Жизнь после

             Его тошнит от этих запахов.       А с каждым проехавшим метром коляски он становился всё сильней и сильней. Запах спирта, но не виски. Трав, но не тех, что для плетения веночков. Крови, но не той, что предвещает смерть на вылазках. Пота, но не того, как на тренировках. Глины, но не той, что для посуды.       Его воротит от этих звуков.       И чем ближе, тем громче. Уши так разболелись, пытаясь оградиться от разного шума с каждого угла. То слева пылкие вдохи и выдохи, словно не хватает кислорода; то справа надрывный плач, что иногда звучал, как отчаянный крик о помощи, а иногда как крик победы в игре со смертью.       Он прикрыл глаза и шумно выдохнул тёплый воздух из носа. Каждый раз одно и то же.       Его мутит от запахов и звуков больниц.       Нет, он уважает работников и золотой вклад госпиталей — как-никак сам множество раз был спасён в стенах лазарета. Он благодарен за тысячу спасённых жизней своих солдат. Но в этом и проблема. В воспоминаниях, блять, проблема. Всегда так тошнит, вспоминая былые времена Разведкорпуса. Своё былое время, когда он был собой. Сколько времени он тогда коротал, лёжа на больничной койке?       Больницы и Разведка сродни прямым параллельным линиям, что идут с общего начала и заканчивают в одном конце.        Сколько раз после войны, лёжа в лазарете, он наивно пытался хотя бы устоять на ногах? Он говорил себе, что надежды и быть не может, но все также продолжал глупо и по-детски надеяться. Но состояние его тела — одна из многих горемычных причин остановки на вязкой тропинки счастливой жизни.       А всё было бы куда проще, умей врачи исцелять не только тело. И почему они все ещё не придумали такое лекарство или, чёрт возьми, вонючую мазь? Определённо было бы легче.       — Мистер Леви, мы пришли, — вывел Леви из поникшего состояния спокойный голос Фалько и заставил проглотить тяжелый и щекотливый ком в горле.       Аккерман открыл глаза и сразу прищурился от назойливого отражающего света больницы. Ему никогда не нравилось это сочетание грязно-белых — даже бежево-коричневых — и тёмно-синих тонов. Слишком раздражающе для глаз (или в его случае для одного глаза). Особенно из-за такого контраста, ведь он привык к чистым тёмным краскам, как, например, штаб Разведкорпуса. Он незаметно холодно приподнял уголок губы. Да, штаб был действительно уютным и комфортными не только для глаз. Был просто домом.       Леви лениво обошёл оценивающим взглядом помещение. Удивительно. Тут так просторно за счёт минимального количества людей. Леви, Габи и Фалько стояли в зале ожидания, куда сразу попадаешь, как войдёшь.       — Ох, здравствуйте, — ярко улыбнулась светловолосая девушка, сидевшая за деревянным столом и разгребавшая какие-то грязные бумаги во свете единственной свечи и лучей дневного солнца из окон, при этом она активно дёргала левой ногой. — Вы к кому?       «Слишком активная, слишком наигранная и слишком неправильно счастливая» — невзначай пронеслась мысль в голове Леви. Его брови почти соединились у переносицы, создавая «полюбившуюся» всеми фирменную морщинку, а сам он негромко фыркнул.       — Мы к доктору Оливеру Гудману. Вот, — протянула Габи бумажку с направлением.       — Ах да, помню-помню! Подождите, пожалуйста, секундочку, — громко положила документы на стол девушка и удалилась в один из коридоров.       — Милая, — воодушевленно сказала Габи, прислонив один палец к подбородку.       — Шумная, — раздраженно ответил Леви, закатывая глаза.       — В больнице не могут работать тихони, — развела руки девочка, начиная быстро метать свой взгляд «влево-вправо-вверх-вниз». — Вот там, например, — показала она в левую сторону указательным пальцам на пожилую женщину, медсестру с тёмным цветом волос, что стояла к ним спиной, и на врача со светлыми волосами. — Будет разборка: та женщина с минуты на минуту готова сильно врезать этим двоим.       — И с чего это ты взяла? — удивлённо спросил Фалько.       — Пф. А сам-то не видишь что ли? — на выдохе сказала Габи. — Та пожилая женщина уже покраснела то ли от злости, то ли от наворачивающихся слёз на глазах. А теперь взгляните на её костяшки на кулаках — они настолько побледнели, что она, кажется, еле сдерживается, чтобы не навалять этим двоим прямо сейчас.       — Угомони уже свой фонтан глупого любопытства, Габи, — спокойно отозвался Леви, оперевшись головой об свою правую руку.       — Я всего-то рассматриваю место, где Вы будете жить ближайшие месяца, — обиженно пробубнила та и отвернулась от своих друзей, демонстрируя негодование.       Аккерман вздохнул и сразу шумно выдохнул сильный поток воздуха, что аж подол его рубашки задёргался. Он всё ещё был напряжен из-за знакомых звуков и запахов. Он так старался скрыться от воспоминаний, а в итоге сам опять, как миленький, прибежал к ним, словно какой-то мазохист. Так и ещё останется тут на приличный срок. Ну что ж такое-то.       Эта больница казалась немного старой (хоть и построена относительно недавно), но, на удивление, ни единой пылинки и злосчастной грязи из-под подошв обуви. Да, что не бесило Леви — санитария. В принципе логично. Было бы странно для любого лазарета не лечить, а заносить ещё больше зараз в свинарнике, что смеет называться «больница».       — Мистер Леви Аккерман, — послышался с правой стороны от него мужской голос, на который Леви сразу повернул голову и немного нахмурился. — Я Ваш лечащий врач, Оливер Гудман. Очень рад с Вами познакомиться. Для меня это большая честь, — улыбнулся одним уголком губ мужчина, оголяя острые зубы. Он аккуратно протянул руку к Аккерману.       Леви приподнял одну бровь, начиная игру «Изучи своего противника врача». Он за всю свою блядскую жизнь каких только людей не встречал и научился читать их, просто мельком глянув на обложку.        И Оливер был чем-то похож на Эрвина. По ауре и, чёрт возьми, этому уверенному лицу, которое так напоминает Леви о каждой привычной мимике погибшего друга. Его хищный взгляд и до боли сумасшедшая улыбка, будто он получил в руки долбанный, золотой ключ, что откроет дверь в тот несчастный подвал. Словно перед ним действительно главнокомандующий Разведкорпуса Эрвин Смит, но только с тёмными волосами и глазами, и с этими глупыми веснушками, что, казалось, не оставили ни одного свободного места на скулах щеках и носу. На какую-то ничтожную секунду Леви почувствовал себя маленьким хомячком, которого заманили к себе в долбанную клетку. Стало даже как-то напряженно и удушающе, словно ему надели поводок на шею. Он настороженно протянул ему руку навстречу, смотря прямо в глаза.       — Доктор Оливер! — внезапно прервал двоих другой врач, на которого несколько минут назад обратила внимание Габи. — У нас малюсенькие проблемы.       Гудман на пару секунд поднял голову к потолку и издал устало-хриплый звук. Он резко перевёл взгляд на появившегося в поле зрения врача и грозно сверкнул своими тёмными глазами на блондина, отчего тот немного замялся, перекидывая свой вес тела с одной ноги на другую.       — Ну конечно, — сарказмом проговорил Оливер. — Когда у нас их не было?        — Ну-у-у-у, — отвёл взгляд парень, начав учащенно чесать затылок.       — Ближе к делу, Генри. Что уже случилось?       Послышался громкий и быстрый звук, что заставил замолчать всех и повернуться на пожилую женщину с медсестрой, что тёрла покрасневшую щёку; а её очки, которые сильно треснули, лежали на полу у их ног, разбросав мелкие осколки, что начали вызывать солнечных зайчиков на свету по всей комнате.       — Да как ты… Да как ты смеешь так говорить?! Мой сын умер из-за тебя, шарлатанка! — истерически кричала женщина, сжав руки в белый кулак.       — Вашего сына убила не я, а его болезнь, — спокойно ответила девушка, поднимая взгляд на женщину.       — Ты могла ему помочь, если б не кинулась спасать других!       — Я выбрала тех, кого ещё можно было вытянуть с того света. Вашего сына нельзя было уже спа… — не успела договорить девушка, как её прервал крик.       — Да заткнись ты уже, мерзавка! — женщина подняла руку, чтобы ещё раз ударить медсестру, но внезапно была перехвачена сильным захватом Оливера.       — Что вы здесь устроили, и почему Вы, мисс, подняли руку на моего врача?       — Так она врач, а не медсестра… — тихо пробубнила себе под нос Габи, нахмуренно наблюдая за этой напряжённой сценой со стороны.       — Она убила моего сына! Эта тварь чего и похуже заслуживает! — сквозь слёзы кричала на всю больницу женщина, что даже некоторые пациенты и врачи вышли из палат посмотреть, что случилось, словно увлекательно читают какую-то сцену кульминации из дешёвого романа.       — Шарлотта, — обернулся Оливер на девушку-врача. — Я тебя внимательно слушаю.       — У пацие…       — Да как Вы не понимаете! — оборвала её на полуслове женщина. — Она предпочла спасти одних, наплевав на остальных! Наплевав на моего единственного и драгоценного сыночка!       Оливер выдохнул большой поток воздуха и начал сильно тереть переносицу.       — Если Вы не возражаете, мисс, — спокойно сказал мужчина, подняв взгляд на пожилую. — Я бы хотел ещё услышать версию своего врача.       Женщина прикрыла глаза и резко отвернулась в противоположную сторону, только бы не слышать и не видеть их — виновников смерти единственного её счастья.       — Теперь говори, Шарлотт.       — У пациента Саймона была холера. Сегодня начались осложнения, — громкий всхлип женщины заставил запнуться девушку, но вскоре она продолжила: — И также сегодня нам по каким-то причинам не успели завести ингредиенты для приготовления внутривенного вливания. Оставалось слишком малое количество. Но этот препарат никак не смог бы спасти пациента Саймона, а только сделать его состояние менее болезненным, — Шарлотта глотнула слюну и быстро выдохнула. — И было решено отдать внутривенное вливание тем, у кого есть вероятность выжить.       — Ясно, — устало сказал Оливер, зачесывая свои волосы назад и стряхивая с низа белого халата невидимую пыль. — Это я дал такой наказ.       Шарлотта с врачом Генри, что оповестил о проблеме своего начальника, переглянулись в немом диалоге, дёрнув бровью, и сразу посмотрели на ту женщину, у которой был такой шок, что она чуть не упала на пол, если бы не Оливер. Он крепко схватил её за плечи, не давая упасть лицом вперёд.       — В-в-вы…. Вы все… Все… Ненавижу! — она задыхалась. Тряслась от злосчастных эмоций, а её слёзы все капали и капали на пол, оставляя явные солёные разводы на таком, как казалось, белом полу.       — Мисс, а Вы знаете, что Ваш сын спас других людей?       — Мне п-плевать на дру-других, — проговорила та, задыхаясь от своих слёз.       — И то верно, — усмехнулся Оливер. — Но, поймите, даже врачи не могут идти наперекор законам природы, которые нас, кстати, и создали. Саймон это понимал. Он сам был не против этого — отдать и так утекавшую собственную жизнь другим, у которых пока что стоит плотина. Врачи ещё могут разрушить её, — спокойно говорил Гудман, успокаивающе проглаживая плечи женщины. — Холера забрала многие жизни. Эта болезнь очень непредсказуемая и опасная, и никто не знает, как её лечить. Ваш сын стал случайной жертвой обстоятельств, на которые мы, к сожалению, не можем повлиять. Он знал это. И принял. Саймон не хотел бы, чтобы Вы винили всех и всё. Он хотел бы, чтобы Вы благодарили всех и всё за такую прекрасную жизнь до этого. Такая живая смерть после, ведь он помог остальным пациентам. Они живут благодаря ему. В их жизни всегда будет жизнь Саймона.       Женщина всё слушала и слушала, а её слёзы стали ещё больше стекать на пол. Но дышать она стала ровней и спокойней.       — Генри, — поднял руку Оливер, подзывая своего подчинённого. — Отведи, пожалуйста, мисс в комнату отдыха и дай ещё воды с легким успокоительным. Проследи за ней, пока она не прийдёт в себя.       — Хорошо, — сразу ответил врач и взял под локоть женщину, медленно скрылся в ближайшей комнате.       На пару секунд повисло молчание. Леви, Габи и Фалько не отрывали взгляд от спины девушки и лица Оливера. Шум, что до этого напрягал Аккермана, исчез, будто выражение «словно время остановилось» пришло в действие. Ни единого шороха, ни единого писка и ни единого лишнего вдоха-выдоха. Только ровное дыхание и беглые взгляды.       — Тц, так прямо, беззаботно врать маме погибшего и не краснеть — годы тренировок прошли не зря, радуйтесь, — внезапно первая подала голос их новая знакомая. — Даже я на секунду поверила.       — Я не врал, а немного приукрасил правду, доктор Шарлотта, — прокашлялся в кулак мужчина. — Ты же знаешь, мы спрашивали его, но он был не в состоянии дать чёткий ответ. У нас не было иного выбора. А эта привлекательная женщина теперь может спокойно жить, думая, что её сын дал нам добро. Я её спас от ничтожного существования, Шарлотт, и теперь она хотя бы сможет умиротворенно жить, гоняя ароматные чаёчки со своими соседями.       — Она заслуживает знать правду о своём сыне, — нахмурилась девушка. — И это я ещё должна учиться у такого человека, — насмешливо сказала она, скрестив руки на груди.       — Напомню, тебя никто и не заставлял, — фыркнул Оливер, наклонившись почти вплотную к ней. — Или, — тихо и угрожающе прошептал он ей. — У тебя есть другая причина прибывания здесь?              — У меня большего выбора и не было, как эта прославляемая больница, доктор Оливер, — отчеркивая каждое слово, проболтала Шарлотта.       — Что ж, как знать, — выпрямился врач, разводя руки по сторонам. — Тем не менее у нас, дорогая, есть другое незавершённое дело, — кивнул он в сторону Леви, Фалько и Габи, что все ещё неотрывно наблюдали за ними. — И не забудь поднять свои очки: не люблю мусор в больнице, — крикнул Гудман ей в спину, идя к своему новому пациенту, что недоверчиво смотрел то на мужчину, то на девушку.       Шарлотта на секунду прикрыла глаза, собирая все разбросанные мысли в один пазл, и дернулась с места, подобрав с пола свои уже негодные к ношению очки. Она уныло вздохнула, крутя в руках объект, и положила в карман своего чёрного фартука, что был поверх белого, длинного платья, которые обычно и носят женщины-врачи. Но внизу её одежды были видны засохшие древние пятна крови, что, видимо, уже не поддавались никакой стирке.       Девушка наконец развернулась к трём незнакомцам. Она без единого лишнего звука на носочках подошла к ним, словно боялась быть заметной. В конечном итоге её можно было лучше разглядеть в больничной обстановке.       Если до этого с дальнего расстояния казалось, что у неё эбонитово-чёрные волосы, — такое ложное впечатление давал также контраст с белоснежным платьем, — то теперь, когда она медленно приближалась, эту мысль стоило бы всерьёз переосмыслить. Каштаново-рыжий? Нет, он какой-то более тёмный. Янтарный? Нет, не такой он и рыжий на дневном освещении. Тёмно-русый? Нет, он… А, к чёрту это. Так и голову можно сломать, не имея никаких солидарных предположений. Это словно отчаянно гадать на кофейной гуще.       Леви часто видел, как бело-жёлтая зарница пронзает дневное серое — почти тёмно-серебренное — небо. И когда сразу исчезает, словно роса на солнце, то оставляет знак своего недавнего присутствия — на пару секунд оранжевые цвета на некоторых местах гармонируют с освещённым из-за неё серым оттенком неба. Вот какого цвета были у Шарлотты глаза.       — Итак, — хрипло начал Оливер, но, прокашлявшись, продолжил: — Шарлотта Рамзи и Генри Берч, что сейчас следит за состоянием мамы недавно погибшего пациента, — мои лучшие врачи, а также Генри является моей правой рукой, — Гудман хлопнул по плечу девушки, на что та незаметно фыркнула. — Поэтому это вторые люди после меня, к кому вы можете обращаться.       Леви закатил глаза, явно недоволен такому повороту. Ему хватает одного чудика-медика Оливера, что и так не сильно внушает доверия, а тут ещё и два незнакомца будут вертеться вокруг него, массируя, чёрт возьми, каждую точку ноги.       — Вроде бы, я не подыхаю тут, чтобы приписывать мне троих, так ещё и лучших врачей. Не находите, что одного вполне достаточно? — сухо и холодно, как он и умеет, проговорил Леви.       — В чужой монастырь со своими уставами не ходят, мистер Аккерман, — задорно улыбнулся мужчина и сложил руки на груди, глядя прямо в глаза собеседника. — Я тут решаю чего достаточно, а чего нет. И не думайте, что мы все втроём будем кружиться подле Вас. Именно потому, что мы лучшие, у каждого минимальное количество свободного времени. Так что наше тройное внимание сродни одному вниманию единственного врача в Разведке.       Пуля, что мучительно медленно летела, наконец попала в самую уязвимую точку на его теле — сердце.       Леви заметно помрачнел. За это время слово «Разведка» и всё, что с ней связанно, были под строжайшим табу. Он не любит говорить. Не любит думать. Не любит вспоминать.       И не любит проходиться по прошлой тропинке.       — Ты ничего не зна…       Не успел договорить Леви, как между ним и Гудманом встряла Габи, раздвинув руки по бокам.       — Доктор Оливер, а не могли бы Вы показать палату мистера Леви? Просто мы так устали за весь день, собираясь к вам, нам бы передохнуть, — неловко проговорила девочка, начав перебирать пальцы на руках.       — Хорошо, но сопровождать вас сейчас не могу, поэтому этим займётся Шарлотта, — Оливер глянул на девушку, на что та устало выдохнула. — Также она проинформирует о наших планах на лечение, — мужчина перевёл взгляд на Леви и неожиданно протянул ему руку через Габи, что всё ещё стояла между ними. — Что ж, приятно было познакомиться, мистер Аккерман, — с какой-то неведомой интонацией проговорил его фамилию врач.       — Тц, как же взаимно, доктор Оливер, — сарказмом сказал Леви и ответил на рукопожатие, заметно сильно сжав руку врача, на что тот усмехнулся.       Оливер откланялся и ушёл туда, откуда и пришёл.       — Что ж, — хлопнула в ладоши девушка и повернулась к той самой медсестре, что привела Гудмана. — Палата готова, Мелисса?       — Конечно, доктор. Ещё с утра, — блуждающе улыбнулась девушка, не отрывая взгляд от бумаг.       — Надеюсь, там будет чисто, — не удержал свой ехидный комментарий Леви.       — В чужой монастырь со своими уставами не ходят, мистер Леви, — хмыкнув, спародировала голос Оливера Шарлотта. — Следуйте за мной, — она повернулась спиной к ним и махнула им рукой, призывая идти следом.              Чем дальше они отходили от главной комнаты, тем тише становилось. И только звук колеса, что не смазал Леви, пищал, делая и так неприятную атмосферу больницы в более сумасшедшую. Словно Леви едет не на своё лечение, а на каторгу или на, ей-богу, опыты. Даже большие окна света не помогали наладить восприятие угнетения.       Фалько неосознанно схватил локоть Габи, сильно сжимая и теребя её одежду.       — Вроде, и конец света прошёл, а испугался обычной больницы, — хихикнула Габи, закрыв рот свободной рукой, чтобы не нарушить тишину своим смехом.       — Я будто попал в тюрьму… — сглотнул Фалько, переводя взгляд с одного железного факела на другой, что были прикреплены на обеих сторонах бежево-коричневых стен.       — До тюрьмы ещё далеко, — усмехнулась Шарлотта, продолжая идти впереди. — Но понимаю. У меня вначале тоже было такое чувство, — девушка провела рукой по своим волосам, которые сейчас отдавали каштановым оттенком из-за дневного солнца за окном, и тише добавила: — После того, как больше, чем полтора года назад всё было разрушено, было приказано быстро построить первую больницу, куда соберут самых известных врачей со всего ведомого мира, пережившие тот адский день. Неважно, как будет выглядеть эта больница. Главное — эффективно, а остальное пустяки. Всё делалось быстро — и вот перед вами мрачная тюрьма, что спасла уже многие жизни.       — А доктор Оливер был инициатором постройки этой больницы? — с любопытством спросила Габи, надув губы.       — Этого уже никто не знает, — горько усмехнулась девушка.       — Как удобно получается. Сомнительное лицо, которое появилось непонятно как, свободно вертит вами, как марионетками, — с закрытыми глазами проговорил Леви. — Действительно ли я попал в больницу?       Шарлотта остановилась и через плечо глянула на мужчину, на что тот сразу открыл глаза и ответил на её взгляд.       — А вот что странно: неужели вы не узнали ничего о своём личном враче перед тем, как попасть сюда? — наигранно нахмурилась девушка, прислонив большой палец к подбородку и начав интенсивно тереть его. — Доктор Оливер Гудман получил широкую огласку благодаря тому, что вывел нужные компоненты для создания внутривенного вливания. Вы, наверное, и про результат такого открытия не слышали, верно? — с усмешкой посмотрела в грозные глаза Леви и продолжила: — В настоящее время он пытается вывести возможные группы крови у людей, существование которых он и несколько его коллег заметили пару месяцев назад. Чтобы вам было понятней: в будущем такая находка позволит проводить новые методы лечения и операций, которые могут иметь большую вероятность хороших исходов. Его чёткость и упорство в работе приобрели мировую известность. Не переживайте, Вы уж точно в надежных руках, — спокойно проговорила девушка, снова повернувшись прямой спиной к ним и расправив плечи.       — Как-то я не заметил, чтобы Вы доверяли этим самым рукам, — саркастично ответил Леви, приподняв одну свою бровь и сверля её гордую спину взглядом.       Девушка громко хмыкнула и опять помахала рукой, говоря идти за ней дальше.              Однообразия в коридорах заставляла чувствовать себя в лабиринте. Фалько, чтобы чем-то занять себя начал считать факела на стенах, а Габи прислушиваться к каждой двери, которую они проходили. Где-то были слышны тихие разговоры, словно щебетание птиц, — какие-то слова звучали невнятно и лишь некоторые буквы можно было хоть как-то разобрать. На двадцатом факеле они наконец остановились и первая открыла дверь Шарлотта.       Запах… Не такой уже раздражающий, что преследовал его, казалось бы, с самого рассвета. Пахло, как дома, — деревом из-за панелей, что покрывали весь пол. Было шесть спальных мест, две из которых были заняты (это показывали закрытые кровати тёмно-кремовыми ширмами). Шарлотта вздохнула и повела Леви, Габи и Фалько к самой дальней кровати возле окна.       Мужчина мысленно усмехнулся чёртовой иронии. Именно такие хоромы он и представлял, когда его постигнет где-то шестьдесятый год жизни. Солнечная сторона у окна, назойливые лучи нагло бегают по его лицу; кровать, что скрипит каждый раз под его весом, сильный запах дерева, что ассоциируется со старыми дубами, и кремовая ширма для уединения с собой.       Ей-богу, только набора для вязания не хватает.       — Вечером Мелисса принесёт все Ваши принадлежности для личной гигиены, — сказала девушка, открыв окно для нового потока воздуха. — По поводу наших планов, — Шарлотта на секунду запнулась, поправляя свой фартук на плечах. — Завтра утром к Вам зайдёт доктор Оливер и проведёт осмотр Вашего состояния для конечного вердикта. Поэтому, пожалуйста, заранее подумайте о своём здоровье: что Вас беспокоит и что ему, как Вашему лечащему врачу, нужно обязательно знать.       Какая забота. И чем чёрт только не шутит. Образ шестидесятилетнего старика, что одной ногой уже в могиле, становится всё ярче.       — Если Вам что-либо нужно или вдруг что-то случится, то, — девушка взяла в руки колокольчик, который стоял всё это время на прикроватной тумбочке. — Используйте это.       Леви дернул бровью, делая взгляд более ехидным.       — Предлагаете трусить колокольчиком, как какой-то идиот?       — А что? Так не вписывается в Ваш образ? — усмехнулась девушка, ставя предмет обратно. — Если есть другие предложения, то я слушаю.       Мужчина громко цокнул и закатил глаза, намереваясь завершить уже этот бессмысленный разговор.       — Лекция закончена, или мне всё же стоит лечь на кровать для удобства?       — Закончена, мистер Леви, — не убирая ухмылки с лица, проговорила девушка. — Что ж, я пойду. Надеюсь, мы с Вами подружимся.       Шарлотта уже подходила к двери, как вспомнила что-то и, ахнув, повернулась опять к троим знакомым.       — Посещение начинается с десяти утра и заканчивается в семь часов вечера.       И вышла. Тихо захлопнув дверь за собой.       — Интересные у Вас врачи, — хихикнула Габи, помогая Леви лечь на кровать.       — Ага. Очень интересные, — сарказмом ответил Аккерман.       Сказать, что он был всем доволен, — соврать наглой и острой ложью. Леви всё это время чувствовал словно ему в затылок упирается отточенное лезвие.        И неизвестно, когда оно даст первую царапину.