Не сойти с ума

Есть несколько способов быть полезным. Обладать связями, властью, силой, деньгами или знаниями и умением с ними работать. Если у тебя нет ничего, то ты никому не нужен — ну а зачем, собственно? И все, что у меня в данном случае есть исключительного, — знания… о конченом мудаке? О сражениях, за которые героев публично награждали? О тех некоторых, в которых я участвовал сам? Звучит сомнительно. Но еще сомнительнее будет верить, что у меня может быть что-то еще. Связи — у ублюдка, отталкивающего всех одним фактом существования? Сила — у сумасшедшего, блюющего и теряющего сознание от собственных мыслей? Деньги — у обычного дворянина в сравнении с неисчерпаемой королевской казной? В общем-то, единственным однозначным преимуществом будет только то, что я заберу себе панка первым. А тот, как когда-то уже умудрился подобрать под себя народ, снова сделает это без проблем. И потому я здесь. Холодно. Но мурашки приятные. И освежает. С одной стороны, я достаточно пьян, чтобы мыслить трезво, с другой стороны, достаточно трезв, чтобы не вести себя пьяно. Панк, вроде как, не чтит пьянчуг. Да и я не то чтобы тоже. А раскрасневшиеся щеки — удачно сойдут за морозец. Выходить было не то чтобы слишком обязательно. Старик бы выполнил приказ приволочь панка живым. Но если не проводить незнакомца под своим крылом, возникнут вопросы. А так — якобы встретил чудака — а кто он, если не чудак — и привел забавы ради. Может быть, даже запишут в почетные гости. Или попытаются всучить статус слуги в эти мозолистые ручонки. Чем бы дитя ни тешилось. Лишь бы не вешалось, да? И не прыгало из окон, ха-ха. Они так прозрачны, ей Богу. Ночь тоже прозрачная. Но по-другому. И небо красивое. Только закончились дожди. Завтра нападет туман. А пока можно насладиться коротким мгновением кристальной чистоты. Эти невидимые кристаллики позвякивают и переливаются в чернилах. Я вдыхаю полной грудью. Хорошо вот так, ничего не делать и дышать вкусным ветром. Я бы ждал вечно. Без всей тошноты, крови и ликорисов. На этот раз железная вонь настигает не изнутри. Да от этого панка несет за милю! Господи! Да и выглядит он так же. Как человек, от которого кровью и войной будет пахнуть даже там, где их нет. Они у него тоже изнутри идут. Как и у меня. Какая ирония. Старик кланяется, собираясь поприветствовать, но я поднимаю руку. Не надо. Слышать очередное «молодой мастер» сейчас хочется меньше всего. Панк смотрит из-под своей заросшей дикарской челки. Узкими черными глазами. Они зловеще блестят. Конечно, он тоже слышит этот запах. Так же, как я слышу его. Обоюдно. Однако сейчас я слышу лишь тот, что исходит снаружи, панковский… И он куда приятнее того, что обычно, даже смягченного ликорисами. По крайней мере от него не тянет блевать. По крайней мере я не вижу этого панка мертвым. У него не закатываются глаза. Не обмякает лицо. На нем лишь немного крови, чуть больше шрамов. Но это даже хорошо. Я тоже так выглядел. И я — жив. И он тоже. Он не Живой, он живой по-настоящему. — Молодой мастер?.. — тьфу. Я остановил старика не затем, чтобы услышать это от панка. Похоже, он все видит по лицу и склоняет голову. Какой поразительно послушный и одновременно непокорный панк. Он склоняет голову ровно настолько, насколько положено, но совсем не имеет этого в виду. Он кланяется искренне, но не из искреннего чувства вины. Интересно. Не думал, что хоть однажды снова услышу, как он зовет меня молодым мастером. Но это мне и не нужно. Отнюдь. Даже «ублюдок», «отброс» или «ничтожество» звучат лучше, чем эта хрень. — Я, — его глаза вновь появляются под челкой. Раздражает. Едва ли видно выражение его лица. Да и придает нищенский вид. Удивительно, что его вовсе пропустила стража через ворота. Его Высочество бы волосы рвал на себе от такого вида национального героя, портящего имидж всех причастных, — искал? — Я… В деревне Харрис… произошло… массовое убийство. Я бы хотел сообщить графу… и обеспечить достойные похороны. Молодой мастер. Слова даются ему явно тяжело. И так же явно видно, что он репетировал их много раз до этого. Но это не помогло. Н-да. Смерть, когда ее мало, — это действительно трагично. Когда же она окружает повсюду, то скорее не смерть трагична, а жизнь удивительна. Но пока этот панк еще свеж. Он не видел ничего. Смерть этих жителей для него — первая. И оттого одна из самых трудно переносимых. Я киваю старику, тот кивает в ответ: передаст. Правда, расспросит наверняка сначала панка. А затем передаст те подробности, которые посчитает нужными. Остальное оставит себе с сыном. И непременно захочет с ним сразиться, независимо от отношения. Но панк сильнее. Это будет не более чем избиение младенцев… стариков? — Его Сиятельству. Он не граф для тебя, а Его Сиятельство. Еще раз так скажешь — пройдешься по всем углам по пути. Не я это обеспечу. И это не угроза, нет. В улыбке старика все читается однозначно. Он слишком предан, предатель. Это, наоборот, милейшее предупреждение. Если сообразит, то останется цел. Конечно, если даже нет, панк отплатит потом сполна. А сейчас, стиснув зубы и скрепя сердце, унижение стерпит. Потому что сделает и не такую малость ради семьи. Ха-ха. Верно. Все — ради семьи. Дьявол, с ним мы даже порой похожи больше, чем хотелось бы. Не замечал за собой этого. Но, так или иначе, мы разные. Он будет человеком поблагороднее, правильнее. К нему тянутся люди. А еще его легко использовать. Достаточно убедить его в своих благих намерениях — воспользоваться проторенной Его Высочеством в будущем дорожкой. — То есть… Мы идем, — несмотря на некоторую наивность, он сообразительный парень, однако. Сразу выхватил то, что нужно ему. Не знаю, стоит ли восхищаться «умом не по возрасту», если один Бог знает, сколько ему лет. Вид подростка его ничуть не оправдывает и не определяет. Все-таки как по-разному жизнь складывается. Кто-то теряет наивность в раннем детстве, но, замыкаясь, остается глуп. Кто-то умнеет раньше поры, но открыт для использования всеми даже взрослым. Я набираю полные легкие воздуха с запахом чужой, незнакомой крови. Это успокаивает. Пахнет совсем как на войне, когда не за кого и не за что было беспокоиться. Тогда тоже было спокойно на душе. Она кладет свою холодную руку мне на голову и надавливает. Да, да. Я не забыл. Но тогда ты ко мне не приходила. И могилу твою раскорчевали к демонам. — Не сразу к нему, — я непроизвольно фыркаю. Панк настолько растерян, как и весь его боевой опыт, что забывает об очевидных вещах. — Граф уже четвертый сон видит. — …Тогда? — В поместье найдутся лишние комнаты, мы не нищие. Это можно было бы счесть за оскорбление дворянского достоинства. Если бы это не было простым невежеством в политике. Его Высочество правильно делал, что брал на себя все контакты с Высшим Светом. Я мысленно осматриваю себя. Нет. Недостаточно. Теперь, когда панк точно идет следом, пора принять вид, который убедит остальных. Никто не будет молчать, это ясно. Но пусть воспринимают это как прихоть сумасшедшего ублюдка и передают по сарафанному каналу никак иначе. — Рон, — я протягиваю руку, и старик вкладывает в нее увесистую бутылку. Меня чуть не притягивает к земле. Тьфу ты. Ладно, помимо всего прочего, физически я тоже не слишком силен. Сильнее, чем успел надумать поначалу, но тяжести носить — это явно не для того, кто не познал за всю жизнь даже интеллектуального труда. Ха… Вино действительно лучшее, ха-ха! Вкусно. Кажется, это все то же самое. Узнать название, что ли? Впрочем, думаю, большинство вин Хенитьюзов хороши. Это специальность территории в конце концов. Панк смотрит настолько пристально, что я чувствую его взгляд спиной. Оборачиваюсь. Чуйка не подвела: пялится. В равной степени на меня и на бутылку. — Будешь? — предложить никогда не помешает, если знаешь, что тебе откажут, верно? О. Ох. Панк кивает. Он взаправду? Вот так? Он же известен был тем, что не пил и пьющих не любил? Впрочем, я был известен тем, что по пьяни воротил кучу дел, когда на самом деле не напивался до бессознательности никогда. Может быть, об этом просто не говорили. Может быть, в постоянных сражениях не до этого. Его ведь запрягли еще до того, как война охватила континент. Может быть, ему попросту не наливают в силу возраста? В таком случае жаль панка. Мне наливали без проблем лет так с пятнадцати. Если не раньше. Что ж. Ладно. Если уж предложил, не отказывать же. Я передаю бутылку ему. В общем-то, я уже выгляжу достаточно поплывшим. Расстегну пару пуговиц — и никто вообще не подумает, что я смыслю, что делаю. А если панк сойдет за собутыльника, это вообще прекрасно будет. Старик все равно ничего не скажет никому. Даже графу. Он понимает прекрасно, что я хочу от него и без слов. Таких дворецких ужасно жалко отпускать, между прочим. На корне языка опять становится горько. Чувство уже как родное, ей Богу. В отдалении звучит запах ликорисов, медленно наплывая волнами. — Дай-ка сюда, — немного помедлив, панк возвращает бутылку. Ха! Это ж он порядком успел выпить. Удивительно. Может быть, ему действительно не хватало бокальчика хорошего вина для счастья и спокойствия. Но нуждающимся, неудовлетворенным человеком управлять было легче, да, Ваше Высочество? Я делаю пару глотков. Алкоголь ударяет в голову, приливает свежая кровь. Становится легче. Тошнота отступает, так и не достигнув цели. Прекрасно. Я, кажется, научился с этим справляться. Панк ловко ловит бутылку, закинутую мной за спину. Старик позволил бы разбиться, другому — некому, а звона стекла не слышно — значит, он. Каждый раз оборачиваться ради подтверждения мыслей смысла не вижу. Ну и пусть пьет. Не мне отбирать у него маленькие радости жизни. Может быть, панк наконец поймет всю прелесть быть алкоголиком. Поймет меня.