никогда не отпускать его руку

Погода была восхитительна, в этом Итачи убедился ещё с утра, когда нежился в лучах утреннего солнца. А сейчас то самое солнце катается где-то высоко, в высотках офисных зданий, пригревая голые веточки деревьев и мокрые тротуары, с прилипшими к ним обрывками объявлений. Итачи идёт по ним, пытаясь поддеть их носком кроссовок, но они слишком мокрые, и разрываются. В его ладони горячая ладонь Саске, и это делает этот день ещё жарче. Тепло ниточками окутывает его руку, ползёт по венам и останавливается на своей остановке на сердце. Там оно заводит пляску, и танцует под ритм биения сердца. Раз-два-три. Раз-два-три. Итачи еле удерживает рвущийся наружу голос, воспевающий, как ему хорошо. Лучи солнца не так палят, как улыбки его отото. Они подарили ему столько солнечных ударов, что Итачи удивляется, как он ещё в себе, а не лежит в морге под белой простынёй. Весна до того хороша, что это время влюбляться и усиливать свою любовь до неизмеримых размеров. Любовь Итачи весит как солнце. Зайдите в Википедию и прочитайте, сколько же нужно китов, чтобы его удержать. Сильней любить нельзя — весной возможно всё. Только жаль, что сакура ещё не цветёт. В ней хрусталики любви, а Саске любит их собирать в карманы своей курточки. Через неделю-две они вновь придут в парк и сделают фотографию напротив цветущих вишней. Это для того, чтобы в будущем, когда они купят домик на юге Франции, рассматривать альбом из детства, вспоминая, как они гуляли по вечерам. Но пока это лишь мысли Итачи, его воображение, которое не даёт ему сдаться и стать поглощённым этим чёрным миром. Боже ради, Итачи, прекрати летать в облаках. Его фантазии слишком нереальны для этого мира. Они как сказка: только придумывает их не Андерсен или Маршак — автор этой истории он сам. Творец своей судьбы и почитатель своей любви. Итачи похож на ребёнка, который мечтает о кругосветном путешествии верхом на ките, о радуге на Марсе, о встрече с лесными ёкаями. Иногда очень мило смотреть, как его фантазии распускаются разноцветными лугами посреди океанов, что аж захватывает дух. Но ведь в фантазиях жить вечно нельзя? Всему должно быть логическое завершение, даже тому, что не объясняется физикой и природными явлениями. Итачи скоро осознает, что всё не так просто, как у него в голове. И навсегда это «хорошо» не останется. Рано или поздно мы пересекаем финишную черту. И не всегда в первом десятке. Итачи бежит далеко, медленно и устало. Он не хочет пересекать черту, которая может всё сломать. Пока в его руке зажата ладонь отото, он всегда будет победителем. Итачи поднимает голову к небу. Не знаю почему, но он внимательно вглядывается в провода, соединяющие дома и столбы, рассматривает густые облака, будто присевшие на кончики зданий и цепляется взглядом за летящие вдалеке самолёты, которые оставляют после себя пушистые линии. Итачи нравится замечать эти мелочи, они отвлекают от лишних мыслей, которые преследуют его за каждым тёмным переулкам или наедине с самим собой. На душе становится чисто, что не скажешь о воздухе в Токио. Даже в парке что-то душит грудь: то ли выхлопные газы, то ли курящий Шисуи в пару метрах от него. — Хватит курить, это вредно для Саске, — Шисуи опёрся об стену какого-то закрытого киоска с газетами, смотря на раздражённого Итачи с какой-то усмешкой. Шисуи сделал затяжку и удивлённо посмотрел на Итачи, который быстро к нему подошёл, излучая всё негодование, накопившееся у него за это время. — Слушай, бро, успокойся. Ты ведёшь себя, как озабоченная мамаша, — Шисуи выпустил дым, но Итачи даже не покривился, выдерживая режущий глаза дым. — А ты как последний ублюдок, который не понимает простых просьб, — Итачи выхватил сигарету и втоптал её в землю носком обуви, не отрывая глаз от возмущённого лица друга. — При нём — не курить, или вали отсюда. Саске стоял всё это время в стороне, внимательно рассматривая лысые веточки кустов и деревьев, касаясь пальчиками шершавой мокрой коры, будто запоминая. Иногда Итачи очень рад, что Саске находится на своей волне и практически ничего не замечает, кроме того, чем он увлечён. С одной стороны это очень мило, а с другой — Итачи слишком одиноко в такие моменты. Вместо него предпочитают опавшие листья и виноград на столе. Ревновать к мелочам стало привычнее. Саске не глупый мальчик, и считает лучше отойти подальше, чтобы не услышать ничего лишнего. Он это понимает без слов, чувствуя какой-то сверлящий взгляд брата. Такой взгляд называется опасающимся. И Саске послушно отступает, теряясь между костлявых кустов. Но на сердце всё равно какая-то сырость. Саске она неприятна, как вода в сапогах. Холодно от неё в груди, от чего ветер пролетает между рёбрами слишком часто, интенсивнее, чем обычно. Саске не может объяснить это чувство, потому что оно кажется ему недопустимым, которое садится на гордость Учих. Он осознаёт это на каком-то подсознательном уровне и считает, что дыру в груди всегда можно прикрыть рукой: и дуть не будет, и быстрее заживёт. Видеть Итачи с другими — неприятно, — Саске осознаёт это поистине чётко. Но сказать об этом не позволяет чёртова гордость и чувство собственного самодовольства. Для Саске Итачи всегда останется родным человеком, который целиком и полностью принадлежит ему. Но иногда испуг пронзает кости. А вдруг тот же Шисуи отберёт его или Итачи найдёт себе кого-то вместо Саске? Такие мысли нередко проскальзывают в голове Саске, но он только кусает губы и прячет глаза за ресницами, где скрывается пелена чистого негодования. Честно, Саске просто надеется, что брат заметит странности его поведения и спросит напрямую. Так он перетянет всё внимание на себя и аники снова станет его. Просто Саске с каждым годом всё труднее выражать свои эмоции. А когда на счету столько нераскрытых вопросов, то даже думать о чём-то становится сложнее. Может Саске слишком быстро вырос, а может у него просто не было детства. Если же вы хотите спросить меня, я дам вам свой ответ. Излишняя любовь рождает либо монстров, либо недоразвитых птенцов. Кто из них кто решать только вам. Саске трогает ветки карликового японского клёна, запоминая, сколько почек находится на ветке. Замечать такие детали всегда хорошо. Так говорил Саске учитель, и теперь он любил считать птиц на крышах, высчитывать длину линии передач, хоть математика ему давалась с трудом, и касаться стекла, скользя пальцами по остаткам воды. У него была очень хорошо развита фотографическая память. Он мог с лёгкостью воспроизвести веточку, которую он щупал десять минут назад. Он помнит узор коры на дубе, крапинки на камне и цвет асфальта возле пиццерии. Может это показаться странным, но ему это нравилось. Ему не нравилось лишь то, что Итачи даже не думает идти за ним. Брат стоит у киоска, и кажется суёт между губ сигарету. Шисуи его портит столько же, как и Саске. Что за подростки, возникает мысль. Отсюда им прекрасно видно, чем он занимается в кустах, поэтому они и решили уединиться, о чём-то своём беседуя. Это и бесит! Саске проклинает свою красную шапку, видную, наверное, даже на другой стороне парка, проклинает надоедливого Шисуи и даже проклинает Итачи за то, что он такой эгоист! Вот потеряется, думает Саске, и пусть ищет под каждым кустом. Но Саске удаётся отойти только на пару шагов, как ему навстречу выбегают те, кого он хотел видеть меньше всего. Боже, почему его свидание с братиком нарушают всё больше и больше людей? — Саске-кун! — Это и правда Саске-кун! Две девочки возраста Саске выбежали навстречу, радостно махая и улыбаясь слишком сладостно и мило. Саске несмотря на всю свою напыщенность, гордость и высокомерие, которые уже начали пестрить в нём, как фейерверки, сорвался с места и со всех ног помчался к брату, тут же прячась между ним и Шисуи, прижимаясь к киоску. Пусть они подумают, что просто обознались! — Эй, Саске, что случилось? — Итачи отдал сигарету Шисуи, которую он, сам не понимая для чего, всунул в рот и сделал свою первую затяжку. Вязко и горчит немного, всё же самые дешёвые три по одной цене за 250 йен. Купил их очередной шисуин «друг» из подворотни. — Йоу, мелкий, ты так рванул, что шапку потерял, — Шисуи зарылся в волосы Саске обкуренной рукой, и получил от Итачи укоризненный взгляд. — Чего ты так испугался? — Саске-кун! — Саске-кун, ты потерял свою шапку! К ним подбежали две девочки, но не слишком близко, и у той, что была с розовыми волосами, была в руках красная шапочка Саске. Они опасливо посмотрела на двух парней, которые, сложив руки на груди, сверху вниз посмотрели на незнакомых девчушек. Шисуи понимающе усмехнулся. — Теперь понятно, чего ты так испугался, мелкий. Я бы на твоём месте бежал дальше, а то ба... девочки в наше время просто монстры, — Итачи пихнул друга локтем, и хотел было отойти, как Саске умоляюще вцепился в его кофту. Итачи вопросительно опустил взгляд на Саске и чему-то своему усмехнулся. Ой как эта ухмылка не нравилась Саске. — Девушки, вы имеете какое-то дело к нашему Саске? — Итачи протянул руку девочке, которая держала шапку Саске, но она отбежала дальше и спрятала её за спиной. — Не бойся, я не кусаюсь. Я старший брат Саске, Итачи. А этот высоченный мужик наш двоюродный брат, Шисуи. Саске дёргал его, как мог, но Итачи слишком любит провоцировать своего отото, а ещё больше видеть эти бесполезные попытки его остановить. — Мы одноклассницы Саске-куна. Я Ино, а это Сакура. Приятно познакомиться, Итачи-сан, Шисуи-сан! — ответила блондинка и поклонилась, приветливо улыбаясь парням. — Мне тоже приятно, — промурлыкал Итачи и силком вытолкнул Саске вперёд, получая от него триаду гневных взглядов. — Саске такой стеснительный, простите его. — Ничего страшного! Саске-кун всегда такой! — Он всегда такой милый оказывается, когда стесняется, — покраснев, выпалила Сакура и протянула Саске шапку. — Возьми. — Эй, это я должна была ему её отдать, мы же договаривались! — завопила Ино, пытаясь отобрать шапку у подруги, но та её только оттолкнула и приблизилась к Саске. — Саске-кун, не обращай на неё внимания. Это только я её подобрала и отдаю тебе, — Сакура кокетливо улыбнулась, заливаясь стыдливым румянцем, но вдруг она была сильно отброшена подругой, которая не хотела оставлять всё просто так. — Саске-кун, не слушай её, она дура! Это я подобрала твою шапку и отдам её тоже я! Шисуи прикрыл губы, безжалостно засмеявшись, и отвернулся, чтобы Саске после на него не злился за это. Саске ошеломлённо смотрел на всё это, чувствуя подходящую тошноту, и спасительно посмотрел на Итачи, который вышел вперёд, чтобы разъединить девочек, которые вцепились друг другу в волосы. Итачи вздохнул, подбирая сам шапку Саске. — Дамы, не ссорьтесь. Малыш Сасу любит тишину, я вам как его брат говорю, — Итачи отряхивает шапку и сам надевает её на голову Саске, ласково ему улыбнувшись. Но лицо Саске бледное, будто смерть оставила на нём свою записку. Итачи это только смешит. — А ещё мы не любим, когда нам е... кхм, стучат по мозгам, — Шисуи во время исправился, вновь увидев этот взгляд Итачи: завались, иначе тебе пизда. — Мы, то есть, Учихи. — И-извините! — вместе выкрикнули девушки, на что Итачи только вздохнул. — Вы тут с кем? Неужели одни? — Итачи вежлив, как всегда, за что очень раздражает Саске. Внутри себя он использовал все новые выученные слова от Шисуи-сенсея. — С моей мамой! — сказала Сакура, бросая взгляды преимущество на Саске. — Она пока пошла в магазин, а нам разрешила сходить на площадку в парке. Ино тут же подхватила: — Саске-кун, не хочешь с нами? Без тебя будет скучно! — Да-да, Саске-кун, ну пожалуйста, — продолжила Сакура с горящими глазами. Красноречивый взгляд Саске так и говорил, что он никуда не пойдёт и был он направлен на Итачи. Саске не любил говорить с людьми, Итачи это давно понял, а с теми, которые и вовсе ему были неприятны, он вообще лишний раз рот не открывал. И как же Итачи не мог этим воспользоваться? Он-то думал, что у его брата вообще нет никаких друзей и он, в крайнем случае, изгой в школе. Но как оказалось, девочки открыто проявляют к нему свою симпатию, а это значит, что он довольно крутой. Это не могло не раззадорить Итачи. — А что, — Саске в нём сейчас просверлит взглядом дыры. — Звучит просто прекрасно! Да, Сасу? С этого «Сасу» становилось ещё хуже, ведь девочки от этого визжали сильнее, наверное, в своих мечтах воображая, как они также называют его. Саске воротит от них, хочется спрятаться, но ведь совсем негде. От брата он не дожидается никакой помощи, что злит сильнее. Он убьёт Итачи, только они останутся одни, без окружения этих многочисленных людей. Это множество душит, и Саске уже желает, как бы этот день поскорее кончился. — И мне нравится! — поддакивает Шисуи, выходя вперёд. — Мы как раз собирались где-нибудь остановиться. Всё естество Саске так и кричит: «Нет, нет, нет». Но испуганный и злой взгляд все предпочитают игнорировать. А вот Итачи смотрит: пристально, лукаво, смеясь лишь уголками глаз. Ему весело до чёртиков, такой гадёныш. Видеть Саске таким: беспомощным, просящем о чём-то — мило настолько, что Итачи не сдерживается и обнимает его за плечи, слегка наклоняясь. Саске горит, полыхает от гнева и обиды, и эти прикосновения для него — ожоги, которые он хочет избежать. Он хмуро стряхивает чужие руки с плеч, и выпрямляется, выражая всю непоколебимую настойчивость и гордость, которая в нём ещё осталась. Вот уйдёт от него, Саске так думает, и пусть издевается над другими. Он не понимает его шуток. Но внезапно из ниоткуда выскакивает мальчик с еле заметными шрамами на лице, с оглушительным криком: — Сакура-тян! Все оборачиваются на него, и Саске жалеет, что не невидимый и брат как назло не даёт спрятаться за себя. Этот день не может быть ещё хуже, чёрт. Девочки завизжали и спрятались за Шисуи, даже не желая выглядывать из за него. — Вот он вообще не тихий, — прошептала Сакура. — Этот Наруто!.. Наруто остановился, спрятав руки в карманы, и поднял взгляд на улыбающегося Шисуи, сердито сводя светлые брови. — Сакура-тян, что это за мужик? — его уверенности подивился даже Итачи, заглушив смешок в кулаке. Шисуи рассмеялся больше всех и присел на корточки перед Наруто, выражая всю быдлянность, которая у него была в крови. Он даже лицо скривил, как истинная гопота, которая отбирает деньги у школьников. Наруто, как ни странно, даже не изменил выражения лица, да ещё и выставил вперёд кулак. Итачи смеялся уже во всю, а Саске продумывал, как же быстрее сбежать. — Мелкий, чего это ты борзишь? Это тёлочки нашего Саске-куна, найди себе других, — Шисуи усмехнулся, развлекаясь по полной с этой ситуации. Наруто округлил глаза и со всей силы замахнулся кулаком, но Шисуи успешно его поймал, сжимая детский кулак в своей огромной ладони. Мальчик оказался бойкой натуры, и не отступил, ударяя ногой ему по колену. — Шисуи-сан! — испуганно закричали девочки, но он только показал рукой, что всё в порядке и схватил Намикадзе (фамилия Наруто отцовская) за капюшон. — Опять этот Саске! Где он? Я ударю его! — он закричал, вырываясь с цепких рук Шисуи, но все попытки не увенчались успехом. — Ублюдок, отпусти меня! Итачи, стоявший всё это время чуть поодаль, подошёл ближе, и тем самым Наруто увидел Саске, который пытался спрятаться за братом. Остановившись напротив, Итачи наклонился к однокласснику своего брата и угрожающе улыбнулся. — Я думал, что только этот мужик учит Саске нехорошим словам. Но оказывается появился ещё один, — Наруто вздрогнул от обманчиво спокойного голоса и поднял испуганные глаза на Итачи, сразу же переставая брыкаться. — Шисуи, отпусти его. — Итачи-сан, только не бейте этого ребёнка сильно, — усмехнулся Шисуи писклявым голосом, отпуская мальчика и отходя на шаг. Итачи ощущал смешанные чувства от встречи стольких знакомых Саске в один день, и горел сильным желанием узнать каждого поближе. Это могло славно помочь анализировать действия Саске намного быстрее, чем раньше. Лучше понять его окружение, а потом делать выводы. Смотря на то, как Саске потерянно ищет пути отхода и кусает губы, можно сказать, что он или нервничает, или его переполняет злость. И наблюдать за этими метаниями как всегда очень занимательно. А ещё этот фрукт по имени Наруто. Какая личность, какой характер — Итачи намерен понять, как же этот паренёк действует на его брата. И глядя на то, как сильнее запаниковал Саске с его появления, можно сказать, что их что-то наверняка связывало. Как же славно, что все эмоции на лице Саске понятны только Итачи. А так оно не выражает ничего, кроме крайнего отвращения и злости. Как же он крепко держится, думает Итачи. — А ты ещё кто? — рассержено вскрикивает Наруто, пытаясь разглядеть за его спиной Саске. — Я старший брат Саске, Итачи, а ты кто для Саске? — а взгляд так и светится. Наруто скривил брови в непонимание и взглянул на Итачи ещё раз, будто выискивая в нём схожесть с Саске. — Я Наруто Намикадзе, а Саске мне главный враг! Он же ужасный и бесит меня сильнее всех! — Вот как, — Итачи улыбнулся и коротко глянул на Саске, который фыркнул и сложил руки на груди. — Но даже если он тебе враг, я не разрешу тебе бить его. — А мне кажется, что ему нужно пару раз врезать! — подначивал Шисуи, смеясь. Девочки сразу перестали ему доверять и перебежали на сторону Итачи. — Это правда! А то он ведёт себя как говнюк! — продолжал Наруто, на что Итачи только покачал головой и отошёл, раскрывая дорогу до Саске. — Саске, это правда? — игриво спросил Итачи, а Саске только покривил губы. — Я вообще не знаю, кто это, — а в голосе столько яда, что даже Шисуи охреневает, а девочки визжат, как полные дуры. Шисуи они бесить начинают всё сильнее. — Видите! Дайте я врежу ему хорошенько! — Давай, Наруто! — подбадривал его Шисуи. Но тут втиснулись девочки и встали перед Саске, угрожающе смотря на одноклассника. — Наруто, ты такой мерзкий! Уходи отсюда, — завопила Ино, и Итачи сразу же опустил своё мнение о ней. — Да, Наруто! Я больше никогда не посмотрю на тебя, если ты ещё раз обидишь Саске-куна, — продолжила Сакура. И старшие Учихи теперь полностью убедились, что Саске был весьма прав и стоило их просто игнорировать. — Сакура-тян, что ты такое говоришь, — обиженно проскулил мальчик и поднял глаза на Шисуи. Кажется, тот ему пришёлся по душе. — Гони их нах... — почти шёпотом начал Шисуи, но Итачи вовремя подоспел и перевёл тему. — Ребята, давайте не будем ссориться. Наруто, мы тут собирались на площадку. Пойдёшь с нами, если твои родители не против? Наруто удивлённо поднял глаза на Итачи, глянул на его безмятежную, почти мягкую улыбку, а потом на ледяной оскал Саске, стоявшего чуть поодаль, и полностью убедился. Саске был вообще не похож на своего брата. Саске его бесил, а Итачи вроде бы и пугал, но и дарил какое-то спокойствие. А его предложение и вовсе тронуло его, но на его лице расползлась лишь задорная, смущённая улыбка. — Правда можно с вами? Саске уже было всё равно. Он не ожидал от этого дня такой подставы и теперь не удивляется ничему. Наруто ему не нравился своей вечной беспечностью, шумом и назойливостью. Он был вторым Шисуи, только хуже во много раз. Шисуи хоть когда-нибудь затыкался, но этот придурок нет. А ещё вечно лез в драку, но никогда серьёзно не дрался, просто припугивал, на что Саске никак не реагировал. Ему казалось, что он просто хотел привлечь внимание, хоть и таким своеобразным способом. По правде, Саске лучше с ним, чем с девочками, которые лезут с этой тошнотворной сладостью. От них и пахнет чертовски приторно, и сами они какие-то цветочно-душистые, что режет носовые пути. Саске не стал бы их рисовать даже за сто миллионов. А Наруто? Нет, конечно нет. — Мелкий, погнали. Составишь нашему Саске компанию, а то с этим двумя, — Шисуи наваливается на Наруто всем своим семидесятикилограммовым телом и приглушает голос, чтобы не дай Бог их услышал Итачи, — крикливыми сучками он один не справится. Наруто оттолкнул его и грозно выпрямился, скрипя зубами. — Эй, это кого ты сучкой назвал?! Сакуру-тян что ли? Я убью тебя! — Шисуи спрятался за Итачи, который стоял с чёрным лицом и излучал такую ярость, что стало страшно всем. — Итачи, бьют! — Наруто, дай ему по яйцам, чтобы он раз и навсегда запомнил, что девушек так называть нельзя, — Итачи отступил и позволил Наруто кинуться на Шисуи с криками. Девочки скептически на них посмотрели, даже немного с презрением, и примкнули к Саске с Итачи, которые пошли вперёд. Саске оставалось строить из себя холодного неприступного принца и игнорировать раздражающий щебет всеми силами. Итачи исподтишка наблюдал за этим строящим из себя непроходимую крепость, и тихо смеялся. Узнавать что-то новое о Саске всегда увлекательно. Оказывается он совсем не такой, какой он с ним. Саске не бегает по лужам и не смеётся, он игнорирует облака в небе и не обращает внимания на интересные деревья. Единственное, что он делает — молчит и изредка фыркает. Итачи понимает, что он скрытный. Настолько скрытный, что о нём в школе практически ничего неизвестно, от чего девочки крайне на него ведутся. Для своего возраста он был милашкой, красивым, можно сказать. Его черты лица были мягкие, нежные, чем-то похожие на только испечённые панкейки. Длинные ресницы придавали детской наивности, а пухлые, почти красные губы — чувство сладости. Может это видел только Итачи, но все в округе его считали очень симпатичным ребёнком. Итачи уверен, что со временем Саске вырастет в очень красивого юношу. И наблюдать за этим взрослением он планирует очень внимательно. Наруто внезапно подбежал к Саске и пихнул его, увидев, что Итачи отошёл немного вперёд, рассказывая что-то девчушкам. Те, будто любовно его слушали и хихикали, совсем позабыв даже о Саске. Старший брат ведь намного милее, да? Саске это раздражает. — Эй, Саске! — Наруто не стал медлить и сразу же навалился с него с возмущениями. — Почему ты постоянно игнорируешь меня? Саске даже на него не посмотрел и хмыкнул: — Потому что. Наруто его ответ не устроил. — Почему ты так себя ведёшь? Что в тебе такого, что ты нравишься Сакуре-тян, а я нет? Объяснись. Шисуи шёл сзади всех и тихо посмеивался с этой картины. Он не понимает, что в этих таких девушках такого, что их нужно добиваться. Если не даёт — сучка, если даёт — шлюха. Шисуи живёт по этому принципу и вполне себе наслаждается. Саске зло свёл брови к переносице, от чего образовалась небольшая морщинка. Её часто целовал Итачи. Он говорил, что морщины появятся, если постоянно хмуриться. Теперь он не целует и Саске перестало это заботить. — Потому что ты полный придурок, — и это звучит так высокомерно, гордо, что Саске начинает сам собой восхищаться. — Саске, ты невыносим! Ненавижу тебя, — Наруто вцепился ему в куртку, но Саске даже это не напугало, и он лишь усмехнулся. — Что, опять решил запугать и не ударить, да, Наруто? — Саске, ты... — Наруто злой, это видно по дёргающим бровям и скрипящим зубам. Но в его глазах — растерянность и отчаяние. — Да что с тобой не так! Он отталкивает Саске и тот, фыркнув, поправил одежду, продолжая ход. Шисуи наблюдавший за этим представлением усмехнулся и наклонился к Наруто с советом. — Бро, больше нажима, и вы с ним подружитесь. В плане общения он точно такой же, как и его брат. Пока не прилипнешь — не заметят. Наруто вопросительно на него посмотрел, будто ничего и не понял, но потом кивнул. — Да кому нужен этот Саске! Он сплюнул и побежал к Саске, ровняясь с ним и сразу начиная что-то рассказывать. Так у Саске появился первый друг. Шисуи улыбнулся повернувшемуся в этот момент Итачи. Улыбка Итачи была точно такой же, как и у него. Когда они пришли на площадку, Наруто с девочками утянули Саске куда-то к горкам и качелям, оставляя обоих старших Учих вместе на лавочке. Шисуи по пути купил две банки колы и протянул одну Итачи, которую ту без слов взял. Они не говорили какое-то время, смотря за детьми и о чём-то своём думая. Может они думали о сегодняшнем дне, может о домашнем задании на понедельник, может о будущем. Даже я, их создатель, этого не знаю. Оставим их мысли нераскрытыми, как и пачка сигарет Шисуи, новая, помявшаяся в заднем кармане штанов. Он взял сигарету с начатой пачки и сунул её между зубов. Другую он протянул Итачи. Итачи глянул на неё, потом посмотрел на лицо Шисуи и, немного подумав, взял. Это уже вторая сигарета в его жизни. Пора бы запоминать этот день, как день новых экспериментов. Шисуи достал зажигалку, красную-красную, и поджёг их кончики. Итачи не спешил делать затяжку, а пока наблюдал, как она не спеша тлеет, горит оранжевым на конце. Это было расслабляюще. Плечи расслаблялись, а в голове становилось поистине чисто, будто оттуда вымели всё ненужное. Ничего уже не хотелось: ни гулять, ни идти домой. Пришло какое-то опустошение. Но Шисуи во время не дал погрузиться в пустошь его сознания и вообразить новые образы чего-то. — Бро, закурись, а то она зря сгорит, — он дымил, как паровоз. Табак у него был даже пеплом в его каштановых волосах. — Учишь плохому нас всех, ублюдок, — Итачи приставил сигарету к губам и втянулся. Медленно, несильно, чтобы позорно не закашлять. — Вот такой я плохой человек, — они всего лишь подростки, но видели слишком много для детей. Хотите узнать о неприязни Шисуи к девушкам? Я вам расскажу эту историю, как старый рассказчик у фонтана. Мать Шисуи была очень красивой женщиной, она была, наверное, красивее, чем Микото. А ещё, как об этом узнали совсем недавно, в прошлом она была проституткой. Родилась она в бедной семье, и чтобы оплатить долги своего отца, пошла зарабатывать телом. Но познакомилась она с отцом Шисуи совсем не в этих условиях. Она притворилась студенткой университета и быстро выскочила замуж за Учиху, сразу же бросив свои заработки. Она скрыла своё происхождение, занятость и прошлое, и высасывала деньги из большой и благополучной семьи Учиха, как пиявка. Об её деяниях никто не знал много лет, пока не объявилась её внебрачная дочь с заявлением, что ей нужны деньги, либо она расскажет, кем та была в прошлом. Она была старше Шисуи на несколько лет. И первым, кто узнал об этом, стал Шисуи. Он услышал этот разговор совсем случайно и пытался что-то доказать своему отцу, но тот, ослеплённой неизмеримой любовью к своей жене, совсем его не слушал, так ещё и лишил его карманных денег в качестве воспитания. И после всё обрушилось, как лавина на беззащитных лыжников на скалах. Его мать подставила отца, и вместе со своей дочкой отвоевала огромную часть семейного бизнеса Учих, которая принадлежала отцу Шисуи. Она никогда его не любила. Когда она уходила, она даже не взглянула на собственного сына. Отец лишился работы и почётного места среди Учих. У него остались лишь жалкие пожитки и гараж, дом и тот отобрали. Всё это было из-за того, что в отличии от своего родного брата — Фугаку, он был добрым сердцем и всё равно любил жену даже после её ухода. А сейчас ему остаётся тянуть жалкое существование, подрабатывая то на стройке, то в автосервисе, еле-еле оплачивая однокомнатную квартиру. И с тех пор Шисуи никогда не везёт с девушками. Если хотите сказать, чтобы он попробовал с мужчинами — нет, категорическое нет. С ними хоть и проще, но они его абсолютно не привлекают. А вот женщины только и созданы, чтобы в них вставлять и наслаждаться. На большее с ними не поиграешь. Поэтому Шисуи считает, что женщина если красивая, то она обязательно для секса. Если уродина — просто негодная не для чего. Живя в картонной коробке, вы и не так начнёте думать. — О чём задумался? — как-то невзначай спрашивает Итачи, наверное, чтобы избавиться от этого продолжительного молчания. Шисуи делает затяжку и смотрит куда-то вдаль. — Думаю, в какой позе баба будет меньше просить ебать её быстрее. Итачи другого не ожидал и закатил глаза. — Боже, ты ужасен, — он стряхивает пепел в асфальт и смотрит на то, как Саске даже немного веселится. — Ты просто никогда не трахался по-настоящему, бро. — Чувак, мне четырнадцать. Если бы ты мне не показал свою порнуху, я бы никогда не узнал, как оно делается, — смеясь, говорит Итачи. — У меня первый раз был в тринадцать с восемнадцатилетней девкой на вписке. Тебе тоже нужно попробовать. — Мне это незачем, — а взгляд у него бегает по Саске, который почему-то очень радостно убегает от Наруто в салки. Начинает ревновать. Шисуи мельком глянул на него и усмехнулся, собирая мысли во что-то одно. Он всегда хотел кое-что спросить. — С Саске у тебя всё равно ничего не получится, бро, — и почему-то он усмехается, но беззлобно, будто опровергая какие-то ожидания. У Итачи замирает сердце. Он резко вскидывает голову с округлившимися, большими глазами и впивается острым, почти пытливым взглядом в друга. О блять, этого не могло случиться. Нет, нет, нет. Итачи не мог так проебаться. Когда? Как он понял? Что дало повод так думать? Он никому и никогда не говорил о нездоровых чувствах к брату, и не в коем случае не проявлял свою любовь прилюдно. Паника задрожала по всему телу, стало так страшно, что у него пропал дар речи. Нужно что-то ответить, опровергнуть этот вздор или перевести всё в шутку. Но он молчит, и уже думает, что безнадёжно что-либо говорить. Это полнейший пиздец. — Да постой же, не делай такое лиц... Не успевает Шисуи договорить, как Итачи рывком хватает его за грудки и приближается к его лицу, чтобы их точно никто не услышал. — Что ты, блять, знаешь? От него исходит такая зловещая, опасная аура, что у Шисуи скручивает живот от страха. Скажет что-то лишнее — помрёт прямо на месте. Поэтому он сглатывает и поднимает руки в примирительном жесте. — Успокойся, я ничего не знаю, — хватка не становится слабее, а глаза напротив наливаются какой-то странной краснотой, похожей на кровавую баню. — Я просто предположил. — Предположил значит, — нервно усмехается Итачи. — Эту хуйню я саморучно затолкаю тебе в зад. — Я не думал, что ты так отреагируешь, прости, — кажется, Шисуи попал по самому больному, и подтвердил свои догадки. Зависимая любовь Итачи намного глубже, чем кажется. Это одержимость, трепет и похоть. И это о чёрт, как ненормально. И когда Итачи отпускает его и сгибается к коленям, Шисуи боится говорить хоть что-то. Кажется он раскрыл самый главный секрет Итачи, а вначале просто хотел пошутить, совсем не зная, что попадёт в самую точку. И это, блять, реально пиздец. Испытывать чувства к собственному, родному брату, тем более к парню, просто невозможно! Первая мысль в голове Шисуи, что Итачи отбитый псих, педофил, инцестник больной. Но потом приходит какое-то смирение, потому что всё-таки Итачи его лучший друг и они слишком долго друг друга знают. И Шисуи знает Саске с пелёнок, тоже держал его на руках, когда тому было несколько месяцев. И сейчас узнавать такую шокирующую новость просто нереально. Вроде и противно, а вроде и страшно. Как Итачи с этим живёт? Что он об этом думает? А родители? Они хоть об этом догадываются? Столько вопросов, и Шисуи решается спросить только через долгое время гробовой тишины. — И как долго? Итачи, находившийся в каком-то тумане, заторможенно отрывается от колен, кажется, смирившись, не почувствовав от Шисуи тайной угрозы. Хорошо, что Шисуи хороший человек и считает его слишком близким другом, которого он не хочет потерять. — Без понятия, когда это всё превратилось из братской любви в зависимость обладать полностью. Я наверное псих, да? — Чертовски отбитый псих, — вздыхает Шисуи, а сам не замечает, что его голос дрожит. Это пиздец, как ненормально. — Я думал, что со временем это пройдёт. Но с каждым годом становится всё хуже. Раньше я просто хотел его защитить и оберегать всем, чем смогу. А сейчас минута без него — тоска смертная. Когда рядом с ним вижу других — ревную. Даже сейчас ты не представляешь, как ревную к этим девкам и пацану. А когда вижу спящим — хочу поцеловать. На душе становится как-то легче. Он слишком долго всё держал в себе. — А он что? Саске знает об этом? — Шисуи с одной стороны любопытно, а с другой — его выворачивает от боли, которую в свои слова вкладывает Итачи. Как же ему тяжело, чёрт побери. — Шисуи, здесь вообще просто ужасно обстоят дела, — его руки дрожат. — Ужасно то, что Саске не понимает. Я ещё в детстве приучил его к поцелуям, объятиям и другим вещам, которые редко делают братья. А теперь он не видит границу между любовью и брат. Если я не целую его — он обижается. Если не ложусь с ним в одну кровать — обижается очень долго. И так постоянно. Он хочет прикосновений, а я боюсь переступить черту. Он хочет прикосновений, а я боюсь переступить черту. Звучит, как описание к фильму, хах. — Пиздец, — выдаёт Шисуи, и больше ничего не говорит. Они сидят в тишине до пяти. А потом детей с площадки забирают родители и Саске остаётся один на качелях, тихонько раскачиваясь. Шисуи уходит почти ничего не сказав, только напомнив, чтобы Итачи был на связи. У него на сердце слишком много, чего надо обдумать. И вот наконец они остаются одни. Итачи подходит к качелям, становится сзади и качает взад-вперёд. Саске молчит и смотрит себе под ноги, где топится глубокая грязная лужа. Его штанины в грязи, шапка набекрень, а курточка расстёгнута. Он тихий, милый, почему-то грустный. Итачи на душе легко, будто он стал пёрышком после разговора с Шисуи и сейчас, видя своего маленького отото, он чувствует безграничное счастье. — Солнышко, пойдём домой? — Итачи за весь день не было так хорошо, как сейчас. Глаза Саске обиженные, чернее обычного, но уже разбиваются только от одного прикосновения. Итачи касается его лица, заглядывая прямиком под ресницы, и ведёт по щеке. Саске пытается ещё дуться, но ломается сразу же, когда Итачи целует его в лоб и улыбается. Саске подпрыгивает и наступает на лужу, кидаясь в объятия брата. Только сейчас он может показать, что чувствует на самом деле. Учихи все такие — гордые до невозможного. — Я ненавижу тебя, нии-сан! Почему ты целый день издевался надо мной! — он даже всхлипывает и Итачи спешит стереть с его лица дрожащие капли. Пальцы покрываются ожогами. Пузыри лопаются, как только их взгляды встречаются. — Прости своего аники, я просто хотел, чтобы тебе было весело, — глаза Саске в закате — огромные, блестящие. Так не сияют даже звёзды, поверьте мне на слово. — Но мне весело только с тобой, — румянец на щеках такой любимый. Итачи одёргивает себя от желания зацеловать эти красные щёчки. Люди вокруг — всегда плохое знамение. — Но друзья же тоже нужны. В их глазах — любовь мультиками, слова — радужные прибои в их личном океане. Итачи чувствует, как у него дрожит сердце, как его импульсы бегают по ожогам на пальцах. Сердце Саске также бегает в салочки по венам. Они будто одни в лучах закатного солнца, в мокрой весенней грязи, посреди этого злосчастного парка. Их никто не видит. Они никого не видят. И рисуют на лицах друг друга орнамент в виде сердечек и звёздочек. Саске — акварелью. Итачи — молоком. — Пошли домой, — повторяет Итачи уже тише, заворожено смотря в глаза Саске. Ещё чуть-чуть, и он сгорит под этим взглядом. Он горяч, как раскалённое железо, как асфальт в летнее время. Итачи в сердце кричит, как же он сильно любит. Он плачет, как сильно любит. Он слушает, как сильно любит. Любить сильнее нельзя, весной — можно всё. — Только пошли медленнее, — шепчет Саске и отворачивается, нежно вкладывая свою руку в руку Итачи. В нём любви весом в Эйфелеву башню. — Расстроился, что наше свидание прошло не так, как ты хотел? Саске хмыкает и ничего не отвечает. Но Итачи видит, что у него щёки похожи на закатные облака. В воздухе — конфетно-апельсиновый запах. А от Итачи несёт дешёвыми сигаретами за 200 йен. Но Саске никак это не комментирует, согревая холодную руку Итачи своей, чему-то своему улыбаясь. Хоть они и не провели весь день вместе, как планировали, Саске счастлив. Быть с аники так наедине всегда волнующе. Хочется рисовать. Они идут неторопливо в тишине, также едут в автобусе. Им хорошо без слов, просто держась за руки и согревая друг друга собственным теплом. Итачи рядом с ним чувствует себя отдохнувшим. Живым. Саске просто счастливым. Аники — его. Этим днём, вечером, следующим утром. Саске, придя домой, откроет краски и достанет холст, чтобы написать на нём любовь. Своего аники. Первая картина должна быть посвящена тому, что он любит больше всего. Они почти доходят до дома, как Итачи вспоминает о просьбе мамы и останавливается. — Саске, иди в дом. Мама попросила зайти в магазин, а я совсем забыл. — Я пойду с тобой! — как же ему хотелось побыть ещё чуть-чуть в этом вечере. — Не стоит. Лучше иди помоги маме с ужином, — а потом он грустно добавил. — Ты же знаешь, как ей сейчас тяжело. Саске понял, развернулся и побежал в дом. Убедившись, что брат скрылся за дверьми, он развернулся и быстрыми шагами направился в ближайший магазин. 17:52. Они слишком задержались. Саске, закусив губу, почувствовал какой-то укол, но вспомнив бледное лицо мамы, её синяки под глазами, странное поведение, он не думая побежал в дом. Когда родным тяжело, нужно им помогать, поддерживать, лечить. Саске переживал за мать, но он не знал, чем помочь, поэтому мыл за неё посуду и подметал, когда никто не видит. Маму он любил, и боялся, что с ней что-нибудь может случиться. Отец же вот-вот должен придти. — Мам, я вернулся! — он снимает с себя курточку, шапку и всё вешает на свои места, хоть и почти и не дотягивается до самого нижнего крючка; ботинки ставит в углу. — Нии-сан пошёл в магазин. Отцовские ботинки стоят на три сантиметра ближе, чем обычно. Он спешил. Сердце Саске делает кульбит, а спина тут же намокает. Спокойствие. Нужно дышать. Главное не нарваться, а там всё будет хорошо. Пока в доме отец — ходим на цыпочках. Саске прижимает к груди рюкзак, думая, как можно незаметнее проскользнуть мимо гостиной и кухни. В гостиной подозрительно тихо крутится новостной канал. Отец там, в нескольких метрах от тяжело дышащего Саске. Ему страшно. Он ещё никогда не встречался с отцом один на один, всегда в доме был Итачи, и от любого крика он оказывался рядом и снова покрывался синяками. Ну и что, что Саске обещал быть сильным и перестать прятаться за братом. Да, он трус, никчёмный и лживый, ведь встретившись лицом к лицу с отцом, он всё равно жалко падёт на колени. Да ещё и Итачи позовёт. Ему страшно, а со страхом ничего не поделаешь. Саске делает глубокий вдох и бежит к лестнице, надеясь, что его просто никто не услышал и не увидел. Но потом случается то, чего боялись все вы. Фугаку стоит у лестницы. Он немножко пьяный — Саске чувствует слабый запах алкоголя — значит выпивал по дороге. Он возвышается грозно, как скала на берегу моря, и пробить его ничего не может. Он будто из стали, залитый кислотой и заправлен порохом. Приблизишься — этот механизм придёт в действие, и разнесёт тебе череп на тысячи кусочков. Саске не чувствует пол под ногами. Рюкзак в руках он прижимает к себе ближе. Страх его окончательно побеждает. — Тебя не учили здороваться с отцом? — его голос слышен где-то на периферии сознания. Потому что Саске надеется, что это всего лишь сон. Но жёсткая явь бьёт поддых, как только Фугаку подходит ближе. Саске делает шаг назад, не чувствуя ног. Он только слышит, как сильно бьётся его сердце. — Открывай рот, когда с тобой разговаривают! Он рявкнул, а Саске только и мог присесть и закрыть уши руками. Вот он и падает на колени, трусливо умоляя у себя в голове. На слове — он опять не может сказать ни слова. Отец — зверь, а беззащитная жертва может только спрятаться за своим панцирем. За руками, где ещё сохранилось тепло аники. Саске надеется, что Итачи вернётся как можно скорее. — Никчёмное создание! — его пинок ощущается, как будто Саске ломают кости и выкручивают сухожилия, заплетая из них косы. — Как хорошо, что твоего брата нету! Наконец я смогу научить тебя нормальному воспитанию. От его пинка Саске оказывается на спине, прижимая ноги к груди. Рюкзак вылетает, а его содержимое вываливается наружу. Краски, палитра, альбом. Фугаку неосознанно цепляется своими кровавыми глазами за эти мелочи. Саске задыхается, выкручивается и, не смотря на боль, пытается дотянуться хотя бы до красок. Но Фугаку беспощадно наступает ему на ладонь, подбирая с пола краски и альбом. Саске так никогда не кричал: его пальцы вдавливаются в пол с такой тяжестью, с такой силой, что кажется, будто из них пытаются выдавить все кости. Он пытается вытянуть ладонь из-под отцовской ноги, но Фугаку это замечает и ударяет второй ногой по подбородку. Мама, наверное, стоит у окна, смотря бессознательно вдаль. — Что это за хрень? — он трясёт красками перед лицом Саске, но тот не может вздохнуть, сглатывая кровь в зубах. — Чем блять, ты занимаешься, выродок?! Ещё один удар приходится в бок. Саске скручивается на полу, пряча голову в руках и подгибая ноги к груди. Боль смешивается с кровью, со слезами, которые сами по себе полились по щекам, мутно-розовыми разводами останавливаясь на губах. Он не издаёт ни звука, кусая губы до колющей боли. Он их прикусывает, и так железный вкус во рту смешивается с солёным, невкусным. Можно сказать, тошнотворным. Ему так больно, так больно, что тело превращается в сплошное сито, где без конца проделывают дыры. Саске, будто, местами меняют все позвонки. — Тупое отродье! Сука, чем заниматься такой хуетой, хотя бы раз книгу открыл! Блядь малолетняя! Ещё два удара подряд. Саске отхаркивает кровь. Итачи так никогда не избивали. Ему хватало двух ударов и пару ремнём. Ноги — были запретным приёмом. Итачи, оказывается, всегда жалели. Первенец — любимый сын. Но это маленькое, совсем юное тело не жалели даже в крови. Кровь забилась в носу и между зубами, она на языке чувствуется, как вязкий кисель. Только горький, ужасно неприятный. Саске рвёт. Из его желудка выходит кислотно-переваренная жижа с добавлением крови и немного соплей. Для отца это главное блюда. Пусть подавится, думает Саске. Саске и не заметил, как ни разу за это время он не позвал брата. Он победил свою трусость. Пошло оно всё нахер. Боль уже не кажется чем-то сверхъестественным, и Саске открывает мокрые ресницы с огромным трудом, хрипит и кашляет. А потом думает, что есть вещи намного страшнее, чем боль. — Эта хуйня тебе больше не понадобится. Листы из скетчбука рваными обрывками падают в кровь. Глаза Саске переполнены слезами несправедливости, горя и отчаяния. В крови утопает жёлто-оранжевый кусок. — Чтобы я, ничтожный щенок, тебя не видел рядом с Итачи. Увижу — убью на хуй. Он с силой кидает купленные краски в пол, а после давит на них ногой, втаптывая и размазывая своей голой ступнёй. Краска из тюбиков брызгает во все стороны, и красная на красном смотрится совсем как импрессионизм в собственном его воплощении. Вот тут цветы, тут небо, а тут трава. Краска попадает на лицо. Саске кричит. Или ему это кажется, потому что на самом деле он еле передвигает губами. — Не-е...т. Кровь с новой силой топит его с головой. Он захлёбывается, но выныривать у него совсем нет сил. Дрожь в пальцах говорит, что он пока ещё жив и не унесён на дно этого алчного океана. Запах крови смешивается с запахом масла, и от этого режет глаза, выкручивает внутренности. Фугаку морщится от попавшей на его ноги не то ли крови, не то ли краски и сплёвывает. — Бесполезная сука. Саске почти закрывает глаза, ведь дышать всё труднее, а двинуться совсем не хочется. Но входная дверь внезапно захлопывается и слышны шаги. Тихие, или Саске просто уже оглох от всего шума, окружающего его со всех сторон. Итачи замирает на месте. Сердце подпрыгивает и ускоряется, как на марафоне, а покупка падает на пол. О блять, о блять. Он опоздал. Он не защитил. Кроме ослепительного гнева, его сердце пронзает боль, всё до мельчайшие крупицы, что испытал за это время Саске. И он правда не сдерживается. — Сука! — Итачи впервые ударяет отца. Фугаку отшатывается, и от алкоголя валится на пол, за собой снося тумбу, за которую он схватился. Итачи дрожит, он настолько полыхает, что его глаза застилает странная пелена. Но нет, он не кидается на отца дальше. Он, не обращая внимания ни на что, бежит к своему отото. Его ступни вымазываются в краске, в крови — непонято, но вот руки точно утопают в крови. Он бережно, насколько нежнее позволяют его дрожащие руки приподнимает Саске, хватаясь за его обплаканные, кровавые щёки. — С-саске, солнышко, боже, прости, — он касается его щёк, не зная, за что уцепиться взглядом. — Пожалуйста, Саске, скажи что-нибудь. Глаза Саске пустые, как зеркала, где даже отражение Итачи всего лишь кровь. Саске хрипит, всхлипывает и через боль смотрит на брата. Теперь всё хорошо. Аники рядом, и его спасательный круг на плаву. — Нии-сан... — голос Саске поломанно-хриплый, где печали, как море, а слёзы — это чайки. — Я, это я, Саске, — по лицу Итачи бегут кривые дорожки слёз. Они смешиваются со слезами Саске. Теперь это магическое зелье, но использовать его можно только в крайнем случае: когда полюбишь или потеряешь свою любовь. — Нии-сан, — Саске это повторяет, убеждаясь, что Итачи реален, а он и правда в крови. — Мне больно... — Подожди, солнышко, сейчас, — Итачи смаргивает слёзы и поднимает Саске на руки. — Твой нии-сан позаботится о тебе. Итачи стал подниматься по лестнице, но тут же его отозвал отец, наконец поднявшийся на ноги. — Я сказал этому мелкому ублюдку, если увижу его рядом с тобой — убью. Итачи, не смей идти против моего слова. В глазах Итачи чистая ярость: они красные, они ужасно злые. Он разворачивает голову, и шипит почти угрожающе, опасно: — Ты мне больше никто, чтобы я следовал твоему слову, мразь. Это прямое объявление войны. Это совсем не на руку ни Саске, ни Итачи. Отец всё равно их сильнее, но Итачи намного смелее, кто-либо ещё. Вместе они смогут это выдержать. Наверное. Это всё всего лишь наверное. Саске цепляется своими обессиленными пальчиками за его плечи и всхлипывает почти безжизненно. От этого Итачи сокрушается, вешается множество раз, завязывая узлы на петле тысячи раз. Ему так сильно больно, что ему будто вырезают сердце на живую, без наркоза и обезболивающих. А вины столько, что тяжело двигаться. Как же он виноват, чёрт возьми! Если бы он был чуточку быстрее, если бы раньше вспомнил об этой чёртовой лапше, которая никому сейчас не нужна! Если бы хоть что-то дало понять, как этот день кончится! Ни-че-го. Этот день начался с кроваво-чёрных тонов, он тем же и закончился. Саске в его руках хрипит и шире раскрывает глаза, выдавливая что-то на подобии улыбки: — Зато я не трус. Итачи облегчённо выдыхает, что всё хорошо, обошлось, а раны он залижет. Он вырвет собственные кости, перельёт кровь, отдаст своё сердце — но залечит каждую ранку на этом теле. Поцелует везде, докуда дотянутся губы. — Дурачок, дурачок, дурачок, — Итачи со слезами зацеловывает его личико, собирая губами капельки крови и слёз. Это была последняя ночь, когда они спали вместе в этом доме.

To be continued...