Маркартский Медведь

Бретонка в очередной раз выругалась, хватая полы серой мантии, и поднимая, выпавшую из рук карту. Она опаздывала, торопясь по пустынным коридорам и ругаясь вполголоса. Она готовилась к собранию, понимая, что просто так мира не добиться. Каждый захочет откусить свой кусок пирога от Скайрима. Как жестоко со стороны обоих, в то время как драконы уже выжгли его часть. На удивление, в зале собрания стояла тяжелая тишина. Казалось, грозовые тучи сгустились над каменным столом, выдавливая остатки воздуха, делая его невыносимо тяжелым и вязким. Каждый взгляд, брошенный через стол, подобно молниям рассекали пространство — ненавистью и презрением. Она осторожно проскользнула в комнату, за спинами собравшихся имперцев, вставая во главе стола и обводя внимательно присутствующих. Туллий с сомнением бросал карий взгляд на нордов. Рикке ободряюще улыбнулась Элиз отчего, девушка почувствовала поддержку, ведь они неплохо сдружились за несколько ее визитов в Мрачный замок. Ярл Балгруф и Элисиф вообще не глядели на нее, недовольно постукивая пальцами по каменной поверхности стола. Кроме Ульфрика. Норд стоял, тяжело дыша, вцепившись руками в спинку стула. Она проследила за его взглядом и заметила ее. Кровь тут же схлынула с лица Элиз, пропадая где-то в пятках. Тонких губ коснулась улыбка, — Эленвен ее узнала. — Какая встреча. — губы искривила ядовитая ухмылка, — Но теперь я знаю кто и что ты на самом деле. Меня восхищает твоя отвага. Но связавшись с Клинками, — слабый кивок на появившуюся Дельфину в проходе, тонким подбородком, — ты обрекаешь себя на горькое раскаивание в будущем. — Я это учту, Эленвен. — Элиз спокойно смотрит в золото, выдерживая ее взгляд. Она знает, что сделает с ней Талмор, если она попадет к ним в руки. Кровь своих соотечественником они не прощают, тем более в своем посольстве. Бретонка медленно улыбается, вспоминая кровавое побоище в стенах неприкосновенной территории, что она устроила, — за смерть Малборна. Стальной топор, — единственное оружие, что смог пронести босмер, стало для многих альтмеров последним, что они увидели, сделав их на голову короче. Старческие, выцветшие глаза седобородого спокойно оглядывают присутствующих, поправляя серый балахон и кивая сторонам в знак приветствия. Появление драконорожденной немного разбавило напряженную тишину, что воцарилась с появлением Буревестника в зале. На удивление, он был молчалив, лишь прожигал взглядом эльфийку, сжав губы. Пока девушки не было, Ульфрик сдерживался, как мог. Гнев и ярость, подобно раскаленной лаве заполняли сознание, постепенно вытесняя самообладание. Но ядовитый голос, обращенный к драконорожденной, окончательно смел все границы его терпения. — Теперь, когда все собрались, прошу занять свои места, и мы начнем… — Нет! Ты оскорбляешь нас, призвав ее на эти переговоры? Главную гонительницу Талоса? — каменный стул жалобно скрипнул, яростно отталкиваемый руками Ульфрика. Голос, подобно грому, рокотом пронесся под сводами помещения, теряясь в закоулках коридора. Элиз понимающе хмыкнула, скрещивая руки на груди. С Туллием они об этом не договаривались, хотя Эленвен и могла поставить имперца перед фактом. — Ненадолго его хватило, — Легат Рикке неодобрительно скрещивает руки на груди, обращаясь к нахмуренному Туллию, отчего стальные наручи, громко звякнули о металл легионерского нагрудника. — Она входит в имперскую делегацию. И не тебе решать, кого я приведу на совет. — Генерал утвердительно кивает, но все же жалобно оглядывается на Эленвен, в попытке поддержки с ее стороны. Как бы он не выносил Талмор, но Эленвен вызывала в нем уважение. Она добивалась своего, упорным трудом, каждый раз доказывая это. -Я имею полное право здесь присутствовать. - от самоуверенного голоса эльфийки, Ульфрик гневно выдохнул едва сдерживаясь от пожирающего гнева. Его ярость можно было ощутить, она раскаляла воздух в помещении, делая его невыносимо тяжелым. Буревестник стоят не так далеко от нее, их разделял лишь хмурый Галмар. От этого клокочущий гнев Ульфрика, Элиз ощущала кожей, он заползал в душу, подобно змеям, заражая ненавистью к эмиссару. — Приводит ее сюда - провокация, Туллий — тяжелый рык вырвался из его груди на последнем слове, почти держась за теплую рукоять топора. — Ульфрик, откуда столько ненависти? Это не талморцы жгут ваши фермы и убивают ваших сыновей. — тонкие губы самодовольно улыбаются, разожжённый гнев у него внутри ее забавлял и ласкал взгляд клокочущая ярость, что могла разнести каменный стол, разделяющий их. — Она же вроде на нашей стороне, — темные брови Легата Рикке удивленно поднимаются, собирая небольшую гармошку морщин на лбу, обращаясь к нахмуренному Туллию. — Ты отлично знаешь…что нет. — дрожащие пальцы с трудом разжимают теплую рукоять, не отрывая взгляда от золотых глаз. Она смотрела на него, точнее в него, купаясь в холодной синеве, объятые сладким, для нее, гневом. — Пожалуйста. — тихий голос Арнгейра почти тонет в возмущенных высказываниях, но вызывают почтенную тишину. — Если вы будете спорить об условиях проведения переговоров, то мы ни о чем не договоримся. Гневные взгляды снова пересеклись, раскаляя тяжелый воздух в помещении. Эльфийка улыбалась, - все было еще лучше, чем она думала. В Талморском посольстве Довакин коснулась сундука Пандоры, сама того не зная. — Я думаю, — старческая рука, прикрытая серым рукавом, обрамленная пушистыми серыми кисточками, махнула в сторону Элиз, — Стоит послушать, что скажет нам Довакин. Взоры всех присутствующих обратились к девушке. А Ульфрик, тяжело вцепившись в спинку каменного стула, чуть наклонился в ее сторону. Наконец-то он смог оторваться от приковывающего его ядовитого золота, вызывая в нем ничего кроме гнева и ненависти. — Борода Исмира, ну и наглые же эти имперцы, а? — норд мотнул головой в сторону эльфийки, отчего небольшие светлые косы возле лица, качнулись в такт движению, — Подумать только, мы будем сидеть с этой… Талморской дрянью. Она должна уйти. Голос Ульфрика не был приказным, но был тверд, не принимающий возражения. Полыхающий огонь, разожжённый в каменной чаше, посередине стола, плясал на лице норда, выделяя острые скулы и делая цвет волос почти огненным. Но глаза… Настолько холодных глаз она еще не видела. Девушка понимающе кивнула, снова ловя блеск золота глаз. Пожалуй, только она могла выдержать на себе этот пронизывающий взгляд эмиссара, без страха. Эленвен не вызывала в ней ничего кроме презрения, она сама была ей не рада и ее ядовитым речам за этим столом. — Эленвен должна покинуть собрание, чтобы стороны могли начать переговоры о временном перемирии, — девушка говорила спокойно, выдерживая меняющийся взгляд раскосых глаз. На мгновение, на остром лице эльфийки удивление оставило тяжелый след, но тут же сменился маской спокойствия. — Хорошо, Ульфрик. Наслаждайся своей жалкой победой… — каменный стул протяжно заскрипел о поверхность пола, тонкие руки изящно расправили появившиеся складки на черной талморской робе. — Заткнись, и уйди с честью, пока можешь. — тонкие золотистые брови удивленно поползли вверх, то ли от грубости слов Ульфрик, то ли от его наглости. — Я уйду, Ульфрик. Но сохранишь ли ты свою? Семена сомнения уже посеяны, — эльфийка нагло ткнула тонким пальцем в бретонку, поворачиваясь спиной к присутствующим, — и они дадут свои всходы. Лишь двое провожали взглядом удаляющуюся спину эмиссара с собрания. Туллий, не обронивший ни слова, в этой словесной перепалке облегченно выдохнул, чувствуя как золотой ошейник, накинутый талмором в виде Эленвен, отпустил горло. А массивные плечи немного расслабиться под кольчужным плащом, и Ульфрик смог спокойно отпустить стул. Неведомые кандалы спали с рук, и золото глаз больше не обжигал, давая ему немного прийти в себя, накидывая на лицо маску холодного безразличия. Маленькая победа… только есть ли правда в ее словах. — Ха! Скайрим никогда не склонится перед талморцами. В отличие от имперских дружков, — молчавший до этого Галмар довольно пригладил светлую бороду. Брошенные вслед слова Эленвен, Ульфрик тут же позабыл, не воспринимая ядовитые речи эмиссара, медленно кинув взгляд на притихшую Элиз. Но вот ее слова, брошенные невзначай, заставили кровь схлынула с девичьего лица. Было бы глупо полагать, что она не заметит пропажу документов, но вот так, в открытую говорить об этом. И о том, что сейчас она чувствует. Откуда она могла знать? Может это… Все мысли тяжело опустились на девчонку, заставляя ее нервно кусать губы и теребить серые кисточки на рукавах, что не укрылось от внимательного взгляда голубых глаз. — Теперь, — Арнгей молча наблюдавший за словесной перепалкой, снова обвел взглядом всех присутствующих, — Когда этот вопрос решен, мы можем начинать совет? Стороны неоднозначно кивнули, занимая свое место. Помещение наполнилось скрежетом стульев о каменный пол… Впервые за все время переговоров, в зале стало тихо. Имперская сторона тихо перешептывались изредка, что-то недовольно высказывая, но тут же замолкали. Галмар и Ульфрика тоже перешептывались, но их басовитые голоса сложно было не услышать, но слов было не разобрать. Тяжелый вздох вырвался из груди Довакина, от долго сидения на каменном стуле, спина порядком затекла, а от возмущения, что царила за столом, пока каждый выдвигал свои требования, - виски сдавило железным кольцом. — Хорошо. — низкий хрипловатый голоса Ульфрика, рокотом разорвал тишину зала, — Вижу, что лучших условий мы на этом совете не получим. Да будет так. — он медленно поднялся из-за стола, выжидательно смотря на Туллия, что сидел напротив него. Выцветшие карие глаза Генерала довольно блеснули, а на тонких бледных губах заиграла улыбка. Не то, чтобы он был доволен условиями, но то, что это поможет избавиться от драконов, было ему на руку. Слишком уж много посланий приходит о том, что на их лагеря больше нападают драконы, а не Братья Бури. — Да будет так. Империя ставит общее благо выше собственных. — имперец встал, смотря в голубые глаза и утвердительно кивая. — Думаю, мы договорились. Ярл Ульфрик. Генерал Туллий. Сейчас мы достигли следующего соглашения. Рифтен будет отдан Империи. Империя отведет свои войска от Предела и откроет Ульфрику путь к Маркарту. Винтерхолд переходит под управление Империи, а Морфал станет владением Братьев Бури. Вы оба согласны на эти условия? Обе стороны неоднозначно кивнули. Норд медленно повернулся, прожигая взглядом и чуть наклоняясь к притихшей Элиз. — Я ожидал от тебя большего. Идем Галмар. У нас много забот. Ульфрик медленно повернулся, чувствуя на себе удивленный взгляд сапфировых глаз. Каждый сделанный шаг, из комнаты каким-то глухим звоном отдавался в голове. Условия были жестоки, но в равной степени. Но…он ожидал большего. Особенно от нее. Теперь же слова Эленвен его тревожили. Собрание показало, что Элиз… — Ульфрик? — тихий девичий голос эхом прокатился по пустынным коридорам, почти догоняя его у выхода. — Хмм? — норд остановился удивленно оглядывая ее, ожидая, когда за Галмаром закроется металлическая дверь, — ты должна быть на совете. Кажется, она бежала, от чего на бледных щеках играл румянец. Только сейчас он смог рассмотреть ее, так как был слишком увлечен за столом переговоров, пытаясь не отвлекаться. На бретонке была роба седобородого, что когда-то носил и он, проходя обучение на Высоком Хротгаре. — Да… эм, я хотела поговорить… — Я… разочарован, — светло-русые брови медленно ползут вверх, а в сапфировых глазах играет удивленный огонек. Он почти тонет в их синеве, настолько же глубоких и опасных. — Что? — Я считал тебя достойной Сестрой Бури, но теперь вижу, что лживые имперские шавки тебе милее. — он говорил тихо и спокойно, окидывая ее ледяным взглядом. — Я Довакин, я должна соблюдать нейтралитет… — Тогда почему за твой нейтралитет страдают МОИ земли. Ярлы Рифтена и Винтерхолда доверились МНЕ и дали клятву верности, но в отличие от ТЕБЯ, соблюдая ее. И это МНЕ придется сказать им о том, ИХ земли больше ИМ не принадлежат, потому что Довакин так решила. Насколько его голос был спокоен, выделяя акцентом некоторые слова… настолько же он был в ярости. Она пожирала его изнутри, толкая его в спину делать шаг за шагом к Элиз, оказываясь совсем рядом. Сладкий аромат цветов перемешался с запахом благовоний и не дурманил, не манил, а оказался отравляющим, ядовитым. Ярко-синие глаза удивленно моргают, обрамленные пушистыми темными ресницами, давая ей все больше сходства с наивным ребенком, не понимающим, в какую игру она играет, куда несет ее течение жизни. А она не понимала. Слушая, что говорил ей Арнгейр, пыталась сохранить нейтралитет, пыталась быть беспристрастной, как и седобородые. То, что было чуждо и презираемо им. — Сейчас я слышу лишь слова мастера Аргейра, — норд неодобрительно покачал головой, - он помогает тебе. Понимаю. Но ты уже не соблюдаешь нейтралитет. Девушка непонимающе сдвинула брови. Она потеряла ту нить разговора, что хотела с ним провести. Ульфрик лишь тяжело смотрит, не делая больше попыток приблизиться. Его лицо не выражало эмоций, а как маска застыла, выражая безразличие. А напряженная, прямая спина, все больше придавала ему сходство с разъяренным медведем. Столь же опасным блеском блестели его глаза, в полутьме коридора, как у животного, на территорию которого покусился случайный гость. В груди поселилась ярость, делая голос угрожающе низким и хриплым. А глаза, полные стали прожигали, приковывали к месту, страхом прижимая к земле. Тут в коридоре не она была хозяйкой положения, — он. И Элиз это понимала. Придающая уверенность сила, вконец покинула ее, забилась в угол, тихо скуля, отдавая поводья воли человеку, теперь уверенно сминаемую Ульфриком, как бумагу. — …Да свяжет меня эта клятва до смерти и после нее, с моим господином и с моими братьями и сестрами по оружию. — Ульфрик проговаривал слова тихо, но она слышала каждое слова, как будто оно было выжжено на ее душе, словно клеймо, — Не эти ли слова ты говорила мне, преклонив колено? Рука норда обхватила тонкий женский подбородок, заставляя Элиз смотреть на него. Сейчас, она не казалась непреклонной, как была на собрании, не было той преграды, на которую он натыкался каждый раз, когда бросал взгляд на нее. Теперь она стояла оголенная, неприкрытая, со меняющимся калейдоскопом чувств на лице и в глазах. Грубый палец медленно погладил полуприкрытые мягкие губы, вырывая из ее груди рваный вдох. — Не эти ли слова ты говорила МНЕ, смотря в глаза? — каждое слово сказанное Ульфриком, опалял жаром, словно он не произносил их, а выплескивал раскаленной лавой на нее. Массивная грудь тяжело вздымалась от ярости, под тонкой сталью нагрудника. Он смотрел на нее и видел лишь сомнение, что завладело ею, оно ядом просочилось в девичье сознание, подпитывая и порождая то, на что он сейчас смотрел. — Ты сомневаешься. — норд медленно отпустил подбородок, — Пока ты сомневаешься, меч имперца опуститься на тебя. На меня… На Ралофа. Девушка дернулась как от взмаха кнута, поднимая на Ульфрика взгляд. Голубую радужку медленно заволокла темная дымка, отчего они казались почти черными, пугающими. — Ульфрик… я не… — она пыталась хоть что-то выдавить из себя, но он лишь поднял руку останавливая ее. В полутьме коридора все было не так, не то место, не то время, не те слова, что должны быть сказаны. И не та она, что он увидел и возжелал. Она переродилась, возродилась не тем, кого он хотел бы видеть, порождение сомнений несущий в себе яд. И его гнев. Гнев — как топор палача, медленно поднялся, угрожающе зависнув, подставляя нужные слова и злобно звеня, опустился. — Я помню, — голубые глаза сузились, вглядываясь в синеву глаз, в попытке отыскать что-то. Но теперь они не казались ему прекрасными, а лишь предательски ядовитыми, — В тот день, когда мы оказались в Хелгене. Когда Имперский капитан толкала тебя ногой к мокрому от крови камню, ты не колебалась, не сомневалась и не просила о пощаде. Такую же решимость, я увидел в день твоей клятвы мне. Слова Ульфрика вились медленно, теперь они не обжигали яростью, а были безразлично холодными. Затуманенные голубые глаза больше не силились увидеть что-то в сапфирах, смотрели, куда-то поверх нее, взвешивая каждое слова. Но их было слишком много. Гнев выплеснулся, оставив зияющую пустоту в груди. Теперь же он хотел избавиться от сомнения и колебания в ее взгляде, чтобы больше их не видеть. Сказанные слова, словно ледяной водой окатили девушку, с головы до пят. Заставив почувствовать холод сомнения. Предательский ком сжал горло, заставив глаза увлажниться, и она лишь сильнее натянула капюшон, пряча взгляд. Он был прав, что же изменилось? Она стала Довакином. Все ждали от нее всего, что она не в силах вынести, но шла вперед, потому что ДОЛЖНА. Она старалась, но не могла терпеть эти обращенные на нее взгляды, слишком много ответственности. Всю жизнь убегала от судьбы, а теперь ее приперли к стенке и заставили спасать мир. Мир, который был к ней жесток. Кроме Ульфрика. Молчание затянулось, повисло в воздухе, гулкое и тяжелое, как безмолвный рев боевого рога на поле боя. Тяжелый вздох вырвался из груди Ульфрика, и он медленно повернулся, чтобы наконец покинуть чужие каменные стены, но остановился, ощутив невесомое прикосновение холодных пальчиков. — Возьми, это не должно попасть в чужие руки, — все также кутаясь в глубокий серый капюшон, Элиз протянула, тонкую кожаную книжку, что держала в широких карманах мантии седобородых. Норд осторожно берет гладкую кожу, и разворачивает лицевой стороной к себе. Эмблема Альдмерского доминиона словно клеймо, выжженное на коричневой коже. И он понял. Понял все, что сказала Эленвен, пока была в зале совета. Ведь под эмблемой альтмеров красовалась его. — Так вот в чем дело. Талморское досье, — норд медленно тянет слова, не сводя взгляд с книжонки, — Жизнь нельзя прожить без сожалений, Довакин. Но прошлое должно остаться в прошлом. Так я сказал тебе при нашей встрече в Виндхельме, так же поступил и я возглавив восстание. Элиз не знала что ответить, слова были неуместны. Он был прав. Он не спрашивал ее о прошлом, ему было неважно, дал ей новую жизнь, дал ей цель, подтолкнул к ненавистному предназначению. Когда всю жизнь ее гнали отовсюду. Она стала их сестрой. Гордой Сестрой Бури с добрым другом Ралофом за плечами и Ульфриком, — идущего к своей цели. А она зацепилась за досье, как за якорь, в жалкой попытке избежать выбора. Но рано или поздно его все равно нужно было бы сделать. Что было бы дальше? Она вступила бы в имперские ряды, как советовала ей Рикке? А дальше что? Битва и смерть нордов… Ралофа. Сердце больно сжималось лишь от одной мысли об этом. Они оказались бы по разные стороны с ним, веселым и открытым Ралофом, что прикрывал ее, когда они убегали из Хелгена; когда они искали зубчатую корону. Поднялась бы ее рука, при захвате Виндхельм, на Ульфрика. Элиз знала ответ. — Ульфрик… — Нет, — норд поднимает руку, прерывая любое ее обращение и вновь сказанные слова. Она подняла то, что он решил оставить позади, навсегда. Напомнила, ткнула как нашкодившего котенка в собственное дерьмо, — Ни слова больше. Я и так позволил тебе многое, дал время принять свою судьбу. Видимо слишком. Теперь не жди от меня поблажек. Для тебя я Ярл, твой Господин, а ты солдат. Если я увижу тебя в Виндхельме хоть с намеком на сомнения во мне, - слова давались тяжело и тугим комком застряли в горле, — Пощады от меня не жди. И он пошел, все ускоряя шаг, пока тяжелая металлическая дверь, жалобно звякнув, не закрылась за ним. Только тогда гнев жидким огнем заполнил пустоту, окончательно сминая границы терпение. Тяжелый рык вырвался из груди, а огрубевшие пальцы выхватили топор, одним сильным взмахом запуская его вверх, в заснеженную скалу, выбивая далекие искры металла о камень. Эхо подхватило рев, умножив его, разнося по Глотке мира как раскатистый гром. Солдаты резко встали, испуганно обратив взгляды на разъяренного норда. Ульфрик тяжело дышал, сжимая и разжимая кулаки в бессильной ярости. Как он был бы рад драке, — выпустить пар, но не место. Топор, жалобно позвякивая, медленно скатился с выступа скалы, прямо под ноги к Ярлу, медленно раздвигая рыхлый снег. Погода заметно изменилась, сильный морозец тут же оставлял колючие поцелуи на горящих щеках и поигрывая светлыми волосами на ветру, проникал в затуманенное сознание, остужая разъяренную грудь. На улице заметно стемнело, а ехать в Виндхельм далеко. И как объяснить солдатам, что они потеряли Рифтен и Винтерхолд, из-за девчонки… Той, что была одной из них…