Dead souls

Правило выживания номер 1.

Никогда не переходи дорогу духам.

А если всё-таки перешёл — беги со всех ног.

Кое закладывает за ухо выбившуюся прядь волос и глубоко вдыхает. Аромат цветущих на окне азалий перебивает запах крови. Он всюду. Наверное, она сходит с ума. Стук сердца набатом отдается в ушах, её пальцы, сцепившиеся на небольшом клочке бумаги, слегка подрагивают. Единственное слово, косо расположившееся в письме, звучит глухим шёпотом: «Сегодня» Сегодня её убьют. Сегодня Чуя останется один и возненавидит её. Всё произойдет именно сегодня. Контракт подошёл к концу, и с неё намерены взять плату. За всё в этом мире нужно платить. Но если бы семь лет назад она не сделала этого — не заключила контракт — её сын, её милый Чуя погиб бы вместе с отцом. Потерять двух любимых людей она не могла. Вырвавшись из мыслей, она оглядывает комнату, цепляясь взглядом за каждый предмет, каждую деталь, впитывая запах родного дома, отпечатывая в памяти последние минуты своей жизни. Прохладный апрельский ветер слегка колышет занавески, играясь с разложенными по столу исписанными бумагами. Из приоткрытого окна доносится щебетание воробьев и заливистый смех детей. Страх сжимает сердце тисками, вырывает душу, отравляет разум. Кое всё чаще видит их. Духов, заключивших с ней контракт. Они безобразны и уродливы. Духи вытягивают её силы одним только взглядом. Это была смертельная ошибка. Но будь у неё второй шанс, она бы заключила эту сделку вновь. Она слишком любит Чую, чтобы позволить ему умереть. Кое резко поднимается из-за стола, отбрасывая проклятое письмо, и выходит во двор. Её взгляд блуждает по саду, ищет сына. Чуя сидит на покрывале в тени персикового дерева и что-то старательно перебирает. Его огненно-рыжая челка небрежно спадает на лоб. В местах, куда сквозь ветви проникает солнце, пряди кажутся золотистыми, блестящими, как блики на воде. Мой маленький принц. Сердце Кое трогает странное чувство — горечь и облегчение сплетаются воедино, оседая комом в горле. С трудом сдерживая слёзы, она опускается рядом с сыном на колени. — Чем занимаешься? — Хочу покушать персиков. Как ты учила. — Чуя с видом знатока разламывает фрукт и откладывает косточку в уже образовавшуюся кучку. — Хочешь? Девушка улыбается и кивает. Так вот, что чувствуют люди, уходя из жизни. Сожаление… Обо всем и ни о чем, в сущности. О том, что потеряли, о том, чего у них никогда не было. О тех, кто навсегда останется для них в прошлом, по другую сторону Покрова. Кое не хочется прощаться. Она прижимает Чую к груди, целуя макушку, его пухленькие нежные щёки и облизывает собственные искусанные губы с привкусом соли. — Что случилось? Ма? — Прости, Чу. Её голос дрожит. Всхлипы то и дело вырываются из груди. Она давит улыбку, поднимая голову и глядя Чуе в глаза. — Надеюсь, когда-нибудь ты простишь меня. У неё перехватывает дыхание. Сердце прокалывают иглы, невыносимая боль пронзает все тело. Кое видит тени. Они всюду, они погружают солнечный день во мрак. Или во мрак погружается лишь она?...

***

Кое Озаки Дата и время смерти: 12 апреля 2005 года, 15:15. Причина смерти: контракт. Дазай тяжело вздыхает и косится на часы. Исполнительный отдел, как всегда, вовремя. Некоторым следовало бы поучиться у них. Осаму перешагивает бездыханное тело девушки и с интересом разглядывает шокированного мальчика, замершего в метре от нее. — А ты, я полагаю, мой подопечный, Чуя. — Он не спрашивает, а утверждает. Мальчик все равно не вспомнит его, как и всего, что видел секунду назад. Об этом позаботятся сотрудники Отдела памяти. В его обязанности сейчас входит лишь защита этого рыжего птенца, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы вылететь из гнезда. — Твоя мама была либо самой мудрой, либо самой глупой женщиной в мире, — произносит Осаму, поднимая на руки Чую. Ему наверняка до чёртиков страшно, но храбрый птенчик молчит. Уж не немой ли он? — Кое заключила повторный контракт перед смертью, — продолжает объяснять Дазай. Ему положено по протоколу, и пусть кто-нибудь только попробует упрекнуть его в некомпетентности — он голову ему откусит. — Теперь твоя жизнь в моих руках. Во всех смыслах. Кое Озаки позаботилась об этом за несколько часов до смерти. Подписала посмертный контракт, обеспечивающий жизнь и защиту своему единственному и ненаглядному сыночку с последующей его эксплуатацией миром духов. Проще говоря, продала его в рабство. Видимо, материнский инстинкт напрочь вытеснил здравый смысл из ее прекрасной головушки. Впрочем, Дазай прекрасно понимает, как выглядел этот поступок в глазах самой Кое. Для любой матери главное, чтобы дитя осталось живо, а какие неприятности его настигнут, уже не ее проблемы. Об этом же, наверное, думала и мать самого Дазая, бросая его на растерзание судьбы. Чуя, наконец осознавший произошедшее, или, по крайней мере, справившийся с эмоциональным шоком, тихо всхлипывает. Дазай чувствует укол раздражения и, закатив глаза, оглядывается по сторонам в поисках помощи. — Не реви, рыжий, — небрежно бросает он. Чуя хнычет пуще прежнего. — Я хочу к маме… — Я тоже. Чуя удивленно смотрит на него, но, заметив лукавую улыбку Осаму, недовольно хмурится. — Ты уже взрослый, — произносит он деловито. Дазая такой тон только смешит. — С этого момента ты тоже. У мальчика дрожат губы. Он утыкается Осаму в воротник и что-то ворчит. Дазай разбирает лишь часть фразы: — …Я не хочу. — Никто не хочет. Но всем рано или поздно приходится. Чуя на грани истерики. Его глаза наполняются слезами, и Дазай впервые за долгое время чувствует стыд. Довел ребёнка, только этого ему не хватало в список грехов. Он опускает Чую на землю как раз в тот момент, когда двор наполняется людьми. Они появляются прямо из воздуха, словно сбрасывая с себя мантии-невидимки. А вот и его коллеги из Отдела памяти пожаловали. Мальчишка, заметив такую перемену, даже, кажется, забывает о своей печали. Когда Глава Отдела Анго подходит к ним, Накахара быстро прячется за спину Дазая. — Это он? — Анго за словом в карман не лезет. Хотя ему и не нужно. Пристальный взгляд из-под круглых очков говорит сам за себя: давайте быстрее закончим здесь, у нас ещё куча работы. Работы действительно много. И хотя Дазая нельзя назвать оперативником, а бумажной волокиты он и подавно старается избегать, в последнее время даже ему приходится засиживаться до ночи, разгребая завалы Душ: слишком многие готовы отдать жизнь, лишь бы получить желаемое. Десять лет кажутся смертным огромным сроком. Вот только потом злодеями становятся именно Духи. Какие же плохие, забирают обещанную плату, как не стыдно. Спасибо крохе Чуе: теперь он будет от этого освобождён по крайней мере до его совершеннолетия. — Почему так долго? — в голосе Осаму насмешка. Сакагучи одаривает его ледяным взглядом, поправляя очки, и командует стажёрам. Те в миг встают по периметру, рисуя невидимые фигуры в воздухе, чтобы создать барьер. Посторонние, кем бы они ни были, не должны видеть того, что здесь происходит. Дазай нетерпеливо цокает языком. У мертвых всё до невозможности консервативно. Завершив подготовку, стажеры обступают мертвую Кое. Очередное заклинание извлекает душу из тела. Затем она, свернувшись в воздухе, словно куколка гусеницы, отправляется в специальный флакон. Позже её занесут в базу и смогут использовать. Для чего? Для заключения последующих сделок, конечно. Сложно вообразить, сколько в мире людей, жаждущих вернуть к жизни родных и близких. Им на помощь приходит старый добрый Обряд призыва, который очищает души от воспоминаний, наполняя их новыми. Таким образом, погибшая душа в теле А, становится живой душой в теле Б. Они не некроманты и мертвых не воскрешают. К сожалению, цена за это слишком высока, чтобы ее мог заплатить обычный человек. Они проводники душ — духи, вынужденные отрабатывать грехи своей жизни даже после смерти, и только им под силу заниматься этим. «А, может быть, нас просто не жалко» — рассуждал Дазай. Мори-сан — его босс — такие мысли не одобрил бы. Дазай не раз был свидетелем Обряда, поэтому сейчас ему было гораздо интереснее наблюдать за Чуей, который, раскрыв рот от любопытства, наблюдает за происходящим. Он сжимает полы плаща Осаму, а его небесно-голубые глаза широко распахнуты. — Я тоже так хочу, — внезапно шепчет мальчишка, на что Дазай лишь криво ухмыляется. С языка едва не слетают нравоучения, но Осаму вовремя одергивает себя и коротко добавляет: — Сможешь когда-нибудь. Радостная улыбка, с которой Чуя встречает эти слова, напоминает Дазаю об одном хорошем знакомом. Даже после смерти тот продолжает искрится энтузиазмом и энергией. Даже после того, как судьба открыто заявила ему: «Ты никто», он продолжает жить. Если бы не его чрезмерная наивность, Дазай сказал бы, что завидует. — Все готово, — голос одного из стажеров прерывает мысли Осаму. Анго кивает и поворачивается к Чуе, оценивая взглядом количество предстоящей работы. — Позовите Накаджиму, — велит он. Стажер испаряется, чтобы выполнить просьбу. А спустя мгновение рядом с ними появляется беловолосый юноша с неровной челкой – тот самый ходячий позитивчик Накаджима Ацуши. Он в отделе недавно, но уже неплохо справляется с извлечением воспоминаний. Как и всегда, Ацуши радостно приветствует Дазая, а затем приступает к работе. Его пальцы аккуратно касаются висков Чуи. Мальчишка внимательно наблюдает за тем, как Ацуши вытягивает его память о сегодняшнем дне, потихоньку, нить за нитью, словно ювелир увлеченный очередным украшением. Вскоре взгляд Чуи стекленеет, ноги подкашиваются, и Дазай подхватывает его на руки прежде, чем мальчишка успевает упасть.