Необдуманный ответ

Сердце бешено билось в груди, словно дикая птица пойманная в клетку крепких рёбер. В прочем хозяин этого неспокойного, столь важного для жизни органа, сейчас как раз таки больше всего был похож на птичку, пойманную в западню. Глупую и напуганную. Эти голубые глаза, смотрящие прямо и ясно, казалось, видят его на сквозь, зная каждую сокровенную мысль, которую он так усердно старался прятать глубоко внутри себя на протяжении последних нескольких месяцев. Эти чувства не должны были возникать никогда и не при каких обстоятельствах, но они всё же возникли, вопреки воле хозяина. Сначала это была скорее детская привязанность к человеку, потом восхищенность и желание ровняться на старшего товарища, а затем это незаметно переросло в лёгкую подростковую влюбленность, вот только понял парень это слишком поздно. Влюбленность мгновенно превратилась в самую настоящую любовь, слепую и жгучую, от невозможности почувствовать такую же в ответ. Прапор хоть и наивен по своей натуре, но далеко не дурак, он сразу всё понял и не стал лгать самому себе, это было слишком глупо. Было слишком поздно всё отрицать. Остаётся только взять себя в руки и идти вперёд с гордо поднятой головой, точно так же, как его всегда и учили, вот только тогда, принимая такое решение, он и представить не мог, насколько это может быть тяжко. Держать в себе чувства намного труднее, чем кажется, они распирают тебя изнутри, кричат о своём присутствии в любой удобный и не очень момент, особенно ярко тогда, когда предмет восхищения, вожделения, обожания и просто дорогой сердцу человек находится рядом почти 24/7. Парень быстро понял, что ни одна тяжёлая тренировка, ни один перелом и ни одно ранение не могут сравниться с чувствами, эмоциями, которые так хотят вырваться из-под контроля. Теперь Прапор мог сказать, что самую малость, понимает Рико, который так не любит держать что-то в себе, но ему приходится, ибо знает, и не только он сам, к чему могут привести бесконтрольные буйства. Но всё это сейчас не было столь важно. Младший «Пингвин» не мог взять в толк то, что так тщательно скрываемое оказалось в один миг на поверхности. Рассекречено им же самим в одночасье по глупости и неосторожности. Если бы не проклятая простуда, подхваченная накануне миссии, и жар, помутивший рассудок, он бы молчал, как мертвая рыба на разделочной доске, не выдал бы и звука, не дёрнул ни одним мускулом лица, врал бы до последнего даже под самыми страшными пытками, а врать он научился до непозволительного хорошо, но всё было как раз таки наоборот... Кто его сейчас, морской чёрт побери, потянул за язык ответить на шутливый вопрос капитана о любимом человеке «Ты»?! Он не знал на это ответа, да и не знал что будет дальше. Первое мгновение он не мог даже осознать, что ляпнул это вслух, а не произнес в своей голове, как хотел этого изначально и делал подобное раньше, а когда до него дошло, не смог сделать даже ни единого вздоха, глупо уставившись в чужие, на первый взгляд спокойные глаза своими напуганными. Красные от болезненного жара щеки покраснели пуще прежнего, а глаза предательски начало щипать. Он не шевелился, как и человек сидевший возле него. Секунды тянулись словно часы, превращаясь в настоящую пытку для младшего «Пингвина», и спустя, казалось бы вечное ожидание, наполненое одновременно роем панических мыслей и звенящей пустотой в голове, Шкипер тяжело выдохнул. –Дыши – спокойно произнес он, обращаясь к младшему товарищу. В его хрипловатом голосе, заставляющем бегать мурашки по загривку, не было ни намёка на упрёк или разочарование. Он звучал так, словно его обладатель только что услышал что-то само собой разумеющееся, самую обыденную вещь, которую слышит по сто раз на дню. И только после его «дыши» Прапор смог сделать глубокий судорожный вздох, а лёгкие слегка свело жжением. Хотелось закашлять, но он сдержал этот порыв. Отвернулся к стене, боясь продолжать смотреть в эти знакомые глаза. Ещё немного помолчав Шкипер всё же задал вопрос: – Почему? – Что? – непонимающе спросил парень, но так и не повернулся к командиру. Дыхание сбилось. – Почему ты любишь меня? Ни Ковальски, ни Рико, ведь они точно так же всегда были рядом. Почему именно я? – вопрос казался и глупым и одновременно самым уместным в такой ситуации. Но разве для любви нужен какой-то особенный повод? Нет, не нужен. Как говорится: сердцу не прикажешь... – Зачем ты это спрашиваешь? – голос предательски дрогнул на последнем слоге: – По твоему у меня должен быть какой-то конкретный повод, чтобы просто полюбить человека? Шкипер, пожалуйста... Прошу... Не заставляйте меня перечислять и позориться перед вами ещё больше. – сам того не замечая младший «Пингвин» перешёл на вежливый тон, как положено обращаться к командиру по уставу. Вот только голос всё так же дрожал, едва сдерживая всхип. Слезы всё-таки покатились из голубых глаз. Хотелось просто полностью отвернуться к стене и сжаться колачиком, или сразу же провалиться под землю, подальше от всех, чтобы никто не трогал и не видел. Возможно Прапор бы так и сделал, сначала отвернулся к стене притворяясь спящим, потом бы заперся в своей комнате на пару дней, а затем, когда вышел бы снова в свет, изображал дурочка до тех пор, пока не натворит тех ещё дел, но Шкипер этого ему не позволил. На макушку опустилась чужая рука, тяжёлая и такая горячая, способная дарить невероятную нежность и в случае чего сломать недругу челюсть. Легонько потрепав кучерявые темные волосы, мозолистая ладонь спустилась ниже на горячую щёку, осторожно оглаживая её, почти невесомо. Прапору с трудом верилось, что человек вообще может так осторожно касаться другого человека, но в то, что так Шкипер касался именно его, вообще не верилось. Пунцовость с щёк теперь перешла ещё и на шею с плечами, скрытыми домашней футболкой, по телу пробежала толпа мурашек. Парень крепко зажмурился, словно боясь получить удар или пощёчину, но вместо этого он почувствовал чужое касание губ, столь же невесомая как и поглаживания чужой руки. Почти невесомое и осторожное, даже какое-то боязливое, совсем не в духе их командира, но в том, какой смысл несло это действие Прапор просто не мог сомневаться. Шкипер человек прямолинейный и случаи, когда он лгал или лукавил можно пересчитать по пальцам. Парень открыл свои голубые глаза и встретился с точно такими же, в которых теперь плескалась ничем не скрытая трепетность и радость. И Прапору уж точно не стоит знать, как давно подобные чувства хранились в сердце старшего «Пингвина», ибо теперь это уже совсем не важно.