Figlia?

— По городу ужасные пробки, поедем на метро, — Виктория сидит на полу, поправляя застежку на туфлях, поднимается с заметным усердием, когда заканчивает, и смотрит в зеркало, поправляя макияж. — Ни за что, Вик, мы туда ни ногой, — Дамиано накидывает на голову кепку, распределяя пальцами местоположение волос. — Дами. — Даже не начинай, Вик.       Дамиано не любил метро, не то чтобы ненавидел, но был на границе с этим чувством. Эта ситуация была одной из тех, в которых неудачный опыт сказывается и на дальшем виденье мира. Это история, которая, скорее всего, знакома всем, когда прошедшее отдаётся тугой болью где-то в груди, когда, казалось бы, всё прошло, но несмываемый осадок остаётся на затворках сознания.

***

      Обычный день, такой обычный, что даже птицы поют по-обычному. Обычный до шелеста листов под ногами в майскую жару, до шума мегаполиса за окнами старых домов и до криков детей на детских площадках по соседству.       Лишь парень и девушка выглядят слишком необычно для серых людей. Дамиано смотрит дико, постоянно оглядываясь и сжимая маленькую ладошку Вик. Девушка в свою очередь не перестаёт улыбаться, выглядит солнечно и до дрожи мило, она кладёт свою голову парню на плечо, на что тот дёргается, поворачивает голову в её сторону и тоже начинает улыбаться.       Идиллия нарушается лишь громким гудком подъехавшего поезда, он останавливает прямо напротив них свои металлические двери, и толпа людей, что так рьяно ринулась к ним навстречу, пробудила в Дамиано инстинкты, и он, по такой же привычке, что и моргать, закрыл за собой Викторию.       Какой-то мужчина останавливается возле них и хриплым голосом просит сигарету, Давид тянет руку к карману, но поезд издаёт ещё один гудок, и двери начинают закрываться. Парень кидает всю пачку сигарет старому мужчине, и, по-прежнему держа за руку Де Анджелис, забегает внутрь.       В нос ударяет запах пота и противных духов. Дамиано устраивает Викторию возле выхода, сам при этом держась за чёрный поручень недалеко от неё.       Сейчас Дамиано выглядит устрашающе, его томный взгляд и высокий рост так сильно контрастируют рядом с девушкой, что, откинув голову назад, сидит на грязном кресле. Он выглядит, как дракон, оберегающий своё сокровище.       И парень знает это, знает и стоит рядом, стоит до тех пор, пока кучка людей не отталкивает его к окну, прижимая всё сильнее и сильнее. Дамиано пытается вырваться, пытается пробраться, но высокий и накаченный мужчина говорит ему не рыпаться, иначе даст в морду.       И Дамиано больше не пытается, просто перестаёт потому что обещал, обещал, когда буквально пару недель назад пришёл побитый настолько, что довёл свою девочку до слёз.        Он следит глазами за Викторией, которая явно пугается его отсутствием, хочет убить всех и каждого, когда какая-то женщина, язык не повернётся назвать её бабушкой, прогоняет Де Анджелис с её места, крича на всю электричку о невоспитанности молодёжи.       Давид готов рвать волосы на голове, при чём не только свои, когда какая-то девушка толкает Викторию ближе к двери, а толстые стены зажимают её.        Дамиано наблюдает, как Виктория вытягивает одну руку, пытается отодвинуться, но её лишь сильнее толкают, на что она ещё больнее ударяется.       Давид считает секунды до остановки, его глаза горят животным страхом, когда он, сквозь гул толпы узнает родные вздохи и выдохи, больше похожие на жалобные стоны, словно в фильме, отделив чужое от своего, он отчётливо слышит всё.       Двери открываются так резко, что куча людей вываливается из вагона, словно вода из бассейна с дырой.       Дамиано проводит рукой по лицу, стирая пот со лба, одним рывком хватает Викторию, прижимая её к себе. — Это было отвратительно, — бубнит ему в толстовку девушка. — Мы больше ни за что в жизни не поедем на метро, милая.       Они бы и сейчас не поехали, но прекрасная новость вынудила пару ехать к отцу Вик. Он не знал подробностей проживания своей старшей дочери, не знал, что у неё давно уже есть парень, не знал, что буквально через четыре месяца станет дедушкой прекрасной девочки.       Девочка. У них будет девочка, маленькая красавица, которая будет убивать нервы своего отца, приводя какого-то мутного парня в дом, которая будет фанаткой мультиков и игр.       Алекссандро не знал, а вот Дамиано уже воспевал свою ещё нерождённую дочь. Он воспевал и знал, что будет больше жизни любить эту кроху, и почти так же не любить метро.

-

       — Виктория? — невысокий мужчина смотрит удивленно, не переставая переводить взгляд от дочери к какому-то парню. — Пап, — девушка достаёт свою руку из длинной кофты, которая явно ей не принадлежит, машет ей непринуждённо, тянет вперёд Дамиано и знакомит с отцом. — Пап, это Дамиано – парень, жених и отец моего ребёнка.       Первые пару минут лицо Алекссандро озаряет весь спектр эмоций: от гнева до страха. Девушка сильнее жмётся в кофту, незаметно переплетая пальцы с Дамиано.       За спиной мужчины слышатся шаги, и буквально через мгновение, тёмная голова Вероники выглядывает из-за двери. Она смотрит на Викторию, переводит взгляд на отца и, не поняв причину его ступора, бросается в объятия любимой сестры. — Ви, я так скучала, — младшая Де Анджелис душит Вик в своих объятьях пока над их головами неожиданно не раздаётся насмешливый голос. — Ник, надо же, почти достаёшь до бордюра, — Давид усмехается над своей же шуткой, треплет по голове Веронику и обращается к мужчине напротив. — Прошу Вас простить за бестактность, синьор, но мы приехали Вас проинформировать – у вас будет внучка. — Мне нужно что-то выпить, а вы пока проходите. Ник, поставь ребятам чай, — Алекссандро проходит в дом, оставляя всех людей на улице гадать о его реакции. — Всё не так уж и плохо, Вик. Смотри, даже без упрёков. — Ещё не вечер, Вероника, ещё не вечер.              Но минуты тянутся слишком долго, и, кажется, вечера они вовсе не дождутся. Виктория сидит за когда-то родным столом, перебирая тонкими пальцами скатерть.       На кухне непозволительно жарко, так жарко, что пот, скатываясь по лбу, превращается в пар, но такого же даже в теории быть не может, так ведь?       Кажется, майскому солнцу всё-таки удалось напечь парню голову. Дамиано ударяет себя по щекам, жмурит глаза и резко их открывает. — Мне стоит поговорить с ним, — Виктория взирает на Давида удивлённо, поворачивает голову к стене и безмолвно кивает.        Дамиано нечего терять ведь прекрасно знает, что, в любом случае, он всё для себя решил. Он знает это, поэтому и идёт в гостиную так уверенно и просто.       История про Рапунцель ныне неактуальна. Удерживать принцессу в замке уже не представляется возможным. Рамки жизни стали такими расплывчатыми, что нереально отличить их от "нормы". И та глупость, которая преследует мир всегда: восхвалять себя лишь из-за того, что ты подходишь под параметры - кажется несуразной.       И Давид знает, конечно, он прекрасно понимает, что они не подходят обществу в сыром его проявлении. Они и не хотят подходить, Дамиано готов рвать глотки, если кто-то попытается отнять их индивидуальность.       Здраво мыслить можно и в три года, но убеждать людей нужно учиться. — Дамиано, да? — Да, сэр. — Давно у вас? — мужчина показывает какой-то жест, не особо вдаваясь в подробности его описания. — Достаточно, синьор, я даже был знаком с Вашей женой, — парень садится в кресло напротив. — Интересно. Но что же ты хочешь, Дамиано? Просто попробовать взрослую роль, или по-настоящему взять на себя ответственность? — Я готов к ответственности, синьор, мой настрой абсолютно серьёзен.       Алекссандро тянет парню бокал, произнося пару слов плохо напоминающих тост и чокнувшись с зятем, коим уже нарёк его мужчина, выпивает содержимое до дна. — Не разочаруй меня.

***

— Дами, рука! — выкрикивает Де Анджелис, когда тот берёт ребёнка на руки. — Да ладно тебе, Вик, всё не так и... уууу, — стонет Дамиано, как только девочка поворачивается назад, случайно ногой задевая руку и своими небесными глазками ища маму.       Вик срывается с места, забирая Марлену, гладит парня по щеке, на что тот лишь сильнее прижимает к себе руку. — Прости, карамелька, но покататься сегодня не получится, у папы рука бо-бо, — девушка проводит по волосам малышки, — Но есть и плюсы, через пару минут подъедут дядя Томас и дядя Итан, вот они тебя и покатают, хорошо? — Виктория слишком ослепительно улыбается, иногда Дамиано ничего не остаётся, как зажмуриться, но он даже глаза не закрывает – смотрит на палящее солнце, чувствуя, как зрение исчезает, и в этот момент он видит только темноту, но это продолжается ничтожное количество времени, ведь смех Вик помогает ему зажечь свечку, помогает спастись от собственного ослепляющего света, помогает ему понять, что беспроглядная темнота, которая преследует его – оказывается ночным небом без звёзд, а звезды появляется тогда, когда Дамиано немного изменит направление взгляда, и его взор падёт на россыпь немногочисленных и почти прозрачных веснушек.             И Давид теряется во времени, теряется в затворках любви и нежности, словно под наркотиками, он тянется к своей маленькой семье, прижимает так, что рёбра, сместившись на другое место, так громко скрипят, что пробуждают солиста. Его хватка ослабевает, но они всё продолжают стоять.       Виктория утыкается ему в шею, заполняя лёгкие родным ароматом.       Дамиано не пользуется парфюмом. Он с ног до головы пропитан запахом дома, сладким ароматом детского геля и духов Виктории.       От него пахнет успехом, талантом и любовью, той самой любовью, что описывают в книжках, только в более изощренном виденье: будто пьяный писатель забыл, что пишет роман и углубился в меланхолию со всеми трудностями и несправедливостью жизни. — Как думаешь, они дойдут до ресторана или сделают это тут? — пространство вокруг них разрывает голос Томаса. На это замечание Торкио пихает его в плечо, на что Томас лишь хмыкает. — Так, голубки, где моя племянница? — Дядя Томас, бабушка Итан, — Марлена бежит к ним, утопая в мягких объятьях.       Итан стоит, не особо осознавая происходящее, и когда он понимает, когда весь коридор заполняет смех ребят, он складывает руки на груди, смотрит на Викторию своим "грозным" взглядом. — Твоя работа, Вик? — Итан обижается на неё, не потому что ему не нравится новая кличка, а просто потому что так хочется. Это как привычка, в ней нет ничего такого, да и жизни она не мешает. — Мам, тебя что-то не устраивает? — в разговор встревает Дамиано, он говорит это смешливым тоном, чуть ли не задыхаясь от смеха. Итан смотрит на эту картину и тоже улыбается, но скрывает улыбку под цветными прядями малышки - Давид.

***

— Виктория, ты меня укусила, — говорит Дамиано, не удивляясь этому, словно это так же обыденно, как чистка зубов или мытье посуды. На улице глубокая ночь, темнота, что застилает комнату, развеивается под гнётом настольной лампы. — Прости, мне приснилось, что я вампир, — Виктория хочет повернуться на другой бок, но тёплые руки прижимаются к ней, заключая в своеобразное кольцо. — Да? И как? Ты узнала, вампир ты или нет, а то мало ли, вдруг это был вовсе не сон, — он улыбается ей в лоб, пока Вик корчит рожицу и ударяет его в грудь. — Перестань, я серьёзно вообще-то, и раз ты уже встал, сходи и принеси мне грушу. — Вик, у нас нет груш. — Ну так найди. И Дамиано встанет и пойдёт искать. Встанет, не обращая внимания на то, что на улице ночь, что ближайшие магазины закрыты, а до круглосуточного идти минут сорок. Ему абсолютно плевать на то, что в футболке ночью сейчас очень холодно, и что завтра, скорее всего, у него будет из-за этого болеть спина. Он пойдёт за этими грушами в магазин не потому что Вик – капризная сука, нет, это не так, совсем не так, она за всё время просила его помощи всего-то раза три, и то скорее из вредности, он пойдёт в этот гребаный магазин лишь потому что любит её до дрожи в суставах, любит их кроху которая в последнее время всё чаще будит Викторию ночью, заставляя ощутить движения в животе. Он любит это, любит переменчивость её вкусов, которые меняются чаще, чем музыка у него в наушниках. Он просто любит её, а если любить, то и плюсы, и минусы, а это точно плюс. Плюс в их небольшой семье.

-

— Вик, нет, подожди. Виктория, что на тебя нашло? Какие девушки? Мы с ребятами в студии трек записываем. Милая, просто успокойся, я сейчас приеду. Виктория... — не успевает Дамиано что-то произнести, как девушка скидывает звонок.       Он опускается на кресло, большим и указательным пальцем закрывая глаза.       Вновь началось. Снова нервы Вик дают сбой, снова что-то происходит. Это изматывает, но парень не обвиняет её, он понимает, что сам виноват. Уже пару дней они пытаются записать хоть что-то, поэтому Давид и приходит поздно домой, каждый час в его графике заполнен до секунды, но не помешало бы выделить какое-то время и для Де Анджелис.       Вот уже месяц, как её эмоции не поддаются контролю. Чего только за этот месяц Виктория не испытывала: и полное одиночество в толпе людей, и неоправданную ненависть к чему-то, но постоянным оставалось лишь одно – ревность, жгучая, словно лава, что жарит сердце, что поджигает легкие не хуже сигарет, что так отвратительна для Де Анджелис, ведь её натура борца за доверие и свободу рвёт и мечет.       В их паре каждый предельно честен, и когда Давид обещает приехать – он приезжает, тяжёлыми шагами забирается на третий этаж и дёргает ручку двери, которая оказывается открытой. — Вииик, я дома, — парень отбрасывает свои ботинки, идёт в комнату, откуда доноситься звуки. — Вик, солнце, не глупи, что ты делаешь? — Я собираюсь к отцу, там меня по-настоящему любят, там меня никто не предаст, — Виктория размазывает по своему прекрасному лицу слезы, что катятся быстрее, чем дождевые капли с неба.       Дамиано знает в чём дело. Де Анджелис вновь наткнулась на пост, где ему приписывают новую девушку, это уже не первый раз, но раньше он пытался это контролировать. Их возрастающая популярность так едко на них выражалась, что Дамиано захотелось заплакать вместе с Викторией.       Но он опора в их семье, это он должен сейчас поддерживать её, потому что сильной Вик сейчас тяжело. Поэтому он просто отнимет у неё из рук очередную тряпку и прижмёт ближе к себе, повторяя, что кроме них в его жизни никого нет и не будет.       Виктория поверит и растает, а через пару дней уже не позвонит, и Дамиано придётся ехать за ней на другой конец Рима.

***

— Слушай, Дами, я тут подумала... — Боже, меня это уже пугает, — рассмеялся парень, за что получил толчок в рёбра. — Ауч! — Будешь знать! Так вот, я подумала, раз все карты раскрыты, может, нам стоит познакомить Марлену с общественностью? — девушка перебирает в руках свою светлую прядь, говоря всё это как-то неуверенно и тихо. — Думаешь? — Я...не знаю, но, если так будет проще, думаю, стоит попробовать. — Хорошо, — Дамиано целует девушку в висок, каждой клеточкой тела ей безоговорочно доверяя. Марлене всего три, и она ещё слишком маленькая. Маленькая в рамках человеческих принципов, маленькая в глазах родителей, но слишком большая для людей "извне".