Dead souls

Запах сигарет и алкоголя больше не вызывает тошноту. Дазай давно научился игнорировать такие мелочи, особенно когда дело касалось этого бара. Здесь не было уютно или красиво, не подавали лучшее пойло. Не было в этом захудалом месте даже музыкантов или танцовщиц, ради которых стоило бы сюда прийти. Лишь тусклый свет ламп, звон бокалов и куча запахов. А ещё — парящие в воздухе тысячью пылинок воспоминания, которые режут не хуже ножа. Но Осаму, видимо, мазохист, если из раза в раз выбирает именно это место. Бар напичкан призраками прошлого не меньше кладбища, утоплен в эмоциях и пустых обещаниях, которым никогда не суждено было сбыться. И этот болезненный коктейль Дазай готов был глотать вечно. — Добавки? Старый бармен бросает взгляд на полупустой стакан виски, зажатый в руке Осаму, и, дождавшись кивка, плескает янтарной жидкости до краев. Духи не пьянеют, однако это не значит, что алкоголь бесполезен. Он притупляет боль, на время отключает чувства. Удобно, если в душе у тебя непроглядная тьма, а вся жизнь — рабство, прикрытое работой на мертвецов. Казалось бы, всё, смерть — конечная точка. Чего можно бояться после того, как сердце останавливается? Ответ до жути прост: Кошмара. Того, от которого не проснуться. Вечное повторение твоего самого болезненного момента жизни, словно кто-то не слишком хороший взял и склеил концы кинопленки. Вот что произойдет с теми, кто пойдёт против Отдела смерти и не станет отрабатывать грехи — заключение в собственном разуме и пытка своей же памятью. Ну, а если тебе все же удалось справится и ты смиренно отработал положенный срок, искупив грехи, то сам Глава Отдела дарует тебе перерождение. Бонусом к нему идет Особое правило, согласно которому ты вправе попросить о любой просьбе перед тем, как отправится в новый мир. Это могут быть пожелания о месте или времени рождения, талантах и даже чертах характера. И Глава будет обязан их выполнить в рамках своих возможностей. Дазай делает несколько глотков. Виски прохладой окутывает горло, слегка сластит на языке. Он не готов встретиться с прошлым лицом у лицу. Попытки убить себя он давно забросил по одной простой причине: он уже мертв. Дальше — только в Кошмар. Телефон по правую руку начинает вибрировать. Осаму нехотя косится на экран, но отвечать не торопится. Делает ещё пару глотков и осушает стакан, жестом показывая бармену, что ему больше не нужно. Мобильник продолжает вибрировать, когда Дазай наконец поднимает трубку. — Где ты ходишь? — Слышится недовольный голос босса. Дазай устало вздыхает, пощипывая кожу на переносице. — Насколько я знаю работы сейчас нет, так что я отдыхаю. Мори замолкает. На другом конце трубки слышится тяжёлый вздох. — Ты же только хуже делаешь. Тебе давно стоило забыть туда дорогу, Дазай. Ну конечно, он догадался. В последнее время, когда его контракт с Чуей близится к концу, Осаму всё чаще можно увидеть здесь, сидящим за барной стойкой в молчаливой меланхолии. — Понятия не имею о чём ты, — холодно отвечает Дазай. — Ты звонишь только чтобы спросить, как у меня дела? — Нет. — Конечно, нет. Они ведь начальник и подчинённый, а не лучшие друзья. — Ты ведь помнишь какой сегодня день? Осаму морщится, будто сама мысль об этом вызывает у него боль. — Конец контракта Чуи, — едва слышно произносит он. Признавать этого не хочется, но за долгие тринадцать лет Дазай стал чувствовать к Накахаре что-то вроде дружеской привязанности. И, несмотря на то, что когда-то он клялся себе никогда в жизни не сближаться с кем-либо, ему это нравится. Он точно мазохист. Мазохист, который ненавидит боль, но готовый раствориться в ней без остатка, просто потому что это заставляет его чувствовать хоть что-то. — Вот именно. На тебя возлагается обязанность доставить Чуе приглашение и пропуск. Отдел смерти примет его с распростертыми объятьями. — Так же, как принял меня? — не выдержав, язвит Дазай. На другом конце слышится смешок. — Так же, как принял всех нас. Но прежде, чем ты сделаешь это, зайди в офис. Есть новости. — Голос Мори ровный, словно он говорит о погоде или скидках в супермаркете, однако новости из его уст обычно не предвещают ничего хорошего. Босс отключается, так и не дождавшись ответа, а Дазай ещё какое-то время безучастно наблюдает за тающим в стакане льдом и только потом уходит, оставив оплату с чаевыми на барной стойке.

***

Под офисом Мори имел ввиду высотное здание в центре Йокогамы, сверкающее на солнце бликами множества окон, словно настоящий алмаз. Обычные люди, разумеется, придя туда, видят лишь унылые кабинеты какой-то торговой компании с её неприметными работниками. Духи же, подобные Дазаю, проходя через автоматические двери на первом этаже, благодаря своеобразному пропуску в форме татуированной пятиконечной звезды на запястье, попадают в бесчисленные коридоры Отдела смерти. В этих стенах содержатся тысячи душ и проводятся сотни ритуалов. Все это — архивы, библиотеки, просторные залы — есть что-то вроде загробного мира, куда не ступала нога живого человека. Вообще-то в практике Отдела безусловно уже были подобные Чуе исключения, способные видеть духов и следовательно попасть сюда. Все они находились на грани жизни и смерти и зависли между миров, не желая или не имея возможности выбрать один. Однако с Накахарой все обстоит несколько иначе. Его жизнь — последствие контракта, заключённого матерью, и только по этой причине, Чуя видит их. Он, как бы дерзко это не звучало, особенный. Способен, даже будучи живым, противостоять испериям — тем самым тварям из исполнительного отдела, от одного вида которых у Дазая кровь стынет в жилах. С момента его самоубийства прошло уже почти 20 лет. И ровно столько же — с начала его работы в Отделе. Как и всем новичкам нынешний босс Мори вынес ему приговор, заключающийся в обязательной работе на духов в течение — в его случае — 155 лет. — Совершить самоубийства нынче дорого стоит, — сказал тогда Осаму новому боссу, улыбнувшись. Ни один человек, думая о смерти, не предполагает, что после неё придется работать. По этой простой причине, смерть многим видится концом страданий, но никак не их продолжением. Естественно люди, погибшие от чужих рук или в больнице, например, не успевшие толком нагрешить, отправляются на свой законный отдых. Дазай же и без суицида — умри он от пули в грудь или туберкулёза, неважно — оказался бы здесь. Слишком много жизнь заставила его совершать ужасных поступков. Двадцать лет назад Осаму потерял всё, ради чего жил и боролся. Потому решил перестать жить и бороться. Это не было спонтанным решением. Мысли о смерти преследовали его с детства: сначала любопытство, невинный интерес, но вскоре это переросло в нечто большее. Дазай экспериментировал, висел на волоске от смерти трижды, пока в его жизнь, затуманенную алкоголем и горем, не пришёл Ода. Пришёл, чтобы уйти. Осаму не раз вспоминал день, когда умер. Он провёл много времени, размышляя о способе самоубийства, а в итоге остановился на банальном: бросился в реку. — Дазай-сан! Постойте! Осаму оборачивается на голос и видит спешащего к нему Ацуши. Парень широко жестикулирует, стараясь привлечь внимание. Когда Дазай останавливается, Накадзима догоняет его и вместе они продолжают путь до кабинета Мори. — Что случилось? За тобой гонятся? Осаму усмехается, бросая взгляд за спину, но Ацуши лишь качает головой. Он возбуждён и взволнован: нервно перебирает пальцами, скользит глазами по периметру. — А вы ещё не знаете? Весь Отдел на ушах стоит. — Я пришёл, потому что меня вызвал Мори. — Иначе бы ноги́ Дазая здесь не было. — Видимо, как раз потому поводу. Что бы там не произошло, к нему это не имеет никакого отношения. По крайней мере пока. — Исперии, они… Озверели, — на выдохе сообщает Ацуши, опасливо оглядываясь по сторонам, словно боится, что разговор подслушают. — Убили контрактора раньше времени. Дазай задумчиво склоняет голову. А вот это уже действительно интересно. — Когда? — Несколько часов назад. Анго сейчас завален работой по корректировке воспоминаний. Поэтому к Мори на совещание иду я, — последнее Ацуши произносит с ноткой гордости, такой типичной для юношей его возраста. — Вижу тебе нравится здесь работать, — замечает Осаму, тепло улыбаясь и внутренне отмечая, что действительно рад за Ацуши. В отличие от него самого, Накадзима горит этим делом и чужие воспоминания вовсе не мучают его молодой нетронутый предрассудками разум. — Пожалуй, да. В моей прошлой жизни, — практически все мертвецы называют время своей жизни до смерти «прошлой жизнью». Хотя с точки зрения логики это не совсем правильно, такая формулировка помогает не запутаться. — …мне приходилось выживать, и я не знал, когда смогу поесть или поспать. А сейчас всё это не нужно, да ещё и смысл жизни появился... Точнее, смысл смерти. Ацуши неловко усмехается. Он до сих пор не свыкся с мыслью о своей кончине. Дазай, в общем-то, тоже не видит особой разницы, однако назвать работу в Отделе смерти смыслом существования не может. Коридор заканчивается большой двустворчатой дверью, ведущей в офис Мори Огая. Подходя к ней, Ацуши чуть замедляет шаг и оказывается за спиной Дазая. Офис босса для новичков всегда кажется страшным логовом зверя, так что Осаму лишь тихо хмыкает и входит в кабинет первым. — Вы как раз вовремя, — произносит Мори, сидящий во главе длинного стола для переговоров. Кроме двоих вошедших и за исключением Огая, в комнате расположились ещё двое: Очи Фукучи — глава исполнительного отдела и, собственно, виновник сего торжества, поскольку именно под его крылом находятся несколько тысяч опаснейших тварей, называемых испериями, — и малышка Элис. На самом деле малышкой назвать её можно, разве что, внешне. Элис Огай, любимейшая и единственная дочурка босса, старше всех присутствующих здесь вместе взятых, кроме самого Мори, разумеется. Эпоха и обстоятельства её смерти покрыты слоем мрака, да и Осаму не настолько любопытен и безрассуден, чтобы лезть в это дело. Элис занимает должность главного секретаря и, судя по всему, её это полностью устраивает. — Можем начинать, — деловито сообщает она, дождавшись пока Дазай и Накадзима сядут. — Перед вами на столе папки, — начинает Мори, обводя присутствующих взглядом. Осаму открывает свою и на секунду замирает, замечая фотографию. Этот мужчина был в парке. Его не стало прямо на глазах Дазая. Он поднимает голову вопросительно глядя на Огая, тот, словив его взгляд, только выдавливает слабую улыбку. — Сфотографированный мужчина — жертва. Все ведь уже в курсе инцидента? В глазах Осаму мелькает удивление. Он бегло пролистывает папку: условия контракта, биография жертвы… А, вот. Дата окончания контракта установлена только через три года. Выходит, то, что видел Дазай (и Чуя) в парке, не было простой процедурой Отдела смерти. Исперия действовала самостоятельно, а это значит лишь одно: они все в огромной опасности. Эти твари, несмотря на дикий и безобразный вид, испокон веков были примерными собачками исполнительного отдела. Что же случилось сейчас? Что заставило их пойти вразрез с приказом Фукучи и растерзать человека? Вопросов нескончаемый поток, а ответов пока нет. Осаму поднимает голову, чтобы задать хоть один, но не успевает. Мори лёгким движением руки захлопывает свою папку и начинает: — Понимаю, о чем вы думаете, но пока это лишь одна ошибка. Надеемся, что больше не повторится. — Надеяться? Эти твари могут сожрать даже мертвого, — сухо отмечает Дазай, и все согласно кивают. Осаму поворачивает голову к Фукучи, слегка наклоняясь вперёд. — Как так вышло, что они вышли из-под контроля? — предупреждая колкое замечание Дазая, спрашивает Мори. Рано или поздно этот вопрос всё равно возник бы. На лице Очи не дрожит ни один мускул, когда четыре пары глаз устремляются на него. — Если бы я знал, босс, мы бы здесь не сидели. Дазай разочарованно вздыхает и откидывается на спинку стула, складывая руки. — Какой приказ они получили накануне? — Часть отправились на ликвидацию контрактора в Канагаве. Остальные оставались здесь. — И один отбился от стаи? — с нескрываемым скепсисом встревает Элис. — Насколько мне известно, это был один из тех, что остались в штабе, — с тем же холодным спокойствием отвечает Фукучи. Дазай невесело усмехается, не сводя глаз со старика. — Как их вообще идентифицировать? Они же все одинаковые. — Для меня нет. Научить? — на губах проскальзывает издевательская ухмылка. Дазай закатывает глаза, но ничего не отвечает. Чёртов старик. Ближе чем на три метра Осаму к ним не подойдёт. Есть в них что-то такое, что заставляет мертвое сердце болезненно сжиматься. — Нам нужно решить, что с этим делать, — произносит Огай, ставя точку в их перепалке. — Дазай, сейчас твоя основная проблема Чуя. Фукучи, нужно усилить охрану. А ещё сообщите Анго: пусть с особой внимательностью корректирует воспоминания. Если кто-то узнает о том, что мы не контролируем этих тварей, начнутся бунты. На сегодня всё. Мори продолжает сидеть, задумчиво глядя в пустоту, когда все поднимаются и покидают кабинет. Ацуши и Дазай задерживаются у кабинета, и последний провожает Фукучи долгим взглядом, пока тот не скрывается за углом. — Что скажешь, Ацуши? — Это жутко. Если один ослушался приказа, то ослушается и второй, и третий… Зачем он вообще это сделал? — Исперии питаются человеческим страхом, а тот мужчина был очень напуган. Возможно, поэтому, — Дазай беспечно улыбается, засовывая руки в карманы песочного цвета плаща. — Не бойся, и тогда останешься цел. — Легко сказать… — Вздыхает Накадзима. — Ой, ну, мне пора. Анго не любит опозданий. Оставшись один в коридоре, Дазай подходит к окну и опирается локтями в подоконник, печатая короткое сообщение Чуе: «Давай встретимся завтра?» Ответ приходит почти мгновенно, словно рыжик только и ждал, что ему напишут: «Да.»