Тысячелетняя ночь

      Спала я в эту ночь очень плохо: жёсткая постель, колющаяся чем-то в спину, духота и жара, захватывающие моё практически полностью раздетое тело под тонкой простынёй, а затем ближе к рассвету озноб из-за резко-понизившейся температуры, который вынудил сжаться в комочек и дрожать, не дали нормально выспаться и не позволили даже провалиться в глубокий сон — несмотря на пережитый стресс, я пребывала в состоянии неясной полудрёмы, на грани яви и сна, слишком напряжённая и, кажется, готовая в любой момент сорваться с места. Мне чудилось, что я будто всё время лежу и смотрю на деревянную обычную дверь в мою небольшую комнатушку-закуток, на обычную слишком хлипкую щеколду на ней, и всё жду, когда она сдвинется, когда дверь распахнётся и впустит внутрь высокую стройную фигуру в полурасстёгнутой рубашке и чёрных облегающих брюках, как застучат каблуки кожаных ботфортов по мраморным плитам… однако на сей раз равнодушия на лице Сонхва я не увижу.       Там будет тёмное, неотвратимое в своей мрачности вожделение.       Открыв глаза утром, я первым делом ощутила резь в них, моргая и с тянущим чувством безнадёжности рассматривая потолок над собой.       Кремово-мраморный, залитый золотым солнечным светом из узкого окна в конце комнаты. Но самое важное — абсолютно незнакомый.       Я понимала, что всё произошедшее ночью не было бредовым сном или моей галлюцинацией — в конце концов я слишком отчётливо помнила, как вчера Сонхва провёл меня по склону холма через прохладный сад, и, приоткрыв дверь в громадный, сокрытый чернотой ночи замок, позволил зайти в неширокий облицованный холодными каменными плитами коридор. Тускло вспыхнувшие канделябры на стенах слабо осветили пространство, позволяя слегка щурясь осмотреться: времени на это мне, впрочем, не дали — Сонхва незамедлительно прошагал вперёд, бросив небрежное, но неизменно властное:       — Иди за мной.       И мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться.       Пройдя по прямой мимо множества дверей — в том числе двустворчатых — и множества статуй, Сонхва наконец остановился возле неприметной дверцы с грубо вырезанной ручкой, которая, как выяснилось, вела в совсем маленькую тёмную комнатушку, предназначенную мне. Я вежливо, чуть растерянно поблагодарила демона и под его невыразительным взглядом скользнула за дверь, тут же запирая её изнутри на щеколду. Без освещения я тогда с трудом нашла постель — просто сделав пару шагов я в итоге споткнулась о неё в темноте: наощупь забралась на жёсткий матрас или подобие него, разделась до нижнего белья, скинув все свои вещи на пол, и скользнула под покрывало, не имея ни сил, ни желания искать в рюкзаке пижаму. Покрывало на поверку оказалось простынёй из какого-то очень жёсткого хлопка, неприятно ощущавшегося на коже, а матрас под спиной был таким тонким, что сквозь него я ощущала деревянное основание кровати: однако несмотря на эти неудобства я всё равно постаралась поспать, чтобы через несколько часов не чувствовать себя хотя бы разбитой.       И сейчас, лёжа на постели, я могла сказать, что у меня вроде как получилось. Усталость была, но она была не всепоглощающей и медленно отходила на второй план, уступая место решимости и бодрости.       Ох уж эта с детства воспитанная привычка: сначала действовать, биться из всех сил, искать решения любой задачи, сделать всё, что возможно, и лишь только потом отчаиваться и плакать — это было то, за что я благодарила папу. Именно такая черта не позволит мне сдаться там, где другие опустят руки.       Решительно сев на постели, я впервые оглядела своё новое пристанище — мысль о том, что это ненадолго глухо отзывалась на краю сознания, проигрывая здравому смыслу, который мрачно предрекал, что свыкнуться с этим жилищем мне придётся.       Солнечный свет, льющийся из узкого окна в дальней части комнаты, выхватил в тщедушном пространстве ряды шкафов, что выстроились у правой стены моего обиталища— они стояли впритык друг к другу от самой двери и практически до самого окна: у этого окна, совсем небольшого, не больше полуметра в ширину всего, которое было вырезано ровно посредине стены, расположился грубо вырезанный громоздкий стол, справа от которого был такой же неказистый стул. На столе стоял бронзовый не шибко тонкий подсвечник для одной единственной свечи. У левой стены, в шаге от стола, располагалась моя скромная кровать… и больше в комнате не было ничего. Вздохнув, я выглянула в окошко, что на фоне крохотной похожей на кладовку комнаты было единственным источником света и потому казалось ярким пятном в утреннем полумраке.       В окне шелестели на ветру высокие изумрудные деревья, виднелся кусочек лазурного неба, но всё пространство перед моим жилищем занимали остриженные наподобие кубиков зелёные кустарники с проблесками редкого алого цвета — сощурившись и приглядевшись, я в миг подскочила к столу, неловко опираясь на него ладонями, и в удивлении распахнула глаза: мне не показалось — это и вправду были кусты цветущего гибискуса!       Радость от вида знакомой флоры в пока непонятном волшебном мире быстро сменилась на осознание того, что утро уже полноценно вступило в свои права, сверкая солнцем, и мне, наверное, следовало бы найти моего невольного "работодателя", чтобы уточнить, какую часть его замка я буду драить до блеска сегодня. Однако для начала следовало немного оценить положение, в котором я оказалась и худо-бедно привести себя в порядок.       Первым делом я извлекла из своего рюкзака всё, что я положила в него вчера днём, готовясь к ночёвке с сокурсницами, — в итоге на заправленной до этого кровати оказались: мои джинсы, свитер и куртка, футболка и шорты, которые я использовала как пижаму, запасной комплект белья, тюбик зубной пасты и щётка, расчёска, крем для тела, мелкий флакон духов, тюбик тональника, тушь, тени, гигиеническая помада, початая пачка влажных салфеток, бандана (её я использовала вместо ободка для волос), упаковка с твиксами и пакет сушек, которые планировались как угощение и приятный бонус к просмотру фильма; из внутреннего кармана я вытащила фонарик, зажигалку и мини-аптечку — небольшой непрозрачный пакет, в котором лежали несколько прокладок на "красные дни", пачка пластырей, пузырёк ношпы и пластик пенталгина. Несмотря на отсутствие раствора хлорбиглюконата, который был необходим на случай, если мне придётся обеззараживать любые раны, я мысленно успела похвалить себя — подготовлена к непредвиденным ситуациям, я была куда как лучше любой среднестатистической девушки. Спасибо папе-альпинисту. Однако практически сразу же похвальбы себе сменились на мысленные ругательства, когда я поняла, что у фонарика давным-давно сели батарейки, а в зажигалке, которую я любезно одалживала своим друзьям, дабы те могли прикурить после пар заветную никотиновую палочку, лет сто назад кончился газ. Чего я беспечно не заметила, потому что сама не курила.       Благо, что в последнем кармане обнаружились ещё две чрезвычайно полезные вещи — складной нож и кусачки. Те самые, которыми я буквально вчера срезала шляпки гвоздей с последней злополучной доски, слишком хорошо прибитой на окно заброшенного особняка, в который не следовало забираться посторонним…       Стиснув зубы, я сморгнула слёзы и постаралась восстановить ровное дыхание: взяв пижаму, я не снимая белья надела хлопковые светлые шорты с двумя небольшими кармашками и через голову натянула светлую футболку с мордочкой кота. Пакеты с сушками и конфетами оказались под низкой кроватью в тени, подальше от солнца, там же очутилась и бутылочка с кремом. Зажигалку, фонарик, аптечку я вместе с косметикой смела обратно в рюкзак, оставляя его рядом с кроватью. В карманы шорт я сунула нож и кусачки. Расчесавшись и завязав свободную косу, — хорошо, что она едва ли доставала мне до лопаток, — я отложила расчёску к свежему нижнему белью, зубной пасте и щётке, надеясь, что чуть позже смогу искупаться и уже должным образом привести себя в норму: пока что я удовольствовалась тем, что протёрла лицо, шею и руки влажными салфетками.       Сложив мою верхнюю одежду в стопку, я на минуту вытащила из куртки последние предметы, которые пригодились бы в этом мире — телефон, наушники и банковская карта: разблокировав гаджет, я лишний раз убедилась, что сети в ином мире не было, а заряд в семьдесят два процента подгонял здравый смысл принять нелёгкое, но верное решение.       Посмотрев с десяток секунд на улыбающееся лицо молодого стройного мужчины, который присел на корточки с маленькой девочкой на руках, на фоне заснеженного хребта величественных гор — я вздохнула и отключила телефон: гаджет моргнул и попрощался со мной чёрной немотой экрана. Я убрала его в куртку вместе с наушниками и картой, а потом сложила всю стопку одежды на дно рюкзака, пока не зная, куда её убрать. После этого я была готова выйти наружу — тем более, что комнатка моя была не больше восьми шагов в длину и четырёх-пяти в ширину, так что покинуть её было задачей весьма простой и скорой.       Стоило мне открыть дверь, как ослепительный золотой солнечный свет ударил мне в глаза: я спешно зажмурилась, потирая веки и лицо, а затем проморгавшись, всё же сумела открыть глаза.       Показавшийся мне вчера тёмным и мрачным проход средневекового донжона при свете дня оказался ослепительным сверкающим коридором — просторным и выстроенным из персикового цвета камня, очень похожего на мрамор: высокие своды подпирались резными тонкими колоннами. Я прикрыла за собой дверцу и, сглотнув, побрела в глубины дворца, периодически оглядываясь на возникавшие по обеим сторонам коридора статуи.       И то были не бронзовые статуи рыцарей или доспехи — нет, на невысоких постаментах из белого камня возвышались юноши, возвещавшие охоту с помощью рога, и красивые женщины в разноцветных одеждах, преимущественно изумрудных, лазурных и пурпурных цветов, с кувшинами и арфами в руках. Чем глубже я шла, тем ярче и величественнее становился обычный коридор: у внезапной развилки, я свернула налево, заприметив неподалёку золотой блеск и в итоге вышла к невероятно-роскошным распахнутым дверям.       За дверями находился монументальный воистину огромный зал из всё того же светлого камня, отдалённо напоминавшего мрамор, а в четыре стороны расходились широкие коридоры, по одному из которых я как раз и пришла. Повсюду поддерживали неподъёмный свод высокие колонны с резными капителями из листьев и витых форм: у стен стояло бесчисленное множество стеллажей из красного дерева, заполненных древними фолиантами и свитками папируса, а меж шкафами располагались изящные статуи прекрасных нимф, облачённых в летящие одежды — некоторые из них держали переливающиеся музыкальные инструменты, другие — канделябры и торшеры, третьи преподносили невидимому гостю залы огромные ларцы и каменные сундуки, с врезанными в них драгоценностями или слепками свитков.       Однако моё внимание приковало и поглотило не богатое убранство зала — я вскинула голову, ощущая, как всё моё тело утопает в водопаде золотого солнечного света, который лился из гигантского окулуса в куполе крыши: над отверстием виднелся второй, более маленький купол на изящных колоннах, сквозь которые дневной свет и проникал в чертоги. Я, завороженная, медленно приблизилась к центру зала, едва ли моргая и осматриваясь — монолит древности, построенный и выстоявший чудом, восхищал своими размерами и поражал воображение своим предположительным весом — потому что представить себе, как вообще годами эти десятитонные конструкции стояли, не обсыпаясь и не уходя под землю было очень сложно. Немного отходя от первого шока и восстанавливая дыхание, я принялась осматриваться уже с большим вниманием и тут же заметила кое-что любопытное: весь пол по периметру квадратного зала был украшен симметричной мозаикой в виде классического меандра, а в центре зала в тонком красном ободе кольца располагалась шестнадцати-лучевая звезда — чёрный узор выгодно выделялся на фоне светлого камня. Я невольно сделала шаг по направлению к нему, застывая и ощущая, как кожа покрывается мурашками. Я знала об этом символе — пусть не столь много, сколько хотела бы.       "Македонское солнце".       Внезапная догадка захлестнула сознание сильнее молнии.       — Это же… — прошептала я, а потом всё же вскрикнула от восторга, смешанного с крайним шоком. — Александрийская библиотека?!       — Она самая. — лениво отозвался на моё предположение приглушённый вкрадчивый голос откуда-то сбоку.       Я неловко поправила собственную футболку и прошагала в соседнюю залу навстречу яркому свету, чтобы оказаться в… не менее богато убранной читальной, смежной с белокаменной террасой.       Полупрозрачные занавеси покачивались в такт ветерку, забирающемуся в комнату сквозь распахнутые настежь двери, пол покрывал шёлковый персидский ковёр, шкафы по периметру уже были наполнены не папирусными свитками и наспех сшитыми тетрадями, а уже почти полноценными томами книг: фолианты лежали каждый в своей отдельной нише, некоторые даже были накрыты обложками — из дерева, из кожи, и других материалов. С древними страницами соседствовали бюсты великих эллийцев античности — Архимеда, Аристотеля, Сократа, Пифагора, Гиппократа, Платона и иных, которых я узнать не могла. Я обернулась и увидела высокий бронзовый треножник с кувшином и кубком, и рядом позолоченную клинию с бархатными подушками, помпезно украшенную черепаховой и слоновьей костью. Именно на ней со свойственным ему изяществом возлежал с листами пергамента в руках Сонхва.       Я невольно задержалась взглядом на фигуре мужчины: вчера вечером он был одет неброско, но утончённо и элегантно, скрывая своё тело плащом, однако этим утром в греческом зале — в своём очевидно доме — он уже не ограничивал себя.       Невероятно-яркая пурпурная тога ниспадала с его левого плеча: отрез ткани контрастировал с белым паллием Сонхва подпоясался двойным чёрным ремнём — тонким шнуром плетёнкой из кожаных полосок. Концы ремней были инкрустированы некрупными мерцающими смарагдами: точно такие же сверкали в фибуле, скреплявшей ткань тоги на его плече, а ещё в тройной подвеске в его ухе и в листиках точёного вырезанного искусным безымянным мастером венца, поблёскивавшего в чёрных как эбеновое дерево волосах. Я знала, что одежда эллинов была призвана подчеркнуть красоту человеческого тела и скрыть недостатки, но до этого дня я и предположить не могла, что кто-то будет выглядеть в ней настолько… впечатляюще.       Сонхва был похож не на демона, а скорее на греческого бога. Конкретного греческого бога.       Складки тканей на его одежде подчёркивали сильные острые плечи — одно из них нарочно было открыто, и я могла видеть, как напрягаются мускулы под молочно-белой кожей, когда он перелистывал очередную страницу древнего текста; торс с узкой ладной талией — казалось если слегка прищуриться, можно было рассмотреть косые мышцы живота без грамма жира; стоило же моим глазам скользнуть чуть ниже к крепким бёдрам, как я отвела взгляд. Образ вчерашнего Сонхва, холодно обещавшего вырвать мне язык и бросить на растерзание его демонов-собратьев, помог остудить голову и смущение, как рукой сняло. Ещё раз осмотрев мраморный чертог, я постаралась как можно тише и аккуратнее прояснить для себя некоторые вопросы.       Пробелы неведения требовали заполнения в моей голове.       — Но Александрийская библиотека же была уничтожена… столетия назад..? — робко уточнила я, немного с боязнью поглядывая на видимо увлечённого чтением демона. — Изгнание учёных, поджог, долгая война с османами, христиане…       Сонхва не повернул головы и не удостоил меня ни единым взглядом, продолжая пялиться в лист пергамента, однако недовольства в его голосе — когда он заговорил — я не услышала.       — В вашем мире — да, но так уж сложилось, что все сотворённые руками человека сокровища остаются навсегда здесь. — степенно, со вздохом эфемерной стойкой усталости, точно очевидный факт донёс он.       Я поражённо ахнула и раньше, чем успела проконтролировать слаженный дуэт моего разума и рта, уже озвучила свой следующий вопрос:       — То есть... в этом мире все Семь Великих Чудес света всё ещё существуют?       Сонхва моргнул, удобнее устраиваясь на своём ложе: под тонким пледом двинулись длинные ноги, показались босые ступни.       — Да. — ответил Сонхва всё же через паузу. — Мы поделили территорию этого мира между собой, и библиотека, сад при ней и часть океанского побережья рядом — мои угодья. Как и маяк.       "Александрийский маяк!" подумала я единовременно с шоком и восторгом, "Он единолично владеет им и говорит об этом столь просто?!".       — Раз уж встала — значит готова приступить к своим прямым обязанностям? — из раздумий меня вырвал флегматичный равнодушный тон, задающий все вопросы так, словно они были для него риторическими. — Вторая зала направо. До заката. — не глядя на меня Сонхва перелистнул страницу и полуприкрыл глаза. — Принадлежности для уборки найдёшь там же. Протри пыль и не вздумай повредить что-то из тетрадей ненароком.       — Да, слушаюсь… — чуть с опозданием отозвалась я, однако не двигаясь с места и робко поглядывая в сторону мужчины.       Понимая, что Сонхва может успешно игнорировать меня бесконечно долго, я всё же собралась с духом робко обратившись к нему.       — Господин Сонхва, — демон скосил на меня ленивый взгляд, не меняя позы; я поспешила коротко, но учтиво поклониться. — Могу я немного узнать о мире, где нахожусь? Просто господин Сан вчера упомянул, что дом проклят, и это место…       Сонхва окончательно повернулся ко мне, пристально рассматривая, однако выражения лица его осталось нечитаемым — я поёжилась, понимая, что точно сумела привлечь его внимание.       — Почему нет? — вдруг риторически вопросил он, так словно это было абсолютно естественно; я слегка опасалась перепадов его настроения, однако желание и любопытство утолить первоначальную потребность в знании были значимей тревоги, которая проиграв ушла куда-то в самый закуток моего сознания.       Сонхва изящными движениями сложил листы тетради, друга на друга, посмотрел вдаль, куда-то перед собой и вкрадчиво заговорил:       — Этот мир действительно ловушка, и мы заперты в нём уже очень давно. — драгоценный кубок с вином проплыл по воздуху и легко лёг ему в ладонь. — Не счесть попыток, которые мы предпринимали, чтобы выбраться за эти столетия, однако… всё тщетно. — Сонхва лишь слегка поморщился; будто раньше этого его безмерно бесило, а теперь даже полноценно раздражения вызвать не могло. — Отсюда нет выхода. Какое-то время мы находили развлечение в сражениях и убийствах друг друга, ведь мы бессмертны, но затем… нам и это надоело, и мы просто поделили между собой территорию, приняв ряд правил, чтобы не мозолить друг другу глаза. — я вздрогнула, представляя себе кровавые баталии, разворачивавшиеся здесь в прошлом, но постаралась тут же вернуться мыслями и слухом к настоящему. — Так что стычки, увиденные тобой вчера, редкость. — подытожил Сонхва лениво отпивая из бокала, и добавил скучающе: — Тем более, что в этом мире нет никого кроме нас: лишь иногда в моменты истончения завесы и соприкосновения её с вашим миром сюда забрасывает группу каких-нибудь умственно-неполноценных смертных, — слова были довольно оскорбительны, однако я не посмела возразить демону по понятным причинам. — Но это единственный промах в проклятии, удерживающем нас здесь…       — Значит это не первый заброс людей сюда… — через паузу после его речи пробормотала я, сделав вывод скорее для себя, а потом чуть громче спросила, не сдержав любопытства: — А… как давно вы заперты здесь?       Тёмный взгляд блеснувших раскосых глаз демона настиг меня молниеносно — я ощущала себя под ним как полёвка, насаженная сорокопутом на шипы.       — С тысяча двести четвёртого года. — через долгую паузу весомо произнёс Сонхва, и мои глаза расширились от удивления.       "Девять столетий…" поражённо подумала я, но запретила себе сочувствие к столь безжалостному бессмертному существу и вслух произнесла другое — до чего додумалась через миг.       — То есть, вы раньше жили в нашем мире?       Сонхва на этот раз глянул на меня уже пренебрежительнее — точно я деградировала в его глазах, а потом вскинул скептично бровь, опустив веское:       — Ну, разумеется. — произнёс он, и мне сделалось стыдно за озвученное глупое предположение, так что я тут же не преминула скрасить ситуацию, задав следующий вопрос.       — А вы… — запнувшись начала было я под пристальным взором демона. — … знаете, кто вас здесь запер?       "Лучше бы я обдумала вопрос" — сразу же пронеслось в моей голове, когда лицо Сонхва сменило ленное выражение на жуткую окаменелую гримасу; лишь чёрные блестящие глаза раскрылись шире и блеснули бесноватым адовым огнём.       — Знал бы, — на грани слышимости, но слишком отчётливо и мрачно пророкотал вкрадчивый голос, так что все остальные звуки для меня стихли вмиг. — Ему ад показался бы раем после встречи со мной.       Я с трудом сглотнула с быстро-забившимся сердцем и тут же кивнула.       — Это точно. — поспешила согласиться я и вновь поклонилась, робко проговорив: — Господин Сонхва, благодарю вас за ответы на мои вопросы. Не хочу вас больше беспокоить, но… — Сонхва уже отвернувшийся было к бумагам на своих коленях, снова скосил в мою сторону сощуренный взгляд. — Не сочтите за дерзость, но не могли бы вы сотворить мне всего одну вещь..?       Демон, чуть наклонил голову, кажется, с лёгким интересом вскинув бровь.       — Какую? — потребовал он.       — Карту вашей территории. — незамедлительно ответила я, на всякий случай чуть сгибая шею; если вновь придётся кланяться. — Чтобы я, по глупости, — я нарочно выделила слова и не прогадала; на губах Сонхва проскользнула надменная ухмылка. — Не оказалась за её пределами.       После моих слов в комнате воцарилась тишина, и демон, как мне со стороны показалось, всерьёз задумался. Взгляд его прошёлся по богатому убранству кабинета, соскальзывая со шкафа на шкаф, с бюста на бюст, путешествуя меж тетрадями и свитками по полкам, пока не замер на полотне, висящем на стене где-то за моим плечом. Я неловко обернулась, чтобы посмотреть, что увидел мужчина, и отступила на шаг: и только теперь заметила висящую на стене большую карту. Сонхва сделал невесомый изящный пас рукой: сверкнуло на тонком длинном среднем пальце кольцо со вспыхнувшим изумрудом, звякнули кольца браслетов на запястье, и в этот миг от карты на стене потянулись ко мне сверкающие золотые нити, будто состоящие из тысяч песчинок: я едва успела вскинуть руки, как вихрь бело-золотого свечения оказался прямо в моих ладонях. По логике физики, интуитивно понимаемой мной, нити должны были удариться об меня… но они вопреки ей не ощущались никак. Я видела, как свечение охватывает мои пальцы, загибаясь в спирали и витки, однако не ощущала ни тепла, ни движения, сколько ни старалась сжать пальцы. Я ощутила матерчатость и структуру вещи только в миг, когда та полностью появилась в моих руках, сплетённая таинственной могущественной магией. Это была… кожа?       — Это карта библиотеки и её окрестностей. — произнёс Сонхва чопорно и предостерёг: — Покажу лишь раз: мы — здесь. — я едва не вздрогнула, когда одна из комнат на плане библиотеки подсветилась бледным жёлтым свечением, но потом принялась с жадностью оглядывать местность, не переставая внимательно слушать демона. — С юга мои угодья ограничивает океан, на западе граница пролегает по обелискам через великий лес, на востоке мы делим территорию с Саном по бескрайним холмам, — но на них трудно не увидеть каменных идолов, выстроившихся в линию, с севера же моё соседство с Минги разделяет ров за стенами библиотеки. — я обернулась на шорох перелистываемых Сонхва страниц, когда его тон вновь вернулся к флегматичной сухой скуке. — И мне нет нужды повторять, что если ты решишься прогуляться в любую из трёх сторон, то сделав шаг за пределы моих угодий ты испытаешь на себе все последствия — и никакие твои мольбы и стенания уже не помогут.       — Понимаю, господин Сонхва, я не посмею совершить подобную глупость. — слаженно произнесла я, коротко кивая, но вернувшись взглядом к карте, всё же не удержалась от последнего вопроса: — Вы сказали про три стороны, но что же Океан?       — Иллюзия. — кратко бросил демон, точно это должно было что-то объяснить. — Как бы далеко ты ни уплыла от берега — ты всегда приплывёшь туда откуда начинала путь. И если это всё — не беспокой меня до заката. — тут же оборвал разговор Сонхва, возвращаясь к листам с текстом в своих руках и показывая тем самым, что больше меня видеть не желает.       Что же… у меня и самой дел было невпроворот.       Я всё же поклонилась — начиная заучивать этот жест, — и молча покинула общество моего "работодателя".       Для начала зайдя в указанный Сонхва зал я действительно обнаружила там на столике несколько тряпочек. Шкафов в небольшом кабинете было всего шесть — по самым смелым подсчётам тянуло часов на пять. Ещё и в относительной жаре.       Прикинув за сколько примерно я справлюсь, я поняла, что мне необходимо было вначале попить воды — в идеале найти колодец и подкрепиться; лёгкий завтрак не помешал бы.       Сунув руку в карман я с чертыханьем поняла, что забыла бандану в своей комнатушке, а выходить под палящее солнце в зените без головного убора было затеей, мягко говоря, не очень умной. Так что, сложив уменьшенную копию карты со стены, я вернулась к себе тем же путём, что и пришла.       Схватив бандану с кровати и нацепив её, я на миг остановилась раздумывая, однако затем всё же раскрыла пакеты, выбирая себе две конфетки твикс и шесть сушек в качестве перекуса — я понимала, что еду здесь необходимо было добывать, но и альтернативу стоило иметь ввиду. Также я обнаружила на стуле висящую сумку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась бурдюком. С восторгом оглядев её, я перекинула ремень через плечо, повесив своеобразную флягу на себя как суму. Схватив запасное бельё, я, как могла обвернула его в тряпицу, лежавшую у изголовья кровати и пихнула себе подмышку, направляясь к веранде и на ходу раскрывая карту, чтобы найти колодец и прочертить себе кратчайший маршрут до него.       Когда я вернулась в кабинет, Сонхва там уже не было — лишь пустые клиния и столик.       Подойдя к выходу на белокаменную веранду, я сощурилась от ослепительно яркого солнечного света и полной грудью вдохнула тёплый тропический воздух, в котором смешались запахи листвы, сухого нагретого воздуха и едва ощутимый солоноватый бриз — дыхание недалёкого океана.       Немного подумав и поглядев на песочную дорожку, уходящую направо вдоль всего здания библиотеки, я всё же стянула с ног кроссовки, цепляя их в одну руку и дальше побрела босиком.