В пределах шёпота

Крайне неудачное ДТП, случившееся на дороге, тормозило движение как минимум в два раза, напоминая утренние пробки. А ведь то был уже поздний вечер.  Нервно постукивая пальцами по рулю, Антон покусывал губу со внутренней стороны и следил за вялым движением впереди. На ближайшем светофоре он быстро набрал сообщение. Антон: Арс, дтп на дороге, простоял долго, задержусь. Арсений: Сам только не торопись и будь внимателен. Ответ Антон увидел, уже когда тронулся с места, свернул и помчал по куда более свободной дороге в объезд. Дождь продолжал хлестать по лобовому стеклу, пока дворники методично отбрасывали воду то в одну, то в другую сторону. Время от времени глухой шум ливня разрезали звучащие где-то вдалеке автомобильные сигналы, похожие на одинокие крики чаек, рассекавших воздух где-то в высоте. Мигавшие огни светофоров расплывались, меняли свою форму, плавились, дрожали под напором усиленно бегущих по стеклу потоков воды. Красный, жёлтый, зелёный — яркие кляксы на дорогах, где были лишь одни машины. На тротуарах — почти никого. Антон добрался до вокзала, когда, судя по информации на табло, поезд прибыл уже как три минуты назад. Однако наплыва приезжих ещё не наблюдалось. Выходя из здания вокзала, он раскрыл зонт и направился к нужной платформе. Капли барабанили над головой с ужасной силой и грохотом. На подходе к платформе он разглядел сыплющих из вагонов людей. Кто-то, по-видимому, задержавшись в вагонах, искал, чем мог бы укрыться от дождя. Кто-то, рискнув, бежал до ближайшей крыши. Люди спешно, нервно и раздражённо шныряли туда-сюда, и, попав в этот поток, Антон вилял между чужими зонтами и телами, пытаясь разглядеть в незнакомцах нужного ему человека. Шагая к седьмому вагону, о котором писал Арс, Антон уже собирался было встать где-нибудь поодаль и набрать сообщение, но только он достал из кармана телефон, как его громко окликнули. — Антон! Он обернулся на голос и застыл как вкопанный. Арс шёл к нему с таким же зонтом, под какими прятались ещё несколько десятков человек вокруг них, что сновали туда-сюда. На нём — чёрное пальто, под ним — светло-серая худи, капюшон которой был на его голове. В руке он держал небольшую дорожную сумку. Антон ошарашенно стоял ровно до тех пор, пока Арс не остановился прямо напротив него на расстоянии метра — в этот момент спицы их зонтов случайно задели друг друга. Арс только что позвал его?.. Антон не мог поверить. Как это? Вот так взял и перекричал шум ливня? А теперь стоит перед ним как ни в чём не бывало и улыбается? Разглядев на лице Антона растерянность и удивление, Арсений поднял руку в знак приветствия. Тот лишь медленно, запоздало кивнул в знак приветствия и, похоже, был не только шокирован, но и погружён в мысли об этом.  Кроссовки уже были насквозь мокрыми — для этого под таким ливнем было достаточно каких-то нескольких минут. Вместо того, чтобы крикнуть что-нибудь в ответ, Антон указал пальцем на выход с платформы, и Арс молча последовал за ним. Вплоть до самой машины они не произнесли ни слова. Внутри же оказалось так непривычно тихо, что какое-то время пришлось привыкать к этой тишине, так резко оборвавшей шум дождя. Антон повернулся к сидящему рядом. Проворные дождевые капли всё-таки измочили светлый капюшон худи, прибили ко лбу Арса несколько тёмных прядей и, задержавшись на самом лице, сверкали на кончике носа и щеках в оранжевом свете ближайших уличных фонарей. — Я проходил реабилитацию по восстановлению голоса, — начал Арсений, сняв капюшон и взглянув на сидящего рядом. — Когда я только начинал говорить, мой голос был ужасен… Антон молча слушал. По выражению его лица было понятно, что он немного задет тем, что ему не рассказали об этом раньше. Арсений продолжал: — Я хотел заговорить с тобой, когда голос полностью восстановится. На губах Антона заиграла слабая улыбка. Арсений опустил глаза, протянул руку и осторожно взял чужую в свою. Его ладонь была тёплой. — Я так рад тебя видеть, — добавил он тише. Губы говорящего сложились в немного виноватую, смущённую улыбку, и Антон оттаял. — Твой голос… — начал он. — Такой же, как тогда… когда ты пел. Когда давал интервью и появлялся в каких-нибудь шоу. Как несколько лет назад. Арсений улыбался и, не поднимая глаз, мягко поглаживал пальцами тыльную сторону чужой ладони. — Офигеть просто…Ты столько всего преодолел… — выговорил Антон. — И со всем справился. Я уже говорил… Я так горжусь тобой. Когда Арс поднял на него глаза, Антон разглядел в них не силу и не торжество победы, а боль и тяжесть. Боль и тяжесть, которые были с ним уже несколько лет. Теперь он уживался с ними, как с деловыми партнёрами: подписал договор о сотрудничестве и шагал с этими двумя в одну ногу, найдя в них всё необходимое для собственного движения вперёд. Антону хотелось поцеловать его прямо здесь — его сжигала невыносимая нежность. Если бы только можно было поступить так здесь и сейчас… Он решительно развернулся вперёд, вперив взгляд в лобовое, и взялся за руль. Чем скорее они доберутся до дома, тем скорее можно будет дать волю всем своим эмоциям. Здесь, на ближайшей к вокзалу улице, по которой шныряли люди, позволить себе такое они точно не могли, пускай и сидя в машине. Глаз хватало. Всю дорогу до дома Антон чувствовал на себе взгляд: Арс рассматривал его без капли стеснения. И если бы не необходимость следить за дорогой, Антон, в общем, поступил бы точно так же. Иногда они ненадолго пересекались взглядами и улыбались, не говоря ни слова. Арс остался человеком. По крайней мере это Антон понял сразу и был этому безмерно рад. Сообщения, которыми они всё это время обменивались, часто съедали добрую половину смыслов и оттенков и зачастую казались сухими, пресными и лишёнными чего-то более важного, чего не описать словами. Антон часто видел его во снах и порой даже очень откровенных, но то, что этот человек сидел теперь рядом и глазел на него всю дорогу до дома, заставляло улыбаться до лёгкой боли в мышцах лица. На светофоре Арс не сдержался и обвил пальцами чужое запястье так, словно руки всё это время только к сидящему за рулём и тянулись. Ответом ему был недолгий взгляд и тёплая улыбка. — Ты мне снился, — сознался Антон. — Много раз. — Расскажешь? Тот перевёл взгляд на дорогу, шмыгнул носом и смущённо нахмурился. Арсений тихо рассмеялся — он догадался. Раньше Антону ещё не приходилось слышать его смех вживую. Такой искренний и естественный смех в голос был необыкновенным, удивительным и вызывал мурашки. Казалось, Арс стал ещё харизматичнее и привлекательнее. — Обещай, что расскажешь, — мягко настаивал сидящий рядом. — Может быть, — последовал неуверенный ответ. Когда они добрались, ливень стих и превратился в ленивый, безынициативный дождь. По дорогам всё ещё бежали остаточные потоки воды. Стоило Арсу только скинуть с себя пальто и кроссовки, оставить сумку и зонт на полу, как Антон обнял его, как обнимал бы на долгое прощание — с какой-то невыразимой горечью чувственно прижался к нему всем телом и закрыл глаза. Забыв обо всём, они простояли, сжимая друг друга в объятиях, порядка нескольких минут. Сырые ноги и подмоченная до колен ткань брюк неприятно холодила кожу. — В последнее время я неважно спал, — признался Арсений. — А в поезде поспать так и не удалось. Меня иногда знобит, но я не всегда понимаю от недосыпа это или… Антон осторожно отпрянул и взглянул вниз, на их ноги. — У тебя тоже ноги сырые? — Насквозь, — подтвердил тот. — Замёрз? — Есть такое. — Проходи в комнату, дуй под одеяло, я чайник поставлю. Погреемся. Арсений прошёл в комнату, снял носки, брюки, худи, оставшись в одних трусах и футболке. Ненадолго задержался у батареи, согрев о её поверхность ладони и мимолётом заглянув в окно. Антон жил на восьмом этаже, и вид на ночной город, надо сказать, открывался отличный. Но стоило новой волне озноба пробрать его, как он свернул к кровати и забрался под одеяло. Антон зашёл в комнату через несколько минут, с двумя кружками. Присел на край кровати и протянул одну из них Арсу — тот осторожно взял её сначала за ручку, а потом всё-таки обхватил пальцами полностью. Горячая поверхность стекла приятно, терпимо обжигала кожу. — У меня вообще вылетело из головы, — досадовал Антон, — что надо было купить на тебя кофе. Я его обычно не пью. В кружках был чай с долькой лимона. То, каким причудливым, торопливым и немного небрежным был этот кусочек лимона, вызвало у Арсения смешок. Антон решил объяснить. — Знаешь, лимон осенью — просто находка. Такой, как бы… гвоздь программы, да? Только горло запершит, резанул в чай немного и всё, как новенький! Но только посмотри, что делает этот подлец, — с этими словами он протянул свою кружку, как бы демонстрируя причину недовольства. — Он сожрал весь чайный цвет. А ведь я спецом заварил покрепче. — Да, но вкус должен остаться тем же, — улыбнулся Арсений и немного отпил. Вкус напомнил ему о детстве. Как же давно он не пил обычного чая с лимоном. А вкус, несмотря на «съеденный» цвет, и правда был чайным, правда, немного кислил и самую малость отдавал горчинкой лимонной цедры. Отличное сочетание. Лучше не придумать. Антон делал небольшие глотки, сидя на краю кровати рядом с Арсом. Наконец, он обратил внимание на его руки. — Вау, — вскинул брови в удивлении он, — покажи-ка. Арсений протянул ему одну руку, взяв кружку в другую. Антон рассматривал её с таким видом, словно наблюдал чистейшую, исключительную магию. Проводил по коже пальцами, словно бы пытаясь отыскать на ощупь то, чего на гладкой коже уже не было. Шрамов и след простыл. Арс рассказывал ему об этом в сообщениях, но вживую Антон, конечно, ещё не видел. Это было и правда удивительно. Как и то, что они могли теперь так легко разговаривать в голос. — Пока ведь только руки? — уточнил Антон. Ему кивнули. Арсений менялся так стремительно, что в какой-то момент Антона взяли сомнения: двигается ли он вперёд с такой же уверенностью, не теряя при этом времени на оглядки? Не топчется ли он сам на месте, пока тот делает так невероятно много? Или Арс всего лишь возвращается в строй, к той изначальной точке своей жизни, от которой был вынужден сильно отклониться? Он отвлёкся от мыслей, когда ему протянули кружку. Антон оставил её и свою на столе, погасил основной свет и зажёг ночник. Переоделся в домашние брюки и футболку, предложив гостю что-то из своей одежды, но Арсений возразил — он уже согрелся и дожидался Антона в кровати, подпихнув под голову несколько подушек. Антон нырнул под одеяло и устроился на груди лежащего, положив голову в районе самого сердца. То отбивало ровные, глухие удары. Арсений задумчиво крутил в пальцах вихры русых волос. — Так что это были за сны? Что мы делали? — Трахались, — последовал тихий ответ после небольшой паузы. Голова Антона несколько раз дрогнула на груди смеющегося. — И как это было? — не унимался Арсений. — Тебе прямо в подробностях?.. — засомневался Антон, не поднимая головы. — Да, давай. Расскажи. Почему нет? Антон провёл рукой по ткани чужой футболки в районе рёбер, вздохнул и прикрыл глаза. — Я лежал на спине… — начал он. — Ты держал меня за талию одной рукой. Другой — за член. Ты трахал меня и смотрел при этом прямо в глаза. А потом… остановился и забрался на меня. Я придерживал тебя, пока ты садился на меня. Сначала ты двигался сам, но быстро устал. Так что я толкался в тебя сам. А потом… — Тормози, — попросил Арсений. Антон непонимающе поднял голову и заглянул ему в лицо. Тот объяснил: — У меня так точно встанет. Антон плюхнулся ему обратно на грудь с глупой и смущённой улыбкой. И правда: зачем его попросили рассказывать о таком? Немного подумав, Арсений уточнил: — Значит, мы менялись? — Ага. — Попробуем? — Ну… у нас есть три дня. Разомлевшие и немного смущённые, оба улыбались до тех пор, пока снова не нырнули каждый в свои мысли.  Молчаливые минуты, пока они лежали, не говоря ни слова, навалились на Арсения невероятной усталостью и сонливостью. И он почти заснул, но тихий любимый голос выдернул его обратно в реальность. — Когда познакомился с тобой, даже представить себе не мог, что мы будем валяться у меня дома вместе… что буду рассказывать тебе вот такие свои сны… что буду болтать какую-то хрень, как романтик придурочный. — Хочешь сказать, что влюбился в меня первым? — вмешался Арсений, не открывая глаз. Немного подумав, Антон объяснил: — Я вызволял тебя на интервью потому, что ты заинтересовал меня. Но тогда я не думал о тебе в таком ключе. Даже не мог представить, что у нас что-то получится. — А я, не поверишь… — улыбнулся Арсений. — Решил клеить тебя с самой первой встречи. Антон снова ненадолго оторвался от чужой груди, чтобы взглянуть на собеседника. — Что? — удивился он. — Серьёзно? Это когда в первый раз шепнул мне? — Ага, — легко согласился тот. — Ты невероятный… — шокировано заключил Антон, снова примостив голову на лежащем. — Вживую ты показался мне ещё интереснее, — объяснил Арсений. Задумавшись, Антон водил пальцами по чужой футболке, чувствуя под ней тепло кожи. Однажды они тоже лежали так вместе, но немного по-другому. В тот раз Арсений лежал на его груди. В ту ночь, в номере отеля, Антон успокаивал его после страшного сна. Но, несмотря на физическую близость, тогда между ними была невыносимая дистанция. Тогда они ещё были на «Вы»… — А как трудно было перейти на «ты»… — улыбнулся Антон, вспоминая. — Зато сейчас уже трудно представить, да? — тепло отреагировал тот. — Чтобы мы разговаривали на «Вы». — Думаете, Арсений? Арс снова тихо рассмеялся. Антон умел веселить его, и он решил к нему присоединиться: — Почему не спите? Вырвали меня из сна...  — Не могу нарадоваться Вашему приезду. Скучал по Вам зверски. — Я тоже… ужасно скучал. Арсений смаковал это уже непривычное, такое далёкое и такое ностальгическое «Вы», чувствуя, как его переполняет безмерное счастье. Но больше Антон ничего не говорил: похоже решил не шутить с чужим сном и собирался засыпать вместе с ним. Арсений взглянул в потолок, разделённый надвое тонкой полоской света, и снова прикрыл глаза. Медленно и глубоко вздохнул. — Там, наверху, всевышний был безмолвен, — тихо пропел он. — Ему плевать, кто прав, а кто виновен. От чужого голоса у Антона по спине снова побежали мурашки. Он помнил все его песни наизусть и решил это доказать. — Как быть? Кого наказывать, кого щадить? — подхватил он. — Ушёл со сцены и сказал, что невозможно не любить. Арсений удивлённо изогнул брови. Услышать продолжение своей песни из уст Антона он совершенно не ожидал.

***

Антону двенадцать. Он с мамой в кафе, названия которого даже не знает. Вечер. На улице 26-градусная жара — такая, что только и ищешь прохлады под кондиционерами ближайших заведений. Мама взяла им по фруктовому мороженому и бутылку холодной газировки, которую разливала теперь по принесённым официантом стаканам. Фанта. Антону она нравилась. Чтобы добраться сюда, они проехали на поезде около суток и настолько устали, что проспали в гостинице до часу дня. Маме нравился этот город, она рассказывала о нём часто и много. Антон же был в Питере впервые. Город показался ему невероятным и, что самое главное, огромным, как будто необъятным, отчего он чувствовал постоянную растерянность и вместе с тем восторг. За те несколько дней, что они потратили на посещение всех основных достопримечательностей, он не переставал удивляться и буквально наблюдать за всем с открытым ртом. Сегодня, например, его взгляд приковывали молодые музыканты, что играли на небольшой сцене в углу этого самого кафе. Гитарист, барабанщик, клавишник и солист. Сколько же им было? Восемнадцать? Двадцать с небольшим? Антону трудно было оценить их возраст. В общем, возраст мало интересовал его, ведь играли они очень круто: легко и слаженно. Все были худощавыми, за исключением гитариста — коренастого шатена с татуировками на руках. Ударник в очках — бледненький и коротко стриженный парень с продолговатым лицом. Клавишник с длиннющими волосами, собранными в небрежный пучок на затылке. Солист — высокий, стройный брюнет с пронзительными голубыми глазами, растрёпанный так, будто перед выступлением кто-то специально прошёлся по его волосам. Только вот эта небрежность была ему очень к лицу и, похоже, он об этом прекрасно знал. Ребята доиграли последнюю песню, когда Антон как раз доедал мороженное. Захватив с собой несколько вещей, раскиданных по ближайшим стульям, музыканты скрылись за одной из служебных дверей заведения. Антон задумчиво хлебнул из своего стакана фанту. — Прикольные ребята, да? — спросила мама. — Такие молодые, а играют как классно. — Ага, — задумчиво поддакнул Антон. Он ещё раз взглянул на дверь, за которой скрылись парни. Это всё? Они больше не будут играть сегодня? Время утекало из пальцев, как сухой песок — медленно и приятно. Они сидели за столом молча ещё какое-то время. По бутылке холодной фанты время от времени скатывались капельки конденсата. Оранжевый свет ламп бликовал на пузырящейся, шипящей поверхности газировки.  Антон заметил музыкантов через окно — те шли вчетвером к ближайшей на аллее лавке. Проследив за ними взглядом, он замешкался, а потом осторожно, немного нерешительно соскользнул со стула и сказал: — Я сейчас. — Ты куда, Антош? — вскинула брови мама. — Я скоро, — бросил он и побежал к выходу. Он выбежал из двери кафе, но весь его запал быстро померк так, что теперь он осторожно, будто крадясь, медленно шагал в сторону музыкантов, как бы просто наблюдая за ними со стороны. Двое из них курили, двое других что-то пили из банок, обмотанных пакетами. Время от времени они взрывались смехом, после чего ненадолго стихали и обсуждали что-то между собой, а иногда даже что-то доказывали друг другу с таким рвением, что вот-вот могли бы разругаться. Парни обратили на него внимание, когда он остановился буквально в нескольких метрах. Должно быть, не заметить его было трудно: мальчик молча стоял и смотрел на них, как бы собираясь что-то сказать. Гитарист, как раз докуривший и бросивший под ноги бычок, затушил его подошвой и, обратив на него весёлый взгляд, расплылся в улыбке. — Тебе чего, малой? Остальные глазели на мальчика с молчаливым любопытством. — Вы… — начал Антон робко. — Больше не будете играть сегодня? — Сегодня нет, — вмешался солист, приковав взгляд мальчика к себе. — А что, понравилось? Круто играем? Антон кивнул. Парни были намного выше него, и он, задрав голову, попеременно смотрел то на одного, то на другого. Солист — голубоглазый всклокоченный брюнет — лукаво улыбнулся ему и отпил из своей банки, как бы оценивая ситуацию, после чего сказал: — На следующей неделе играем в пабе «Ret». Среда, семь вечера. Забегай, если хочешь. Знаешь, где это? Антон смущённо почесал затылок. — В среду? — уточнил он. — А чего? Не можешь? Мальчик поджал губы и сказал: — Мы уезжаем во вторник.  В разговор вмешался коренастый гитарист: — Так ты не местный? Откуда ты? — Воронеж… — отвечал мальчик. Двое ребят присвистнули. Солист всё это время смотрел на него вкрадчиво и то ли с лукавством, то ли с интересом, замаскированным под хитрость. — А ты, — снова обратился он к мальчику, — музыкантом хочешь стать? Тот ненадолго задумался, задумчиво опустил голову и почесал кончик носа. — Нет, — отвечал он, снова подняв голову, — но мне понравилось, как Вы поёте и… — мальчик перевёл взгляд на остальных трёх. — Играете тоже очень круто. Парни, кажется, совсем не ожидавшие такого ответа и такой простой честности, добро хохотнули. Докуривающий в это время свою сигарету длинноволосый клавишник развеселился так, что случайно задымил стоящего к нему ближе всех солиста — тот несколько раз кашлянул, нахмурился и буркнул: — Лёх, ну просил же не дымить на меня! — Прости-прости, — извинился тот. Шагнув назад, брюнет ещё какое-то время отмахивал от себя дым рукой с ярко отражённым на лице недовольством. Антон изучающе наблюдал за тем, как это недовольство снова сменяется простодушием и добротой. Но стоило этому парню снова взглянуть на мальчика, как тот поджал губы и поднял ладонь в знак прощания. — Я побежал. Пока! — Бывай, малой, — бросил на прощание гитарист. Солист лишь молча махнул ему рукой с улыбкой. Антон проснулся, когда линия горизонта только-только начинала светлеть в предвестии рассвета. Свет ночника, так ими и не выключенного на ночь, подсвечивал плечо спящего рядом Арса. Антон обнимал его со спины, закинув на него при этом ещё и ногу. Увиденное только что во сне взбудоражило его с такой невероятной силой, что он просто не смог бы заснуть снова, пока не узнает, правда ли это или очередная угодная воображению галлюцинация. Антон осторожно обхватил плечо спящего и тихо позвал: — Арс… Арс. Тот шумно вздохнул, перевернулся на спину и сонно спросил: — Что? Что случилось? — Ничего, прости, — улыбнулся Антон, взглянув на его заспанное лицо. — Мне кое-что приснилось. Мне кажется, мы виделись с тобой раньше. Арсений приподнялся, подпихнув под спину подушку, потёр пальцами глаза и попытался сосредоточиться на говорящем, который сидел в кровати перед ним. — Мы ездили с мамой в Питер, — начал Антон. — Точно ездили, я это помню… Походу мне было тогда двенадцать. Вас было четверо, вы играли в каком-то кафе, где мы сидели. Я вышел на улицу и заговорил с вами. Ты помнишь такое? Задумчиво нахмурившись, Арс, по-видимому, копался в своей памяти. Антон продолжал: — Ты тогда сказал, что вы будете играть на следующей неделе, позвал на ближайшее выступление и спросил, не хочу ли я стать музыкантом… — А ты сказал, что не сможешь прийти, потому что скоро уедешь, — расплылся в улыбке Арсений и перевёл на говорящего тёплый взгляд. — Так это был ты? Как бы ища этому подтверждение, он мягко взял лицо сидящего напротив в ладони и удивлённо выговорил: — С ума сойти… Ты был таким маленьким. Антон смущённо поджал губы и кивнул. — Да… вымахал я уже где-то к шестнадцати. Я был ужасно застенчивым ребёнком… и до чёрта любопытным. — Ты и сейчас такой, — подхватил тот. — Только смелости поднабрался. Хотя… уже тогда был очень смелым. Другой бы точно к нам не подошёл. — А у вас у всех тогда уже, наверное, девчонки были? — хмыкнул Антон. — Да… По-моему, да. У меня точно была. В те годы у меня одни девчонки и были на уме. — А у меня… — задумался Антон. — У меня в двенадцать лет как будто абсолютный ветер гулял в голове. Только и думал, что погонять с пацанами во дворе да накупить в ларьке каких-нибудь сухариков и газировки. Арс задумчиво поглаживал его по волосам, как бы пытаясь выудить из памяти детское лицо того мальчишки. Антон поднял на него взгляд и улыбнулся. — Значит, в те годы у нас не было никаких шансов? — У нас и сейчас… — выговорил Арс. — Не так уж много возможностей быть вместе. Антон вздохнул, наклонился, поцеловал говорящего в уголок губ и потянулся к шее. Тот приподнял голову, подставляясь под чужие губы. Антон оставил на его шее несколько медленных, тёплых поцелуев и плюхнулся на подушку рядом. — Давай однажды… — решил он. — Когда нам осточертеет вся эта суета… когда совсем устанем скрываться… когда карьера начнёт катиться в яму… мы уедем куда-нибудь вместе? Бросим всё и уедем. Арсений задумчиво улыбнулся. — Звучит отлично. Давай… Я согласен. Солнце утверждалось в небе всё отчётливее. День обещал быть ясным. А может, то была хитрая уловка осени, готовой подарить городу ещё один ливень уже через несколько часов. В очередной раз угодив в ловушку сна, они, будто отодвинув жизнь на потом, отсрочив её и взяв беззаботную паузу, провалялись в кровати почти до самого полудня. «— Как Вас зовут? — Арс. Можешь звать меня так. А тебя как, малой? — Антон. — И что ты хотел мне сказать? — Я хотел сказать, что не хочу быть музыкантом. Но я знаю, что вырасту и возьму у Вас интервью. Я спасу Вас. И Вы снова сможете говорить. — Но я же разговариваю с тобой. — С Вами случится много плохого… — Тогда просто приходи, ладно? Я буду ждать тебя» Сквозь навалившийся сон Антон с трудом различил, как чужое дыхание греет затылок, как лежащий сзади осторожно поглаживает его по талии, как, забравшись под футболку, легко, почти невесомо проводит пальцами по коже, как бы оценивая её на ощупь. Его рука тёплая. Должно быть, теплее, чем огромный раскалённый шар, именуемый солнцем.

Там, наверху, всевышний был безмолвен.

Ему плевать, кто прав, а кто виновен.

Как быть? Кого наказывать, кого щадить?

Ушёл со сцены и сказал, что невозможно не любить.