Счастье – это разделить с тобой жизнь

Кэйа смотрел на мальчишку перед ним из-под неровной грязной чёлки и восхищался удивлённым восклицанием, которое включало в себя порыв радости. Кэйа смотрел на юношу перед ним из-под неровной подпаленной чёлки и восхищался, смеясь, цоканьем и закатыванием глаз вверх в раздажении. Дилюк смотрел на улыбающегося счастливо ребёнка перед собой с горящими щеками, не пытаясь смахнуть с лица лезующие в глаза, рот и нос алые пряди волос. Дилюк смотрел на раскрасневшегося парня, который впервые перебрал и полез целоваться, не пытаясь смахнуть с лица лезующие в глаза, рот и нос алые пряди волос. Кэйа Альберих смотрит на Дилюка Рагнвиндра в упор, когда он стал на лет пять старше, от алых глаз с мешками от недосыпа под ресницами, до бледной шеи и вниз к открытым – совсем немного – из-за жуткой жары ключицам, на одной из них чуть вниз течёт совсем незаметный шрам, он просто знает, что таковой там есть. Собственный глаз, не скрытый повязкой течёт по талии вниз и упирается в ноги оценивающим мычанием. Конечно он восхищён, но вслух лишь ухмыляется на уставший вздох. Дилюк Рагнвиндр смотрит на Кэйю Альбериха в упор, когда он стал лет на пять старше, от одного видимого глаза со зрачком звёздочкой до объёмных (даже слишком для мужчины!) грудей, причём открытых, ниже по талии и до смуглой ладони в перчатке без пальцев, что крутила монетку моры в руке, а сам цокает, словно ему не приносит этот вид удовольствие. На ухмылку отвечает чуть ли не высунутым по-детски языком, сдержался. На мероприятии, где так-то нужно – желательно – соблюдать этикет и нормы приличия, они облизывают друг друга взглядами различной эмоциональной окраски с головы до пят, при этом делают это почти на каждой фразе делегатов из Снежной. Жуть, как неприлично и неуважительно (словно Фатуи, являющиеся гостями мероприятия, заслужили к себе уважение), в любом случае их не особо волнуют подобные мелочи. Им будто снова по шестнадцать, а в мозги ебейше херачит тестостерон с невъебической силой. Уставшие, вдвоем бессмысленно валялись на кровати. За окнами стояла луна, проливая свет на паркет. Они так и не поговорили о важном, хотя очень стоило бы, но Кэйа ощущал дыхание Дилюка, чью прядь волос накручивал на палец и этого было достаточно, по крайней мере сейчас. По крайней мере до утра. — Ты вырос в плечах, — звучит внезапное хриплое и шёпотом где-то у собственных ладоней, что Альберих аж останавливается от запутывания чужих непослушных волос. — А у тебя всё такие же узкие, как были в твои восемнадцать, — подтрунивает капитан своей самой коварной улыбкой, проводя руками по рубцам и ожогам. — Зато у меня не настолько отвратительный вкус в одежде, — щёлкает по смуглому носу указательным пальцем, слушая в ответ недовольный фырк. — Сказал человек, который взгляда не отводил от моей груди, моё лицо было выше, Дилюк, — он скатывается с Рагнвиндра, не слишком грациозно – Дилюку так не кажется – вытягивается, скорее уставше. — Враки это всё! — Конечно, спроси у Джинн, она врать не станет, — хихикает Альберих, любуюясь слегка смущённым выражением лица и разбросанными прядями волос по тем самым узким бледным плечам. — Она будет на моей стороне. — Кто-то слишком самоуверенный, не находишь? — Кэйа присаживается и смотрит на Рагнвиндра сверху вниз со смешком. — Просто признай, что ты немного извращенец. — Говорит человек, который флиртовал со всем направо и налево! Кэйа смеётся, заглушая смех подушкой, нежелательно, чтобы их услышали и застали голыми, довольными, среди белых простыней. Это интимный момент, Дилюк так по-детски его передразнил. — Да ладно тебе! — капитан приближается к лицу Дилюка, стараясь рассмотреть получше чужие покрасневшие щёки, вот только Рагнвиндр отворачивается сильнее. — Это же ничего не значит... — А то что я тебя поцеловал? Это тоже ничего не значит? — Значит, — улыбка сходит с лица, Альберих выглядит несколько оскорбленным. Он даже не пытается пошутить в своей манере про больший их интим, нежели какие-то там поцелуи. Кэйа выглядит очень-очень уязвимым сейчас, скажи Дилюк что не так и всё пойдёт под откос. — Кэйа, встречайся со мной. Дилюк понимает, что делает всё правильно, когда ему почти тридцать и он смотрит на Кэйю в светлом костюме у алтаря в церкви Фавония. Народ вокруг тихий, шепчется, улыбается, Аделинда утирает слёзы в первых рядах. Но Альберих чертовски прекрасен, этот костюм идёт ему настолько, что стоил своих бешеных денег. Кэйа смотрит на Дилюка в непривычно белом костюме и не может налюбоваться тем, как ниспадают по спине алые пряди, выскочившие из косы. Он впервые видит Рагнвиндра с заплетёнными в косу волосами, и ему это до безумия нравится. Альберих не жалеет, когда под визги гостей они скрепляют свою клятву "в горе и в здравии". Дилюку за сорок, а Кэйа рядом с ним не делает ничего необычного в этот ничем непримечательный вечер, просто пьёт глинтвейн который сам же Рагнвиндр и приготовил ранее. Но до жути родные черты лица привлекают, тот микроскопический шрам по линии челюсти, неаккуратный заживший прокол первой попытки трясущихся рук на левой мочке уха – всё это Дилюк любил. Он находит себя, когда Альберих поворачивает к нему голову и смотрит вопросительно, приподнимая разбитую на две части бровь – волосы поверх выжженного шрама не растут и не начнут никогда. Без повязки сверкает белый глаз, ослеп за столько времени окончательно. — Залюбовался. Кэйе тридцать девять и он наблюдает, как Рагнвиндр поправляет очки на переносице, пока смотрит письмо Кли из экспедиции. Девочка подросла и теперь вместе с остальными вполне могла отправляться в официальные командировки. И вот теперь она прислала им письмо, а Дилюк, за эти года хорошо так прикипевший к девочке, словно она была его родной дочерью, цепко рассматривал каждую буковку и проговаривал вслух. Развалившийся на диване капитан, слушал каждую строку тихим басом, да лениво поглаживал найденного на границе с гео регионом беспризорного кота, теперь вот ловил мышей на винокурне. Альберих ни о чем не жалел, ни одну секунду жизни. Думал, его муж был очень сексуальным в этих очках (без них тоже). У Дилюка был юбилей в пятьдесят лет. Большая часть жизни позади и вчера они очень хорошо отпраздновали, что сейчас Кэйа валяется с болезненным похмельем, а Рагнвиндр, так и не полюбивший алкоголь за эти года – исключением стал сладкий сидр, –ухаживал за ним. Его муж, его жизнь, его дыхание. Даже не зная завтрашнего дня, он ждал своей тихой и размеренной старости. В этой патоке уставших дней ожидается Кэйа Альберих, страх от завтрашнего дня не уходил, они не были молодыми и не повернут время вспять, но если Кэйа был рядом... Это означало, что они уже были достаточно счастливы просто в присутствии друг друга. Это означало, что они справятся с концом. Кэйе пятьдесят один, но он всё ещё перебирает перед сном чужие пряди с вкраплениям седины, которая вскоре заполнит всю рыжую голову, страшно, но он счастлив. Альберих счастлив видеть уже слегка морщинистое лицо Рагнвиндра каждое утро перед собой, он всё ещё для него самый лучший и самый красивый мужчина на свете. "Этот человек – мой муж!" – думают они, кажется, на закате своих дней, абсолютно счастливые, под знойным солнцем, собирая виноград. (Возможно где-то там, мир не разрушится подлой поступью разрушенной нации и Тейват встретит нового Дилюка Рагнвиндра и Кэйю Альбериха полных сил и жизни, которые столкнутся в глупой дтп и при первом же взгляде друг на друга подумают: "Я хочу, чтобы он стал моим мужем")