Мастер изящных искусств

      От приторно сладкого запаха роз слегка першило в горле. Эти цветы здесь были повсюду — белые были высажены у учебных павильонов, розовые цвели вдоль дорожек, в желтых утопала главная резиденция пика Зимнего Солнца.       Ли Вэй сидел на золотистой подушке скрестив ноги. Перед глазами резная крышка стола из темного дерева и наполовину исписанный пергамент. Несмотря на изящно выведенные иероглифы, то тут, то там лист пестрил уродливыми кляксами.       Внутри все дрожало, к горлу почему-то подкатывал едкий ком. Длинные пряди, не убранные в прическу, занавешивали лицо, скрывая от Ли Вэя окружающую обстановку.       Память Ли Хуа снова дала о себе знать.       Похожие подушки, только лилового цвета, Ли Вэй видел у себя на пике, они использовались для проведения занятий на природе.       «Он» сидел напряженный, с прямой спиной. Плечи и левую лопатку почему-то ломило. На фоне слышалось чириканье птиц, шелест страниц и чей-то заунывный бубнеж.       Ли Вэю пришлось сильно напрячься, чтобы вычленить из этой речи хоть что-то. Паузы между словами практически отсутствовали, тон голоса был ровным, и в целом довольно интересная тема превратилась в монотонный шум, под который слипались глаза.       — …оказался до основания разрушен, но это их не остановило. За все время существования демонический культ под руководством темного бога Ба Чжа уничтожил бесчисленное количество людей, этот путь всегда требует кровавую жертву. Четырнадцать лет назад, во время битвы у подножья горы Хан Го, когда заклинатели были практически разбиты, демонические культисты неожиданно отступили. До сих пор не известно, что ими двигало в тот момент. Но это дало нам время для перегруппировки и разработки нового плана. Пока три крупнейших ордена принимали огонь на себя, в главный храм культистов смогли попасть двое наших старших учеников — Сюэ Шаоцин и Инь Хэ. Сейчас вы их знаете как героев, что уничтожили саму суть демонического культа. Инь Хэ на тот момент был дашисюном пика Зимнего Солнца, а Сюэ Шаоцин маленькой шимэй.       — О смелости героев, что были вооружены лишь благословением богини, до сих пор ходят легенды, — справа раздался мальчишеский голос, звеневший от восхищения. Тем неожиданнее был следующий за этим тихий, злой шепот. — Интересно, а сыну, что опозорил родительскую честь своей никчемностью, не хочется пойти и закончить свое существование в центральном пруду?       Со шлепком по пергаменту расползлась очередная клякса. Хочется.       — Верно, У Яо, простояв на коленях семь дней и семь ночей в храме богини Гуань Инь, они получили благословение и помощь, — старейшина, который вел занятие, то ли не заметил вторую часть высказывания, то ли просто решил не вмешиваться в чужие разборки. — В любом случае обезглавленный темный культ долго не продержался. Сначала пала одна из их глав, Е Хуэй, чья жестокость, по слухам, была равна ее необыкновенной красоте. Следом за ней были уничтожены остальные генералы. Последним был побежден генерал Мин Цао — пытаясь отомстить, он напал на Сюэ Шаоцин, но проиграл и был убит в поединке. Остатки сбежавших культистов ловят до сих пор.       Повсюду разнесся мягкий перезвон колокольчиков. Ли Хуа наконец поднял голову, и Ли Вэй смог рассмотреть, что все это время они находились на открытой террасе, окруженной розовым садом. С правой стороны от него сидел мальчишка лет одиннадцати на вид: аккуратно убранные в пучок каштановые волосы, большие темные глаза и россыпь родинок на бледной шее. Совсем не верилось, что именно он сказал те жестокие слова. Ровно до тех пор, пока он, не отвлекаясь от скручивания пергамента в компактную трубочку, словно в никуда не бросил:       — Как там, интересно, наша Рассветная поляна?       Ли Хуа сжал пергамент, пачкая белую ладонь еще не высохшими чернилами. Перед глазами стояло пепелище, а в носу, казалось, витал едкий запах гари.       Его любимое место, единственное, где не было навязчивого запаха роз. Прятаться среди цветущих пионов на окраине пика стало почти привычкой. Несколько дней назад, в очередной раз пытаясь обуздать не поддающуюся контролю ци, он совершил огромную ошибку.       Не зря тренировки во второй группе были разрешены только под чьим-то присмотром. В очередной раз опозорившись перед одним из старших учеников и всеми своими соучениками, Ли Хуа спрятался на Рассветной поляне, припрятав за поясом ханьфу вырванные из учебника листы.       Сначала все шло хорошо, меридианы раскрылись, даньтянь* едва ощутимо потеплел, ци струилась легко, словно водой текла. Он так и не понял, что именно произошло. То, что должно было стать маленьким, но ярким светлячком для освещения небольшого пространства, превратилось в страшное бушующее пламя, которое жадно пожирало нежные бутоны.       Остановить пожар смог только экстренно вызванный глава ордена. К тому моменту Рассветная поляна была уничтожена практически полностью, вместе с тремя вековыми елями, которые высадили еще основатели Шэн Сян.       Ходить до сих пор было больно: за свой проступок он получил двадцать ударов бамбуковой палкой по пяткам. Наказание Ли Хуа принял с должным смирением, не издав при этом не звука. Оно было абсолютно заслуженным. Он уничтожил место, что все это время безвозмездно дарило ему покой.       Игнорировать чужие едкие слова уже тогда вошло у него в привычку. Молча свернув испорченный пергамент, Ли Хуа спрятал его в цянькунь* и под чужие смешки выскользнул с террасы, легко выбирая самые незаметные тропинки, почти моментально теряясь в розовых зарослях.       В общую ученическую спальню до самого вечера лучше не соваться, он так и не смог поладить ни с одним из живущих с ним соучеников. А Рассветная поляна бесславно прекратила свое существование.       Ли Хуа на мгновение остановился на развилке, задумавшись, и тут ему на нос, прямо с крупного, красного бутона перепорхнула бабочка. Он замер, насекомое чуть качнуло темными, переливающимися крыльями, перебравшись на самый кончик. В носу засвербило, от дикого желания чихнуть на глазах тут же выступили слезы. Прежде чем это произошло, бабочка взлетела и мгновенно затерялась в листве.       Ли Хуа едва заметно улыбнулся и потер нос, размазывая пыльцу. Бабочка — предвестник радости, в древних рукописях о трактовке предсказаний означала «досуг в изобилии». Может это знак, что дальше будет хоть немного легче?       В груди стало меньше давить — задышав глубже и успокоившись, Ли Хуа понял, куда можно пойти.       Он свернул влево, на совсем узкую тропку. Пару минут Ли Хуа продирался сквозь цветущий кустарник, цепляясь прядями за колючие ветви и оцарапав ладонь. Выбравшись на широкую, мощеную камнем дорогу, он быстро добрался до двухэтажного здания из песчаника*.       Дверь отворилась с тихим, уютным скрипом, и Ли Хуа скользнул вглубь библиотеки. В это время дня тут мало кто бывал, а библиотекарь — неупокоенная душа — хоть и имел специфический характер, но учеников практически не различал.       Ли Хуа пересек светлый холл и вошел в читальный зал. Помещение было огромным, и если над холлом был второй этаж, где находились цзинши* для отдыха, то в читальном зале потолок между вторым и первым этажом отсутствовал. Стеллажи с книгами устремлялись под самую крышу, и чаще всего, чтобы добраться до нужной рукописи, приходилось искать лестницу.       Стойка находилась прямо у входа. Бессменный — и, наверное, бессмертный — библиотекарь встретил его лукавой улыбкой на морщинистом лице.       — Этот ученик приветствует старейшину Гоу, — Ли Хуа коротко поклонился. — Я бы хотел что-нибудь почитать, может ли старейшина помочь с выбором?       — Знающий людей благоразумен, знающий себя — просвещен, — изрек призрачный старик.       — Тракты по медитации? Рукописи с мантрами для самоконтроля? — привычно принялся гадать Ли Хуа. — Я их уже все прочитал.       Библиотекарь пика Зимнего Солнца изъяснялся исключительно мудрыми высказываниями, цитатами и поговорками. Сделать с этим ничего не смог даже глава, и всем остальным пришлось со смирением научиться улавливать скрытый в нагромождении слов смысл.       — Лучшее знание — это незнание о том, что ты что-то знаешь, — заметил старейшина Гоу, поучительно кивая головой.       Ли Хуа пару секунд посмотрел как длинная белая борода покачивается в такт кивкам и пробормотал:       — Ладно, почитаю еще раз. Но пользы от них практически нет.       — При наличии пути, не застаиваются, — отрезал библиотекарь и с грохотом уместил на стойке пару тяжелых томов.       — Понял, — Ли Хуа вздохнул и подхватил стопку. — Наверху есть свободные цзинши? Пойду искать путь.       Старейшина Гоу довольно кивнул, красноречиво продемонстрировав три пальца.       — Этот ученик благодарен, — Ли Хуа поудобнее перехватил рукописи и неловко склонился, прощаясь.       Поднявшись на второй этаж, Ли Хуа принялся выискивать свободные комнаты. По уверению библиотекаря их было три. Первые от лестницы двери были закрыты, и он прошел мимо, устремляясь дальше по коридору. Дойдя почти до конца, он остановился у приоткрытой створки. Дверь соседней цзинши была плотно прикрыта.       Только Ли Хуа перехватил стопку рукописей одной рукой, собираясь сдвинуть створку до конца, как дверь цзинши по соседству бесшумно отъехала, приоткрывшись буквально на четыре цуня*. В узкое отверстие ловко выскользнула рыжая кошка. Пушистая и пухленькая, по слухам она пришла сюда вместе с каким-то заклинателем примерно восемь лет назад и осталась жить на пике, купаясь в детской ласке. Имя ей так почему-то и не дали, так и звали — Кошка.       Животное подергало маленькими ушами, отошло подальше и уселось, внимательно наблюдая за Ли Хуа, так и замершим в стороне, желтыми глазищами.       — Может стоит закрыть дверь? — вдруг раздался свистящий шепот, а следом легкий скрип половиц.       Ли Хуа вздрогнул и обернулся, но в коридоре все так же находился только он. Голос звучал из цзинши, которую только что покинула кошка.       — Оставь, кто здесь появится в обеденное время? Пропустишь — до вечера голодным будешь ходить, — неторопливо прозвучало в ответ, и снова раздалось едва слышное поскрипывание. Видимо тот, кто поднялся, согласившись с собеседником, уселся обратно под раздавшийся шелест страниц. — План нужно изучить и вернуть как можно скорее.       Ли Хуа замер, практически не дыша, сердце глухо колотилось где-то внутри. Почему-то от мысли, что его обнаружат стало тревожно. Хотя никакой логичной причины на это не имелось. Он же находился в общественном месте, а створка оказалась приоткрытой без его участия. Обстоятельства и ничего более. Но, тем не менее, он почему-то продолжил тихо стоять под дверью и, затаив дыхание, внимательно слушать чужой разговор.       — …сколько их там, говоришь?       — Трое, и прямо у подножья горы.       — Совсем тьма разум отшибла? Зачем культисты стали бы прятаться под носом у ордена?       — В том-то и дело, что они не прячутся. Ходят себе вполне открыто.       — Смертники что ли?       — Или ловушка. В любом случае, завтра на рассвете выдвигаемся. Запомни расстановку.       — Остальную группу уже сформировали?       — Мы, пятеро с ветра, два лекаря и кто-то из глав. Запоминай давай. И последовательность тоже, ошибешься — шкуру сдерут.       Ли Хуа, не дожидаясь окончания разговора, беззвучно сдвинул створку собственного цзинши и, проскользнув внутрь, так же тихо прикрыл ее обратно. Все, что было нужно, он уже услышал.       Съехал по стене на пол, ощущая чувствительными лопатками весь ее рельеф. Мысль яркой вспышкой появилась в голове и, казалось, выжгла там все остальное. Кроме слов, что монотонно и без конца звучали где-то на задворках:       «Интересно, а сыну, что опозорил родительскую честь своей никчемностью…»       Ли Вэй, которого резко выдернуло из чужих воспоминаний, лежа на спине рассеянно следил взглядом за танцующей в солнечном свете пылью. Слезы, текущие сами собой, соскальзывали с уголков глаз прямо в ушную раковину, вызывая раздражающий зуд.       Одно бесконечное мгновение он отрешенно прислушивался к равномерному биению собственного сердца, после чего глубоко вздохнул и сел, вытирая слезы белоснежным рукавом нижнего одеяния.       Чужие воспоминания крутились в голове, ловко смешивались с его собственными, превращаясь в чудной калейдоскоп из боли, одиночества и сверкающей тусклой искоркой надежды.       Ли Вэй тряхнул головой, заставляя рой жужжащих мыслей замолкнуть, в противовес этому — гулкая тишина дома панически оглушала. Он поднялся и медленно добрел до кресла, с которого атласным водопадом стекало сиреневое ханьфу, неаккуратно брошенное им туда накануне. Неловко накинув его на плечи и ухватив кресло за резную спинку, он вышел на веранду, вдребезги разбивая тишину скрежетом мебели по лаковому полу. Возможно из-за этого на нем останутся некрасивые царапины, и позже Ли Вэй будет неутомимо сокрушаться по этому поводу, но сейчас такие мелочи его не волновали.       Утро было чудесным. Ласковые солнечные лучи пробивались сквозь листву, делая все каким-то волшебным, изумрудно-золотистым. Теплыми брызгами подсвечивали пушистые грозди сирени, веселыми солнечными зайчиками скакали по дорожкам.       И не было здесь той страшной тишины, словно мир замер, оставляя Ли Вэя один на один с чужими страхами. Где-то было слышно цикад, чье пение гармонично переплеталось с шелестом деревьев и звонким стрекотом птиц. А если сосредоточиться, можно было услышать гомон детских голосов.       Ли Вэй откинувшись сидел в кресле, которое доволок до угла веранды. Рассеянный взгляд гулял по ветвям плюща, который нагло пытался захватить новые территории и начинал уже старательно оплетать пол и ступени.       Вчера, вернувшись с собрания, Ли Вэй, ободренный отсутствием существенных проблем, ни на что не обращал внимания, предпочтя смотреть исключительно в промелькнувшее впереди светлое будущее. Бай Лу, шедший чуть позади, периодически посматривал в его сторону с легким беспокойством, но никак не комментировал поведение шифу, что весь путь улыбался в никуда, блуждая взглядом по булыжникам, которыми старательные ученики пика Зимнего Солнца вымостили дорогу.       Даже подвесной, опасно раскачивающийся мост не поколебал его душевного настроя. Безмятежно помахивая веером, он его, кажется, просто не заметил.       Только на собственном пике, когда его обдало легким ароматом сирени, Ли Вэй очнулся. Послав ученику извиняющуюся улыбку, он уже более осмысленно практически дошел до развилки.       На подготовку к мероприятию времени было совсем немного, а если учитывать его организационные навыки — или точнее, их отсутствие — то еще меньше.       Ли Вэй остановился, глубоко задумавшись, и поднял глаза вверх, отвлеченно разглядывая чудное переплетение ветвей. Бай Лу, ранее успокоенный промелькнувшей в чужих глазах осмысленностью, задумчиво побрел дальше, не замечая чужой заминки. Лишь пройдя пару десятков чи*, он наконец заметил, что идет один и мгновенно обернулся.       Ли Вэй, поймав на себе серьезный взгляд темных глаз, окончательно утвердился в своем решении и, раскрыв веер, прогулочным шагом преодолел разделяющее их расстояние.       — Спасибо, что сегодня сопровождал меня, — мягко сказал Ли Вэй, останавливаясь.       — Этот ученик рад, что был полезен, — коротко кивнул Бай Лу.       Судя по бесстрастному лицу, чужая благодарность интересовала его так же сильно, как и проблема таяния ледников. Никак в общем.       — Ты можешь быть свободен, но перед этим оповести, пожалуйста, всю остальную старшую группу, что завтра после обеда у нас будет собрание, — в очередной раз решив не обращать внимания на выверты чужого темперамента, Ли Вэй продолжил. — Обсудим подготовку к мероприятию.       — Этот ученик сделает, — Бай Лу поклонился и, дождавшись прощального кивка от Ли Вэя, свернул на правую тропинку, которая вела, видимо, к ученическим спальням.       Дождавшись, когда широкая спина окончательно скроется из виду, Ли Вэй мрачно осмотрел оставшиеся три тропинки, мучительно пытаясь вспомнить, какая именно вела к его дому. Вроде вон та, узкая и вымощенная сероватым песчаником. Решительно свернув на крайнюю слева дорожку, через некоторое время он радостно встрепенулся, заприметив в просветах зелени родную, четырехскатную* крышу.       Дом встретил его освежающей прохладой и порядком. Ранее разбросанные по всем плоскостям бумаги были аккуратными стопками размещены на столе. Глиняные горшочки с красками и чернилами, об которые он запинался каждое утро, но почему-то упорно не убирал, теперь ровными шеренгами выстроились на нижней полке стеллажа. Пол был тщательно вымыт, а на резной спинке кровати отсутствовал слой пыли, с которым Ли Вэй уже сроднился и даже иногда, в задумчивом забытии, выводил на нем пальцем кокетливые цветочки.       Судя по подносу с теплой едой, стоящему на краю стола, все было сделано прямо перед его приходом. Мягкие, ароматно пахнущие грибами вонтоны* Ли Вэй умял не запивая, буквально за пару минут, что стало его фатальной ошибкой. Паровое тесто вместе с начинкой рухнуло в пустой желудок тяжелым комом. Откинувшись в кресле, он грустно осмотрел несколько мисочек с пряными закусками и маринованными овощами, но добивать желудок не решился и, подхватив очередную расчетную книгу, добрел до кровати.       В попытках понять, почему в один месяц Ли Хуа заказывал кисти из заячьего ворса, а в другой из волчьего и была ли тут принципиальная разница, Ли Вэй просидел над записями до самого вечера.       Прервал его едва слышный стук в дверь. Ли Вэй оторвался от книги, с недоумением взглянув в ту сторону.       — Этот ученик может войти? — так и не дождавшись ответа, робко поинтересовался детский голос.       — Входи, — откликнулся Ли Вэй, откладывая книгу и спуская босые ноги с кровати.       Створка с тихим скрипом отъехала в сторону, и внутрь заглянул Юнь Чжэ, встретившись взглядом с шифу, он ойкнул, но почти сразу собрался с силами и нерешительно проскользнул в комнату.       — Шифу, с пика Кленового Листа пришла шицзе Фэн. Этот ученик взял на себя смелость проводить ее к вашему дому, — Юнь Чжэ сцепил руки за спиной и, не поднимая глаз, бубнил куда-то в лаковый пол.       Ли Вэй тоскливо окинул взглядом памятник забитому ребенку и махнул рукой:       — Пусть заходит, — и, подумав, ласково добавил. — Ты молодец, можешь идти.       Юнь Чжэ вскинул глаза, пару раз моргнул и, чуть улыбнувшись, уже бодрее унесся на выход.       Спустя полминуты внутрь впорхнула старшая ученица пика лекарей, пружинистым шагом пересекла комнату и гибко поклонилась, вьющиеся темные волосы соскользнули с плеча, качнувшись.       — Эта ученица приветствует шишу* Хуа.       Ли Вэй кивнул, несмотря на то, что сегодня они уже виделись и открыл рот, чтобы поздороваться более формально, но энергичной девушке это не требовалось.       Углядев кивок, она мгновенно разогнулась и, блеснув светло-карими раскосыми глазами, звонко сообщила:       — Историю болезни я уже видела, не волнуйтесь, у вас все будет хорошо!       Ли Вэй снова открыл рот, уже в попытке сказать, что он, в общем-то, не волнуется и в собственном выздоровлении уверен, но его участие снова не понадобилось. Диалог плавно перетек в монолог.       — Я все сама пойму, просто лягте, — продолжая перескакивать с формального обращения на личное, Лу Фэн деятельно подвязала рукава и сосредоточенно окинула взглядом пациента.       Решив не искушать судьбу, Ли Вэй послушно улегся и принялся разглядывать уже нежно любимый потолок, почти уверенный, что в старшую группу ученица перешла недавно. Возможно вчера.       Лу Фэн сходила до уборной, где собрала волосы и тщательно вымыла руки, и вернувшись, с горящими энтузиазмом глазами, приступила к осмотру.       Сначала приложила теплую ладонь к его лбу, померила пульс, вместе с ним рассматривая потолок и беззвучно шевеля губами, после чего зачем-то заглянула ему в рот, с исследовательским интересом осмотрела нёбо, потыкала нефритовой палочкой в язык.       После того как его заставили встать, сесть, встать, потянуться, прогнуться, сесть, Ли Вэй заподозрил главу лекарей в безобразной и попусту детской мести.       В итоге он с некоторым сожалением был признан почти здоровым. Повязку с руки Лу Фэн ему торжественно сняла и выдала новую, но уже для спины.       Ли Вэй устало смотрел на мелькающие светлые ладони, пока девушка, бурно жестикулируя, объясняла ему как правильно разрабатывать руку. Вежливо дождавшись конца практически лекции, он яро заверил, что все понял, запомнил и осознал важность, и спешно попрощался.       Лу Фэн дошла до двери, обернулась и с улыбкой пообещала, что через пару дней снова заглянет. Звучало самую малость угрожающе.       Видимо из-за чрезмерной усталости вместо долгожданного сна на Ли Вэя обрушилась память бывшего владельца тела. Обрушилась и чуть было под собой не погребла.       И сейчас, щурясь под солнечными утренними лучами, он вновь медленно обретал душевное равновесие. Информации было много и обдумать ее следовало на трезвую голову. Чтобы даже самая маленькая деталь этого жизненного пазла от него не ускользнула.