В пределах шёпота

— К сожалению, я не знаю жестовый язык, — начал Антон со спокойной, приветливой улыбкой. — Но если бы знал, то говорил бы с Вами на нём. Это могло быть первое интервью с субтитрами, представляете? Они сидели друг напротив друга в креслах. Съёмка началась. На Антоне были свободные тёмные брюки, джемпер апельсинового цвета, из-под которого на шее выглядывал край чёрной футболки и цепь с крупными звеньями цвета серебра. Он был открыт во всём: спокойно расставленные ноги, лежащие на подлокотниках руки, прямой взгляд, не скрываемый прежней тенью кепки. Арсений — в тёмно-синих джинсах и чёрной рубашке. — Итак, — продолжал Антон, — сначала я хотел бы уточнить несколько основных моментов. Вы потеряли голос около двух лет назад? Арсений ненадолго задумался и кивнул. Если быть точным, то два года и два месяца назад — этот период в жизни он, как бы ни хотел, вряд ли когда-нибудь забудет. — После того, как потеряли голос, около года Вы почти не появлялись в медийном пространстве, а ещё через год уже заявились как пианист. Кивок. — Хорошо, я понял. Итак… Насколько я понимаю, есть несколько видов и причин потери голоса, — продолжал интервьюер, не отрывая взгляда от своего гостя. — Дисфони́я и афони́я. Арсений согласно кивнул. — Тогда давайте попробуем разобраться. При дисфонии меняются свойства голоса, при афонии голоса нет совсем. Я попробую сделать предположение. Вы можете говорить, но предпочитаете молчать, потому что Ваш голос неблагозвучен? Арсений поджал губы и отрицательно покачал головой. — Вы не можете говорить совсем? Кивок. — Я понял… — задумчиво согласился Антон и продолжил: — Тогда поговорим о причинах. Потеря голоса была связана с карьерой певца? Быстрый кивок. Антон прищурился и опустил взгляд на скрещенные на коленях руки собеседника, после чего снова заглянул в чужие глаза. — Это было что-то вроде профессиональной ошибки? Переусердствовали, не уследили, переборщили? Вовремя не обратились к врачу? Снова кивок. И слегка побледневшие в напряжении костяшки пальцев, сложенных теперь в замок. — Вы вините себя в этом? Несколько секунд Арсений глядел в чужие глаза, словно бы ища в них что-то, после чего кивнул — куда более слабо, но оттого с большей честностью. Антон повёл губами и легко провёл пальцем по кончику носа, как бы решая, какой темы коснуться дальше, хоть и в этой, казалось, разобрался не до конца. — А теперь давайте представим, что голос к Вам вернулся. Арсений вскинул брови в сдержанном удивлении. — Как бы Вы тогда поступили? — с этими словами Антон вытянул перед собой обе руки, как бы взвешивая два решения. — Вернулись бы к карьере певца? Или остались бы пианистом? Арсений медленно опустил глаза, пробегаясь задумчивым взглядом по окружавшим его предметам. Раньше он о таком не задумывался. — Я понимаю, вопрос не простой, — согласился Антон. — Можно уточнить? Вы ведь занимаетесь фортепианной игрой уже давно? Задолго до того, как стали певцом? Ему кивнули. Тогда интервьюер ненадолго замолчал, предоставив собеседнику пространство для размышлений. Прижав несколько пальцев к уголку губ, Антон осторожно, словно притаившись, наблюдал за чужой мыслью, так отчётливо отражённой на лице музыканта. Когда ему наконец удалось поймать чужой взгляд, Антон заговорил: — Так что? Вы вернулись бы к карьере певца? Отрицание. Теперь удивлён был Антон. Его губы сложились в улыбку, полную живого интереса к собеседнику. — Значит, Вы больше пианист, чем певец? Недолгое раздумье и кивок. — Но это ведь не отменяет того, что вернуть голос Вы бы всё-таки хотели? Ожидаемый кивок. — Тогда я хотел бы узнать о медицинских прогнозах. Что говорят врачи? Есть ли шанс, что голос к Вам вернётся? Кивок. — Вы проходили лечение на начальных стадиях? Кивок. — И это не дало никаких результатов? Кивок. Антон снова задумчиво прищурился, вперив в сидящего напротив вкрадчивый взгляд. — Это трудно? Жить без голоса. На губах Арсения появилась сдержанно-вежливая улыбка, тёплая и грустная. — Простите, — извинился Антон. Этого вопроса он не планировал. Он был сбит с толку той живой вовлечённостью, тем великодушным теплом и неподдельным интересом во взгляде своего гостя, словно бы говорил с кем-то близким. — Сейчас Вы играете в составе небезызвестного оркестра, — продолжил Антон. Кивок. — Есть ли у Вас какие-то сольные выступления? Осторожный кивок. Обдумывая это, Антон покусывал губу со внутренней стороны. Насколько он был осведомлён, о сольных концертах Арсения ничего неизвестно. — Вы не хотите это афишировать? Снова кивок. — Я понял. Если это так, то Вам это удаётся. О Ваших сольных выступлениях в интернете нет ни слова. Снова лёгкое напряжение в пальцах пианиста. Заметив это, Антон понял, что был не очень осторожен, и решил быстро это исправить. — Это Ваше право. И если кто-то заходит за эти рамки, если кто-то делает подкоп под стену, которую Вы строите, он вряд ли Ваш настоящий фанат. И уж тем более вряд ли хороший человек. Скорее, сталкер, потерявший чувство такта. Ведь тот, кто искренне Вами восхищается и уважает, никогда не сунет нос в то, что Вы хотели бы скрыть, согласны? Арсений смотрел на говорящего без улыбки, но в его чутком, внимательном взгляде появился блеск. Вот, на что был способен Антон? Да, это точно: именно таким он и был. Этот человек мог позволить себе больше, чем кто-либо другой, мог обличить своё недовольство и осуждение в форму предупреждения и угрозы. А это были именно они. Интервьюер только что встал на защиту пианиста и буквально заявил, что осуждает любое вмешательство в скрытую от глаз поклонников сторону жизни. Антон не жалел о сказанном. Это читалось в его твёрдом взгляде, который нисколько не всколыхнулся, не потускнел после этих слов, не потерял своей убеждённости и огонька, какие бывают у борцов за справедливость. Вопрос, однако, всё-таки остался без ответа, но, глядя Арсению в глаза, Антон понимал, что в подтверждении нет необходимости — его собеседник был с ним полностью согласен. — Как Вы стали бы вести со мной диалог, если бы могли говорить? На «ты»? Отрицание. Антон улыбнулся. — На «Вы», значит? Кивок. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Арсений понимал, о чём идёт речь: обычно Антон вёл разговоры со своими гостями на «ты». Тех, к кому он обращался на «Вы», можно было пересчитать по пальцам. И, конечно, это накладывало определённый отпечаток на беседу и должно, казалось бы, создавать определённую дистанцию, но дистанции Арсений вовсе не заметил. Антон, как и всегда, был искренен и честен. — Оказывается, диалог можно строить даже так. И я бы не сказал, что это как-то помешало нашей коммуникации, — легко улыбнулся Антон в завершение разговора. — Спасибо Вам.

***

Арсений поймал на себе взгляд Антона, когда тот стоял на выходе из студии. Через секунду тот скрылся за дверью с какой-то недосказанной эмоцией, как будто требующей завершения. Всё было отснято, Серёга обговаривал со Стасом рабочие моменты. Оценив обстановку, Арсений решил выиграть немного свободных минут — тут он вряд ли может быть чем-то полезен. Всю основную информацию и контроль на себя возьмёт его менеджер, в профессионализме которого сомневаться не приходилось. Он вышел из студии и огляделся. Антон стоял у двери на лестничную площадку, прислонившись плечом к стене. Его глаза странно сверкали в тени козырька кепки, вновь им надетой. Словно дожидаясь пианиста, Антон устремил на него взгляд и оторвался от стены, как бы ожидая, когда к нему подойдут. Арсений расценил это как негласный знак и подошёл к интервьюеру с очевидным вопросом во взгляде. — Если честно, — тихо начал Антон, будто втайне ото всех. — Я был уверен на девяносто процентов, что Вы откажетесь от интервью. Тот вопросительно поднял брови. «Почему?» Будто прочитав этот вопрос на чужом лице, Антон попробовал объяснить: — Ну, насколько я знаю, после потери голоса Вы отказывались даже от письменных интервью. Тогда с какой бы стати Вам соглашаться на «живое»? Ещё учитывая то, что Вы в рамках между «да» и «нет». Молчащий задумчиво скривил губы. — Или наоборот? В рамках комфортнее? Арсений перевёл на него взгляд и кивнул. — Вы круто играете, — последовал неожиданный комплимент. Пианист не сдержал улыбку. В движениях Антона читались какие-то очаровательные спонтанность, торопливость и робость, каких на интервью он не замечал. — Спасибо, что согласились. Арсений шагнул навстречу, не оставив между ними и полметра, осторожно коснулся чужого плеча, привстал на цыпочки и потянулся к чужому уху. Раскрыв глаза в удивлении и невольно склонив голову, Антон почувствовал на виске тёплое дыхание и расслышал слабый шёпот: — В жизни… Вы совсем другой. Оба расслышали, как в студии громко прощаются. Серёга вышел из двери через несколько секунд, и Арсений быстро направился к нему. Пианист и его менеджер попрощались с несколькими членами команды в коридоре. Они ещё раз пожали друг другу руки и расстались на положительной дружеской ноте. Больше Антон не поймал взгляда пианиста ни разу — тот как будто намерено избегал зрительного контакта. Шмыгнув в курилку и сунув в губы сигарету, Антон какое-то время сидел в пространном бездействии, уставившись в стену рассредоточенным взглядом. Потом дотронулся до уха и несколько раз непонятливо моргнул. Вспомнив о сигарете, он наконец поднёс к ней зажигалку и щёлкнул кнопкой. В прищуренных глазах сверкнул маленький огонёк. Пианист шепнул ему на ухо? Значит, вот как он мог разговаривать? И что это значило? Что он имел в виду?