Оплата почасовая

      — Собирайся скорее, — устало протянул Хината, вальяжно развалившись на чужой кровати. Он выглядел максимально беспечно, за что и поплатился, получив декоративной подушечкой с кресла по лбу. — Эй! — он со смехом скинул с себя мягкий предмет и улыбчиво взглянул в глаза друга.       — Я не виноват, что ты разбудил меня за три минуты до того, как подошёл к дому! — Нагито постарался оправдаться: он тоже чувствовал себя радостным, хотя место, в которое они шли не предполагало особого веселья.       — Ты обещал, что сам проснёшься, — притворно возмутился юноша, дождавшись наконец окончания переодевания друга.       — Не ворчи, — вдруг склонился над собеседником Нагито, чуть не прижавшись к нему самым носом. — Давай, мы должны идти, — выражения их лиц сменились на более спокойные с отчётливыми нотками серьёзности.       — Угу, — он оттолкнул от себя Комаэду и наконец сам поднялся на ноги.       Это время было не самым лучшим для шуток и веселья: они шли в действительно печальное — даже по общей атмосфере — место.       — Чувствую себя немного... Нервно, — он кашлянул, постаравшись скрыть дрожь в конечностях. — Просто... Просто тяжело поверить, что это не дурной сон, — Нагито вообще не до конца осознавал происходящего: он, кажется, жил здесь и сейчас, но информация не успевала перевариваться, медленно сортируясь и раскладываясь по полочкам.       — Мне тоже, — Хината выдохнул, — но мы должны быть сильными. Она бы хотела видеть нас сильными, — он улыбнулся сквозь боль, запечатлевшуюся на ещё совсем молодом, но уже таком уставшем личике. — Я уверен, что она бы сказала ни за что не опускать руки, идти вперёд и верить в собственные силы, — он зажмурился и улыбка его стала лишь ярче: Хинате безумно нравилась прокручивать воспоминания о ныне покойной девушке в своей голове. Её прекрасные живые и до одури большие глаза, эфемерно потрясающий и звонкий, как стёклышко, смех, редкие, но всегда правильные слова — всё это заставляло Хаджиме чувствовать себя живым... Да что уж там! Просто чувствовать.       Сейчас шатену было просто больно. Очень-очень больно, как в детстве после падения со скейта — тогда он часто расшибал себе колени, а порой даже зарабатывал сотрясения, за что получал нагоняй от отца.       От отца, который, к слову, оказался то ли посетителем, то ли какой-то шишкой в казино, предоставлявшим... кхм... немного нестандартные услуги.       Такое открытие ударило. Сильно ударило — до ночных безмолвных рыданий в подушку и двух выкуренных пачек сигарет за сутки. Нанами бы его за такое отругала... А потом наверняка спросила, что же такого случилось, развела на эмоции и ещё два часа слушала чужие полурассказы-полурыдания, нежно поглаживая по голове, словно маленького ребёнка.       Но Нанами здесь не было. Она была под землёй.       Хаджиме не знал, как вывозить это всё в одиночку: Нагито под боком был не в счёт — у того с головой проблемы похлеще, чем у Хинаты, а потому травмировать его лишний раз не особо-то и хотелось. Расхлёбывать потом — себе дороже.       Хината физически ощущал, что его втаптывали в грязь: вот прям ботинками по лицу проходились, заставляя тонуть, задыхаться и отчаянно пытаться всплыть.       А ведь... Ведь всё, кажется, начинало налаживаться.       Хаджиме даже встретился с Изуру за несколько дней до смерти Чиаки! Они втроём даже практически неплохо провели время в парке: шатен даже представить не мог, как Нанами мало того, что узнала о нахождении Камукуры — Хината искренне презирал эту фамилию — в Токио, так ещё и умудрилась заставить его прогуляться с «кем-то таким жалким», как неугодный младший брат.       Розоволосая тогда лишь загадочно улыбнулась и ответила, что некогда была знакома с Изуру — они, по её словам, достаточно хорошо общались.       Хаджиме не спорил — девушке он доверял безоговорочно: даже если она и врала, то на то была достаточно веская причина.       Сама Нанами это доверие ценила, уважала и никогда-никогда не предавала.       Там, в парке, Хинате даже показалось, что он стал немного ближе к брату, с которым, если честно, боялся больше нигде не пересечься.       Чиаки, судя по её довольному выражению лица в тот день, тоже заметила некоторые изменения, а в конце дня даже исподлобья сделала одну-единственную фотографию, которую тем же вечером отредактировала, добавив подпись «Лучшие Братья на всю жизнь!», и отправила Хаджиме с кучей ухмыляющихся смайликов.       Сам шатен притворно повозмущался, сохранив фотографию... Это так, для личного дневника!       Он никому — особенно Чиаки — и ни за что не признался бы, что уже на следующий день после смерти Нанами, эта картинка стала обоями его телефона.       Она просто заставляла его чувствовать себя немного менее одиноким.       Да, отец Хинаты оказался мудаком, но у него всё ещё были мама и брат — хорошие — наверняка хорошие: после разоблачения Ямато сомнения имели место быть даже здесь — люди, поэтому один из них мог бы постоянно всплывать перед лицом Хаджиме, ободряя его.

***

      Хината должен был улыбаться. Он чувствовал, что должен был улыбаться, но, честно говоря, больше хотелось просто лечь и заснуть.       Сейчас Хаджиме не хотелось быть на этом чёртовом кладбище с многими рядами холодных могилок. Ему не хотелось стоять рядом с Нагито, делая вид, что так всё и должно быть.       Юноше не хотелось, но выбора у него не было. Он боялся — боялся так, словно стоял на границе жизни и смерти, так, будто его собирались сжечь заживо. Он боялся, что кто-то умрёт так же, как умерла Чиаки, что его мир снова разрушиться, когда близкие люди окажутся подлецами, что, отойди он хоть на секунду, и Комаэда спрыгнет с ближайшей крыши, слишком неуравновешенный, чтобы хоть как-то устроиться в мире.       Парень просто боялся, а потому сил на то, чтобы заботиться о собственном благополучии, у него не было. Всё летело в тартарары.       Хината просто спешил, а потому времени на то, чтобы притворяться счастливым, у него не было. Счастье с давних пор исчерпывало себя.       — Снова?.. — прошептал Нагито, уставиашись на зону перед собой. — Это уже выглядит как чёрная магия...       — Что? — непонятливо уточнил шатен, вынырнув наконец из своих мыслей и обратив внимание на собеседника.       — Миу и Каэде... — он ладонью указал на девушек, что стояли у одной из могил. — Мы реально случайно сталкиваемся слишком часто. Это противоестественно! — а ведь и правда, девушки всегда оказывались в нужном месте и в нужное время, каждый раз каким-то образом влияя на ход мыслей Комаэды.       — Должно быть, это просто совпадения, — пожал плечами Хината, вновь уйдя в себя ненадолго. — Хочешь поговорить с ними или предпочтёшь не пересекаться? — поинтересовался парень невыразительно посмотрев в серые, вписывающиеся в атмосферу кладбища глаза.              — Давай лучше подождём, — спустя секунду определился Комаэда. Хаджиме лишь безразлично пожал плечами и встал поближе к стене, абстрагировавшись от внешнего мира.       Нагито же бросил секундный взгляд на друга, после чего встал рядом с ним, постаравшись вслушаться в тихие голоса девушек.       — Это было так... неожиданно, — начала Акамацу, пальцами дотронувшись до ледяного камня. — Она была совсем молодой, — её руки очертили могильную плиту, а голос надломился.       Ирума стояла рядом, практически не двигаясь: она мало что чувствовала по поводу чужой смерти — такие вещи не особо трогали её душу, но она искренне пыталась разделить страдания подруги.       — Это всё выглядит как плохой сон, — девушка прижала руку ко рту, постаравшись не дать волю слезам. Она была на церемонии погребения, но чувства казались слишком сильными, чтобы похоронить их вместе с Чиаки.       — Верно, — Миу присела на корточки, огладив чужую спину рукой, облачённой в перчатку. — Это... ужасное событие.       Постаравшись взять себя в руки и вдохнуть в лёгкие побольше воздуха, Каэде ответила максимально спокойно:       — Ты, однако, не выглядишь чересчур расстроенной.       — В какой-то мере я просто рада, что ты не оказалась на её месте, — Нагито готов поклясться, что услышал, как Хината сделал шумный вдох.       — Почему? Ты же всегда говорила, что я шило в заднице, — невесело улыбнулась Каэде, прижав руки к своей груди.       Миу отвела взгляд, уставившись на могилу молодой девушки.       — Потому что люблю тебя, идиотка, — Комаэда практически подавился воздухом.       Она сказала что?       Господи боже, даже после часовых раздумий Нагито не мог придумать места для признаний в любви хуже, чем грёбаное кладбище. Он прикрыл рот рукой, дабы ненароком не закричать. Хината лихорадочно хотел закурить, потому что это был то ли дешёвый ромком, то ли какой-то пиздец — больше он, кстати, склонялся ко второму.       — Я... — даже сама Каэде ошалела от подобного, до боли сжав свои руки. — Я тоже... — вдруг ответила она, слегка расслабившись. — Тоже люблю тебя, — девушка прикрыла глаза руками, постаравшись скрыть мокрые от слёз глаза.       Глупо. Глупо. Глупо.       Но Нагито чувствовал, что ему нужно было кое-что рассказать.       — Хаджиме, — увидев, что девушки начали собираться, Комаэда перевёл взгляд на друга.       — М? — вяло отреагировал тот.       — Человек с заставки твоего телефона... Он... Вы братья, да? — Нагито замешкал, почувствовав, что хочет сжаться до размеров атома.       — Да, это Изуру, я рассказывал тебе о нём, — нахмурился парень, не поняв к чему идёт весь этот разговор.       — Ты должен кое-что о нём узнать, — на долгую секунду кладбище стало абсолютно тихим, каким-то правильно мертвенным.       — Слушаю.