three days saviour

Уён выбился вперед, чтобы забить для них одно из немногочисленных мест в углу у сцены. Минуя столики, стиснутые у стен и замызганные чем-то, вроде разводов от пива, Сан и Хонджун с совершенно серьёзными лицами прислушивались, кто из гражданских успел «пострадать» в то время, когда чуть за полночь этого дня подача энергии была перекрыта, и как это сказывалось, в первую очередь, на ночном образе жизни завсегдатаев. — Действительно ужасно, — в какой-то момент, не удержавшись от этого, поддакнул, энергично кивая с ладонью у сердца, Сан, — Просто немыслимо. Покончив с театром, трое окружили столик, будь то охраняемая ими крепость. Самым странным было появляться под рассвет, однако, Сана с Уёном, да и самого Хонджуна, в этом месте бы ни за что не признали. В делах разведки ценилась анонимность. Они явились исключительно по предложению, застенчиво выдвинутому Сонхва несколько недель тому назад. Хонджун помнил, как его удивило столь нехарактерное для такого человека занятие. Но ни один он когда-то остался под впечатлением. Хонджун был тем, кто никогда не предполагал этого, потому что долгое время совместной работы Сонхва казался холодным ему, учтивым и тактичным, но далеко не творческим человеком. На самом деле, он просто не представлял, какие таланты у этого человека могут быть. Сонхва довольно долго скрывал от большинства из них, что занимается танцами в свободное от деятельности разведкорпуса время. Будучи лидером, Ким стал замечать за ним меньшую отдачу и большую утомленность от определённо привычных для бойцов их уровня вещей. Хонджун однажды в штуку, видя, как Сонхва в очередной раз куда-то уходит, спросил его, не старость ли это, на что Сонхва саркастично улыбнулся, и спросил, имеет ли капитан что-то против того, чтобы у участников клуба самоубийц существовала личная жизнь. «Чем бы это ни было, это не должно сказываться на такой работе, как эта», — грубо посерьезнел Хонджун, почувствовав, что под этим подразумевалось что-то, относящееся к нему. Ким цеплялся к нему, просто потому что ему это нравилось, но до того, как этого не пресек Ёсан, и его внимание не переключилось уже на него. Ёсан знал «причины» Сонхва, ведь он никогда не плошал ни в работе, ни во взаимоотношениях с парнями. Хонджун невзлюбил его в качестве лидера, потому что признавал, в чем он был лучше. Пару месяцев спустя, по стечению обстоятельств, всю группу вызывали в центральный офис. Сонхва с прискорбием сообщал, что физически не мог добраться так быстро и смирился с тем, что лучше получит выговор, чем будет прерывать свои дела на середине. Хонджуна заинтересовала завуалированность формулировки, и тогда он просто запросил адрес. К его удивлению, пунктом назначения оказалась танцевальная студия, откуда Сонхва вышел навстречу автомобилю. — Так это... вот что, — ровно бросил Хонджун, откровенно пялясь на Сонхва, молча захлопнувшего дверь салона. — Есть проблема? — он постарался отвечать небрежно, но им обоим чувствовалось, что инстинктивно он хотел защититься, — Я не просил приезжать. — Нет. Проблемы нет, — Хонджун плавно вырулил с парковки по направлению к офису, в который они так и так неприлично опаздывали, — Просто мне пришлось пожалеть о произнесенных словах. Что-то в затяжном вздохе Сонхва точно было. Он откинулся на сидении, спустя один глубокий выдох расслабляясь. — Справедливости ради, я тоже долгое время не знал, что ты продюсер. С тех пор у них не выдавалось так много возможностей завести тему об этом, но Хонджун был почти готов сдаться чувству упускаемой возможности. Первым, чем он перестал заниматься — пренебрегать личным временем Сонхва. Вторым, дождался, пока факт не станет известен всем. Уже тогда, сразу после первого впечатления, в его голове поселилась эта навязчивая идея. Сам Хонджун никогда не скрывал своей приверженности к музыке, ведь он работал со множеством компаний, в чьих кредитах уже значилось его имя. Касательно Сонхва он не был так уверен.

***

Спустя пару недель парни проносились мимо домов с отличительной скоростью. Хонджун слегка отставал: за время патруля умудрился неправильно приземлиться и ушибить лодыжку, и приходилось привирать, от чего его выражение лица так похоже на расколотый орех. Вообще-то Сонхва просил об этом только один раз: по одному, из вежливости, по второму, из знания об упертости этого человека. Хонджун находился чуть поодаль, молча давясь своей гордостью, и неизменно следовал за Сонхва, чья фигура плавно лаврировала, рассекая ночное небо под гул проносящихся внизу машин. Но, замедляясь, Сонхва резко сменил маршрут, делая последний рывок, и почти забрасывая себя на ближайшую крышу. Меняя маршрут в след за старшим, Ким про себя накидывал так и сыпавшиеся сквозь пальцы подколы об излишнем беспокойстве парня за него. Стойко выдержав приземление рядом, он повернулся, вопросительно взглянул на озадаченность в лице Сонхва. Похлопав по своему снаряжению, он неутешительно покачал головой. — Мой газ почти кончился. — Отсюда мне ближе, пара кварталов, — кинув сверительный взгляд назад, он кивнул на баллоны, — Отдашь мне свои. — Ты уверен? — он смерил его оценочным взглядом, но Хонджун будто бы упустил его вопрос из виду, потянувшись к своим ремням на бедрах, — Спасибо. — Слышал, ты рассматриваешь идеи для нового проекта, — не подняв головы, невзначай бросил Ким, в ответ получая легкое мычащее согласие, пока вынимал металлические баллоны, — Уже подобрал что-нибудь? — Я еще ничего не начинал... Пока это только мысли, без конкретики, — неисчерпывающе ответил Сонхва, не давая заминки на то, чтобы вставить вопрос, — Не знаю, как спросить это, потому что ты тоже никогда так не интересовался, но... твои дела с музыкой обстоят хорошо? Хонджун знал Сонхва. Он знал, что тот не любил, когда вопросы заканчивались на нем, как отпечатки несуразно оборванного диалога. Как будто он чувствовал ответственность спросить о чем-либо в ответ, даже если спрашивать ему было не интересно. Хонджун не понимал, отчего в нем была воспитана такая манера. Но он точно знал, что Сонхва почему-то стал чуть более открыт, если тема заходила о его занятии, с момента, как Хонджуну позволили узнать об этом. Возможно, младший попросту был недостаточно внимателен, либо же все-таки было что-то еще. — Есть кое-что, над чем я работал в последнее время, — Хонджун небрежно пожал плечами, чтобы не выглядеть через чур самоуверенно, — Из этого может выйти что-то стоящее. Что-то мне это подсказывает. — Вот как. Крупный заказчик? Баллоны, практически пустые, уже лежали у ног ожидающего Сонхва. Хонджун подошел к нему, чуть пересекая пределы его социальной дистанции. Не встречая прямого сопротивления, он присел на корточки с левой стороны от него, помогая с закрепами. Сонхва выглядел не более, чем слегка недоумевающим, замерев на месте и скользя глазами исключительно по другую половину крыши. — Не то, чтобы. Смотря, как ты на это посмотришь, — оказавшись лицом к лицу, Хонджун чуть улыбнулся уголком губ, — Я тоже не знаю, как сказать тебе, потому что я никогда не интересуюсь, — отступив назад, Сонхва убрал свой взгляд, перепроверяя надежность баллонов, — Тебе было бы интересно использовать что-то новое? — Использовать? — выражение на его лице разгладилось, как если бы он чувствовал подвох, но не находил для него причину, — Твою музыку? Ты хочешь предложить мне свою музыку?

***

Думать о том, как движения парня сочетались с ритмом и темпом музыки — стало для продюсера основополагающим ключом к написанию песен. Однако он старался не превращать это в стимул всей его жизни, сколько бы он по умолчанию не придавал значения тому, как относился к занятию Сонхва. Думать об этом вовремя работы (все меньше имело значения на какой из) — было для него процессом довольно приятным, если не быть замороченным на все еще недосягаемом прочем. «Пока недосягаемом» — хищно замечал Минги за очередной банкой пива. Все знающие принимали и поддерживали его желания. Никто не понимал, почему он их игнорирует. Хонджун не говорил об этом, еще реже всерьез размышлял, упрется ли это в ущерб, если «видение» его мечты разрушится, а картинка посыплется, оставляя за собой мираж, которым он лишь болел, стоит ему переступить ту черту, которую он соблюдал со всеми людьми. В какой-то степени у парня всегда играла своя мелодия, диктовавшая ему не оступиться, затаившись и дальше сидеть в своей тёмной комнате, не будучи сторонником прямой коммуникации с объектом своего наблюдения. Разведка, несомненно, была ему предначертана. Если бы среди людей проводился конкурс на безразличность к происходящему в мире и вокруг него самого, Хонджун бы вышел безоговорочным победителем. Он не искал от жизни, в которой чередовал деловые обязанности и ограниченное количество хобби, ничего утешительного, и никогда не уходил в сомнительные вещи с головой. Что-то сомнительное для него было даже в самом Сонхва. Но он понимал, что до сих пор просто недостаточно знал его, и, как ни странно, чужой вины в этом не было. Не часто и не многое цепляло его, как это стало с образом Сонхва. Но для Хонджуна было почти эгоистично брать что-то и совсем не отдавать ничего взамен. Хоть Сонхва и не знал ничего о себе, как о предмете его восхищения, ему нравилось, что день ото дня он лишь цвел, даря ему вдохновение засиживаться за текстами подольше. Дрянной неумелый кофе казался вкуснее, усталость без сна почти приятной. Музы в человеческом облике встречались ему исключительно редко.

***

В эту студию еще не ступала нога человека, похожего на Сонхва. Всячески, но Хонджун игнорировал свои владения, как потенциальное место, чтобы кого-то водить в них. Хотя иногда он отводил ее под переговорную с деловыми продюсерскими партнёрами, но это случалось крайне редко и ввиду таких событий он предусматривал вызов клининговой. Творческим беспорядком он никогда не прикрывался. Кому-то следовало расчистить вход в этот ад. В тот день это не было так важно. Сонхва он усадил в кресло, еще только недавно расчищенное от крошек. Прежде чем позвать его, Ким поинтересовался, не приедет ли он голодным. Ему все нужно было иметь в виду точно, и вместо того, чтобы проявлять внимание без причины, конкретнее было спросить о нужде в этом. Молодому человеку в рабочий вечер было не до перекусов, поэтому, по приезде его дожидалась скорая доставка лапши, салата и роллов. На не вписанный в первостепенные планы случай — вина. Но так и не закончив с поздним ужином, они переместили внимание к музыке. Сонхва вслушивался в мелодию, которую Хонджун слышал уже тысячу раз. Сонхва, уместившись в его кресло с ногами, скручивал конец рукава серого свитера в кулаке, периодически прижимая руку к губам. В его зрачках отражался свет от мониторов. — Вау, это правда очень хорошо. Она так... Мягко звучит, и эти переходы, — опустив руки, он глазами высказывал всю надежду на то, что Хонджун понимает, — Я не знаю, как объяснить это. Я ее чувствую. «Она же так похожа на тебя» — бегущей строкой отображалось на лице и в глазах Хонджуна. Повернувшись к столу, он пару раз щёлкнул мышкой. Восхищение Сонхва на самом деле не нуждалось в объяснении. Хонджуну было приятно просто видеть, как и в какие моменты проигрываемой записи он меняется в лице, ведь Хонджун не прикрыто анализировал его. — Есть также вариант с текстом, — его глаза бегали по экрану с высвеченными файлами, — Я пробовал слегка поиграться с этим... — Ты дашь мне послушать? — аккуратно перебил Сонхва; почувствовав, как тот немного придвинулся, Ким перевел взгляд на его губы, прежде чем вернуться к глазам, — Мне были бы интересны все возможные варианты. Хонджун покусал собственные губы, ненадолго опустив глаза. Прижав колени к груди, он отвернулся. — Хорошо. Есть кое-что, что я накануне записывал. Услышав первые звуки своего голоса, исполнявшего текст, и на всем пути, где его тональности как-либо менялись, он старался отбрасывать ощущения, что это не так уж и много значит. Он вполне обоснованно любил звучание собственного голоса, но о Сонхва он утверждать не мог, и никогда не думал, что будет. — Я даже вижу, как могу это исполнить. Мне очень хочется поработать с этим, — он улыбнулся, полностью повернувшись к нему в кресле, — Я был бы рад только больше, если бы мы начали с этого. — Отлично, — Хонджун, чуть отъехав от стола, завел ладони за шею, чтобы помассировать кожу, — Есть множество талантливых голосов, которые я знаю. Песню мог бы исполнить даже тот исполнитель, который тебе нравится. Я договорюсь и... — Что, если я бы... Хотел слышать тебя в этой песне? — сердце в груди как будто споткнулось, съезжая с ритма, Хонджун очень быстро возвел к нему глаза, — Если это не то, что мне придется заставлять тебя делать, — вежливо заметил Сонхва, сведя брови и, видимо, не верно трактуя его реакцию, — Просто она... очень подходит тебе. Эта песня. Я не слышу в ней исполнение кого-либо другого. Можем ли мы сделать это?

***

«Очень подходит тебе. Эта песня». Сейчас, сидя за столиком чуть душного клуба, он не мог упустить из виду, что Сонхва понял это именно таким образом. «Занавес» его выступления опустился под восхищенные аплодисменты, а парни вокруг него повставали со своих мест, создавая необузданный шум. Уён схватил запястье Хонджуна и почти орал ему в ухо самыми виртуозными выражениями о том, как это было. — Я бы хотел... хотел упомянуть, — Сонхва искренне улыбнулся, между тем тяжело дыша и прислоняясь к стойке микрофона, — Автор песни пожелал оставаться анонимным, однако, вы бы могли подарить ему еще немного внимания? Помещение раздалось оглушающими хлопками, криками и свистом. Казалось, они были готовы сделать все, о чем бы он не попросил. Хонджуна окатывало приятное волнение. Будто бы на миг, он очутился в театре, где главный актер со сцены взглядом выискивал кого-то конкретного. Хонджуна удивило, что он мог быть этим кем-то. Сонхва умудрился подарить ему всю ту же немного застенчивую улыбку, победно отыскав его спустя несколько столиков. Поблагодарив публику, он ретировался со сцены.

***

Уён тряс старшего за руку и показывал запись, которую он сделал во время его выступления, а Сан одобрительно улыбался, стоя рядом с Хонджуном, облокачивавшимся на стену. Ему было даже немного жалко Сонхва, потому что вряд ли хаотичные выкрики и просьбы о его внимании было тем, чего он мог ожидать в качестве вознаграждения за очередной пережитый день. — Господи! То, как это было, это... Ты сам представляешь, насколько это было сексуально? И я все заснял! Слышишь? Специально взял хорошую камеру. — Спасибо, Уён, правда, — Сонхва похлопал его по плечу, не особо стараясь отстранить или успокоить младшего, — Очень... очень учтиво с твоей стороны. — И довольно мило с твоей стороны было упомянуть и о Хонджуне, — Уён повернулся к упомянутому, чуть надувая губы, — Пусть ему внимания и так как на два места задницей. Сан с намекающим выражением подтолкнул его в спину, но, когда Уён лишь показал ему язык, Сан уже не оставил это просто так. Он обхватил его сзади и защекотал под ребра. Пока тот брыкался, это наконец позволило отнять его от Сонхва, едва кивнувшего Сану за это. Сан отпустил Уёна, когда убедился, что тот наконец выдохся и вряд ли заставит кого-то испытывать неудобства физически. — Так, ты почему согласился? — следом спросил Уён, с презрением ощупывая ребра, и обращаясь к Хонджуну, — Ты же никогда не пишешь свой голос. Я думал, это твоя фишка или что-то вроде кредо по жизни. — Просто мы оба решили, что это хорошая идея, — неисчерпывающе ответил, да и отчасти не совсем правду, Хонджун, небрежно пожимая плечами, — И я не имел никакого принципа, чтобы не пробовать. — Возможно, против такой улыбки еще не было придумано оружия, — негромко ответил Сан, кладя ладонь на плечо Хонджуна, — В таких ситуациях сдаются без боя. По выразительно брошенному взгляду и приподнятым бровям Сонхва, оба поняли, что он, к своему несчастью, не смог этого расслышать на фоне общего шума. Затем Ким никак не ожидал, что получит и его драгоценная задница. Он сразу же обернулся на Сана, наотмашь хлопнув того по груди. Сан лишь отмахнулся и довольно прыснул. Хонджун, останься бы капитаном и до сегодняшнего дня, все равно бы не смог уберечь свое причинное место от самодеятельности, на которую он не давал согласия. Он однажды предупреждал их, чтобы те не делали ничего для перемены в чужих отношениях. — Мы вернемся, — коротко заметил Сан, и, будучи слишком учтивым для таких ситуаций, в которых принимал невольно косвенное участие, добавил, — Возможно, у бара будет очередь. — Прекрасно, — холодно ответил Хон, чувствуя руку в своих волосах, будто возраст ничего для него не значил, как и его прежние слова, — Сонхва? — Вряд ли нас ждет сегодня еще что-то, — он не вполне заинтересовано, все же пожал плечами, взглянув на Хонджуна, — но, если ты не будешь, то, должно быть, мне бы тоже не следовало. — Да вы просто скучные, мы возьмем что-то слабенькое, — закатил глаза Уён, взяв Сана под локоть и отсалютовав им, — Не скучайте без нас. Скоро будем! Хонджун, поравнявшись с Сонхва, наблюдал, как они исчезают, привычно маневрируя среди полуночного контингента на пути к своему островку счастья и, вероятно, неоправданных ожиданий. Как будто бы никто из них не понимал, что им было вовсе не обязательно разделяться и безобразно прикрывать все это под оправданиями. — Я думаю, может, мне стоило бы переодеться, — первым разжал губы Сонхва, отнимая глаза от жалкого зрелища. Хонджун на лету понял, что настолько открытая одежда была не для него, и могла доставить неудобства, — сколь бы не было впечатляющим почти полное отсутствие ткани под его пиджаком, — когда он уже не был на сцене, а вокруг сновало множество людей, для которых он уже успел побывать центром внимания. — Мне пойти с тобой? — Пойти со мной? — Я хотел сказать, почему бы тебе не пойти со мной? Если тебя здесь что-то побеспокоит, то мы сразу же уйдем, — круто развернувшись, Хонджун встал лицом к нему, едва не фамильярно протягивая руку, — После всей этой ночи, возможно, ты все еще не устал? Сонхва опустил взгляд на его ладонь, протянутую в ожидании, и изучающе вернул к нему глаза. Они казались Хонджуну еще менее читаемыми, чем обычно. — Не хочешь ли ты вновь упомянуть, что я уже старый? — по наивному тону Сонхва, Хонджун принял вопрос за подыгрывание. — Не хочу, — вдруг не нашел ничего лучше Хонджун, впадая в секундную дереализацию, — Это никогда не было тем, что я действительно хотел сделать. Сонхва несколько смято вложил ладонь в руку Хонджуна, позволив тому доверительно сжать ее и потянуть ближе к центру зала. Вести его за собой таким образом было совершенно не тем, что он делал, будучи капитаном. Где-то в голове парня все еще играла его собственная песня. Но на самом деле, играла совершенно другая, простого чувства в которой было больше, чем привычных ему сомнений. Остановившись перед развернувшимся к нему Хонджуном, Сонхва смотрел на него, как будто ему нужно было на что-то время. На самом деле, Хонджун заметил в его лице и взгляде, изучавшем зал, что-то похожее на... попытку влиться в реальность не то атмосферы, не то происходящего. Быть в центре не означало для него тоже самое, что и быть среди других, которые могли не придавать всему этому большого значения, и просто отдавались музыке. Сперва, Ким почувствовал легкое сжатие пальцев, все еще находившихся в его холодной руке, а потом, как фигура Сонхва становится ближе. — На самом деле — чертовски устал, — признался он, опустив подбородок ему на плечо, стараясь делать ненавязчивым, когда он чуть прижался к его телу и пропустил руки под его, прижимая ладони к чужой пояснице, — День... был долгим. — Ты знаешь такие слова? — чтобы не казаться потерянным, Хонджун нашел место для своих рук на его плечах, — Ты не ругаешься даже когда титанов оказывается слишком много. Чужую близость принимать было странно, еще и так открыто, уверенно вверенную, будто бы расстояние всегда было настолько эфемерным, что Хонджун оставался единственным, кто никогда не замечал этого. И хотя с каждой секундой все это не могло не казаться странным, все, что он чувствовал, было лишь окрыляющей слабостью в теле. — Ты снова что-то имеешь против? — Абсолютно нет. На что Сонхва вдруг хмыкнул, что Хонджун почувствовал это на своей коже. Хонджун держал его в своих руках, в то время как их тела медленно раскачивались среди других, и ему не хотелось думать, привлекает ли это внимание сейчас. — Я тебя не понимаю, — признался Сонхва, вероятно, тоже не придавая тому значения, — Ты что-то хотел сказать мне, когда искал повод зацепиться. Я ждал, что мне станет понятно, чего ты от меня хочешь, но шли месяцы, и я не понимал что. Но это изменилось, мне так показалось, когда я стал давать чуть больше поводов узнать о том, чем я занимаюсь. — Я думал, что говорить нам абсолютно не о чем. А ты не похож на человека, которого можно увлечь пустыми разговорами. Я пытался в шутку, не рассчитывая, что это значит что-то, — чуть было не пожал плечами, но ему не хотелось давать ему повода отстраниться, — Если уж я тебе не нравлюсь, то тебе хотя бы косвенно придётся обращать на меня внимание. — Ты как ребенок. Это правда было так? — уточнил он, повернувшись лицо к шее Хонджуна, тот кивнул, — Все это ведь до того, как мы начали работу над выступлением? — Ты долго скрывал, что действительно хорош в танцах, и меня удивило, должно быть... что это было так, — Сонхва ничего не ответил сразу, — Я хочу сказать, что впечатлен тем, как ты выражаешься творчески. Боюсь сказать, какое-то время я не видел в тебе ничего подобного. — Вот как. Ну, это... Не то, чтобы было сокрытием, — кожаная куртка характерно скрипнула, когда его руки обхватили Кима чуть сильнее, а голова уже с концами уместилась на его плече, — Вообще-то, я довольно часто обсуждаю это с Ёсаном, и я думаю, если бы ты прислушивался, ты бы замечал это, потому что я никогда не утаивал ничего намеренно. Просто ты думал, что нам не о чем поговорить, кроме работы. Почему ты был так в этом уверен? Хонджуну хотелось дотронуться его волос. Проведя рукой от плеча вверх, он остановил ее на шее. Сонхва все-таки выпрямился, выпутываясь из неестественной для обоих близости. В его черных от освещения зрачках бегали блики, маленькие точки, делавшие его более похожим на божество не из их реальности. — То, что ты делаешь, восхищает меня. Дает столько силы для творчества, сколько я никогда не чувствовал, — у Хонджуна создавалось смутное ощущение, будто бы он раздевается под его внимательным взглядом, — Поэтому есть эта песня. Я не могу сказать, что она посвящена тебе, но она напоминает о тебе, и мне приятен этот факт. Мне приятно, что ты так на это влияешь, и тебе совершенно не приходится делать для этого что-то особенное. Оборвавшись на какие-то пару секунд, он закусил губу, пряча руки в карманы, сам на себя не похожий, притворяясь, будто ничего подобного сказано не было — так влияла эта чёртова не понятная улыбка на пухлых губах Сонхва. — Должно быть, я бы мог долго говорить об этом, — заключил Хонджун, уводя прикованные глаза. — Не надо, — Хонджун взглядом нашел пальцы Сонхва, теребившие края собственного пиджака, — Я бы не смог остановить тебя, если бы ты продолжил. — А ты хочешь остановить? — Не хочу, — выражение на его лице было почти невинной ухмылкой, — Это не то, что я действительно когда-либо хотел сделать. — Тогда... должен ли я спрашивать, почему ты так легко согласился на нее? — его собственное лицо поникло, так, как если бы он наконец был удовлетворён и перенасыщен тем, к чему так долго не мог прийти, — Мне было хорошо, когда я смог увидеть тебя. Сонхва заметил его изменения. Он поднес ладонь к его щеке, прикоснувшись к коже пальцами, только когда Хонджун дал на это явное согласие, прижимаясь к ней, в надежде, что это тепло он смог бы держать у себя как можно дольше. — Чтобы родился танец, ему нужна музыка. Танец не отделим от музыки, это взаимно включаемо, — пальцы касались, обводя по линии челюсти, а его глаза обращены не прямо, а сквозь Хонджуна, будто он изучал что-то невиданное прежде, — Я бы никогда не отказался от чего-то нового и стоящего. И мне тоже... было хорошо. Мне приятно, что ты написал эту песню, думая обо мне. — Тогда ты, должно быть, понимаешь меня. Хонджун завел руку ему за шею, чувствуя, как тоже начинает быть движим не своей волей, и определенно больше не избегаем. И что он больше не хочет игнорировать себя и желание понять Сонхва. Большие пальцы ощупывали пульс под чужим горлом, оглаживали его, когда он легко коснулся его губ. Он бы соврал, что не мог себе представить, что потом они начнут целоваться, среди душной толпы, а в одежде Сонхва он найдет свои руки, обвитые его теплом и ощущением желанных прикосновений и частей тела. Он бы точно так же соврал, сказав, что это будет по инициативе Сонхва, потому что никогда бы не поверил. Тот утягивал его в более глубокий и чувственный поцелуй, обхватывая пальцами его талию, пробегаясь ими по позвоночнику до покалывающих мурашек. Хонджун чувствовал себя, как съезжающий с американских горок — будто движение и время замедлились, и собираясь в тягучий узел в животе, в секунду стали стремительно набирать скорость, с которой они были готовы отдаться в эти ощущения. Вот язык Сонхва проник в его рот, и он окончательно потерял голову. Он даже не был пьян, чтобы вести себя так. Сонхва тоже не был. Это о многом говорило. Но почувствовав, как он ослабляет напор и отстраняется, напоследок оцарапав зубами нижнюю губу, Хонджун почувствовал разочарование с примесью горечи, спиравшей связки во всё-таки не вымолвленной просьбе не останавливать этого. — Мы бы могли уйти чуть позже, — прошептал Сонхва, прижавшись губами к уху Хонджуна, на что тот крепко сжал его руку, стараясь оставаться в строю. — Мы вернулись! — торжественно прокричал Уён, таща за собой Сана, в чьих руках было раздаточное спиртное, — И даже отгребли кое-что!

***

Сонхва был его музой, но он до последнего сомневался, что его муза — это то, чего он желал на самом деле. Однако парень в его комнате, в его студии, кого он привел вот уже на рассвете, сонный, пьяный и такой же изнуренный от предшествовавшей битвы — это тот, кого он бы хотел видеть кем-то большим. Он в полутьме усаживал его на свой диван и накрыл губы поцелуем, зарываясь в волосы и помогая быстрее избавиться от одежды. Он помнил руки, так долгожданно изучавшие его тело, сжимавшие бедра и с глубоким чувством заставлявшие стонать его имя. Он помнил, как они сплетались, и что Хонджун не был против уступить и быть нижним. Ким думал, что уже никогда не смог бы отказать этому человеку в чем-то. Сонхва шептал: «я боялся, что ты не чувствуешь того же», и Хонджун соглашался, не до конца осознавая, что тот чувствовал тоже самое. Сонхва — тот, кто скрывал от него слишком много и выливший в ту ночь свои желания так же интенсивно, как если бы имел последнюю возможность для того, чтобы осуществить их. Хонджун обязал себя ни при каких обстоятельствах не забывать этот вечер, быть трепетным к этому человеку, к этому божеству — своей музе.

***

Послеобеденные лучи пробивались в комнату, путаясь в волосах, касаясь кожи мягким теплом. Они достойно пропустили весь день за беспробудным сном. С легко отыгранным подозрением Сонхва одной рукой натянул тонкое одеяло выше, перекрывая вид на свой оголенный живот. Неотрывный взгляд Хонджуна наверняка сверкал очарованными испепеляющими бликами. Пытаясь нашарить по полу раскиданные элементы одежды, он шумно сбил рукой пустую бутылку вина, издевательски укатившуюся от него. Сонхва негромко прыснул. Ким обернулся. — Посмотри на это, — предложил Пак, повернув свой мобильный экраном к нему. С охваченной ноющей остаточностью от всего выпитого вчера головой, Ким придвинулся, разглядывая фотографию, опубликованную в соцсетях. Двое парней, слишком увлеченных друг другом, еще не знающих о дальнейших инфоповодах. — Молодой танцор, захвативший публику своим откровенным перфомансом, в тандеме с продюсером небезызвестной компании, — зачитал Сонхва, улыбка на его губах была не иначе, как презрительна, и что-то даже в этом было очаровательно, — Откровенно пафосно. — Фактически, ошибки в этом нет, — перекинув руку поперек чужого торса, Хонджун опустил голову на его плечо, — Как мило, что это единственное, что всех их интересует. — Мм, написали об этом... много, читать не буду, — он недолго листал меню телефона, изредка хмурясь, прежде чем потушить его и отбросить, зарывшись пальцами в волосы Хонджуна, — Нами недоволен офис. — К черту их, — бросил Ким, перекинув свое тело через его бедра, и утягивая такого желанного человека в поцелуй, пропитанный несдержанно счастливой улыбкой.