Признание

      Она стоит в отдалении: дискуссия ее мало интересует, это не ее часть работы. Она садится за анализ произошедшего.

      Стол опрокинут. Пол холодный, но сейчас это приятно, успокаивает. Перед ней прижатый к стене юноша — ему уже разбили скулу. Он обмяк и, похоже, без сознания.

      «Раб» — думает Ирис. Она понимает, что это один из слуг племянника барона. Судьба его незавидна.       Ей остается лишь в очередной раз пройти через дебри сомнений в собственной роли и задачах, которые перед ней стоят. Она вспоминает дневники иаанта прибывшего сюда сорок семь лет назад. Ему было восемнадцать, хороший возраст. Крайний для интеграции.       И она вспоминает, как он закончил.       Она понимает, что к ней обратились и выходит из потока мыслей. Да, отец спрашивает о мотивах младшего Харконнена и обращается ко всем. Ирис хочет знать, что скажет мать — в конце концов, она ему преподает. — Фейд Раута так же амбициозен, как и все Харконнены, он ленив в обучении касательно всего, кроме практических знаний. Ему не хватает терпения получить признание дяди. — Ревность? — задумчиво спрашивает Ирис. Дайон кивает. — Фейд Раута защищается — Владимир уделяет слишком много внимания чужой. Это неудивительно, он знает, что быть ненужным опасно. — Он избранный наследник, племянник барона… Ему нечего опасаться. — отец гневно взмахивает рукой, противясь оправданиям. Ирис переглядывается с матерью. Страх Фейда Рауты не безоснователен, даже если не оправдает себя. — Владимир воспитывает его во вседозволенности, мальчика не наказывают даже когда он покушается на самого барона. — Все Харконнены ревнивы… Барон не меньше. — комната снова расплылась у нее перед глазами, она уже говорила сама с собой. — Фейдом вела злость… Ненависть.       Она почувствовала какую-то нить, но не смогла за нее ухватиться. Тем не менее решила она, когда ревность имела место, злость направила его на нее. Он хотел уничтожить новую игрушку дяди, именно тогда и перешел к действию. Почему-то она поверила именно в эту версию.       Дайон настроена позитивно: — Благо, Владимир не ищет виноватых, а мнение мальчика не может тебе мешать.       Ирис понимает, о чем она говорит. То, о чем они даже не упоминают в слух, защита, которой ее дочь обладает в любом случае. То, без чего никогда не происходило бы таких рискованных исследований. Благодаря чему у нее действительно всегда есть выбор. — Нет. Да, я служу не ему, но он следующий. — Ирис пробует это на вкус. — На-барон.       Разговор оканчивается, они не смеют дольше прерывать ее работу над докладом, но в уходящей фигуре отца она замечает — он подумал о том же.       После доклада она понимает, что правда хорошо интегрируется. Стадии описанные в исследовательских Рходона проходятся ею с завидной виртуозностью. Она видит — это пугает отца. Они не готовы с ней проститься. Наконец, она злится. В конце концов, он сам гнал ее.       Наступает ночь, она выползает вновь. Фейду Рауте скоро четырнадцать, но он не умеет сопереживать, его разум учитывает только собственные желания. Что, наверное, хорошо в таком опасном месте как Гьеди Прайм.       Однако это подтверждает ее предположение: если ему станет скучно — а ему станет — он не выдержит давления любопытства.       Она права. Его дверь приоткрыта и Ирис сразу чувствует себя гораздо лучше. Прежде чем войти, она вкушает эти ощущения — легкости и тревожного голода. Тело трепещет, сердце буйно бьется и хочется удариться в воспоминания прекрасных дней, глаза горят. Наверное, Харконнен в ужасе.       Она входит. На полу, у распустившегося алого цветка, лежит служанка наследника. Она спит, обхватив тонкими белыми руками костлявые ноги.       Фейд Раута стоит у окна, больше похожего на трещину в стене, что кажется бессмысленным, ведь за ним мгла. Его спина напряжена, плечи подняты и сжаты, это хорошо заметно даже под черным одеянием. — Ты отравила меня. — голос низкий, потерянный. Только после он оборачивается, в опустошенном взгляде врага.       Ей приходится напомнить себе, что здесь люди взрослеют и развиваются медленнее, чем на Рходоне. Она не ровесница ему, барон не прав, хотя, вряд ли он это понимает.       Она отрицательно качает головой, а Фейд не в том состоянии, чтобы, даже сомневаясь, спорить. Все же, Ирис чувствует, что этого мало — он должен знать, что все будет хорошо. — Я не трону тебя.       Это определенно проясняет ему самое главное, вполне вероятно, он ощущал угрозу. Теперь Ирис ступает в комнату без лишней скромности — она наклоняется к служанке, чтобы пробудить, ей лучше уйти до того, как Харконнен придет в себя.       Жаль, она не может внушить дестабилизированному на-барону не причинять вреда этой девушке, и дело даже не в регламенте, ее Венерина так не действует.       Теперь, когда служанка убежала, Ирис убирает цветок в бокс, позже он сам вернется в покой, а сейчас она должна усыпить одурманенного юношу.       Все так, как она и предполагала — он заставил служанку взять опасный цветок в руки, ожидая трагического и мучительного исхода. — Ты же не думал, что я вручу тебе оружие?       Он все еще растерян, но личность не меняется, меняется лишь острота чувств и происходит эмоциональная перегрузка. Он уязвим для такого, как и любой на Гьеди Прайм. — Это то, что ты сказала. — И я сказала не трогать его. — его глаза безразличны к этому замечанию, он не знает чувства вины. — Тебе нужно лечь. Отдых и сон. — он удивляется, черт, ей придется вложиться в это дело сильнее.       Ирис подходит к нему, он почти ее роста и все же еще юн. Удивляет, что он мог организовать нападения, но все же это так. Сейчас все эмоции обрушились на него, эффект спадет, но, может, он запомнит. В конце концов, должен работать условный рефлекс? Она берет его за предплечье и ведет к кровати, он почти дезориентирован — слишком долго оставался под влиянием феромонов Венерины. Иногда он поднимает на нее глаза — она старается изо всех сил забыть про свою злость на эту пару минут. Благо, это легче, чем обычно — она тоже под воздействием цветка.       Чувствовать, что он опирается на нее приятно, словно помогает поверить, что он тоже человек. — Расслабься, Фейд. Закрой глаза.       Он этого не делает. Но точно пытается — он хмурится и смотрит вверх, в утекающую черную гладь потолка. Его лицо полно тревоги, так он не уснет.       Она кладет ему руку на лоб — он кажется теплым, но она не уверена, какая температура для них нормальна. Зато знает, что разница не может быть велика, а значит, ничего страшного. Рукой скользнув вниз она прикрывает ему веки, он послушно закрыл их.       Первый уровень интеграции — принятие. Даже этот молодой наследник сможет ее принять, своеобразно, но принять. Она прошла несколько стадий, от знакомства и отвержения до агрессии и переваривания. Теперь все эти фазы должны сгладиться, уравновесить друг друга, тогда первый уровень зафиксируется.

***

      Фейд Раута Харконнен в это утро не был рад приглашению дяди. С тяжелой головой он покинул покои, говорить не хотелось, тем более слушать. Тем не менее он твердым шагом ступил в зал и сообщил о своем появлении — он не станет упускать те редкие встречи, которые его дядя для него выделяет.       Владимир никогда не посвящает его в свои дела, кроме общих черт курса дома Харконнен, который, итак, знают все — величие. На этот раз кое-что изменилось — барона обязали «принять меры». Он их примет, разумеется, как сам пожелает.       Его дорогой племянник сидит утомленный этими мелочными уроками, его обрадует то, что барон подготовил сегодня. Владимир призывает его подойти, посмотреть: синий глобус под тяжелой ладонью сверкал от гроз и молний. — Какой мир… И сколько ресурсов.       Фейд разглядывал миниатюру планеты, казавшийся намертво замороженной. — Рходон. Так мал и так нагл. Тебе пора узнать почему здесь наши гости, но сначала скажи это сам.       Фейд сделал глубокий вдох. Что я здесь делаю? Когда мог бы…       Но барон прерывает его мысли и требует ответа. Племянник знает, что ответ не будет простым, дядя всегда устраивает ловушки. Он думает. — Ма’Корди выполняют здесь свою миссию. — он вспоминает слова женщины, Дайон. — Рходон изучает все миры и строит между ними мосты.       Барон громко рассмеялся и с удовольствием проговаривает: «истина». — Да, они не лгут. — отвечает он на удивленный взгляд племянника. — Идеалисты несущие свой созидательный курс во все дома. Они взращивают культуру там, где давно иссохла почва. Где бы мы были, если бы не этикет, — Владимир произносит это манерно и язвительно, — Сохранившийся трудами их малых домов.       Фейд все еще в смятении. Раз дядя так презрителен — к чему то уважительное отношение, которое он им преподносит с такой тщательностью? Он спрашивает об этом барона.       Владимир качает головой, он не согласен. Его палец мягко стелиться по рельефу планеты. Фейд смотрит в тревожной смеси отвращения и пиетета. — Не недооценивай их, племянник. Да, тебе надо понять как глубоко их наследие, но это не выказать в одних словах. Итак, сегодня ты должен понимать — они могут купить что угодно и даже приглашение сюда, а могут быть захвачены — их мир мал и они до глупости миролюбивы. Но они полезнее нам в том, в чем никогда не будут полезны их рубины… — в голосе его, однако, аппетит не утихал. — Мальчик мой, ты поймешь это сам, когда займешь мое место. Дом Харконненов однажды будет на троне — и тогда именно их работа придется нам на руку.       Фейд не понимал. Это не похоже на его дядю, у него явно есть очередной план, который он ему не раскроет. — Как? — настойчиво спрашивает мальчик. — Сейчас это не важно. — барон отмахивается от этого вопроса. — Но разве они так невыносимы, Фейд? Разве это отягощение для нас? Уж точно не более Бене Гессерит… Рходон абсолютен в своей честности — их работа так чиста и невинна… К тому же, даже сейчас они нам полезны. Теперь расскажи мне, что ты узнал на этих уроках. Я сказал тебе не пропускать их, ты это сделал?       Фейд уверил его, что посещал каждое занятие, хотя они для него занудны. Но он уже кое-что знал и ему не терпелось спросить: — А как же их двуличие?       Барон остановился, ему понравился вопрос, сама тема его интриговала, но он лишь ухмыльнулся и поплыл дальше.

***

      День, когда она покидает Гьеди Прайм непривычно ясен. Она не игнорирует отца, но только внешне. На самом деле сейчас она знает, что не может изменить этого решения, но ей пятнадцать и скоро она сможет решать сама, когда закончит свое обучение. Она уверена ее доклады оценят по-настоящему дома. Процесс интеграции для нее уже начался, нарушить его, прервать — не уважение со стороны отца. Она злится. Теперь, когда она провела здесь такую прекрасную работу он готов обесценить весь труд — иначе она на это смотреть не хочет.       Владимир Харконнен провожает ее долгим взглядом. Из-за этого она вспоминает его слова: «Кто-то с мозгами». После месяцев на Гьеди Прайм она уже не боится взаимопонимания с таким человеком как барон. Это положительный признак, признак нового уровня. Она не принимает ни их насилия, ни устройства мира, но способна налаживать связи в этом мире с разными членами группы. Она может сохранить себя и может найти свое место, а это хороший потенциал для здоровой интеграции.       Она знает, что ее ждет — при возвращении на Рходон она столкнется с неизбежным отторжением и переосмыслением себя и своей культуры, она посмотрит на нее новыми глазами. Но пугает не это — все будут смотреть на нее, как на что-то иное, новое и чужое.