Прошу, милая, доверься мне.

Осень — это удивительная пора, когда природа переодевается в разные тёплые цвета, повторяя оттенки самых ярких рассветов и долгожданных закатов. Алые огни играют на стволах деревьев, золотые ковры расстилаются под ногами, оранжевые танцы несёт за собой уже холодный к тому времени ветерок, играючи касаясь лиц прохожих. Ему радостно от того, что теперь он может вдоволь нагуляться по усеянным опавшими листьями дорогам, заглянуть на чай сквозь открытое окно и принести за собой аромат осенних дождей, извещая о приближающемся ливне. Они в это время года чаще навещают наш мир, даруя влагу почве и спокойствие этому сумасшествию в наших душах. Осенью хочется рано утром выйти на ещё пустые улицы города, вдохнуть свежесть природы после ночного шумного гостя и забыть обо всех рутинных делах, которые ждут нас со звонком будильника. Такие утренние прогулки в полутьме заряжают тело особой энергией на весь будущий день. Всё же осень — это пора расцвета для юности и тишины для старших. Быть может, внешне кажется, что всё вокруг готовится уснуть на длительный период, но на деле же внутри зарождаются силы работать, заниматься тем, что дарит удовольствие, да и просто с головой окунуться в себя, изучить свои новые грани и интересы. Однако в ином для многих понимании осень — это время слабости здоровья, во многом душевного раздрая и загруженности расписания. Для кого-то неуютно стоять на остановке и мёрзнуть от скользкого ветра, вспоминая жаркие деньки уже ушедшего августа. И даже истинный любитель дождливой погоды — Фушигуро Мегуми — не видел в осени ничего привлекательного или же приятного. Для него было чуждо то прекрасное чувство от лёгкого, но прохладного ветра, он не понимал очарования красок природы. Мегуми не любил осень по той одной простой причине: в этот период его организм слабел. Ни одна осень в жизни мужчины не проходила без болезни. Медикаменты, постельный режим, насморк, недомогание — всё это синонимы для того чудесного времени года, с коими ассоциируется у него эти долгие три месяца. И вот, вновь наступившая осенняя пора, снова знакомый запах лекарств, в очередной раз такой ненавистный ему насморк и мерзкое ощущение в горле. Фушигуро ненавидел чувствовать себя слабым, потому каждый больничный становился своеобразной пыткой для него. Температура снижала работоспособность, постоянно клонило в сон. И хотя Мегуми полностью осознавал, что такое происходит, слабость в таком состоянии вполне в порядке вещей, ему всё равно не нравилось это чувство некой беспомощности. Но куда деваться? Единственной приятной во всём этом вещью была твоя забота. В такой момент брюнет ещё ярче ощущал эту безграничную любовь и исцеляющую нежность. Наиболее чудодейственным лекарством для него являлись эти добрые глаза, мягкий шёпот и осторожность в каждом действии. Небесные глаза часто проходились своим цепким взглядом по нахмуренным бровям, сосредоточенном выражении лица, ладони искали тёплых прикосновений, а сердце стремилось хоть как-то сквозь хриплый голос передать искреннюю благодарность. — Молчи. Береги горло, — на губах мужчины сияет вполне здоровая улыбка. Он прекрасно знал, что за строгостью скрывается глубокое переживание за него. Чувствует. — Так, давай, сейчас выпьем ложечку этого сиропа. — Он же отвратительный. — Надо. — Гадость. — Выбирай: болеть или быть здоровым? — Мегуми шумно выдыхает, смирившись со своей участью, такой же горькой, как и то ощущение сиропа на языке. Настолько противное, что брюнет морщится от неприятного вкуса. Но, как бы то ни было, это средство действительно хорошее. — Молодец. — Ненавижу болеть, — тебе и не нужен отвечать, ведь Фушигуро и без того знает, что ты скажешь. Поэтому ты лишь заботливо целуешь нахмуренный лоб, расслабляя мужчину. — Вот, теперь мне никакая зараза не страшна. — Выздоравливай, шутник. — Поедешь на лекции? — в синеве его глаз искрилась какая-то надежда. — Да, уже пора, — Мегуми внешне как-то даже поник. — Но после я обязательно вернусь к тебе, — теперь уже он выглядел более радостно, чем до этого. — И снова выпьем сироп. — Не-ет. — Да. — Ладно, если его даёшь ты, то я готов страдать. — Дурачок, — усмехаешься его словам. Ведь говоришь же ему молчать, чтобы лишний раз не напрягать горло, но он всё равно продолжает беседовать. — Кажется, мне уже пора, — взгляд цепляется за часы, что показывали всё больше ускользающее время. — Хорошего дня, солнце. Тепло оденься и возьми зонт. Судя по всему, снаружи уже во всю льёт, — Фушигуро разглядел на стёклах стекающую влагу. — Хорошо, милый. Отдыхай и набирайся сил. — Люблю тебя. — И я люблю тебя.