Маркартский Медведь

Какова цена победы? Солдаты становятся разменной монетой, пешками на доске боевых действий. Мораль блекнет, жажда власти берет вверх над здравым смыслом. Кровь становится маслом в безумной работе механизма войны, — шестерни крутятся, перемалывая цивилизации, миры, вселенные. Все обращается в прах не зависимо от стороны победителя и жертв, принесенных во благо мира. Империя заплатила кровавую цену, перемолола жизни, сдобрила шестерни эльфийским маслом, но все равно проиграла, глотая горечь поражения и принимая рабские кандалы златоглазых. Война, словно жадный ребенок отобрала у людей все и оставила собирать прах на руинах Белой башни. Сколько теперь ему надо заплатить, чтобы война стерла кровавую ухмылку с лица от крови его собратьев? Скольким он готов пожертвовать, ради победы? Солдатами? Моралью? Жизнью? Довакином? В тот вечер, когда он прочел записку Галмара, он размышлял о драконорожденной, — о том, что она должна выполнить предназначение. Девчонка стала разменной монетой на его доске войны — избавителем от большего зла, ведь так предначертано судьбой. Казалось, нет ничего проще, отправить на погибель ту, о которой ничего не знаешь, понимая, что Боги уберегут дитя, и она исполнит свое предназначение. Но почему теперь, горячее нордское сердце охватывает холодным кольцом отчаяния, а взгляд не может оторваться от холодного неба, провожая улетающие черные тени драконов. Махровые белые облака покрывали небо, пряча солнце в мягких боках и начинающийся вечер на суровом севере. Такой был день, когда весть о смерти Алдуина разнеслась по миру. Ледяной ветер потеплел, осыпая землю мелкими снежинками, которые таяли, касаясь обветренного лица. Белые льдинки путались в жесткой бороде и усах, застывали на развевающихся светлых волосах, подталкиваемые теплым потоком, кружили, собираясь в мелкие стайки у черных сапогов. Он остался стоять на стене воплощением хладнокровия, но внутри — радость и тревога как голодные псы, вцепились друг в друга, разрывая грудную клетку тупыми когтями. Девчонка стала рычагом, запустившая кровавый механизм войны, после непродолжительного перемирия, заключенного ею. Мысли переплетались вместе с негромким щелканьем шестерёнок Войны, пробужденной ото сна и готовой собрать жатву с полей битв. Казалось, вот он момент, к которому Ульфрик так готовился, пожертвовав столь многим… Но почему все не так? Почему он не может оторвать взгляд от горы, почувствовав только сейчас, пустоту от потери пешки в своей игре? Связь между ними натянулась, жалобно звеня в сердце и оглушительно порвалась, сбрасывая невидимые путы с шеи норда. Грудь жадно поднялась, легкие заполнил свежий воздух, но не со сладким вкусом свободы, а лишь щемящим чувством потери. Это могло означать лишь одно… От очевидной мысли, сердце в груди глухо ударилось о ребра безысходно. Казалось, мир замер, растянулся на его ударе сердца и порывах ветра, с тающими снежинками на горячей коже. И только звон яростно терзал сознание и душу, повторяясь снова и снова, растягивая горечь. Она должна была стать лишь пешкой, простой пешкой в его плане, даже когда они оказали за одним столом переговоров, — он видел лишь выгоду от своего вложения в ее путь, но она поступила по своему, — своенравно, заставив преклониться обе стороны… Снег возле рук растаял, оставив после себя ледяной черный камень, холодными иголками впивающийся в загрубевшие руки. Он так и стоял на стене, под теплым порывом ветра, когда прискакал Галмар с патрульными, и поднимаясь на стену, что-то говорил, радостно поблескивая глазами. Но Ульфрик не слышал, звуки вязли в тяжелых мыслях, звучали гулко и растянуто, будто он не стоял рядом с Галмаром, а плыл под толщей беспокойной реки. Горькая правда, раскаленным гвоздем вбивалось в голову, смешивая со звоном от порванной связи. Он не чувствовал ее…не чувствовал то, что въелась в него, приручила и заставила принять ее, заполнив разъедающую пустоту. Как в наказание, делая горечь от жертвы еще более не выносимой для госпожи Войны. Воспоминания о вечере всплывали из туманного сознания, показывая лукавый взгляд сапфировых глаза, с огненными бликами на синей радужке от огня в камине; прогиб талии под его рукой и мелкие мурашки на нежной коже от его пальцев на плавных изгибах… Или это просто влечение? — …Ульфрик! Мой Ярл! — Галмар тяжело опустил руку на плечо, с такой силой, что вспышка о внезапной боли, заставила Ульфрика вынырнуть из тяжелых мыслей. — Да, Галмар. — голос прозвучал хрипло и безжизненно, заставляя светлые брови нахмуриться. — Девчонка сделала, что должна? Она справилась? — Пошли вести в наши лагеря, — Ульфрик кивает и отворачивается, под громкие шаги удаляющегося военачальника, подставляя лицо едва теплому ветру, — Пора действовать. Теплый поток вился в воздухе, поднимая мелкие снежинки, раз за разом бросая их в лицо норду, что остался на стене. Беспокойные порывы ветра выбивали легкие пряди из-под плаща и играясь, дергали золотистые локоны на черном вороте. Мех промок и слипся от подтаявшего снега на плечах. Ульфрик это не замечает, наконец отводя взгляд от Глотки мира, что хранила молчание, после того как драконы окончательно покинули гору… Месяц переступил, вальяжно осыпая землю легким снегом. Едва начинающаяся весна вздохнула, и выдохнула потеплевшими ветрами, на холодном севере. Города ожили, расторговывая оставшиеся зимние запасы. Ели нетерпеливо сбрасывали остатки снегов с мохнатых ветвей, под завывание теплого дыхания весны. Но сугробы еще не скоро отпустят землю, сковывая почву льдом. Мир ожил. Как и война. Солдаты Империи все увереннее расставляли лагеря, заставляя Братьев Бури укреплять оборону и сосредотачивать войска, на нескольких рубежах. Мирные жители радовались, слушая песни бардов о Великом Довакине, что спас мир и в очередной раз, под общее эхо, поднимая чащу с медом или вином. Все славили героя, восхваляли его подвиг…но имени не знал никто. Девчонка стала безмолвным Героем, что спасла Скайрим, но так и осталась позабытой. Дни уже не казались такими безысходными и тяжелыми, а снегопад, что одаривала слабеющая зима, уже не был таким колючим. Сама природа, стремилась сменить наряд, стереть со своего лица воспоминания о Довакине и потерях, что вынесли люди от появления драконов. В, казалось, просыпающемся от зимы Севере, нет места тревоге, но для него — она стала подругой, что не дает покоя днем. Бессонница — верной супругой, что ждала ночью в теплой постели, оглаживая мужа холодной рукой. Сонный отвар мутной жижей плескался на дне бокала, оседая на языке горечью. Ульфрик скривился, убирая его на столик, что стоял рядом с креслом. Камин слабо потрескивал, прожевывая красными языками пламени, темные поленья, бросая на полуобнаженную грудь норда желтые блики. Тяжелые мысли снова опустились на сознание, терзая — разгорающейся войной и заканчивая пропавшей девчонкой с сапфировыми глазами. В комнате стояла тишина, разгоняемая лишь треском поленьев из камина и сонного копошения на постели за спиной у норда. Кровать тихо скрипнула под тяжестью тела, и босые ноги прошлепали по деревянному полу, волоча мягкое одеяло за собой. — Мой Ярл? — горячий полушепот опалил ухо, а проворные пальчики заскользили по вырезу рубахи на груди к низу живота — Я могу что-то еще для вас сделать? Норд откидывает голову на спинку стула, пересекаясь взглядом с голубыми глазами девушки, что склонилась над ним. Светло-пепельные волосы спадают с плеч, щекоча его лицо кончиками. Грубая рука запускается в волосы, сжимает тяжелые пряди, заставляя ее склониться над ним, второй же перехватывая прохладную обветренную руку гостьи у себя на груди. — Нет. Свободна. — он видит разочарованный блеск в голубых чашах глаз, но равнодушно обращает свой взгляд на горящий камин окончательно теряя интерес к девице. Девушка за спиной спешно собирается, шурша одеждой и что-то бурча под нос, но потом, приподнимая длинный подол красного платья, тихо скрывается за дверью, нарочито громко хлопая ею за собой. Казалось, ничего не выдавало в комнате визит ночной гостьи кроме смятой постели и немного растрепанного Ульфрика, с красными следами от ногтей, на широкой груди. Норд поднялся из кресла, потягиваясь и медленно подходя к спрятанному сейфу в углу. Ключ тихо щелкает, отпирая тяжелый механизм, и показывая Ульфрику книгу в кожаном переплете. Пальцы привычно берут потемневшую кожу и опустившись на кресло, поворачивая его к себе обложкой. За, казалось, долгий месяц жизнь вошла в прежнее русло, все было, как обычно, что и до визита Элиз к нему. Они с Галмаром составляли план, перебрасывали войска на слабеющие рубежи и захватывали форты имперцев. Но…теперь эта жизнь казалась блеклой, невыразительной. Он потерял ту нить, что заставляло сердце биться и замирать в ожидании встречи. Даже девицы не дарили столь желанного тепла, что он так старательно искал. Одна нордка сменяла другую, более красивую или молодую, но то, что он так старательно пытался заменить, так и не мог найти. В них не было робости, завораживающего румянца на щеках и трепет от его прикосновений. На их миловидных личиках даже эмоции были сменяющие друг друга маски — фальшивые и не настоящие, желающие угодить. Уже привычно для себя, он проводит оставшуюся половину ночи с книгой в руках с Альтмеркой меткой на обложке, и скалящейся пастью медведя на затертой коже. Он заучил каждое слово, каждую завитушку на желтых страницах, но так и не мог избавиться от нее… Галмар стал еще больше воодушевлен, казалось, подготовка к штурму его радовала больше, чем медленно начинающаяся весна. Они обсуждали план, передавали весточки в свои владения, и медленно стягивали войска. — …Балгруф не даст прямого ответа, — Галмар медленно почесал светлую бороду, — Империя сильно давит на Вайтран. — Он настоящий норд. Он образумится, — голос Ульфрика был более низкий, чем обычно, передавая хмурое настроение. — Я не был бы столь уверен, — военачальник передвинул один из флажков на карте, перечитывая мелкий почерк одного из офицеров на клочке пергамента. Темное перо, снова заскрипело по желтому пергаменту, выводя на бумаге дерганным почерком одно слово за другим. В наступившей тишине тактической комнаты, скрежет пера казался оглушительным, что перекрывал даже звуки из каменного зала. На кухне громыхала посудой кухарка, прикрикивая на нерадивых слуг; пару раз скрипнула массивная входная дверь, впуская посетителей и топот солдат вместе с их гоготом. Перо замерло в обветренной руке, крупная капля чернил стекла с острого конца, расплывшись на светлой бумаге уродливый черным пятном перекрывая собой написанные строки. — Считаешь… я должен отправить Балгруфу послание более… хмм… ясное? — отложив перо в сторону, Ульфрик медленно поднимается со скамьи, рукой проводя по шее, разминая затекшие мышцы почерневшими пальцами от чернил. — Да. Надо воткнуть меч ему меж ребер. — Мы опозорим его, захватив город. Послание — яснее некуда. — Тогда мы готовы, только скажи! — Галмар бросил взгляд стальных глаз, на Ульфрика, что встал у окна, вглядываясь куда-то вдаль. Поведение Ярла заметно изменилось, он стал молчалив и более погружен в себя, что не укрылось от Военачальника, но это не мешало делу. — Посмотрим, как пойдут дела в Вайтране. Если возьмем город без боя — тем лучше. Но если нет… — Народ на твоей стороне — темная рука Галмара прошлась по белесым усам. Ульфрик медлил с ответом, глазами заглядывая в далекое темное море. Даже отсюда, оно казалось пронзительно синим и волнующим от пронизывающего северного ветра. Далекие ледники едва виднелись в глубокой синеве воды. В голове было тяжело и вязко, мысли плыли и тянулись, мешая сосредоточиться на деле. Тревога и недосып тяжелым грузом давили, надежно засев в светловолосой голове. Шпионы из Солитьюда молчали, о появлении там Довакина, кричали бы на каждом углу, что еще немного давало надежду на возвращение ее в их ряды. Воспоминания о том вечере, снова и снова прокручивались в голове, то, что он сам ее отправил к седобородым, сам толкнул ее на этот путь, принес в жертву, чтобы продолжить кровавую вереницу Войны. Хотя мог оставить, помочь, обучить тому, что знал сам …но не ему вставать против воли Богов. — …Ульфрик? — голос Галмара, тяжело просачивается сквозь мысли, но он слышит его, медленно поворачиваясь к вопросительно поглядывающего на него военачальника. — Боюсь, что не весь. Мы слишком долго были солдатами и знаем цену свободе. Дадим людям время на раздумье. — Тут не о чем думать! — тяжелый кулак опустился на деревянную поверхность стола, заставляя пустую кружку упасть на пол, жалобно звеня о холодный камень пола. — Как же их семьи, Галмар? — Ульфрик даже не замечает выходку военачальника, продолжая блуждать глазами по темным, синим волнам. — Их дети сражаются под нашим знаменами, мы их семьи! — Хорошо сказано, Галмар, — скупая улыбка коснулась обветренных губ, — Пойдем, выпьем. На загорелом лице военачальника, от северного солнца, мелькает облегчение вместе с тревогой, но он следует за ярлом. В каменном зале было безлюдно, но настойчивое эхо скакало по темным стенам разнося смешанные голоса. Ульфрик переглянулся с Галмаром, но тот лишь пожал плечами, хмуря кустистые брови. Пройдя вглубь, источник шума стал более очевиден, — что-то происходило в казармах, что даже плотные стальные двери пропускали шум. Жалобно скрипнув, тяжелая дверь впустила хозяев в темный коридор, накрывая почти оглушительными мужскими выкриками заодно с хохотом. В нос ударил резкий запах мужских тел и приторный запах алкоголя, делая сходство не с казармой, а с дешевой корчмой. Небольшое помещение, где отдыхали стражники, сейчас уже напоминала арену, — столы были сдвинуты и перевернуты, отдыхающие стражники же собрались в круг, активно жестикулируя и звеня монетами, делая ставки. Недовольно толкнув несколько солдат, Ульфрик и Галмар прошли вглубь, чтобы, наконец, увидеть в чем дело. — Давай, какую-то дефку победить не можешь?.. — Давай Сестра, положи сопляка на лопатки… — Что тут… — но слова так и застряли в горле, когда взгляд голубых глаз заметил зачинщиков беспорядка. Светлая голова Ралофа мелькала то там, то тут, замахиваясь деревянным мечом, и с глухим ударом сталкиваясь в размытой темной тенью, что проворно уворачивалась от тяжелых ударов норда, наказывая его легкими толчками в бок или в спину. Хохот, в компанию с недовольными выкриками, повисли в воздухе, давило на уши, эхом отражаясь от каменных стен. После очередного тяжелого удара деревянным мечом, темная фигура увернулась, нырнув под руку неповоротливому Ралофу. Черный капюшон спал с головы, рассыпав короткие русые волосы по плечам. — Элиз… — Ульфрик тяжело выдохнул имя, но оно пропало, растворилось среди общего шума комнаты. Сердце на миг пропустило удар, и ударилась о грудную клетку настолько сильно, что боль резанула виски. Тяжелый гнев и радость встрепенулись в груди, нетерпеливо подталкивая сердце в сбивчивый ритм. Но гнев слишком долго таился, ждал, наконец, получив свободу, подобно жадному псу вцепился в сознание. Элиз что-то говорила, звонко смеясь, смотря на Ралофа, и продолжая играться с пареньком, раз за разом принимая тяжелые удары на деревянную поверхность учебного меча и ловко избегая острия соперника. Норд сделал еще один замах, и она увернулась, подло нанося удар по коленкам, — отчего запнувшись, он летит вперед. Хохот наполнил маленький зал. Неспешным шагом, волоча по каменному полу деревянный меч, девушка подошла к Ралофу и ткнула тупым лезвие в грудь, ликующе улыбнулась. — Сдаешься? — В голубых глазах, цвета весеннего неба плескались лукавые блики, а на губах играла настолько искренняя улыбка, что Элиз невольно рассмеялась в ответ, протягивая руку другу. — Поистине, в тебе кипит кровь нордов, а не бретонская, Сестра. — Тяжелая рука опустилась на хрупкие плечи Элиз, прижимая к мужской груди. Солдаты кто недовольно, кто радостно, бренча монетами, делили ставки. Небольшая комната заполнилась завораживающим звоном, разбавляемая разговорами. Чуть наклонившись к девчонке, Ралоф тихо зашептал, но тут же замер, бросив взглянув в толпу. Кровь, холодным потоком опустилась в пятки, под взглядом ледяных голубых глаз. Сменившееся настроение, не укрылось от Элиз, заставляя ее с любопытством блуждать взглядом по толпе. Сердце ухнуло и пропустило удар, сбивая дыхание и приливая кровью к щекам. Массивная грудь под стальным нагрудником тяжело вздымалась, под оглушительные удары сердца. Гнев и ярость метались в груди и в голове, как псы, рвущие жертву в час отчаяния. Радость лишь мгновение мелькнула в голове, когда капюшон спал с ее головы, но тут же сменился превосходящим чувством. Слишком долго он ждал, метался в сомнениях и терзаемых чувствах. Слишком долго — для его терпения. Тогда, навязчивый звон раздражал, а сейчас…сейчас, когда один вечер за другим он проводил в кресле у камина, с гложущей пустотой внутри, уже сам желал чтобы появилась она, заполнила мрак. А она тут… с Ралофом. Казалось, невесомое мгновение прошло, от встречи их взглядов, как в помещении тут же стало тихо. Стражники тихо шушукались, побрякивая монетами и пряча выпивку по немногочисленным ящикам. — Ралоф, ты меня разочаровал. Позволил девчонке себя одолеть — щеки Элиз вспыхнули, толи от похвалы, толи от столько ожидаемой встречи, — Пора переводить тебя из личной охраны в простые солдаты. — Мой Ярл, — Ралоф почтительно склонил голову убирая руку с плеча девчонки. Ульфрику понадобилось все пару шагов, чтобы преодолеть расстояние между ними, медленно вытягивая топор из петли и бросая его Галмару в толпе. Терпкий запах меда, мужского тела и стали переплелись, становясь настолько дурманящим, и таким желанным для Элиз, — вызывая в груди судорожный и восхищенный вздох. — Ралоф, в сторону, — голос Ульфрика сохранял спокойный баритон, но светлую голубую радужку уже заволокла темная пелена гнева, делая их почти черными и угрожающими, — Что насчет меня, Довакин? Примешь вызов Ярла? Ульфрик стоял настолько близко, что вытяни руку и можно прикоснуться к блестящему нагруднику, ощущая его холод. Он был одет все также неизменно, в кольчужный плащ, на кожаной основе, только без черного мехового воротника. Волосы, переливающие золотом, лежали под плащом, лишь небольшие косы по сторонам слабо качались возле скул. Но чем она вызвала гнев у норда? Элиз так и стояла бы, удивленно разглядывая Ярла под бешеное биение собственного сердца, пока ее не отвлек горячий шепот Ралофа над самым ухом: — Ты должна принять вызов, иначе ты оскорбишь Ярла Ульфрика перед всеми, не признав его достойным сразиться с тобой, — норд протянул собственный деревянный меч, которым бился с ней. Элиз молча кивнула, перехватывая учебный меч Ралофа и бросая его Ульфрику. Твердая рука ловко перехватила его на лету, без труда отбивая деревянной поверхность внезапный удар. Подло? О, Да. Чем вызвала презрительную усмешку у бывалого война, поймавшего удар на плоское острие. Он отступил, скидывая кольчужный плащ, оставаясь в темном поддоспешнике с серебристыми узорами на ткани и стальном нагруднике. — Подло, Довакин, — На широких губах играет улыбка, а в твердой руке покачивается деревянный меч, примеряясь с весом и длиной оружия. — Я знала, что вы отобьете удар, мой Ярл, — Элиз мягко улыбается в ответ, не в силах оторвать взгляд от пронзительных голубых глаз. Деревянный меч, в девичьих руках, касается острием каменный пол, а ноги расслабленно расставлены. Ульфрик усмехается, принимая обманно расслабленную позицию соперницы, сам же перехватывая учебный меч перед собой обеими руками и отставляя одну ногу чуть назад. — Позволю тебе, начать поединок честно, — на дне голубых глаз воедино с гневом, заплескалось любопытство, — Удар! Острие деревянного меча нарочито медленно проскребло по каменной поверхности пола, набирая силу для удара снизу вверх, но в последний момент она меняет направление, переместив меч в бок, на открытые участки. Но Ульфрик лишь склонил свое оружие, отражая удар, и тут же контратакуя взмахом в ногу, что девушка не успела убрать после выпада. Элиз зашипела, словно кошка, ощущая, насколько сильно деревянный меч пришелся на ногу, что даже многослойная кожа передала всю его силу. Ульфрик же снова встал в защитную стойку. — Удар, — насколько спокойно прозвучал его низкий баритон, настолько же у нее сбилось дыхание от внезапной вспышки боли. Но секундное замешательство не помешало Элиз перехватить меч перед собой, медленно переступая в бок, обходя комнату по кругу. Норд поступал точно также, шаг за шагом повторяя ее, казалось, что он плыл над полом, настолько выверенные были его движения. Каждый шаг, движение, было отработано до автоматизма, благодаря солдатской жизни и войне. Каждый удар, контратака и каждых вздох был четко рассчитан. Он не отступал как Элиз, не уворачивался, тратя силы на лишние движения, а четко ловил каждый удар, отбивая его в сторону и контратакуя в удобные моменты. Он был солдатом до мозга костей. А она была самоучкой. Казалось, они танцевали танец, — его четкие скупые движения, и ее быстрота и ловкость, такие противоположные и настолько же смертоносные — в настоящем бою. И это восхитило его, заставляя смягчиться, рассчитывая силу ударов, приметив, сколько усилий она прикладывает, чтобы не вскрикнуть от боли. После очередного неудачного замаха девчонки, он позволил себе уворот, лишь на одном выдохе, сохраняя ритм и широко замахнувшись рукой, отвесил шлепок по ягодицам обтянутых темной кожей штанов, вызывая поднявшуюся волну хохота у солдат. Элиз возмущенно поджала губы, снова нанося удар за ударом, уже с долей гнева, что вызывала у Ульфрика еще большую улыбку. После очередного удара, Элиз хрипло выдохнула, понимая, что грудь начинает жечь от нехватки воздуха, чем и не побрезговал воспользоваться Ульфрик. Она оступилась, слишком сильно замахнулась, и он использовал это, вскользь по деревянному лезвию пропуская удар в бок, резко разворачиваясь и сильно замахнувшись нанося удар по лодыжкам с такой силой, что девчонка взвизгнув, теряет пол под ногами и падает на спину. От боли, дыхание перехватывает и застревает в горле, а перед глазами расплываются круги. Поединок был закончен. Поединок настолько увлек норда, что он не заметил, как солдаты за их спинами делали ставки, и сейчас кто-то радостно пересыпал монеты в чужие руки, а кто-то недовольно ворчал. Он был поглощен сражением и ее движениями, что не замечал все вокруг. Довольная улыбка коснулась уст Ульфрик, когда он встал возле драконорожденной, ожидая, пока она откроет глаза. Короткие русые волосы рассыпались по черному камню, а мерцающий свет от факелов бросал яркие блики на лицо, заставляя его жадно вглядываться в каждую черту лица, что давно не видел. Пару секунду, перед ее глазами все плыло, мир стремительно крутился входя в свою колею. Постепенно темный потолок стал четче, а внимательный взгляд ярла — обжигающим. — Неплохо, для бретонки, — пересохшие губы искривила улыбка, — жду тебя в тактической комнате. Как же тяжело дался ему шаг, и так же тяжело пришлось отвести взгляд, от синих глаз, что он давно не видел. Шаг за шагом, он удалялся из душного помещения, под свист и радостный смех солдат, забрав свое снаряжение у Галмара. Ралоф подскочил к девушке, и помог подняться на ноги, почему-то виновато улыбаясь. — Ты молодец. — Я проиграла, — Элиз сжала грубую руки парня, медленно поднимаясь и потирая ушибленные места. — Но ты держалась достойно, солдаты такой спор тут устроили, — светлая голова мотнула в сторону довольных солдат, что делили добычу — Мало кто из нордов способен одолеть Ульфрика в честном поединке, но ты достойно себя показала, -Ралоф ободряюще улыбнулся. — Спасибо Ралоф, чтобы я без тебя делала, — Элиз уткнулась в кожаный нагрудник парня. Ралоф чуть замешкался, но мягко улыбнувшись, прижал девушку, чувствуя, как сердце в очередной раз пропускает удар. На ее щеках все еще пылал румянец от стыдливого проигрыша, когда она твердыми шагами направлялась к тактической комнате, кожаным ремешком затягивая непослушные короткие волосы в пучок. В комнате на удивление было светло — факела тихо шипя, метались пламенем от сквозняка по сторонам, разгоняя полумрак комнаты. Ульфрик стоял темным изваянием возле окна, скрестив руки на груди, глазами блуждая по синеве далекого моря. Мысли лихорадочно метались в голове, перемешивая чувства между собой. Но небольшая полуулыбка все-таки окрасила широкие губы и холодные глаза — живым теплом. Гнев заметно поутих от небольшой победы, сменившись недовольством того, что Элиз не пришла сразу к нему, а развлекалась в казармах. От этой мысли, в груди снова медленно потяжелело, но он тут же отвернулся от окна, услышав приглушенные шаги. Девушка неспешно вошла в комнату, склонив голову в почтительном поклоне и пряча яркий румянец на щеках. Казалось, маленькая деталь, но делала ее такой живой и волнующе притягательной. Ослепляющий гнев окончательно ушел, оставив после себя тревожное любопытство. Она так же неизменно была в черном кожаном доспехе с мелкими сумками для мелочей на поясе, с темным плащом за спиной. Русые короткие волосы до плеч теперь были собраны в тугой пучок, но парочка упрямых завивающихся локонов падали на лицо, делая ее еще милее. — Что с твоими волосами? — волнующий баритон потерял угрожающие хриплые нотки, заставив Элиз неуверенно поднять глаза.  — Дракон… опалил, — девичий голос предательски охрип, под взглядом холодных, как зимняя пурга глаз. Сейчас его понять было настолько сложно, словно и не человек стоял перед ней, все больше придавая ему сходство с ледяным атронахом — на столько же безжалостным и равнодушным. Пронзительно голубые глаза, стали снежно — голубыми — разглядывающими ее. Но под глазами заметно пролегли темные круги, лицо осунулось, выделяя еще сильнее острые скулы и мощную челюсть. Темная щетина покрывала бледные щеки, делая лицо норда более хмурым чем обычно. Элиз нервно сглотнула, чувствую себя невесомой льдинкой, в его холодной власти, — ни двинуться, ни шевельнуться, не вздохнуть, — пока он того не пожелает. Ульфрик слабо качнулся с пятки на носок и сделал пару шагов к пугливо замершей девчонки. Сладковатый аромат, невесомо накрыл норда, к сожалению перемешавшийся с запахом мужских тел — к сожалению, теперь он казался испорченным и не таким невинным. Но он молчит, наконец заглядывая в сапфировые глаза, выискивая то, что он видел тогда. Но в волнующей синеве не плескался яд сомнения, а лишь трепет, заставляя ее приоткрывать рот, но тут же смыкать губы, боясь сказать глупость. Он снова оглядел волосы, вспоминая тугие косы, что болтались на груди и неудовлетворенно хмыкнул. Обветренная рука легко коснулась щеки обжигая, не останавливаясь двинулась к затылку потянув за кожаный ремешок, что стягивал непослушные легкие локоны. Элиз тихо охнула, в момент, когда волосы вмиг получив свободу, рассыпались по плечам, ловя золотые блики от факелов и закручиваясь упругими кольцами. Он почти убрал руку, когда девчонка тонкими пальцами перехватила его, но вместо горячей ладони наткнулась на холод наручей, — тут же отпустив, под удивлено поднимающиеся светлые брови норда и стыдливо пряча взгляд. — Столь малая цена, за такую победу, — голос Ульфрика заметно потеплел, но то что хотела сделать Элиз, осталась для него волнующей загадкой. — Я думал, ты явишься… немного раньше. — Мне нужно было время, — Ульфрик хмыкнул, снова возвращаясь к окну чувствуя на себе взгляд сапфировых глаз. — Раз ты здесь, значит ли это преодоление твоих… сомнений? — Мне… стыдно, Мой Ярл, что я усомнилась… — Полно, — Ульфрик медленно поворачиваться, взмахом руки прерывая ненужную уже речь, — Но теперь ты с нами — и пути назад уже нет. Если у тебя и остались какие-то симпатии к имперцам, теперь это в прошлом. Забудь. — Да, Мой Ярл, — Элиз наконец смогла понять взгляд, с трепетом вглядываясь в голубые глаза. Ульфрик медленно выдохнул, в груди потеплело и наконец, заполонило клокочущую пустоту. Насколько он скучал по синеве ее глаз, мог понять только сейчас. Да и только ли глазам? — Я рад, что ты здесь. Мне нужно передать сообщение ярлу Вайтрана, — он слабо кивнул на стол, где на желтеющем пергаменте карты, лежал стальной топор, лова начищенными гранями блики света факелов, — Передай этот топор Балгруфу Старшему. Девушка наконец смогла оторвать ноги от пола, медленно подходя к столу, пальцами осторожно провода по начищенной поверхности оружия. Было видно даже невооружённым глазом, что топор был не один раз закален в бою, ибо на стальной поверхности виднелись, множественные царапин, а рукоять промялась от больших мужских пальцев. — Ему что-нибудь передать? — Когда люди хорошо понимают друг друга, слова им не нужны. — голос Ульфрика все еще сохранял хриплые ноты от гнева, что его накрывал, но заметно смягчился, — Когда один воин вручает топор другому, сразу ясно, что это означать. Балгруф меня поймет. — Хорошо, Мой Ярл. — Элиз взяла топор в руки, рукоять отдавала теплом, стремясь к ней в руки, но изгибы рукояти под пальцами были чужими. — Будь там поосторожнее. У Вайтранского ярла крутой нрав. — Ульфрик шагнул к столу, осторожно заглядывая в сапфировые глаза, силясь снова заметить тень сомнения или хоть какие –то признаки протеста в волнующей синеве, — Теперь иди. Элиз склонила голову и повернулась, собираясь покинуть комнату, когда остановилась в проходе: — Я рада была вас увидеть… Мой Господин, — легкий девичий полушепот едва можно было различить, но тот, кому он предполагался, услышал каждое слово, сказанное девушкой, и тут же, видимо боясь услышать что-то в ответ, спешно вышла из комнаты, оставив Ульфрика одного. Подобно молнии, Элиз выскочила из замка, крепко прижимая топор Ульфрика к боку, где он болтался в петле. Сердце бешено билось в груди, а щека горела, от руки Ярла, который распустил волосы одним движением. На ватных ногам, она вмиг преодолела город, взбираясь на коня и недовольно тыкая пятками в бока. В голове был туман, а мир казался бледным и размытым, отчего она раз за разом прокручивала в голове момент, когда заметила его в толпе. Снова они столкнулись не так, как должно было быть. После победы в Совнгарде, ее перебросило на Глотку мира, но не все было так просто. Битва далась тяжело, герои, что помогали ей, были бессмертны в своих владения, но не она. Она чужая в этом мире, была чужой в том мире, хотя и все были приветливы. Ей разрешили там быть, впустили по праву Довакина, но как только предназначение было выполнено, Тсун сразу отправил ее обратно. После победы над самим Пожирателем Мира, Элиз так и не почувствовала боли, но как только тело оказалось в Нирне, боль обожгла плечо и спину. Кожаный доспех оплавился от пламени Алдуина на столько, что прижарился к собственной коже плеча и части шеи. Боль была настолько сильной, что последнее что она помнила лишь то, как упала в рыхлый снег и темные тени драконов, что кружили над ней. Такой ее нашли седобородые, на горе и выхаживая ее добрый месяц. А в голове….в голове все был он, во снах и бреду, что стоял на стене. Она была каждой снежинкой, что касалась лица, каждым порывом ветра, легкими поцелуями касалась щек. Но он лишь смотрел вдаль, настолько холодно, что она пыталась согреть его, но лишь таяла раз за разом под ладонями. Она была с ним, но и не была вовсе. Растворившись в мире, что спасла. И мир теперь разделился на «До» и «После». Солнце едва качнулось по чистому синему небу, а Элиз уже стояла на пороге Драконьего предела, сжимая в руке топор Ульфрика, с твердой решимостью. — …Да как он смеет — топор в разрывающим звоном пронесся вперед, врезаясь в пол и выбивая щепки возмущенно зазвенел, шатаясь из стороны в сторону, — Можешь вернуть этот топор нашему, — Балгруф сжал губы, сдерживая ругательства с языка, — досточтимому ярлу Виндхельма. Это мой ответ ему. Проследи, чтобы он к нему попал. Норд порывисто развернулся, что-то говоря Провентусу и вместе с Айрилет покидая зал. Сердце снова совершило в груди головокружительный кульбит, камнем падая вниз, а глаза не могли оторваться от топора, что все продолжал шататься из стороны в сторону из-за силы, что его кинула. Точнее Балгруфа, что с улыбкой назвал ее другом, и спустя мгновение, запуская в нее топор. Лезвие до середины вошло в деревянную поверхность пола. Наклонившись, она потянула его раз другой, но оружие надежно застряло в полу, настолько, что не собирался вылезать от слова совсем. В очередной раз выругавшись, Элиз снова потянула топор за теплую рукоять, когда стражник в вайтранской форме неспешно подошел, чуть отталкивая ее в сторону. Похмыкивая, дернул раз, другой за ручку и на третий выдернув оружие из плена. — Прошу, «почтенный» Довакин, -даже сквозь узкие прорези шлемы, было заметно насмешливо сузившиеся глаза. Поблагодарив солдата, Элиз забрала топор и покинула Вайтран. Сердце билось с такой силой, понимая, что топор предназначался ей, но Балгруф пустил его в пол. И никакая ловкость не спасла бы от такой силы, с какой запустил его разъяренный норд. День пронесся скомкано и сумбурно. Раздираемый перемешавшимися чувствами, Ульфрик метался по всему Виндхельму, отчитывая стражу и зазевавшихся на посту солдат. Волнение и тревога за девчонку, не давало покоя, но радость от того, что она жива придавала некую легкость, заставляя губы невольно растягиваться в полуулыбке. Галмар также был погружен в работу, продолжал посылать гонцов с записками о готовности войск выйти по первому приказу. За окном заметно стемнело, первые звезды уже прорывались сквозь могучую мглу на небосклоне, говоря об уже начавшейся ночи. Позвав пару слуг, норд распорядился о приготовлении ванны. Усталость дня давила на плечи, а нетерпение заставляло норда мерять шагами комнату, пока слуги таскали в бадью воду. Белесый пар приветливо поднимался с водной поверхности, зазывая наконец окунуться. Сбросив одежду, Ульфрик растягивается в горячей воде с россыпью трав на поверхности. Камин ворчливо скрипел, пожирая темные поленья, ядовито выплевывая золотые искры в черную пропасть дымохода. С тихим шелестом, щетка заскользит по коже, стирая пыль и пот с кожи, прошлась по старым шрамам и снова утонула в бадье. Светлые волосы невесомо плыли по поверхности, но как только норд приподнимался, влажно прилипали к спине. Простая рутина стерла беспокойства, отвлекла мечущийся разум. Горячая вода сжала в объятиях напряжённые плечи, позволяя Ульфрику откинуться на край бадьи и прикрыть глаза, невольно засыпая. Громкий стук заставил резко распахнуть глаза и рывком сесть в теплой воде, выныривая из мутных сновидений. — Проходи Галмар, — руки обхватили края бадьи, помогая встать, и медленно вышагивая из ванны, — Пришли послания из лагерей? — когда удивленный писк привлек все-таки внимание. — П-простите, Мой Ярл, я не во время… — резко зажмурившись, Элиз отвернулась, пряча вспыхнувший румянец. — Да. Но ты уже здесь. — босые ноги прошлепали по полу, оставляя за собой мокрый след и большие капли на деревянной поверхности пола, — Я дал тебе поручение. Щеки горели неимоверно, медленно переползая на кончики ушей, а обнаженный Ярл так и стоял перед глазами, мешая сосредоточиться. Ящики деревянных шкафов задвигались, зашуршала одежда, скрипнула кровать под чужим весом. — Повернись, я одет. Девушка осторожно повернулась, стыдливо пряча глаза и горящие щеки. Норд медленно поднялся с кровати, поправляя черные штаны и скрещивая руки на груди. Влажная кожа еще блестела от капель воды, играя на напряженных мышцах золотыми бликами. Элиз вытащила топор из петли, неожиданно вспыхнувшее чувство того что ее использовали, заставил пальцы крепче сжать теплую рукоять и не сильно замахнуться, запуская топор в пол, у ног ярла. Казалось, удивление должно было окрасить серьезное лицо Ульфрика, но он лишь проводив взглядом оружие. — Действия Балгруфа всегда красноречивее слов, — массивная рука, ухватила рукоять и с легкостью вытащила из дерева. — Ты использовал меня, — девушка наконец смогла поднять глаза, всматриваясь в лицо норда. Массивные руки медленно перекатывались, держа топор и проверяя лезвие на свет. Лицо Ульфрика все так же хранила ледяную маску, делая лицо непроницаемым, безэмоциональным. — Затупился. — Он…упал. — Ульфрик хрипло усмехнулся. — Надеюсь, на головы имперцев? — Разбойников, — Элиз недовольно засопела, совсем по-детски, обиженно. — Жаль, — тяжело вздохнув, Ульфрик отвернулся, аккуратно положив топор на комод, — И да, — на твой вопрос. — Балгруф мог запустить топор в меня… — Каким бы Балгруф Старший не был вспыльчивым, он истинный норд, уважающий традиции и… Довакина. У него рука не поднялась бы тебя убить. Элиз недовольно сжала губы, скрещивая руки на груди. Широкая спина Ульфрика тяжело вздымалась от накатывающего раздражения. — Но он мог… — Ты жива, — топор у меня, — резко развернувшись, Ульфрик за один шаг преодолел расстояние до Элиз, угрожающе остановившись рядом. Девчонка испуганно ойкнула, ощущая как невидимый капкан угрожающе щелкнул, намекая заткнуться. — Если тебе так угодно, считай, что спасла жизнь, одному из Братьев Бури. Мне доставили бы его холодный труп, с топором в груди. — Он погибнет, при захвате Вайтрана, имперцы…. — Тогда, его душа попадет в Совнгард, а не сгорит в Этериусе. Элиз тяжело выдохнула, опуская взгляд, не выдерживая пронзительные снежно-голубые глаза. Что-то изменилось в его взгляде за время, пока они не виделись, делая его все больше похожим на опасного хищника. И та опасная грань завыла, жалобно завибрировало в воздухе, угрожающе застучала в висках. Вязкий ком застрял в горле, заставляя Элиз нервно сглотнуть и покориться холодной воле Ульфрика. Глаза невольно заскользили по обнаженной груди норда, замирая на Амулете Талоса, что вздымался вместе с тяжелым дыхание. Затем на шрамы, что покрывали грудь и живот. Рваные, розовые и давно зажившие — белые, они как будто раздирали кожу, на разные лоскуты. — Это был… ты, — сердце на миг замерло и пропустило удар, от воспоминаний полета на Одавинге, что всплыли в голове, из туманной дымки захваченной драконьей силой, — Когда я…на драконе… — Да, — хрипло выдохнул Ульфрик, не сводя взгляда с удивленных сапфировых глаз. Он сделал последний шаг, окончательно сократив расстояние между ними. Элиз тяжело выдохнула, почти задыхаясь от окутавшего ее запаха терпкого меда и сладких трав. Тонкие пальцы легки на массивную грудь, вызывая мелкие мурашки от сильного контраста, — окончательно сминая холодную грань терпения. Рука требовательно метнулась к голове, сгребая мягкие волосы на затылке и властно прижимая к себе, впиваясь в нежные губы. Насколько были желанны для него эти губы, он понял только сейчас, ощущая трепетный ответ на свою грубость. Хриплый стон, вырвался из груди Элиз, но обжигающие губы закрыли рот, выпивая ласкающий стон вместе с дыханием. И она отвечала, вовлекая язык в сладкий танец, руками скользя по обнаженной груди обжигая пальцы о жар его тела. Как долго он ждал, чтобы прикоснуться к сладким губам, волнующим изгибам тела, что рукой даже сквозь грубую кожу доспеха, ощущая. Жажда поглотила без остатка, жажда по ее взгляду, губам, что были нежнее цветов, коими она пахла, жажда по ее жизни, что она вверила ему, когда последовала совету. Сама его душа, изголодалась по ее теплу, что он ощутил в тот вечер. Прохладные пальцы заскользили по влажной коже, безжалостно собирая мелкие капли воды и пота, растирая их и оставляя влажный след с мелкой россыпью мурашек. Волнующий восторг накрыл ее, вырывая из груди хриплый стон, тут же поглощенный жадным поцелуем горячих губ. Тугие мышцы напрягались от легкой ласки тонких пальчиков, прижимая хрупкое тело к себе сильнее, как будто боясь, что она исчезнет, растворится мороком в его руках. Девичье тело, под сильными руками прогнулось, прижимаясь к горячей груди, почти повиснув на крепких руках, ощущая его жар даже сквозь толстую кожу доспеха. Широкие пальцы сжали мягкие волосы, но затем ослабили хватку, спустившись по изгибу спины вниз, вызывая судорожный вдох у Элиз, напополам со слабым стоном. Он оторвался от губ, всего на миг, чтобы заглянуть в сапфировые глаза, увидеть то, что жаждет сам — и увидел голод, животный голод, что пожирал и его. —  Ульфрик… — звенящий шепот собственного имени обожгло горячим дыханием на губах, настолько волнующе его никто так не называл. Казалось, все хладнокровие растворилось, все тревоги и переживания, что терзали все это время, растворились и остались только они вдвоем. Горячее возбуждение уже не просто пожирало тело, оно проникло в разум, обвивая остатки сознания, заставляя с жадностью снова и снова впиваться в желанные губы, а руке тянуться к злополучным заклепкам, что разделяли их тела. — Мой Ярл! — дверь с треском распахнулась ударяясь о поверхность стены, заставляя Элиз резко, выскочить из крепких рук. — О Боги, Галмар! — О. — Галмар басовито усмехнулся, оглядывая полуобнаженного Ульфрика, что гневно пыхтя прожигал его взглядом, и Довакина, стыдливо прижимающая ладонь к краснеющим губам. — Что произошло, что ты ворвался ко мне?! — голос Ульфрика больше походил на недовольное рычание зверя, чем на голос человека. — Пришли послания из лагерей, — военачальник нагло растягивал губы в улыбке, — Ты просил сразу доложить тебе. Ульфрик бросил взгляд на краснеющую девчонку, и кивнул Галмару, показывая чтобы он был свободен. Норд многозначительно хмыкая, прикрыл за собой дверь, бросая взгляд на Элиз. Как только дверь закрылась, Ульфрик тяжело выдохнул. В руках была небольшая дрожь, как тогда, когда Аргнейр застукал его с книгой «Похотливая аргонианская дева». Басовитый смех сорвался с губ Ульфрика в наступившей тишине. Элиз стыдливо прикрыла горящее лицо руками, не заметив как норд медленно подошел, лишь почувствовал тяжелые руки на своих запястьях, что он развел заглядывая в лицо. Голубые глаза больше не отдавали холодом, а смотрели тепло, что душа у Элиз затрепетала, как и затрепетало сердце. На широких губах играла полуулыбка, преображаю лицо, делая его мягче и не таких безжизненно заостренным. — Утром будет собрание, приходи. — рука Ульфрик опустила тонкие запястья. — Хорошо… Мой Ярл, — ее руки снова легки на тяжело поднимающуюся грудь, ощущая насколько сильно бьется сердце норда, отдаваясь вибрацией сквозь грудную клетку. — Теперь иди, отдохни, — Ульфрик осторожно вынул что-то из кармана, вкладывая это в ладонь девушки и выпуская из своих рук.