Кровавые воды Нила

Острая боль пронзила виски, попытка дернуть рукой и дотронуться до головы оказалась тщетной, руки были прикованы к чему-то холодному, запястья неприятно жгло. Перед глазами все плыло: темная комната, свеча на столе, холодный пол. Во рту ощущался горький металический привкус, на нижней губе сочилась рана. Эва попробовала пошевелиться, но боль пронзила тело и голову, кажется, она просидела в ужасном положении достаточно долго. Последнее, что она могла вспомнить — как кто-то уводил ее, приставив нож к спине, а затем ее ударили по голове и она очнулась, оказавшись здесь. Послышались шаги, от чего Эвтида дернулась и сжалась, а затем попыталась разглядеть силуэт. Человек, облаченный в черные тряпки и маску, похожую на ту, что носила Эва на свои заказы, но более простую, без особых украшений, лишь морда животного, чье обличие считалось обличием бога Сета. Неизвестный подошел совсем близко и присел перед девушкой, сквозь разрезы в маске виднелись темные глаза, он посмотрел на Эву и заговорил: — Ну здравствуй, Меренсет, — низкий мужской голос, пробивающий до мурашек прозвучал из-под маски. — Кто ты? — хриплым голосом спросила Эва. — Ты ведь знаешь, кто я. Это ведь ты постаралась, чтобы мою дочь разоблачили и казнили вчера, — ответил мужчина. — Саамон… — утвердила Эва. Мужчина усмехнулся и встал, Эва проследила за ним взглядом. Он прошел чуть вперед, вытянул стул из темного угла и сел перед девушкой, а потом сказал: — Смышленая, как и говорил Милей. Ты знаешь, почему оказалась здесь? — Саамон смотрел на нее через маску, дождавшись отрицательного кивка, он продолжил, — я расскажу. Меня очень опечалило то, что я увидел вчера на площади, ведь моя дочь не заслужила такой участи, она не была черномагом, но ее выдали за него. Выдали за тебя, а о твоем существовании эпистат умолчал, ведь ты его любимая подстилка. — Я не его подстилка, — хрипло ответила Эва. Мужчина рассмеялся: — Разве? Разве он не держит тебя подле, только потому что знает, какой силой ты обладаешь? Он чувствует твою силу и пользуется этим, и еще некоторыми привилегиями в виде твоего тела, — договорив он склонил голову. — Чувствует? — удивленно спросила Эва. — Эпистат обладает даром чувствовать души и силу. Как ты знаешь, черномаги теряют тепло души со временем практики, но не все. Твоя душа все еще теплая, Эвтида, только поэтому он сразу не понял, кто ты такая, он не говорил тебе? — с язвительным тоном спросил мужчина. Эва склонила голову и задумалась. Эпистат говорил ей однажды, что он почувствовал магию, но она не предала этому особого значения, подумала, что он видел что-то. Однако, помнила о слухах, что ходили вокруг него, будто у эпистата и в правду есть чуйка на таких, как она, но из-за того, что он сразу не разоблачил ее, подумала, что это все россказни. Оказалось дело было в ее душе. Саамон заметил, что Эвтида задумалась и сказал: — Неприятно осознавать, что все это время ты была обманута, верно? — Мне плевать на твои слова, я не верю ни одному из них, — устало и все еще хрипло утвердила Эва. Эмоций за маской было не видно, одни плечи черномага поднядись, он вздохнул, а затем ответил: — Я хочу изменить ход судьбы. Восемь лет я не могу спокойно жить, никто не может. Все чарномаги ходят в страхе, опасаясь, что за их спинами появится эпистат. Я не позволю пророчеству сбыться. — Но он лишь исполняет волю фараона, — перебила Эва. — Он убивает нас с особой жестокостью, ему нравится доставлять страдания людям со способностями, — обозлено ответил Саамон, — так было предрешено богами, он рожден, чтобы окрасить Египет кровью черномагов. А ты невероятно глупа, если веришь ему. Я уничтожу тебя так же, как и его родителей, прямо на его глазах, а затем приду и за ним. — Ничего у тебя не выйдет, — Эва вздохнула и подняла глаза, — я тебя не боюсь. Мужчина резко взял ее за подбородок, делая больно, но Эва лишь крепко стиснула зубы, смотря ему прямо в глаза. — Ты выродок. Ты тварь. Я заставлю тебя бояться, заставлю трястись от страха и когда ты будешь захлебываться собственной кровью, ты вспомнишь свои слова, — рыча проговорил Саамон, — ты не божья любимица, ты не та, кому суждено изменить судьбу Египта, ты обычная шавка, чья жизнь ничего не стоит. Ты сдохнешь и никто не станет тебя искать, оплакивать тебя и помнить, — договорив, он резко отбросил ее подбородок и встал, нависая над ней тенью. Гнев наполнил грудь Эвтиды, злость от того, что она бессильна перед ним, чувство сжигающее изнутри. Она глубоко вдохнула спертый воздух, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. Попытавшись успокоиться, Эва снова подняла глаза и тихо сказала: — Что ты вообще несешь? Какая божья любимица, какая судьба? Мужчина развернулся и направился к стулу, тихо и злостно рассмеявшись, присел, закинув ногу на ногу, достал копис и начал вертеть его в руках, говоря: — Ты не знаешь ничего и это забавно… Милей пытался уберечь тебя, но судьба все равно вывела тебя на те тропы, которые должна была, — он продолжал вертеть копис в руках и рассматривать его, — ты ведь знаешь свое имя, маленькая Меренсет? — И что с того? Это ничего не значит, — ответила Эва, краем глаза наблюдая за действиями черномага. Саамон снова встал и приблизился к ней, а затем присел, направив в ее сторону кинжал: — Пусть это все останется тайной, — он направил нож к ее горлу, прижав к коже и проведя вниз, оставляя неглубокий порез. Алая кровь полилась по коже и потекла в ложбинку к груди. Эва стиснула зубы и промычала от боли. Мужчина продолжил, — какая разница, если ты все равно умрешь, а я позабочусь об этом. — Не посмеешь убить меня, — злостно, сквозь зубы ответила Эва, — как только я освобожусь, я сама уничтожу тебя, Саамон, — гнев в груди нарастал, Эва дернула пристегнутые руки, образовав еще несколько ссадин, — я не умру здесь, запомни. Саамон снова направил острие кописа в сторону Эвы и рассмеялся: — Жалкие попытки вырваться лишь заберут твои последние силы, но я не против смотреть на твои конвульсии, — он провел острием по коже на руке, явно наслаждаясь процессом, он не делал глубоких порезов, но делал так, чтобы кровь лилась и раны ныли, — а может, отрезать тебе палец или мочку уха? — мужчина резко взял Эву за запястье и притянул его к полу, выделяя указательный палец, надставил над ним копис и прошипел, — этот пальчик, как трофей, повесим тебе на шею, будет красиво. Эвтида забрыкалась, в попытках вырвать руку, но кинжал уже начал слегка резать кожу, от боли Эва закричала и забрыкалась еще сильнее: — Не трожь! Не смей меня трогать, мерзавец! — из-за того, что Эвтида брыкалась, Саамон не мог сделать задуманное быстро, он лишь ранил ее палец порезом, на этот раз глубоким, а затем резко отпустив руку, ударил ее рукоятью кописа в район виска. Темнота, мрак, холод. Первое, что почувствовала Эва, когда очнулась. Вокруг ничего не было, ни холодной и мерзкой комнаты, ни цепей, сковывающих запястья, ни боли. В попытках оглядеться, Эва потерла лоб рукой и привстала с колен, глядя по сторонам. Обернувшись назад, Эва заметила вдалеке красный свет и потихоньку пошла туда. Она ни о чем не думала, никакие мысли не посещали голову юной девушки, попавшей в беду, она шла будто зачарованная, будто знала, что так нужно. Свет постепенно становился ярче, а тьма скрывалась за спиной, под босыми ногами ощущался теплый песок. Эва все брела, пока свет совсем не стал слепить глаза, отчего она инстинктивно прикрылась тыльной стороной ладони и сщурила взор. Свет стал тусклее, ее глаза снова могли видеть без напряжения, и тогда она смогла разглядеть фигуру впереди. Присмотревшись, Эва убедилась, что не знает кто стоит в обители красной дымки, но чувствовала что-то родное, очень знакомое ощущение, будто бы она близка с этим человеком, хотя совершенно точно понимала, что видит его впервые. Мужчина, с красными длинными волосами, крепкого телосложения и божественной красоты ожидал ее, скрестив руки на груди. — Кто ты? Я тебя знаю? — спросила Эва, продолжая идти. Мужчина улыбнулся одним уголком рта и чуть склонил голову, а затем сказал: — Смотря с какой стороны посмотреть. Добро пожаловать, Нефтида Меренсет, жаль, что такие обстоятельства привели к этой встрече. Эва подошла ближе, но осталась на безопасном расстоянии, оглядев мужчину с ног до головы, она ощутила приятное чувство безопасности и тепло, а также неоспоримую силу, которая исходит от этого человека. Пока Эва разглядывала его, он заговорил: — Ты в смятении, я понимаю. Но у нас нет времени на долгие разговоры, дитя мое, — он сделал шаг ближе, смотря ей в глаза и они загорелись красным, — мы в твоей голове, но ты должна очнуться, не время умирать. — Умирать? — грустно переспросила Эва, и начала вспоминать то, что с ней произошло, — он хочет убить меня, Саамон. Он сказал, что я выдородок и он не позволит пророчеству сбыться. Мужчина недовольно хмыкнул: — Обиделся, что ему не выпала великая участь. — О чем ты? Кто ты вообще такой, почему мы в моей голове? — Эва начала осознавать, что происходит что-то странное и вопросы в голове становились в ряд один за другим. Мужчина подошел ближе и положил руки на плечи девушки, а затем взглянул в глаза: — Тише. Успокойся, — его тон и вправду дарил покой, — я тот, во славу кого ты была рождена и во славу кого процветала твоя сила. Ты отмечена моей силой, моя Меренсет. Твоя сила, которой я наделил тебя при рождении, спит глубоко внутри, ты должна разбудить ее, ты должна спастись и исполнить пророчество. Как только выберешься, вместе с Помеченным Богами, отправляйся в столицу, отыщи учителя, пока за ним не явился Анубис, и он поведает тебе о твоем предназначении. — Не понимаю, — Эва моргнула, пытаясь уложить в голове сказанное, опустила глаза вниз и сказала, — помеченный богами? Кто это? — Тот, кому суждено вместе с тобой проходить этот путь, тот, кто чувствует тебя, — ответил мужчина, — просыпайся и помни, ты — маяк, стоящий среди черной бездны. Научись светить, освободись от оков, страхов и все вокруг тоже освободятся. Не дай кому-то погасить себя. Все начало тускнеть и Эва поняла, что просыпается, мужчина перед ней терял свои очертания, но все так же держал ее за плечи, даря спокойствие. — Я горжусь тобой, моя Меренсет, мы еще встретимся, — последнее, что сказал незнакомец, перед тем, как окончательно исчезнуть. Резкий вздох и удар сердца, а затем боль в виске, пронзительная, боль в руках и на коже, в каждой мышце. Это все почувствовала Эва и чувство безопасности, окутывающее ее мгновение назад, исчезало. Эва пошевелилась и поняла, что она лежит спиной на чем-то холодном, а руки больше не сковывают цепи. Притянув руку к виску, Эва нащупала уже засохшую кровь и сморщилась от боли. — Я уничтожу его, клянусь, — прошептала Эва злостно. Вокруг была темнота, сложно было разглядеть то, где она находится, но продлилось это недолго. Дверь открылась и снова вошел человек в черных одеждах, с маской на лице. Эва легла, делая вид, что до сих пор не проснулась и начала прислушиваться. Мужчина прошелся по помещению, а затем присел над Эвой и сказал: — Твой эпистат почти добрался до сюда, поэтому, прости, но поболтать больше не получится, пора отправится на суд Осириса, Эвтида Меренсет, — мерзкий, хриплый, низкий голос прозвучал из уст черномага. От услышанного у Эвы буквально закипала кровь в жилах, она не могла позволить ему убить себя. «Ты отмечена моей силой, Меренсет». «Твоя сила спит глубоко внутри». «Ты должна разбудить ее, ты должна спастись». Важные фразы отрывками звучали в голове. В груди что-то потеплело, кровь начала быстрее бегать по венам и в этот момент Эвтида не понимала как это возможно, но была уверенна, что мужчина, стоявший перед ней во сне, был божеством, чью маску она носила столько лет, во славу кого училась черной магии, во славу кого творила и жила. Это был Сет. Бог войны и хаоса. Он велел ей проснуться и спастись, и именно это Эва планировала сделать прямо сейчас. Резко раскрыв глаза, она увидела над собой нависающую мужскую руку, которая держала хопеш, еще чуть-чуть и он бы пронзил ее грудь, но она одним движением руки, выбила его из хватки мужчины. Он не ожидал такого и потерял бдительность, а Эва выиграла время, чтобы встать и сменить положение. Ее глаза стали видеть в темноте, слова та была кошкой, а движения были отточены и быстры, будто Эва готовилась к такой ситуации. Она успела переместиться в другую часть комнаты и открыть дверь, разбрасывая за собой все предметы на пути. Саамон выругался ей в след и бросился в догонку. Эва слышала, как он приближается и бегая глазами по помещению, выискивала какой-то предмет, чтобы отбиться, но как на зло, ничего вокруг не было. Выбежав в самую светлую комнату, Эвтида увидела ступени ведущие к входной двери и принялась бежать туда. Ступив на несколько ступенек, ее лодыжку поймала мужская холодная рука и дернула назад, от чего Эва взвизгнула, упав на ступени, снова ударилась головой. Мужчина потянул ее вниз, залез сверху и ударил по лицу, а затем сказал: — Нужно было убить тебя сразу на площади, чтобы эпистат нашел твой труп там, — снова замахнулся рукой. На этот раз, Эвтида схватила его руку и не дала себя ударить. Гнев, злость, раздражение: такой спектр эмоций она испытывала в этот момент. Она собрала всю силу, которую могла и вложила ее в то, чтобы не дать снова себя в обиду человеку, который намного старше, больше и сильнее. Затем взглянула ему в глаза через маску и ответила: — Я же сказала, что у тебя ничего не выйдет, Саамон Хемсет, — договорив, она сильнее сжала его запястье, из ее ладони начал исходить жар, который обжигал кожу черномага, отчего он закричал. С улицы начали доноситься звуки, ржание лошадей и голоса. Черномаг замешкался, вырвал свою руку и отпрянул от Эвтиды, как от огня, потирая обожженное место. Они не знали, но шрам от хрупкой женской ладони останется там навсегда. — Мы еще встретимся, девчонка. И тогда я закончу начатое, — последнее, что сказал Саамон, прежде чем скрыться в тени дома. Эвтида, смотря ему вслед заметила, как очертания его одежды, будто превращается в дым, а затем сливается с темнотой. Саамон сбежал, оставив ее одну, а голоса за дверью становились все громче, но Эва совсем не обращала на них внимания. Звонкий шум в ушах и биение собственного сердца, все что она слышала. Дыхание стало нарастать и только сейчас она поняла, что произошло, что она была буквально в нескольких сантиметрах от смерти. Эва села и обняла свои колени, а из глаз непроизвольно полились слезы. Входная дверь с грохотом открылась, на входе оказался эпистат, а за ним целый отряд охотников. Эвтида сидела сбоку от ступеней, обнимая колени и покачиваясь, повернув голову и взглянув наверх заплаканными глазами, внутри нее отступила какая-то борьба. Миновал тот страх, что поселился в груди, чувство полноценности насыщало ее и успокаивало. Амен спустила со ступеней и прильнул к девушке, обнимая ее лицо ладонями, бегая глазами, изучая увечья и оценивая ее состояние. От увиденных порезов и ран, в глазах вспыхнул огонь ненависти и злобы: — Где он? — спросил он спокойным тоном, но было понятно, что он зол. — Сбежал. Растворился в темноте, — заплаканным голосом ответил Эва, переводя взгляд в ту комнату, где последний раз видела своего обидчика. — Что он сделал с тобой? — погладив по голове девушку, Амен прижал ее к груди и развернул свою голову на выход, где стояли охотники, затем закричал, — обыщите здесь все, каждый камень поднимите, осмотрите каждый дом! — он вернул взор на лицо Эвы, смотря ей в глаза и уверенно сказал, — все закончилось, Эва, ты в безопасности. Прошу, пойдем отсюда, расскажешь мне все, — поднимаясь сам, Амен не стал поднимать девушку, а просто взял ее на руки и направился на выход, она же, прижалась к его плечу лицом, а одним глазом провожала этот злосчастный дом, который запомнит навсегда. На египетскую землю опускался закат, когда они вышли из дома. Эва окончательно спряталась под накидкой Амена, уткнувшись носом ему в шею. Отовсюду доносились крики, которые становились громче, люди вокруг суетились и женский отчаянный крик, доносящийся до ушей. — Пожар! Пожар! — кричали жители деревушки. Амен остановился и Эва отпрянула от него, желая рассмотреть, что происходит. Когда он подняла глаза, увидела и почувствовала, что поселение горит. Внутри образовался ком, а тело начала бить дрожь. Саамон поджог деревню, чтобы скрыть свои следы, обрекая людей на гибель. И все из-за нее. В голове селился ужас, а глазах лишь разрастающийся пожар. Она не заметила, что Амен тряс ее за плечи и кричал ее имя, лишь спустя несколько мгновений в голове эхом начали проноситься отрывки фраз, вместе со звоном и гулом в ушах. — Эв-ти-да! — прямо перед глазами Эвы вторили губы эпистата ее имя, — что с тобой? Пожалуйста, ответь, нам нужно идти! — Эти люди умрут из-за меня, — лишь прошептали в ответ ее уста, — они погибнут из-за меня. — Никто не погибнет, Эва, идем скорее, пока мы сами не стали жертвами пожара! — Амен одернул ее за руку и она наконец перевела на него взгляд, — скорее, Эва! — устав ждать, когда уговоры сработают, Амен поднял и закинул девушку на плечо, двигаясь прочь. Эвтида не сопротивлялась и будто бы сама не понимала, что происходит. Она закрыла глаза и гул в ушах снова заполонил голову. Крики отрывками мешались с собственными мыслями, воспоминаниями и тревогой. «Я горжусь тобой, моя Меренсет.» Снова отрывки фраз из сна. Голос человека, вспомнился ей так, будто был знаком всю жизнь, но она совершенно точно знала, что не знает, с кем говорила во сне, да и все же, это был сон, а черномаги не могут верить собственным сновидениям. Эва не знала, сколько прошло времени, куда они шли и зачем, она не смотрела и ей было не интересно, но она так же не заметила, что ужас и страх, окутавший ее душу при виде пожара, исчез ровно тогда, когда Амен унес ее оттуда на своем плече. Эпистат снял ее с себя и усадил в повозку, дотронувшись до лица ладонями и взглянув в пустые янтарные глаза, пытаясь найти там хоть что-то, сказал: — Прийди в себя, Эвтида! Все будет хорошо, он заплатит за то, что сделал! Саамон ответит, — прыгая на повозку договорил Амен, а затем развернулся к извозчику, стукнув по краю повозки и крикнул, — во дворец вези, скорее! Повозка тронулась с места, оставляя за собой столб пыли, из-за которого едва было видно, что осталось за ним в деревне, которая предалась огню. Эвтида смотрела вдаль и пытался собрать мысли, чтобы окончательно не сойти с ума. Одно ей было понятно точно, это — только начало, и ей предстоит пройти еще через многое, чтобы разгадать все загадки на своем пути, а еще постараться выжить. Не заметив, как силы и сознание покинули ее в дороге, Эва проснулась в постели под мягкими лучами закатного солнца. Казалось, что этот момент был одним из самых лучших, которые ей пришлось пережить. Она чувствовала себя лучше, голова не болела и раны не ныли, а в мыслях не было ничего того, что могло их омрачить. Но длилось это не долго. Внимательнее рассмотрев все вокруг, а затем почувствовав знакомый сердцу аромат, Эва поняла, что находится в эпистатских покоях, отчего резко присела на кровати и осмотрелась. Амен сидел за своим столом и писал что-то в папирусы, но заметив, что Эва пробудилась, поднял голову и отложил перо, сложив руки перед собой. — Что случилось, как я оказалась здесь? — сонным голосом спросила девушка. — Очевидно, что я тебя принес, — отметил Амен, — ты устала, события подкосили тебя и ты уснула в повозке. Я не стал будить и принес тебя сюда. Это было вчера. — Но почему не в мою комнату? — Не хотел тебя больше из виду терять, — Амен смотрел на нее прямо и отвечал спокойным тоном, но заметив, что Эва смутилась от его слов, слегка приподнял уголок губы в победной улыбке, — ты голодна? Я велю ужин подать на террасу. Эвтида отрицательно мотнула головой, затем снова осмотрелась и заметила, что на ней другая одежда, а на запястьях очень педантично и аккуратно намотаны бинты, под ними была какая-то мазь, раны на руках и шее тоже были обработаны и не болели, а лишь слегка ныли. Взглянув исподлобья на Амена, который по прежнему не сводил с нее глаз, ожидая вопросов, она выпрямилась и приподняла бровь. — Твоих рук работа? — спросила она, потирая запястья. Эпистат кивнул, вставая из-за стола и направляясь в ее сторону, ответил: — А кто еще мог касаться тебя, если не я? — слова прозвучали ровно, достаточно интимно, — не мог же я оставить тебя израненную и в тряпках порванных. Эва почувствовала, как вспыхнули щеки и она опустила стыдливо взгляд. Одна мысль о том, что эпистат проявлял заботу, думал о ее ранах вызывала трепет, но мыли о том, что он снова видел ее нагой, беззащитной в тот момент… Она сразу же отбросила их прочь, не желая представлять эту картину, мотнув головой. Амен вышел на балкон, позвав Эву с собой. Она шагнула на пол, и легким подступом последовала да ним. Устроившись на подушках за столом, Эвтида решила, что пора начинать задавать вопросы, а так же, что пока она не получит достаточно ответов, не отстанет от эпистата, чтобы он не делал и не говорил. Заняв позу поудобнее и отлив себе сок из кувшина, что стоял на столе, Эвтида уставилась на своего господина, отчего получила удивительный взор и приподнятые брови в ответ. — Ну? Ты что-то хочешь спросить, я вижу, — с долей издевки сказал Амен. — Как ты нашел меня? — задала свой первый вопрос Эва, — Кто-то подсказал тебе или есть что-то другое? Я хочу знать правду. — Я не нуждался в подсказках, этот выродок оставил достаточно следов, найти тебя было не трудно, — спокойно ответил Амен, но Эву это не убедило. — Ты лжешь ведь, — упрекнула она. — Я никогда тебе не лгал, в отличие от тебя, — он упрекнул в ответ. — Я делала это, чтобы спасти свою жизнь, а ты? Ты что-то не договариваешь мне и я знаю что, Господин, — Эвтида не сбавляла обороты и давила на него. Она точно помнила слова божества из своего сна, который рассказал ей про того, кто ее чувствует, так же как и слова Саамона. Она хотела это услышать от Амена, хотела признания. Амен склонил голову вбок и снова поднял брови: — Иногда я все еще не понимаю, откуда столько дерзости и смелости в таком маленьком хрупком теле, — говоря последнее, он прошелся глазами по телу девушки, точно зная, что прячет тонкая ткань клазариса. Эва положила ладонь на круглый стол в настойчивой позе и ответила: — А я иногда не понимаю, почему ты забываешь, что перед тобой не твоя очередная рабыня, не наложница, а свободная, принадлежащая только себе, женщина. Что ты сделаешь мне, а? Я хочу знать правду, Амен! Я чуть не умерла в том доме, но я точно знала, что ты придешь за мной. Ты скажешь мне, почему ты пришел за мной? Что ты знаешь? Я не просто так нужна тебе, не из чувств, жалости или желания. Ты точно знаешь, кто я такая и точно знаешь, что должна быть подле тебя, — пока Эвтида выплевывала из себя эти слова, у Амена надувалась вена на лбу, но в отличие от Эвы он старался сохранить спокойствие. — А что знаешь ты? — ответный вопрос задал мужчина, — если уж ты не боишься говорить со мной в таком тоне, ты то точно должна что-то знать. — Просто скажи правду, Амен, я прошу тебя, скажи правду, — ее тон стал тише, она хотела услышать опровержение слов Саамона, хотела, чтобы те чувства, которые она испытывала к Амену, и без того неправильные и запретные, не задушили ее, не дали ей испытать очередную боль, — скажи, что он просто лгал, когда говорил, что ты знаешь о моей силе и пользуешься ей, — в уголках глаз застыли хрусталики слез, когда она проговорив это не услышала ничего в ответ. Амен не отрывал взора, как и Эва, но когда с ее глаза скатилась слеза, оставляя влажный след на щеке, он проследил за ней и сказал: — Пророчество говорит о том, что я должен следовать за тем, кого я чувствую, что этот человек станет не только спасением Египта, но и моим личным, — вернув взгляд на глаза Эвы, он продолжил, — я нашел тебя, потому что я чувствовал где ты, и чем ближе я подходил, тем больше и горячее было это чувство. Я чувствую каждого черномага, но я не знал, что в пророчестве говорилось о тебе. Когда я встретил тебя, мне показалось, что я не почувствовал ничего, но мне лишь показалось. Я просто не встречал никогда такой силы, поэтому не заметил ее сразу, — спокойный тон звучал с его уст и он остановился, чтобы Эва продолжила задавать вопросы. Еще одна слеза скатилась с ее глаза, но Эвтида успешно игнорировала это. Дрожащим голосом от обиды и злости она сказала: — Получается, Саамон был прав. Зная о моей силе ты держал и продолжаешь держать меня рядом. Лишь поэтому, — она опустила глаза, а внутри все начало наполняться разочарованием. — Это было до того, как я напугал тебя на том балконе. До того, как ты сказала, что боишься меня, — Амен посмотрел вниз и тише заговорил, — я знаю, что совершил несколько ошибок, но я действовал так, как было нужно. — Кому нужно? Кому нужно вызывать страх в людях? — тихо спросила Эва. — Верховному Эпистату Египетских земель, Белому Убийце и охотнику, нужно вызывать страх в шезму, чтобы уничтожить зло и язву на песчаной земле, — заученным текстом ответил он, — ты шезму Эва, и я это знал, хоть и пытался отрицать, не хотел верить, я не сразу понял, что ты та, с кого начинается пророчество, поэтому поступал так, как надо. Эва издала прерывистый вздох ртом, будто ей не хватало воздуха и перевела взгляд, отвернув голову в сторону сада: — Но неужели, если бы не какое-то пророчество, если бы не все это, будь я обычным шезму, — снова посмотрела на него и продолжила, — ты бы поступил со мной так, как «надо», господин Верховный эпистат? — Я сказал ведь, что не хотел признавать и принимать, что ты шезму, Эва, — через вздох ответил он, — нет, не поступил бы, не поднялась бы рука. — Но ты не подпускаешь меня ближе и не отпускаешь. Зачем я тебе, кроме как для того, чтобы следовать неизвестному пророчеству? Твои мысли не обо мне, Амен, я знаю и чувствую, — расслабившись и смирившись с услышанным, тихо шептала вопросы Эва, не думая об их смысле, а просто выкладывая все, что лежит грузом на сердце. Эпистат медленно встал и навис над ней грозной скалой, заставляя ее задрать голову: — Идем со мной, нужно обработать твои раны, Неферут, — протянув ей ладонь, он дождался, пока она вложит в нее свою и помог ей встать. Они прошли в комнату, куда уже опустилась ночная темнота и лишь одни свечи, горевшие по углам, создавали атмосферу тепла и уюта. Амен усадил ее на кровать и взял со стола склянку с мазью, затем присев рядом, стал аккуратно развязывать бинты на запястьях, чтобы не причинить ей боли. Эва молча наблюдала за ним и позволяла ему делать то, что он хочет. Эпистат, глядя на ее раны, изучая их, тихо сказал: — Разве же мои мысли не о тебе? Я напугал тебя, обидел, сделал больно, но больше я не хочу так поступать с тобой, — аккуратно промокнув тряпками раны, он достал немного мази и принялся наносить ее на запястья, продолжая говорить, будто он рассуждает сам с собой, — мои мысли только о тебе, маленькая Неферут, о том, что пришлось пережить тебе в том доме, пока я искал тебя и о том, что пришлось пережить в своей жизни. Я чуть с ума не сошел, а думать о том, что пережить пришлось тебе там, смотря на эти раны, думать о том, что я не защитил тебя от этого, мне тяжело и я сожалею, Эвтида. Мои мысли о твоей искалеченной душе, что не верит людям, боится быть преданной, оттого боится любить. Мои мысли — твои, Эва, — он поднял глаза и посмотрел на нее, — видимо, так решили боги. — Ты когда нибудь любил? — снова спросила Эва, — ждет ли тебя кто-то в столице? Есть ли та, чьи мысли — твои? — В столице у меня есть гарем, как и у многих знатных людей, но все женщины в нем лишь ждут, пока им найдут мужей и отдадут замуж, потому что мне они не нужны, я никогда их не трогал, чаще даже не видел их лиц, — сказал Амен, оставляя свой ответ незаконченным, что Эва поняла. — Но? — задала она подталкивающий вопрос. — Это все не важно, — взяв чистый бинт и намотав на запястье, ответил Амен, — важно лишь то, что происходит сейчас. — Для меня важно, господин, — Эва оттянула руку и дождалась, пока он посмотрит ей в глаза, а затем продолжила, — что вообще происходит? Кто мы друг другу и кем будем? Боги связали нас для какой-то цели, о которой мы не ведаем ничего толкового, но мы связали себя друг с другом и что будет с нами дальше? Я никогда не стану одной из твоих женщин в гареме, никогда не склоню голову и не стану рабой, никогда, ты слышишь? — последние слова были резки и грубы, глаза бегали по его лицу в ожидании ответа, а сердце стучало будто вот-вот проломит мышечный корсет. Мысль о том, что ее могут лишить свободы, заковать в золотой клетке и заставить склонить голову, тихо ожидая своего часа, как другие женщины, сводила Эву с ума, злила, заставляла эмоции буйствовать, а кровь кипеть. Амен снова взял ее руку и продолжил наматывать бинт, тихо отвечая: — Но я и не требую, и никогда не потребую, Эвтида, — закончив с рукой, Амен переложил свою ладонь на ее щеку, чуть придвинув ее к себе, заговорил тише, почти прямо в губы, — мне нравится то, какая ты есть, моя непокорная, дерзкая и свободолюбивая Неферут. Я никогда не заставлю тебя склониться, я заставлю всех вокруг склонить перед тобой, и сам склоню свою голову, если будет нужно, — договорив, он опустил глаза на ее губы, а затем хотел поцеловать, но Эвтида отпрянула и слегка отвернула голову, Амен остался на месте, лишь опустив голову вниз. — Твои речи сладки, господин, но отчего- то я не могу тебе поверить, — она снова взглянула на него, обведя его лицо взглядом, задержавшись на губах, которые пленили ее, будто бы звали, но она отчаянно сопротивлялась этим позывам, затем вернулась в омут небесных глаз и продолжила, — пока я была в том доме, Саамон рассказал мне, что ты чувствуешь мою силу и пользуешься ей, назвав меня твоей подстилкой, - Эва поморщилась, будто ей было мерзко от одной только мысли о том, что ей кто-то пользуется ради собственной выгоды, - что ты знаешь о пророчестве, господин, расскажи мне, я хочу знать на что меня обрекли боги. Амен выслушал ее, а затем встал с кровати и прошел по комнате, дойдя до небольшого столика, на котором стоял кувшин и несколько бокалов, он наполнил два из них красной жидкостью и вернулся с ними к постели, на которой сидела Эва, следя за каждым его действием. Он сел напротив, закинув одну ногу на кровать, а другую оставив на полу, Амен передал Эве бокал, а из другого сделал пару глотков и поднял голову, готовясь говорить. Эвтида молчала в ожидании, ее поникший, уставший взгляд ждал хоть какого-то огня, чтобы снова светить, но пока что все внутри нее будто разбилось на маленькие кусочки. Амен вздохнул, сделал еще глоток и начал рассказывать: - Это пророчество стало почти смыслом моей жизни. Когда моих родителей убили, я попал в Фараонский отряд юношей, готовящихся стать воинами, с этим мне помог друг нашей семьи - господин Милей, - услышав знакомое имя, Эва приподняла брови, а Амен кивнул в ответ, - да, твой учитель Милей, он был и моим учителем, я знал его с самого детства, я знал, кто он такой и что умеет, ведь мои родители тоже были черномагами, а он был их наставником. Он помогал мне справиться с недугом, с моей особенностью, а я же всегда считал его слегка сумасшедшим. Каждый раз он вторил, что я часть пророчества, что все изменит, что не просто так рожден в этой семье и с такой особенностью. Я не верил. Каждый ожог на коже давался тяжелее предыдущего, я не понимал, за что мне такие страдания, почему я не родился таким, как все, нормальным, но Милей все вторил, что я выбран богами, отмечен ими, - погружаясь в рассказ, Амен то и дело трогал простынь, перебирая ее пальцами, или покручивал бокал в руках. Было заметно, что говорить ему о таком тяжело, возможно, он делает это впервые. Эвтида не торопила его и не перебивала, внимательно слушая, а он тем самым, продолжал рассказ, - попав в фараонский отряд, меня там никто не принял, все пальцем тыкали, издевались, тем самым делая меня сильнее. Милей стал реже навещать меня, а затем и совсем покинул, переехав в Гермополь, оставив за собой только рецепт с необходимым маслом, которое делал для меня мой почивший лекарь. Я рос и сила духа росла, я был больше и выше всех, сильнее, за это получал награды. К двадцати трем годам я добился должности Верховного эпистата и вот уже восемь лет делаю свое ремесло. До меня был другой эпистат, с него начался закон и он начинал то, что я продолжил. - Амен, - перебила его рассказ Эвтида, - почему ты стал таким, если твои родители были черномагами? Почему ты стал истреблять таких, как они? Амен опустил голову и вздохнул, а затем ответил: - Все дело в том, что во мне выращивали эту ненависть годами. Я не жил ничем, кроме мести, Эва, - взглянув на нее ответил он. - Я хочу знать больше о пророчестве, - сказала она, понимая, что он не рассказал ничего того, что она хотела услышать, хотя ей было важно слышать о самом Амене. - Я не могу, Неферут, - отрицательно мотнув головой, сказал он, - ты должна сама узнать. Какое-то мгновение Эвтида смотрела на него, но потом резко поднявшись и развернувшись в сторону балкона она грубо сказала: - Тогда и говорить нам не о чем, господин. Доброй тебе ночи. Сделав шаг в попытке уйти, Амен поймал ее за руку, она остановилась, но не повернула головы. Амен сидел на постели и лишь сказал: - Не уходи. Эва слегка склонила голову и ответила: - Что тебе нужно? - Ты. Мне нужна ты, - он дернул ее руку так, что она развернулась к нему и смотрела на него сверху вниз. Амен прижал ее другой рукой за талию ближе к себе, не разрывая зрительный контакт, - я так больше не могу, Эвтида, останься. Надавив ей на поясницу в принудительном жесте, Амен заставил ее сесть на него сверху. Он знал, что она тоже хочет этого, но что-то внутри нее не давало ей свободы. Бесконечное недоверие к людям, к мужчинам, отбили все доверие и чувство спокойствия, но он знал, что рядом с ним она другая. Это знала и она. Не говоря ни слова, Эвтида покорилась, оседлав его сверху, смотря в его глаза. Тонкая ткань клазариса практически не была преградой, они чувствовали тепло тел друг друга и даже больше. Амен одной рукой придерживал ее за талию, а другой рисовал узоры на пояснице. - Ты даже не представляешь насколько желанна для меня, маленькая Неферут, - смотря в ее глаза тихо сказал Амен, - нет и не было такой женщины, которая бы так сводила с ума. Договорив, Амен прильнул к ее шее губами, осыпая ее страстными поцелуями и оставляя следы на коже, отчего Эва запрокинула голову и чуть сильнее прижалась к его телу. - Мне страшно, господин, - позволяя ему, целовать ее шею, отвечала Эва, но в какой-то момент отпрянув, снова посмотрела в его глаза, - я хочу этого, я хочу тебя, но боюсь, что ты предашь меня, что оставишь, как только перестану быть нужной, разобьешь, уничтожишь. - Я обещаю, что никогда не поступлю с тобой так. - Обещаний недостаточно, Амен, - прошептала Эва, - сейчас все выглядит так, будто ты выращиваешь во мне доверие для своих целей. Ты не говоришь мне о том, что мне так нужно, тем самым растишь мое недоверие, - она говорила не отрывая взора от небесно голубых глаз, который пленили, манили, но так же и вызывали страх, страх предательства и боли, - мне нужно время, необходимо. Амен опустил глаза и поднял руки, закрепив их на ее талии, вздохнув и приняв ситуацию, он тихо сказал: - Я услышал тебя. Останься со мной этой ночью, просто останься. Это последняя ночь в Гермополе, завтра отбываем в Мемфис.