Улица военных ветров

Остаток дня прошёл тревожно. Очень тревожно и страшно. Постоянно заглядывали немцы, предлагая Гюнтеру что-то и тыкая пальцем в Леру с отвращением, в каком-то сарае сожгли всех «ненужных» по мнению фашистов людей, тобишь мужчин. Зачем? Ну, якобы, не глупые, отбиваться будут и женщин защищать. А, видите ли, немцы прямо умники-разумники, в чужой стране сами разберутся. Или для них это уже была часть Германии?       С горем пополам стемнело, наступила ночь, которая, как назло, была очень холодной, в отличии от прошлых. Лера достала два одеяла из шкафа, перекладывая их себе на кровать. И в ту же секунду за её спиной появился Гюнтер. — Bekomme ich mindestens eine Decke? Ich bin auch ein Mensch, und besonders bei deinem Frost ist es im Winter wirklich schlimm… — тихим голосом спросил Ханс. — Понятно, что ничего не понятно… — буркнула Валерия, даже не обернувшись на жильца, если можно было его так назвать. Конечно, жилец из ряда захватчиков… — Ich verstehe, dass wir für Sie Feinde sind, aber nicht alle Deutschen sind Faschisten. Ich wünsche dir nichts Böses. Wenn es nach mir ginge, würde ich komplett mit dir durchbrennen! Im Ernst, Valeria… Für dich bin ich wie ein Diamant im Mist, ich werde dich nicht vergewaltigen, ich möchte nur, dass du relativ ruhig in diesem Chaos lebst! — вермахтовец взял девушку за руки, немного массируя ладони. Она стоит к нему спиной. Эх, а знала бы эта фройляйн о его чувствах… Подождите, фройляйн же, верно?.. Чёрт, об этом Гюнтер и не подумал. Что, если на фронте у Карцевой какой-нибудь жених, или ещё хуже — муж?! Лера вздрогнула от прикосновений потенциального врага. У него были действительно теплые ладони… Нет-нет-нет, и страшно одновременно. — Меня буквально держит за руки захватчик! И так беззлобно… — подумала Валерия. «Немецкой подстилкой быть не собираюсь!» — обещание, которое она дала сама себе. Но мало ли, как перевернётся мир, и она полюбит этого «анти-фашистишку среди фашистов» в ответ… В этот же момент немец указал пальцем на один из одеял и жалобно посмотрел на девушку. «Хоть бы она поняла, хоть бы она поняла…» — пожалуй, единственное, что было у него в голове на данный момент. Все-таки очень не хотелось мерзнуть ночью, пока русская под одеялком нежиться. И что более возмутительно, не с ним!       К счастью, девка не промах — все поняла, обернула одеяло вокруг предплечья, перенесла на выделенное для него место. — Danke, — поблагодарил Гюнтер и чуть наклонился к девушке со спины. Наглец, поцелуй он хочет… А по морде своей немецкой он не хочет, случаем?! Мало ли, сейчас придуривается, что хороший, а потом застрелит её к чертям? Карцева снова ему не верит… За два года войны она настолько усомнилась в человечности, так это ещё и солдат вражеский. С этими спутанными мыслями и противостоянием с самой собой Валерия улеглась на кровать, по уши укрываясь одеялом и сворачиваясь под ним калачиком. — Gute Nacht, mein Lieber… — как можно нежнее постарался произнести немец. Насчёт результата он так и остался в неведении, так как русская промолчала, не желая продолжать диалог. Ханс тоже лёг на кровать, отвернулся к стене, и по грудь укрылся одеялом. Лёг прямо в форме, грех снимать, под ней такой слой утепления!

***

Посреди ночи Гюнтер проснулся от очередного кошмара. Там на его глазах расстреляли, изнасиловали и побили его возлюбленную, а после всего этого сожгли труп. Зрелище, пускай и во сне, было совсем не из лучших. Он взглянул в окно за кроватью: тьма тьмущая, только на крыльце дома напротив стоит фриц и курит.       Немец поднялся с кровати, деревянный пол скрипнул от навалившегося на него веса. Он подошёл к соседней кровати, наблюдая за спокойным на вид сном русской. В голову пришла безумная идея, от которой он, пожалуй, мог лишиться жизни (если бы Карцева ружьё достала из шкафа), но это стоило того.       Гюнтер оперся руками на матрас, перелезая через зажатые под одеялом ноги. Оказавшись на кровати и надвисая над Лерой, он как можно было тише и нежнее лег рядом с её силуэтом, немного приобняв рукой. За этим не последовало никакой реакции девушки, она так и продолжала дремать, но уже с немцем под боком. На утро с пробуждением Валерия почувствовала что-то такое…теплое и приятное сбоку. На автомате она подумала, что это Мурюшка — кошка, которая переодически забиралась через подвал или окно в дом и находила теплое местечко, а Карцева не возражала. Животное же, и наверное не понимает особо, что за ужас вокруг творится. Не двинув головой и продолжая смотреть в потолок, Лера дотянулась до «кошки» руку и погладила «её» ладонью. — Мурюшка… Ты снова здесь… А через мгновение она поняла, что животное шерсть потеряло. Заметно, вообще-то! Сочтя это за бред, девушка наклонила голову, и увидела перед собой не кошку, а следующую картину: перед ней, на одеяле, лежал Гюнтер, уперевшись в её бок и беззаботно продолжая спать. Валерия заметно вздрогнула, чем разбудила человека рядом с собой. Он чуть потянулся, вытянув ноги и подняв голову, заглядывая русской в глаза с сонной улыбкой. — Ooh, ich bin immer noch hier… Guten Morgen. — Мне без разницы, понимаешь ты меня или нет, но сейчас поднимайся и убирайся с моей кровати от греха подальше! — возмущенно и слегка напуганно скомандовала Лера, указывая фрицу на кровать, выделенную ему ещё вечером. И понимая по интонации возмущение, Гюнтер поднялся, оперевшись на руки, и, с кашлем перелезая через девушку, ставя ноги на пол по очереди, он завалился на свою кровать, чувствуя дикую слабость. Тело горело, голова болела так, аж казалось, что она сейчас расколится, как грецкий орех. Лишний раз двигаться не хотелось, ибо от действий становилось ещё жарче. Немец очень быстро понял, что заболел, как не кстати… Сейчас бы какую таблетку от температуры — уже роскошь. Ты попробуй этой объяснить, что тебе нужно, когда она тебя вообще не понимает.       Но Карцева, вроде бы, догадалась. Даже удосужилась спросить о его самочувствии, а позже, когда ответа не последовало, вспомнила, что Ханс русский не особо понимает. Девушка поднялась с кровати, откинув от себя толстое одеяло и подошла к соседней кровати, прошагивая по холодному деревянному полу. Тронув его горячий лоб, Лера чуть запаниковала: чем лечить немцев? Нужен ли им какой-то особый курс лечения? А главный вопрос: чем их лечить?       Увидев выражение лица Валерии Гюнтер жестами постарался попросить лист бумаги и что-нибудь, чем можно написать. Через некоторое время девушка предоставила ему химический карандаш и какой-то смятый кусок бумаги, но этого было вполне достаточно. На листке Ханс обозначил, что ей нужно сходить в аптечный пункт и внизу написал название нужного лекарства. Карцева накинула пальто, надела обувь, запихнула смятый листик в карман и вышла во двор, закрыв за собой дверь. Теперь главное, чтобы немцы не видели её.       Русская нагнулась и обогнула дом, перелезая через забор за домом. Она знала, где был пункт и как в него добраться, и райончик там был очень глухой, что один аптечный пункт на всю улицу и стоит: ни домов, ни чего. Но если немцы его захватили, уже вообще не будет разницы, куда и откуда идти.       Пробежав по пустой улице, Лера добралась до аптеки. Немцев в округе не было, половина дела сделана. Она протянула фармацевту лист из кармана, купив нужное лекарство, и засунув его в карман вместо бумаги, девушка вышла на улицу и вновь пригнулась, двигаясь обратно к дому. Но на этот раз удача была не на её стороне. Фашисты настигли на середине улицы. Бежать было некуда - немцы спереди, немцы сзади. Вооруженные.       Дальше все было будто в тумане. Карцева растерянная и напуганная посреди улицы, враги вокруг перекрикиваются на незнакомом ей языке. Последнее, что она застала на улице - как один из фрицев стукнул её винтовкой по голове. Дальше очнулась Лера уже в каком-то помещении.       А что было с ней дальше, никому не известно. То ли изнасиловали и убили, то ли пытали, то ли просто убили. Но домой Валерия уже не вернулась. И Гюнтер так и не дождался её с лекарством, так он и не поцеловал её, как и не завёл с ней семью после окончания войны... Она погибла. И если существует загробный мир, ей там будет куда спокойнее, чем в захваченной деревне. Куда спокойнее...