Попался

И снова Гарри открыл глаза, и снова оказался в больничном крыле, и снова вокруг него собрались друзья. Только вот на этот раз никаких бледных отчаянных лиц, никакого холода и ужаса в глазах — только счастье и облегчение. — Все получилось! — выдохнул Салазар, хотя рот Гарри уже вытянулся далеко за пределами ушей, все и так было понятно. — Ты совершенно чист и свободен, наши узы удалось отделить от твоей связи с хоркруксом без разрывов и повреждений. Волдеморта нет и больше никогда не будет, а Турнир Трех Волшебников закончился победой Седрика Диггори. Ты уж прости, мы не стали выталкивать твое бессознательное тело и кричать: «Он был первым!» — Я не в обиде! — Гарри искренне расхохотался, представив себе эту картину, а затем мотнул головой. Ему и в самом деле никогда не требовалась слава, так что он был искренне рад за Седрика и надеялся, что для всех остальных его победа станет праздником, а не поводом позлорадствовать. — Так учебный год закончился? Сколько я тут валялся? — На самом деле ты спал всего три дня, — примирительно сообщил Гриффиндор и устроился в изголовье. Только теперь держать Гарри за руки не стал, и у него появилась роскошная причина для этого: ладони Северуса Снейпа уютно устроились в лапищах воина и, кажется, нисколько не возражали против такого обращения. — Вы ничего не видите, мистер Поттер, — чопорно заметил Северус, и Гарри смущенно хихикнул, а затем осекся. Испуганно посмотрел на Салазара, который на этот раз стоял гораздо ближе к нареченному, но все равно подходить не спешил. И вот вопрос, к нареченному ли? Хотелось выпустить наболевшее из себя в воздух, но Гарри не торопился, не готов был услышать ответ. — Учебный год почти закончился, — кивнул Годрик. — Остался только прощальный пир, а потом все смогут разъехаться по домам. Говорить речь будет профессор Макгонагалл, но Северус уже получил письмо с предложением занять директорский кабинет. Боюсь, межпожирательские связи еще долго будут напоминать ему о себе: иным, чем как настойчивой просьбой Люциуса Малфоя я такое предложение министра магии объяснить не могу. — Нисколько не сомневаюсь, что Малфой поторопился продвинуть того, кто прикрывал и поддерживал все капризы его сына на протяжении нескольких лет, — ядовито протянул Гарри, затем махнул рукой и сказал: — Неважно, уверен, вы все равно станете лучшим директором, Северус, точнее, профессор Снейп, если только избавитесь от некоторой склонности к поддержке слизеринцев. — Предыдущему директору некоторая склонность к поддержке гриффиндорцев нисколько не мешала, — ядовито заметил Снейп, затем рассмеялся и как-то по-домашнему уютно уткнулся Гриффиндору в плечо. — Но на самом деле никаким директором я не стану, Гарри, потому что больше не намерен задерживаться в этом времени. — Вы… — Гарри подскочил на постели, и если бы не остаточная слабость, он бы уже вовсю нарезал круги по больничной палате. — Вы собираетесь отправиться в прошлое? Вместе с Годриком? — Да, меня больше ничего в этом мире не держит, даже данные клятвы я выполнил, хоть и не совсем так, как планировал мой кредитор. А Годрику пора возвращаться к себе, там Хогвартс еще не совсем достроен, верные боевые подруги соскучились, студенты намертво забыли вбитые в них знания… Ну, вы знаете, как это бывает. — А Салазар… — начал было Гарри, но затем осекся, повернулся к Слизерину и продолжил. — А ты останешься здесь или уйдешь вместе с ними? И мы… Мы все еще связаны? — Я же уже успел сказать тебе, что да, связаны. Мы — нареченные, Гарри, а потому я поступлю так, как ты того пожелаешь. И если тебе хочется знать мое мнение, в прошлом нам с тобой будет гораздо лучше, чем здесь. Гарри замер. Задумался. Когда он снова вскинул на Слизерина встревоженный взгляд, в палате остались только он и Салазар. Несчастная мадам Помфри спокойно дремала на своем посту, сраженная надежным сонным заклинанием. Нареченный внимательно наблюдал за Гарри, и на лице его отпечатались печаль и понимание. Но у Поттера не было ничего, что могло бы расстроить Слизерина, потому что, как выяснилось, Гарри свое решение принял давным-давно, и последние события это только подтвердили. Юноша понял, что для него в этом мире не осталось больше никого. Крестный, последний человек, которого можно было назвать своим, его предал только потому, что не желал допустить дружбу крестника и бывшего школьного неприятеля. Друзья привыкли помыкать им и выражали недовольство каждый раз, когда он поступал по-своему. Гарри все еще любил Рона и Гермиону, но прекрасно понимал: ни ей, ни ему он не сумеет рассказать историю своей жизни за последний год. Потому что она, эта история, оказалась вдруг гораздо ценнее, чем все, что происходило с Поттером до этого. А еще он даже представить себе не мог, как бы друзья отреагировали на его связь со Слизерином. И не хотел проверять на практике. Наставник, кропотливо, терпеливо, с юмором и пониманием доносивший до юноши истины в конце каждого учебного года, в итоге оказался равнодушным стариком, не желающим решать проблему собственными руками, но готовый свалить ее на специально выращенного героя. Многочисленные приятели с удовольствием возносили Гарри на пьедестал, а затем безжалостно сбрасывали его оттуда по нескольку раз за год. Нет, Гарри был точно таким же, как Северус: никого в этом мире у него не осталось, и он был готов последовать за Салазаром, куда тот позовет. — Мы можем вернуться в прошлое, — нерешительно сказал Поттер и посмотрел на Слизерина. Тот немедленно оказался рядом и тут же крепко сжал сложенные лодочкой ладони Гарри в своих руках. Было почти больно и одновременно невероятно приятно. — Ты хорошо подумал? — настойчиво спросил Салазар. — Назад вернуться не получится, даже если очень этого захочешь. — Я подумал, — кивнул Гарри. — Я хочу увидеть тот Хогвартс, который ты строил, познакомиться с основательницами, выслушать тысячу смешных историй про тебя, смешных и дурацких. Уверен, они не издали этот сборник в свое время только потому, что обиделись на тебя. Теперь у них есть шанс удивить человечество. Салазар молчал. Он даже не улыбнулся, когда Поттер понес откровенную чушь, и юноша подобрался. Он ждал решения нареченного, любого решения, и в итоге получил крепкое порывистое объятие. Когда Слизерин отстранился, он смерил Гарри взглядом, наполненным благодарности, нежности и тепла, а затем произнес лишь одно слово: — Спасибо. Гарри потянулся к губам нареченного. Он давно мечтал о том, чтобы попробовать, какого это. Чувствовать на своих губах чужие губы. Распаляться от прикосновений. Замирать от восторга и легкого страха, когда одежда постепенно освобождает тело, а разгоряченная кожа окутывается прохладным воздухом. Гарри потянулся, но был остановлен спокойно и твердо. Юноша обиженно засопел и постарался отвернуться, но взгляд Слизерина, серьезный и уверенный, удержал его по эту сторону недопонимания. — Не сейчас, Гарри, но однажды обязательно. Поверь, наше время еще настанет. И больше никаких вопросов не возникло. Поттер рассказывал нареченному обо всем, что успел передумать за время короткой разлуки, казавшейся бесконечной. Слизерин делился подробностями охоты на хоркруксы. Когда зашла речь о Кричере, домовике Сириуса, Гарри вдруг встрепенулся. — Слушай, у Добби ведь тоже никого тут нет, — нерешительно пробормотал Поттер, затем набрался смелости и продолжил. — Его еще Дамблдор нанимал на службу, и неизвестно, согласится ли оставить при Хогвартсе новый директор. И потом, я обещал ему, что сам сделаю его слугой, когда уговаривал помочь Северусу и Годрику. Как думаешь, он может отправиться со мной? — Мы наворотили столько, — пожал плечами Салазар, — и знаем так много о том, что следует предотвратить, что сомневаюсь, что мир вернется на ту колею, по которой двигался. Куда вернее, окажется создана иная ветвь реальности, и я не думаю, что Добби окажется там плохо. Я и сам ему благодарен, и вынужден признать, что всегда недооценивал домовиков, впрочем, как и почти все остальные маги. Этот малыш многому нас научил и еще научит. — Спасибо! — выдохнул Гарри, и Салазар счастливо улыбнулся ему в ответ. Путешественники никому и ничего не стали объяснять. Даже проявлять себя на свет не решились. Гарри вышел из больничного крыла, выслушал сбивчивые упреки в том, что Диггори оказался шустрее, насмотрелся на любопытные физиономии и выдал несколько скучных историй о том, что случилось с ним в лабиринте. А затем отправился в спальню, собрал мантию-невидимку, карту Мародеров, волшебную палочку, верную сову и подумал, что больше ничего с собой брать и не желает. Вызвал Добби и битый час отбивался от восторженных слез и бурной благодарности. А как время приблизилось к полуночи, спустился в Тайную комнату, посмотрел на все еще привязанного в ней Бродягу. Кричер преданно ухаживал за хозяином, регулярно менял воду и еду, вытрясал подстилку. Гарри слабо улыбнулся. Он запретил себе плакать, лишь потрепал залаявшего пса по макушке и скомандовал домовику: — Кричер, как мы уберемся, ты можешь вернуть Сириуса домой и снять с него чары. Мы больше никогда не вернемся, и мне все равно, что он станет рассказывать по этому поводу. — Как скажешь, хозяин Гарри, — низко склонился эльф. — Кричеру жаль, что молодой господин не станет новым хозяином дома Блэк, но Кричер благодарен за то, что с вашей помощью удалось завершить дело хозяина Регулуса, и Кричер надеется, что домовик Добби присмотрит за Гарри Поттером. — Присмотрит! — немедленно взвился Добби, и от ревности в его голосе Поттеру хотелось плакать. Но он не стал, тем более, что все остальные путешественники тоже прибыли на место. Они взялись за руки, вспыхнул странный артефакт, и пространство и время повернуло вспять, чтобы забросить смельчаков в глубины истории. Вспыхнул свет, две ослепительно красивые девушки звонко рассмеялись и, совершенно не удивившись, в один голос произнесли: — И разумеется, они прибыли к самому обеду! Кто бы сомневался. Гриффиндор густо расхохотался, Добби носился по замку, словно маленький мячик, Северус внимательно разглядывал обеих юных леди. Салазар был рядом, и его рука все еще удерживала ладонь Поттера. Гарри вдохнул родной запах стен Хогвартса, еще не успевших покрыться налетом времени, и улыбнулся. В замке он всегда чувствовал себя как дома, но теперь и в самом деле вернулся домой, окончательно и бесповоротно. А жизнь продолжалась, вот удивительно-то!