Попался

В Запретном лесу было очень даже неплохо. Ну да, знакомые прежде тропы давно заросли, крохотные тоненькие кустики превратились в могущие стволы, срослись верхушками настолько, что дневной свет перестал касаться уставшей земли. Единорожьи пастбища сместились в стороны, часть леса изрыли глубокие жуткие пещеры акромантулов, а пышные заросли волшебных трав слегка сменили свои цвета и свойства. Но это по-прежнему оставался тот самый заповедный лес, возле которого волшебники строили свою школу, в котором собирали грибы и ягоды, чтобы не отвлекаться от строительства надолго, в котором тренировались друг с другом в шутливых дуэлях и в котором падали прямо на землю, смотрели на буйное переплетение ветвей и мечтали о будущем. Лес любил их тогда, когда они лишь пришли на эту землю, договорились с местными народцами о строительстве, получили благословение и разрешение, любил их теперь, когда они давно превратились в легенды. Они не знали изменившихся мест, но нашли заброшенную избушку, ветхую, но сухую и теплую. Несколько заклинаний подправили покосившиеся ставни и крыльцо, уберегли магов от чужого взгляда, и можно было сказать, что жизнь удалась, а новый дом найден и приспособлен к жизни. Наколдовать там нехитрую мебель, натаскать дров для очага и того, чем можно наполнить сначала чугунки и котелки, а после и желудки, привести себя в порядок парочкой хороших чистящих чар — и жизнь и вовсе должна была показаться прекрасной. Все и в самом деле было не так уж и плохо, если бы не Гарри. Парнишка, оказавшись за пределами Хогвартса, сначала как-то ошарашенно обмяк, а затем принялся биться в судорогах, страшно хрипеть и рваться туда, где возвышались величественные шпили башен школы. Гарри не узнавал ни Салазара, ни Годрика, на него не действовали успокоительные чары, и казалось, что одно существование вне пределов Хогвартса причиняет ему сильнейшую боль. Наконец, маги устали биться над разгадками и исцелением и попросту усыпили подростка, тем более, что во сне его черты разгладились, он засопел мерно и спокойно, а значит, странная боль отступила. — Зачаровали, — Годрик покачал головой, озвучив очевидное, посмотрел на помрачневшего Слизерина и осторожно прикоснулся к его плечу. — Как думаешь, что это может быть? — Понятия не имею, — сухо ответил Салазар, который только и делал, что рисовал причудливые, крайне сложные узоры, один за одним, а затем разочарованно выдыхал. Ни одно из заклинаний не помогло ему установить, что случилось с нареченным. — А знаешь, что самое плохое? — Что? — по печальному лицу Гриффиндора становилось понятно, что кое-какие предположения у него имелись и радости магу не добавляли. — Для того, чтобы выяснить, что бы это могло быть, мне рано или поздно придется разбудить Гарри. И никто не дает гарантий, что я успею помочь ему прежде, чем он непоправимо навредит себе или сойдет с ума. Эта штука явно засела в его разуме, иначе бы он не пытался вернуться в Хогвартс. Это что-то между физическим и духовным, это какой-то неизвестный мне сплав чар. — Ты не забывай о том, — меланхолично добавил Годрик, — что мы изучали магию на тысячу лет раньше, чем местные колдуны. Да, какие-то секреты нашего времени теперь утрачены, но ведь что-то они открыли, где-то они явно опережают нас. И воспользоваться библиотекой Хогвартса нам вряд ли удастся в ближайшее время. — Думаю, ночью в замке по-прежнему тихо и безлюдно, но читать там все подряд в поисках ответов, наугад мы все равно не сможем, — Слизерин возразил, на мгновение воспрял духом и тут же сник. — Не нравится мне все это! Правда, я думаю, источник проклятья Гарри мне известен: недаром же этот Дамблдор бросал мне вызов и требовал отступиться от нареченного. Уверен, что чары принадлежат ему. В крайнем случае я всегда могу проникнуть в кабинет директора и принять вызов. Со смертью заклинателя проклятья подобного типа должны рассеиваться. — Все логично и верно, — Годрик покачал головой и принялся растапливать очаг и складывать в котелок все для ужина. Хижина была совсем крохотной, и друзья по-прежнему могли разговаривать вполголоса, пока Гарри мирно спал на единственной постели, укрытый свеженаколдованными пледами. — Только ты не забывай о том, что директор Хогвартса обязан быть очень сильным магом. Гарри уважает Дамблдора, в его воспоминаниях, правда, живого свидетельства могущества старика нет, но мне хватило даже того, что парень узнал с чужих слов. Уверен, что в схватке твои шансы будут довольно зыбкими и неустойчивыми. Кроме того, вам вполне под силам обрушить своды Хогвартса себе на голову, несмотря на установленную в школе защиту. Это совсем не то, к чему бы мне хотелось прийти. — И что ты предлагаешь? — раздраженно спросил Слизерин. Усилием воли он заставил себя отойти от Гарри и тоже заняться обустройством вечера. Удивительно: порывистость никогда не была ему свойственна, скорее, он славился обстоятельностью и осторожностью, но как только вопрос коснулся нареченного… Слизерин выронил из ослабевших пальцев миску с полосками сушеным грибов, небрежно смахнул все обратно, вернулся к постели Гарри. Глупо было пытаться обмануть самого себя и сделать вид, будто бы все его мысли не поглощены здоровьем подростка. Пока Поттер будет находиться в таком состоянии, Салазар ни о чем другом думать не сможет, все продолжить валиться у него из рук. Так что маг поборол муки совести и опустился на краешек кровати, взял грубоватую, но не лишенную красоты руку Гарри в свою ладонь и вздохнул. Связь нареченных проявлялась уже сейчас. Нет, никаких желаний по отношению к Поттеру у него не было и быть не могло, просто Гарри хотелось защитить. Оградить от всех бед и печалей, уберечь от врагов и несчастий. Бездействие приносило почти физическую боль, а от вида безвольного тела в глазах нехорошо темнело. Это было не наказание, просто наблюдать за страданиями того единственного, кто предназначен самой судьбой, оказалось невыносимо. Годрик тяжело вздохнул, украдкой кинул на друга сочувствующий взгляд и захлопотал по хозяйству. Когда по хижине поплыл приятный аромат сытной похлебки с душистыми травами, а маленькая хижина почти полностью превратилась в подходящее для обитания троих магов жилье, Гриффиндор встрепенулся. Налил полную плошку дымящегося варева и аккуратно поставил ее перед Слизерином. Салазар недолго просидел в бездействии, держа Гарри за руку, очень скоро он снова принялся чаровать, и теперь должен был изрядно выдохнуться. — Поешь, — мягко сказал он, прерывая рисунок очередного заклинания. Руки Слизерина дрожали, и он уже почти ничего не соображал, — тебе нужно восстановить силы. Если ты просто свалишься тут от истощения, Гарри это ничем не поможет, ты и сам прекрасно все понимаешь. Слизерин тяжело вздохнул, но с доводами друга согласился. Притянул к себе плошку, проследил за тем, чтобы Гриффиндор даже не вздумал забывать о себе, и на какое-то время в хижине повисла почти уютная тишина, разбавляемая лишь мерным стуком ложек. В какой-то момент Годрик вдруг вскинулся и внимательно прислушался. Слизерин тут же замер и тоже вслушался в тишину. Через пару мгновений маги понимающе переглянулись. — Кто-то ходит за пределами защитных чар, — сказал Гриффиндор, и Салазар согласно кивнул. — Не может найти Гарри из-за наших заклинаний, но каким-то образом чувствует, что мальчик здесь, — добавил он своих мыслей. — А потому ходит кругами, не в силах попасть сюда, но и не удаляясь. — Это вполне может быть Дамблдор, — заметил Годрик и осторожно провел пальцами по волшебной палочке. Верная подруга и соратница ответила снопом ярких искр, показывая, что готова к любой битве. — Сильный маг со временем разрушит даже наши чары, тем более, что мы так и не смогли пока понять, как устранить слабое место в защите, — мрачно прокомментировал Слизерин, решительно оставил ополовиненную миску со все еще дымящейся похлебкой и потянулся. Годрик последовал его примеру, и теперь оба мага напряженно вслушивались в почти непробиваемую тишину, разбавленную лишь сонным дыханием Гарри. — Лучшая защита — нападение! — радостно вымолвил Годрик и двинулся вперед, но тут же оказался остановленным лучшим другом. — Нужно атаковать так, чтобы не выдать хижину и не задеть Гарри, — настойчиво сказал Салазар, выдержал обиженный, даже оскорбленный взгляд Гриффиндора и дождался согласного кивка. Только после этого маг выпустил рукав мантии Годрика и сам тоже двинулся вслед за другом.Незнакомец оказался вовсе не Дамблдором. Довольно высокий, но все же не настолько, как директор Хогвартса, он обладал роскошной, черной, как смоль шевелюрой, выразительным крючковатым носом, как у хищной птицы, черными, кажущимися бездонными глазами. Кроме того, он был гораздо, гораздо моложе, чем Альбус Дамблдор. Годрик напряг свою память и сумел припомнить, что примерно так должен был выглядеть профессор Снейп — мрачный, неприятный тип, который постоянно придирался к Гарри, унижал его, оскорблял, но раз за разом приходил Поттеру на помощь. Вспомнил Гриффиндор и свое сожаление о том, что в Гарри оказалось маловато глубины для того, чтобы понять: смотреть и оценивать всегда нужно не слова, а поступки. В любом случае, Годрик никогда не назвал бы профессора Зельеварения врагом Поттера, впрочем… Да, директора Дамблдора он врагом Гарри не назвал бы тоже. Так или иначе, пока Гриффиндор напрягал свою память, Салазар Слизерин уже проявил себя. Он вышел за границу защитных чар, зашел за спину профессору и ловко приставил палочку к обнаженной беззащитной шее. Острие слегка царапало место пульсации, но огонь в глазах профессора свидетельствовал, что ничего еще не окончено. «Как странно ныне оборачиваются события», — невольно подумал Гриффиндор, ругая поспешность своего друга. Вслух сказал только: — Господа, вам не кажется, что сперва мы все могли бы объясниться? — однако было уже поздно: первое заклинание расцветило вспышкой мрачные своды Запретного леса.