он не сможет ни отказаться от этих чувств, ни забыть о них. Он окончательно и бесповоротно сделал не просто шаг в пропасть, а нырнул туда рыбкой.       И он кивнул.