В пределах шёпота

Арсений бросился к месту суматохи, опустился на колени и взглянул на лежащего. Губы, которые совсем недавно улыбались ему, были спокойны и неподвижны, глаза закрыты. Антон лежал на боку и выглядел так, будто просто-напросто крепко заснул. Так не выглядел бы даже человек, сбитый с ног большим количеством алкоголя. Сумбурно соображая, на что это похоже, Арсений взял чужое запястье и прижал палец к ямке у сухожилия, но пульс прощупывался слабо и был редким. Взяв лицо Антона в ладони, он осторожно приподнял одно из закрытых век, увидел устремлённый вперёд расширенный зрачок и почувствовал, как леденеет в ужасе собственное тело. Знакомый почерк… Незнакомцы задавали пианисту вопросы, а он не слышал. Поднявшись с колен, он взглянул на барную стойку: телефон Антона лежал у стакана с недопитым коктейлем. Арсений быстро взял чужой телефон и сунул в карман своих брюк. Обратив пристальное внимание на стакан, он почувствовал на себе взгляд бармена, и стоило поднять на него глаза, как тот нервно опустил взгляд и поспешил к служебной двери. Арсений всё понял. Под суетливый гомон голосов он снова метнулся к лежащему, приподнял его за руки, приведя в сидячее положение, и на корточках развернулся к нему спиной. Закинул чужие руки себе на шею и попытался встать вместе с ним. Ему помогли — менеджер, только что подлетевший к месту скопления людей, с кем Арсений был отлично знаком, поддержал Антона сбоку. — Арсений, — обратился он к нему негромко, как бы стараясь не привлекать лишнего внимания, — вы знакомы? Тот коротко кивнул и перехватил Антона за ноги, удерживая на спине. — Я позвонил в ближайшую частную клинику, — заверил менеджер. —  Машина будет здесь в ближайшее время. Говорящий был осведомлён о немоте пианиста, так что ответа на свои слова не ждал. Они быстро продвигались к лифтам. Шустро шагая рядом, менеджер нажал на кнопку вызова и продолжал короткий инструктаж: — Они подъедут к чёрному ходу. Ждите их там. Простите, но я не могу пойти с Вами, мне нужно разобраться с этим в ресторане. Справитесь? Двери лифта открылись перед ними. Арсений кивнул в знак согласия и быстро зашёл внутрь. Менеджер нажал нужные две кнопки, шагнул назад и, пока двери не разорвали их зрительный контакт, смотрел на пианиста с неподдельной тревогой и беспокойством, поджав губы. На первом этаже Арсений свернул в коридор к чёрному ходу — благо, был хорошо знаком с устройством отеля. Он понимал, почему менеджер так поступил: им не нужна шумиха у парадных дверей, ведь инцидент, очевидно, был из ряда вон. Но за это Арсений был ему очень благодарен: за оперативность и необходимую осторожность. Ни руководству отеля, ни Арсению, ни тем более Антону эта шумиха ни к чему. На повороте к нужной двери, Антон чуть не соскользнул с его спины. Арсений вильнул в сторону, наклонился вперёд в попытке удержать равновесие и с усилием перехватил чужие ноги, болезненно стиснув губы от боли, прострелившей запястье. Дверь, что выходила на неприметную часть улицы, располагалась как раз близ лестницы, так редко кем-либо используемой, а у стены оказалась лишь простенькая скамья, наверняка служившая местом перевала для сотрудников отеля. Арсений осторожно усадил Антона на неё, после чего, придерживая за голову, уложил набок. Метнулся к двери, выглянул и проверил, не подъехала ли скорая. На улице было тихо: лишь несколько припаркованных у выхода служебных машин.  Волнение и страх безжалостно отрезали от него по жадному куску, оставляя ему лишь кристальное отчаяние. Сев на корточки у скамьи, Арсений снова взял в ладони лицо лежащего и с мольбой выговорил: — Антон... Антош… Слышишь меня? Собственный голос был хриплым, шуршащим, надломленным, перемежался с потоками воздуха, гоняемого лёгкими с невыносимой частотой. — Держись. Всё будет хорошо. Скорая приедет… Он говорил, буквально выталкивая из себя звуки, словно бы пытался надуть воздушный шар, эксплуатируя собственные лёгкие, как насос. Неужели когда-то он пел? Голос был так слаб, нестабилен и напоминал заржавевший, пыльный механизм, сухой и очерствевший. А Антон оставался к происходящему всё таким же безразличным.  Арсений присел на скамью рядом, приподнял его голову и положил себе на колени. Ещё раз проверил пульс и зрачки, как вдруг расслышал за дверью шаги и окаменел. Эти шаги он узнает из тысячи. Так ходит только один человек. Неторопливо, широким шагом, ритмично клацая жёсткой подошвой ботинок, как метроном. До этого поглаживающий Антона по щеке, Арсений полез в карман собственных брюк и достал телефон. Большой палец, занесённый над экраном, как назло треморил и совершенно не слушался. Он включил диктофон, заблокировал экран и сунул обратно в карман ровно в тот момент, когда дверь открылась. — Как поживал? — раздался в тишине знакомый до отвращения и инстинктивного ужаса голос. — Дорогой… Арсений поднял голову. Тот остановился прямо напротив него. Как часто этот человек улыбался ему при встрече. Как часто это лицо искажали упрямство и злость. Сейчас же на нём не было ничего — безразличная маска, отдалённо напоминавшая человека, когда-то ему небезразличного. Однако не прошло и пяти секунд, как это самое лицо вдруг озарила странная улыбка.  — Рыбка моя немая… Как твои шрамики? Красиво зажили? То, с какой нежностью, с какой молниеносной сменой интонации и настроения это было сказано, повергло Арсения в шок. Этого человека не спасти. Уже нет. — Мне было интересно… Почему это ты вдруг решился на интервью? Столько времени прошло. А ты к тому же и говорить-то не можешь. Замерев, Арсений не отрываясь смотрел на говорящего исподлобья. Что этот человек ждёт от него? Что получит ответы на свои вопросы? Арсений упрямо молчал. И не стал бы отвечать, даже будучи прекрасно говорящим. — Ты думаешь, я совсем дурак и ничего не замечаю? — продолжал мужчина, сунув руки в карманы. Сказав это, он опустил взгляд на Антона, кивнув на него. — Узнаёшь препарат? А теперь плюсани сюда алкоголь и подумай. Арсений опустил встревоженный взгляд на Антона. Сверху раздался тихий смешок, и он снова поднял голову, метнув холодный взгляд на говорящего. — Да не боись. Доза не такая уж большая. Но затягивать нельзя. Прикольный парнишка… Даже интересно, живучий ли. Напряжённо хмурясь, Арсений обхватил голову Антона руками и притянул ближе к себе, как бы пытаясь огородить ото всех опасностей. Сверху серьёзно прозвучало: — Ты не будешь счастливым. Ты этого не заслуживаешь. Понимаешь, о чём я? После того, как ты обошёлся со мной. Ты отошьёшь ещё кучу человек. И его отошьёшь. И он тоже будет преследовать тебя, мудака ты кусок. Слушать это дальше Арсений был не намерен. Осторожно поднявшись, он развернулся к человеку, равному ему по росту, и молча вперил в него взгляд. — Что такое? Хочешь что-то сказать? А сможешь? Говорящий рассмеялся ему в лицо. Арсений и сказал бы да был умнее. В силу холодного расчёта говорить он сейчас не должен. И пока знакомое лицо кривилось в колком смехе, он лишь молча смотрел ему в глаза. Это его собеседнику совсем не понравилось. По-видимому, от него ждали совершенно противоположной реакции: страха или хотя бы взаимной злости.  — Вот говна кусок, — прошипели ему в лицо, — где эмоции растерял? Вместе с голосом просрал? Ты мне таким нихрена не нравишься, куколка. С этими словами говорящий опустил взгляд на чужую шею, зацепился пальцем за край расстёгнутой у горла рубашки. — Дай-ка гляну, ровно ли получилось. Я так старался. Он собирался расстегнуть несколько пуговиц, но Арсений поймал чужую руку и отбросил от себя. — Ты совсем охренел что ли? — ошарашенно выдал тот и снова потянулся к чужой рубашке. Но его руку снова отбросили: с расчётливой силой, совсем не похожей ни на агрессию, ни на страх. То было упрямое, хладнокровное действо по отстаиванию личных границ и готовность отвечать ровно с той же силой, с какой на него нападают. И это заставило нападающего, по-видимому, совершенно такого не ожидавшего, стушеваться. А шум приближающейся машины скорой помощи, раздавшийся за дверью, окончательно развеял всякую настойчивость. Мужчина метнул на него уничтожающий взгляд и зашагал к противоположной двери. Его удалявшиеся шаги раздавались в коридоре, пока машина, как расслышал Арсений, не тормознула наконец за самой дверью. Он выбежал на улицу и встретил врача — тот как раз вылезал из машины. — Сюда, пожалуйста, быстрее, — попросил он, указывая на дверь. Арсений решил ехать в больницу вместе с ним. Отвечая на вопросы врачей, он рассказал всё, что знал. Однако на собственный вопрос, будет ли Антон в порядке, конкретного ответа так и не получил — специалистам не понравился факт употребления алкоголя, сопутствующий обмороку. Дальше приёмного покоя его не пустили. Арсений наткнулся на врача, преградившего ему дорогу, и взволновано наблюдал, как Антона увозят на тележке-каталке. — Простите, но дальше Вам нельзя. Арсений достал из кармана телефон Антона и протянул врачу. — Вы могли бы передать это ему? Мне очень важно, чтобы он оставался на связи… Когда он придёт в себя? — Сейчас трудно сказать, в таких случаях всё индивидуально… — Он очнётся? — перебил Арсений. — Или есть угроза жизни?  Врач терпеливо вздохнул, поджал губы и взял протянутый ему телефон. — Я передам. — Спасибо… — растерянно поблагодарил Арсений. Вопрос, который был ему так важен, снова оставался без ответа. Врач прищурился, рассматривая стоящего перед ним. — Так в интернете врут про Вас? — Что? — не понял Арсений. — Вы разговариваете. Ответом была слабая, грустная улыбка. Врач похлопал его по плечу. — Вам лучше уйти. Вы же понимаете? Не подставляйтесь под удар журналистов. И ему, и Вам в любом случае достанется. К чему усугублять? — Вы правы. Врач был проницателен и, судя по всему, уже не раз сталкивался с инцидентами, которые могли стать отличной наживой для массмедиа. Должно быть, и лицо Антона было ему прекрасно знакомо. Но раз уж удара всё равно не избежать, Арсений собирался перетянуть всю его основную силу на себя. О диктофоне он вспомнил, только когда выходил из больницы. Достал из кармана телефон и остановил запись. Дело оставалось за малым: вырезать невыгодные для них с Антоном минуты. Остальное станет в его руках отличным оружием. 

***

Когда Антон пришёл в себя в том смысле, что был способен на человеческие функции, Стас как раз сидел у его кровати, что-то напряжённо читая в своём телефоне. — Антох, — удивился он, заметив рядом движение. — Ну ты как? Тот приподнялся, чтобы сесть в кровати — для удобства ему тут же подложили под спину подушку. Пока он пытался проморгаться и сообразить, что происходит, Стас сыпал последними новостями: — Ты не представляешь, чего мне стоило, чтобы меня сюда вообще пустили. Они, видите ли, кроме родственников никого не пускают. А какие нахрен родственники, если тебя в Питер занесло? Антон провёл руками по лицу, потёр глаза и обвёл взглядом белые стены больничной палаты. Его снова озадачили дробью вопросов: — Ну чего? Как ты? Есть контакт? — Да живой, живой, — наконец отозвался тот хрипловато. — Паршиво как, ты бы знал. Вчера… рвало и воротило весь вечер. Сам себе не рад был. Уж думал, откинуться проще, чем всё это… — Да ну тебя, придурок, — нервно усмехнулся Стас и приятельски хлопнул его по плечу. — Когда ты приехал? — Сегодня утром. Арсений написал мне о том, что случилось, и я сразу взял билет. — Арс… — задумчиво выговорил Антон, глядя на свои ноги, накрытые тонким белым одеялом. — А что случилось вообще? Где он сам? Стас вздохнул и развернулся к собеседнику, сев поудобнее. — В ресторане… — начал он. — А, — довольно быстро вспомнил Антон и тут же неприятно поморщился. — Помню. Свинтило как-то жёстко... Даже не понял, в чём дело… Эйфория какая-то ебейшая, как будто закинулся чем-то. С алкоголя такого не бывает, это точно. — Я разговаривал с врачом, он говорил о бензодиазепинах. — Это ещё что за фигня? — изогнул брови Антон. — Ну, что-то вроде психотропного, насколько я понял, — нахмурился Стас. — О транквилизаторах же слышал? — Слышал… — Ну вот, что-то вроде этого. — Это в коктейле что ли?.. — Ага. Медленно моргая, Антон ошарашенно глядел в одну точку перед собой, после чего задал ожидаемый вопрос: — Какая сволочь это сделала? — Я не знаю, Антох, но, похоже, дело пахнет полицией. И вряд ли мы выйдем сухими из воды. Хреновая заварушка, очень хреновая… — А где Арс? Он был тут? Ты видел его? Он в порядке? Стас перевёл на него взгляд и вскинул брови в удивлении. — Не видел ещё? — Что не видел? — Он в топе новостных запросов. «Жертва фаната». Новостники все как с ума посходили, только о нём и пишут сейчас. Ну и не мудрено… Случай реально жуткий. Антон побледнел, и Стас похлопал его по плечу. — Да ты чего, ну? С ним всё в порядке, он воюет на полную катушку. В интернете куча его фоток у полицейского участка, журналисты шныряют за ним по пятам. Он написал заявление на одного из своих бывших фанатов и даже дал новостникам письменный комментарий касательно того, что произошло между ними. — А этот мудак…? — В следственном изоляторе. Похоже, будет суд. Уголки губ Антона дёрнулись нервно и шокировано. Догадка о том, кто «выключил» его, вызвала табун неприятных мурашек и липкого отвращения. Он принялся искать взглядом свой телефон, ему тут же протянули его со словами: — Держи. Я подзарядил его. Пропущенных и сообщений было предостаточно. В основном от Арса и Стаса — похоже, пока единственных, кто был в курсе случившегося. Арсений: Напиши, пожалуйста, как очнёшься. Арсений: Или позвони, я очень жду. Арсений: Не спал всю ночь. Арсений: Я передавал врачу твой телефон. Тебе отдали? Мне сказали, что ты приходил в себя вчера. Как себя чувствуешь? Арсений: Я ужасно виноват перед тобой. Арсений: Я уничтожу этого ублюдка, обещаю. Прочитав это, Антон принялся набирать ответ. Скорость печати оставляла желать лучшего — пальцы тормозились так, словно долго лежали в холодной воде. Антон: Арс, я ок, оклемался, не переживай. Стас встал со стула, размял плечи и потянулся. Одно было ясно как день: он тоже не спал и ужасно переживал. Бледный цвет лица, вялые движения и красноватые уголки глаз. Антон озвучил свои догадки: — Нам нужно возвращаться в Москву как можно скорее? — Да, — вздохнул тот и добавил: — Я собираюсь поговорить об этом со врачом. Ему понимающе кивнули, и Стас вышел из палаты. Дожидаясь ответа Арса, Антон прочитал несколько свежих статей о случившемся. Фото привели его в ужас. Во-первых, он сразу же обратил внимание на перебинтованное эластичным бинтом запястье Арса, а, во-вторых, совершенно его не узнал. Да, это было его лицо, но оно было лишено всего человеческого: глухое безразличие, холод и непроницаемая маска нерушимого спокойствия. Бледно-серый цвет лица, бесцветные губы и слегка опухшие глаза. Письменный комментарий Арса в ответ на вопросы журналистов был заковычен и приведён в самом начале статьи. «Этот человек разрушил мою карьеру певца, оставил на моём теле сорок семь рубцов и лишил меня голоса. Долгое время я был сломлен и разбит. Но больше всего я жалею о том, что позволил ему спокойно ходить по земле, что не разрушил его жизнь так же, как он мою. Он заслуживает лишения свободы, и для этого я сделаю всё, что в моих силах» Помимо снимков самого Арса были использованы и фото некоего человека, причастность к инциденту которого Антон разгадал не сразу. С экрана на него смотрело совершенно ангельское лицо неизвестного мужчины, а комментарий гласил о том, что именно этим человеком и был задержанный по обвинению. Сообщение пришло, когда Антон дочитывал вот уже четвёртую статью. Арсений: Ты в больнице? Стас уже приехал? Антон: Да, он тут, но нам нужно возвращаться в Москву в ближайшее время. Он говорит, что дело пахнет полицией. Арсений: Это правда. Я разговаривал с менеджером отеля, он почти уверен, что без полиции дело не обойдётся. Но отелю эта шумиха не нужна, ты же понимаешь. Пострадавшая сторона — ты. И ты вправе подать заявление. Но я ужасно не хотел бы втягивать тебя в это. Сам понимаешь, что из этого выползет. Ладно ещё мы с ним… хотя и тут скорее всего копать глубоко будут. А раскопают наверняка всю подноготную, у этого придурка язык без костей. Но если и тебя ещё заденет… Тогда и нам с тобой будет непросто. Антон: Я тебя понял. В полицию не сунусь, мне это не нужно. Не дурак, всё понимаю. Если вмешаюсь ещё и я, будет шляпа полная. Ты хочешь воевать в одиночку, так? Арсений: Да. Антон: Ты очень дорог мне, Арс. Но если я могу помочь только своим молчанием, то я буду молчать. Арсений: Спасибо тебе. Антон: Как поступишь? Арсений: Судиться буду. Упеку его за решётку. Антон: А что с твоей рукой? Я видел фото. Арсений: Ничего серьёзного. Врач сказал, что это ненадолго. По прогнозу, не больше месяца. Антон: Ты не сможешь играть всё это время? Арсений: Не переживай. Антон напряжённо хмурился и покусывал губу со внутренней стороны. Что же произошло? Почему Арс не хочет говорить о причине травмы? Антона переполняли противоречивые чувства. Злость на человека, который попытался разрушить их тихое счастье, что они так пытались спрятать от посторонних глаз. Сожаление. Собственное бессилие. Нежность к тому, кому набирал сообщения. Антон: Я так горжусь тобой, Арс. Ты невероятный. Ответа не последовало, и Антон лишь надеялся, что этим сообщением вызвал у собеседника улыбку. Отложив телефон, он сбросил с себя одеяло и свесил с кровати ноги. Трубка капельницы тянулась от локтя к расположенной рядом стойке. Желудок пуст, голова полна колючей металлической стружки, а руки и ноги сродни не выжатым до конца, скрученным, сырым и вялым тряпкам. Отвратительно. Он попробовал встать, но прошёл совсем немного — до зеркала и обратно. Впрочем, лучше бы не ходил. Видок у него был что ни на есть ужасный. Такой, словно его вытащили прямиком с того света. Антон: Мы сможем увидеться перед отъездом? Арсений: Я сейчас под пристальным вниманием журналистов. Боюсь, что нам пока лучше не видеться. Я обязательно приеду в Москву, как только раскидаюсь со всем этим. Мы ещё увидимся, обещаю. Антон: Не давай так много обещаний. И не бери на себя столько ответственности. Я хочу, чтобы ты оставался человеком. И если тебе понадобится помощь, попроси. Не пытайся решить всё в одиночку. В палату вошёл Стас и коротко обрисовал разговор со врачом, после чего подытожил: — Всё зависит от твоего состояния. Мы можем уехать послезавтра. Но в Москве надо будет ещё понаблюдаться. Что думаешь? Чувствуешь в себе силы? — Не развалюсь, — решительно отвечал Антон. — Бери билеты на послезавтра. Сказав это, он почувствовал в руке вибрацию телефона. От сообщения, которое он прочитал с экрана, в горле встал ком. «Ты самое дорогое, что у меня есть»