Анафема

      Чем больше Люцифер рассказывал Лилит о тайных знаниях, тем больше Лилит понимала, что она такое и что такое она и он. Люцифер научил ее, что любовь — это необъятное, как космос, понятие, оно столь многогранно и многолико, что существует везде и всюду, куда бы она не взглянула и что бы она не услышала; проще существует ненависть — вечный антагонист и противоборец, темное и пагубное чувство в единственном своем образе, но такое же необходимое, как и любовь.       Лилит складывала брови и поджимала губы в тонкую линию, ближе прижимаясь к Люциферу: — Уверен ли ты в этом? Любовь как будто гораздо более лучше, разве нет? — Не совсем. Мироздание устроено так, что на каждое действие есть противодействие, а на каждое слово «да» есть две тысячи слова «нет». Одно без другого не может. — Но ведь раньше могло? И все ангелы живут без ненависти. — Они думают, что живут так. Они не хотят видеть правды, как не хотят ею делиться с вами.       Лилит замечала, как светлые брови серафима сводятся к переносице — он не хочет продолжать разговор. Всякий раз, когда она так или иначе затрагивала больную для Люцифера тему, ей самой становилось гадко. Лилит будто переживала сама те опасливые взгляды, упреки и недовольства, и сердце ее неприятно сжимало грудную клетку. Скоро она узнает, что название этому малоприятному ощущению — эмпатия.       Вместе с тем, как разум Лилит наполнялся все новыми и новыми открытиями, как расширялся ее кругозор, душу ее поглощало Великое Зло, на сдерживание которого уходили ангельские ресурсы. Она не замечала эту тьму до того момента, пока прикосновение Адама не вызвало у нее отвращение. И Лилит не испугалась этого чувства, напротив — оно привело ее в неописуемый восторг. Наконец она осознала, что на самом деле крылось за пеленой незнания, и какое огромное одолжение сделал Люцифер, одарив новаторскими мыслями. И с тех пор каждое слово Адама, каждое движение, само присутствие вызывало зуд где-то под языком, а желваки непроизвольно выдавали злость женщины.       В противоположность омерзения к Адаму, Лилит все крепче пленилась Люцифером. Первая Женщина тянулась к ангелу и его безграничным знаниям, желая больше и больше. Он показал ей все доступные пониманию человека формы любви: от ласкового сторге до эйфорического эроса; не осталось следа от той святой невинности и неопытности, что заложили в нее старейшины Рая. Лилит окончательно разобралась в себе и мировоззрении, переродившись полностью другим человеком.       Люцифер же не переставал восхищаться возлюбленной, и одних встреч украдкой становилось мало. Все, чего он хотел — сбежать из этого бренного мира и до самого упокоения лицезреть благолепие Лилит. Вероятно, молодой ангел был неосторожен со своими желаниями, потому как очень скоро Райский город посетили ужасные вести.       Сера созвала собрание. Величественная и взволнованная, она возвышалась в зале совета и с трудом контролировала рост новых глаз на каждом дюйме ее тела. Люцифер сглотнул и изо всех сил старался не смотреть на нее. Пришлось даже спрятать шляпу подальше от гнева верховной старейшины.       Сера сдержано выдохнула и начала: — Спасибо вам, что откликнулись и столь быстро собрались. Недавно — можно сказать, только что — я узнала пугающую новость от нашего любимого создания, от Первого Мужчины, о том, что Первая Женщина покинула сады Эдема.       По залу разлетелся встревоженный и недовольный шепот. Люцифер старательно попытался вторить их голосам, а у самого в ушах отвратительно гудело так, словно совсем рядом зазвенели сотни колоколов, объявляющих набат. Ему стоило титанических усилий унять ту панику, что скручивала его внутренности, пока Сера продолжала: — Лилит скрылась от нашего взора намеренно, и я не в силах найти ее за пределами Эдема; это конец. — Но что же все-таки произошло? Разве не было причины? — Верно, быть может, еще не все потеряно?       Старейшины наперебой осыпали верховную вопросами, а Люцифер сдерживал отчаянный крик, который встал комом в глотке. Кроме одной мысли «мне надо лететь за ней» в светлой голове было пусто. Но он оставался прикован к своему месту в ложе, не смея пойти против небесной воли, и боялся гнева Серы. Словно прочитав его грязные мысли, она сверкнула глазами в светлую макушку, однако же, не заметив утайки в глазах непоседливого серафима, прикрыла глаза и вскинула руку в мягком жесте: — Зло всецело охватило душу Лилит. Теперь лишь раскаяние единственный путь ее, и на все будет воля Божья. Если удастся отыскать ее в бескрайних землях за пределами Эдема… — Я могу!       Люцифер прикусил изнутри щеки и почувствовал кислый вкус собственной крови. Десятки пар глаз уставились на него: кто-то смотрел со смятением, кто-то со скептицизмом, и только Сера — с негодованием. Все терпеливо ждали объяснений, и Люцифер выпалил первое, что пришло ему в голову: — Я понимаю ваше недоверие, — он расправил крылья и вылетел из ложа. — Однако ж не заслужил ли я доверия вашего? Не покаялся в содеянном новаторстве? Нарушил ли я слова?       Он удивлялся, насколько легко ложь вылетает из его рта, и как ни толики укусов совести не чувствует он внутри живота. Люцифер продолжал, уже поравнявшись с верховной: — Сера, тебе ведь известно это более других. Я могу помочь — я знаю земли за садом лучше, чем кто-либо. Позволь же мне отплатить вам за вашу доброту ко мне! Приложу все усилия, лишь бы представить Первую Женщину перед Судом.       Сера чуть сжимала маленькие ладони серафима и печально внимала его пылким речам. Двоемыслие, будто паразит, разворошило весь ум, и титанических трудов стоило ей принять решение: — Так тому и быть. Люцифер, верни нам потерянное дитя песков Земли. Постарайся как можно скорее; человеческое существо не может долго жить без второй половинки своей.       На радостях Люцифер облетел Серу и сгреб ее в широкие объятия, но тут же смущенно отпрянул, обеспокоенный, как бы она не распознала этот жест как излишне и подозрительно дружелюбный. Но ласковая и падкая на светлые эмоции, Сера ничуть не смутилась, сдержанно посмеялась и одобрительно кивнула. Ни минуты не теряя, Люцифер направился искать Лилит.       Он знал, что далеко уйти она не могла, а возле входа в Эдем Люцифер знал каждый укромный уголок. Земля всегда казалась ему чем-то более реальным, чем райский сад: она была лишена той вычурности и фантазийности, проста и неприглядна, местами неказиста, однако ж в обыкновении и крылась красота. Не каждый цветок благоухал, не каждое животное позволяло к себе прикасаться; Земля опасна и непредсказуема, а оттого и притягательна в сути своей. Желание исследовать и первооткрывать, преодолевать трудности и развиваться — все пути открыты за этих просторах.       Как рыба в воде, Люцифер стремительно пролетал над высокими лиственницами, над раскидистыми зелеными полями, над бирюзовыми реками и скалистыми горами, и сердце его сжималось за Лилит. Он боялся, что она подвергнет себя опасности в малознакомом мире, и только жажда скорее увидеть ее целой и невредимой подпитывала силой его могучие пары крыльев лететь без устали.       Недолго длились поиски: Лилит сидела на большом камне, ссутулившись и уперевшись локтями в бедра. Ладони скрывали ее тихий плач и покрасневшее от слез лицо. В волосах запутались мертвые листья и ветки, колени и ступни жестоко изодрались от несчетных падений, а вокруг тонкой шеи созрела страшная гематома. Услышав шорох, она инстинктивно вскинула голову, и слезы полились ее с новой силой, перерастая в истерический припадок и истошный вопль. Она уткнулась в Люцифера, как в последнюю надежду, и плакала, плакала, плакала, пока слезы не кончились, а вместе с ними и остатки сил. — Не вернусь… не вернусь, никогда… будь все проклято, проклято вовеки… — бормотала она, как в бреду, впиваясь в плечи серафима. — Милая моя, прелестная, душа моя, что же случилось? Почему ты сбежала из Эдема, из этого райского уголка? Дай же мне излечить тебя, ну же… тш-ш, не плачь, я прошу тебя, иначе сердце мое разорвется на миллионы кусочков…       Люцифер упал перед ней на колени и прильнул губами к израненным ступням, покрывая их кроткими и чуткими поцелуями, обнимая колени руками и крыльями и вытирая собственные слезы. Лилит, видя, как любимый терзается за нее, успокоила свою печаль, и теперь периодически тихо шмыгала носом, поглаживая мягкие перья. Серафим воззвал к светлым силам, и золотой свет исцеления впитался в раны Лилит: они затягивались на глазах безболезненно, не оставляя за собой уродливых шрамов. Лилит не чувствовала больше саднящего зуда и физической усталости, и лишь после того, как Люцифер закончил, она дала ответ на его молчаливые вопросы: — Я не могла больше оставаться с ним. Адам требовал от меня повиновения, быть до конца жизни и до Суда Божьего зависимой лишь от его воли…       Люцифер несдержанно перебил с перекошенным от возмущения лицом: — Но вы ведь оба сотворены из песков Земли! Вы равны в сути вашей! Как он посмел?! — И я ведь тоже самое ему твердила, однако ж ты видел, что он решился сделать… — неосознанно Лилит потерла шею. — Хотел силою заставить подчиняться. Жалкий болван! Мне противны все воспоминания, с ним связанные. Ах, как бы хотела я забыть его! Все его прикосновения и речи, до такой степени он мне омерзителен!       Внутри Люцифера кипела страшная буря эмоций, такая, какой ранее никогда он не переживал, и уже не был уверен, способен ли он дать названия этим разрывающим и подпитывающим одновременно ощущениям. Точно знал он лишь одно: проснулась в нем жестокость, что никогда не была свойственна ни одному ангелу. Он хотел растоптать, разорвать, растерзать мерзавца, что не достоин и тени Первой Женщины. Захоронить глубоко под холодной землей, утопить в глубокой реке, поднять ввысь и скинуть, вслушиваясь в страдальческие крики и мольбы о помощи. — Люцифер? Ты меня пугаешь… ты выглядишь странно.       Он вышел из оцепенения и понял, что каждый мускул на его лице свело судорогой, а губы застыли в какой-то кровожадной ухмылке. Он вновь бросился к ногам Лилит, моля прощения за то, что посмел испугать ее и без того израненную душу. Через некоторое время после взаимных ласк и успокоений, Люцифер разочарованно предупредил, что не сможет остаться здесь навсегда: ангелы что-то заподозрят и будут искать их, а после одному Богу известно, что они с ними сделают. Лилит покивала головой, прекрасно представляя весь ужас последствий, и согласилась на незамысловатый план Люцифера, заключающийся в его великом обмане старейшин и бесконечном поиске Первой Женщины.       Тянулись дни за днем, перерастающие в недели, месяцы, и так минул год. Лилит совсем перестала бояться новых земель и с превеликим удовольствием продолжала жизнь в неизведанном. Люцифер же не остановился бессовестно лгать старейшинам, и, к некоторому удивлению, никто не разгадал его коварных планов, а напротив: ангелы сопереживали ему и искренне беспокоились, прося не перенапрягаться и быть крайне осторожным. Сера извечно повторяла: — Земля — барьер между Добром и Злом, Люцифер. Однако ж Зло разрастается вне нашего контроля медленно, но верно. Помни об этом, помни всегда.       Люцифер слышал, но не слушал. Он знал в разы больше о чреве этих мест, знал множество деталей, и с уверенностью мог сказать, что ничего пагубного там и в помине не было. Для него и Лилит Земля стала убежищем, их личным Раем, вдали от ангельских предрассудков и небесной чопорности.       Незаметно для обоих, силы их пробуждались с ненормальной скоростью. Люцифер освоил искусство метаморфоза и почти в идеале умел превращаться в любое создание, будь то шипящая гадюка или горный орел. Он вобрал все имеющиеся знания в один лишь плод яблони, чтобы не пришлось более разжевывать каждую мелочь, чтобы мелочь эта самостоятельно затекала в разум будущего рода человеческого. Лилит же интуитивно научилась делам более «приземленным»: из податливых веток и широких листьев она создала свою первую одежду, из остроконечной палки научилась ловить рыбу в небольшой реке, а из камня — высекать искры и разводить теплые костры. Лилит стала более уверенной и смелой, и это очаровывало Люцифера все сильней. Он знал, знал, что Первая Женщина должна была быть именно такой: свободолюбивой и независимой, и ему льстило, что именно он выковал ее из мягкой податливой глины в твердый несгибаемый камень, и что душа ее всецело принадлежала ему, как и наоборот.       Люцифер собственноручно соткал из солнечного света длинное белоснежное платье, и Лилит впервые надела настоящую одежду — момент этот навсегда отпечатался у нее в памяти. Кружась на поляне под солнечными лучами и заразительно смеялась, она вдруг сказала: — Пока тебя не было, я придумала, что еще возможно сделать со звуками, послушай.       И она запела. Это был незамысловатый набор протяжных гласных, в несочетаемой мелодии, но у Люцифера затрепетали перья от сладкой неги. Голос Лилит предстал с другой стороны: мягкий и нежный, в нем слышались самые разные переливы и за прикрытыми веками вспыхивали самые прекрасные образы. Так зародилась музыка.       А однажды все начало терять контроль; Сера созвала серафимов, что не сулило ничего хорошего. Она скорбно произнесла: — Поиски Люцифера ни к чему не приводят, он все дальше и дальше улетает от Эдема, где на каждому шагу поджидают кошмары… так больше продолжаться не может. Друзья, пора нам принять непростое решение и создать новую жену для Адама; душа его совсем истосковалась по себе подобному.       Заявление это повергло в шок не только Люцифера. Собрание продолжалось бесконечно: рассматривали варианты, взвешивали все за и против, решали дальнейшую судьбу детей человеческих за них же. Люцифера воротило от каждого слова и от каждого предложения, он упорно молчал и никак не комментировал унизительную затею. В конце концов было решено воссоздать женщину из ребра Адама, дабы не решилась она ставить себя выше мужа, и имя ей было даровано Ева.       Лилит разделила точку зрения возлюбленного и негодующе отозвалась: — Так не может продолжаться, Люцифер. Ангелы ничего не ведают, они слепы, глухи и глупы. Разве знания твои навредили мне хоть сколько-нибудь? Отнюдь, с ними я обрела крылья и наконец упорхнула из тесной клетки. И Ева… сердце разрывается от осознания того, что судьба сестры моей в руках этого прегадкого Адама! Нам нужно открыть ей глаза, показать, как широк и превосходен мир! Ну же, милый мой, что ты думаешь об этой затее?       Без задней мысли Люцифер согласился спасти Еву от святых оков и вечного прислуживания мужу. Пара поставила справедливость выше страхов быть пойманными, и одному Богу известно, что ими двигало: собственно зародившиеся намерения или тихое нашептывание Великого Зла, что давным-давно поселилось внутри их сердец. План был до ужаса прост: пробраться в сады, укрывшись за высокими кронами пушистых деревьев и густыми облаками, и предложить Еве плод знаний, а уж примет она его или нет — на то ее воля.       Они прождали несколько недель, пока серафимы не послабят надзор за Евой, и вот в предначертанный день Лилит и Люцифер прокрались в Эдем и скоро отыскали новорожденную; Ева стояла у деревца и смотрела куда-то в пустоту: темные глаза ее, казалось, бесповоротно были лишены жизнелюбия и азарта. Она была невообразимо тщедушна и бледна, волос цвета свежей почвы местами собрался в плотные колтуны. При виде этой ни то живой, ни то мертвой Адамовской куклы Лилит всплеснула руками и прикрыла рот ладонью, сдерживая нахлынувшие слезы обиды. Люцифер ласково приобнял ее крылом и уверенно кивнул. Они вышли из укрытия и показали себя.       Ева отмерла и даже слегка удивилась необычным гостям. Она глупо склонила голову набок, ожидая их первых слов, и они заговорили: рассказали, кто они и для чего здесь, рассказали, кто она и для чего создана. Все их речи она молча наблюдала за божественной красотой Лилит, с которой она и рядом не стояла, и за чудным Люцифером, сладострастные слова которого возбуждали в ней что-то недавно утраченное. И наконец, когда серафим протянул ей плод цвета людской крови, Ева дала им услышать свой голос, хриплый и измученный, и увидеть слабое подражание дружелюбной улыбки: — Я приму ваш дар. И пусть это станет началом конца.       Едва Ева надкусила плод знаний, как яркая вспышка ослепила всех троих. Миг — и обстановка вокруг сменилась, а Люцифер слишком поздно понял, кто и куда их перенес. За спинами искусителей многоголосно раздались стальные слова верховного серафима: — Вот и вы.