Аватара. снисхождение

      — Получилось! Получилось! Получилось!       Джейн с несвойственной ей прытью кружится вокруг меня, одновременно подпрыгивая, как будто я — новое чудо света. В какой-то мере так оно и есть, но её телодвижения остаются сейчас без моего внимания.        Если вам когда-нибудь вздумается возвращать человеку зрение, то, пожалуйста, никогда не делайте это в магическом городе.       Лучше — где-нибудь в учреждении для душевнобольных или городском притоне, чтобы у чудесно излечившегося не остановилось сердце и появились сомнения на счёт необходимости такого органа чувств.       К сожалению, Джейн не часто проявляла к другим милосердие, а я не относил себя к разряду стойких.        Я открыл глаза и увидел через линзы темных очков свет, тень, оранжевое небо, луну, реку, фонарь, птицу — МИР.       И сел на мостовую, не заботясь о сохранности костюма, вообще не о чем больше не заботясь, потому что мир вокруг звенит, разбивается, собирается заново, переливается витражными осколками и все это — невозможно, невыносимо, страшно, восхитительно красиво.       И я это видел.       И я это вижу.        Сейчас одна только необходимость, моргнуть, снова окунуться во тьму, непроглядную, злую тьму кажется ужасом, поэтому я держу глаза открытыми до последнего, а потом, на миг прикрыв веки, снова вижу и страх пропадает.       Пропадает вообще все.       Никогда не думал, что от счастья можно умереть. От горя — да, могу и практикую, но когда твоё сердце, маленькое никчемное сердце вот-вот разорвется на части…       -Ей!       Обеспокоенные лицо Джейн возникло передо мной. Удивительное лицо — длинный, с горбинкой нос — почти клюв, тонкая линия губ и глаза. Совершенно невозможные, огромные, карие с золотым отливом глаза.       — Спасибо, друг. Ты очень помогла, если бы не ты, я бы умер от счастья.       Джейн фыркнула и уселась рядом.       — Не преувеличивай. Максимум — проснулся бы. Но это как раз было бы некстати. Вообще, у тебя странная проблема. Слепым, особенно не с рождения довольно часто снятся настоящие, цветные сны.       — Просто я никогда не любил полумер. Если уж ослеп, то идете вы со своими снами! Ещё хуже будет потом осознавать реальное положение вещей, — говорил я ещё с трудом, медленно переваривая получаемые ощущения. Все силы уходили на то чтобы не закатить истерику, как пятилетний ребёнок.       А потом решился на совсем безумный шаг — снял очки, отшвырнул в сторону. И нырнул в тёплое оранжевое небо, сладкое, как апельсиновый сок. Здешнее солнце (или это была луна?) не отличалось жгучей яркостью, но из глаз все равно потекли слёзы. Так давно не плакал, что кажется — вообще никогда.       Джейн молчит, но её рука на моём плече и этого сейчас достаточно.       Неизвестно сколько мы просидели так, но буря эмоций начала исчезать, уступив место блаженному спокойствию. Наверное, я достиг дзена.       Это было совершенно удивительное место. Человек — вместилище ограниченное и тут я мог любить только город и больше ничего и никого, я чувствовал, что ещё немного и прорасту вереском через камни мостовой.       Это меня не огорчало, здесь было хорошо. Здесь было — правильно.       И здесь я не любил никаких рыжих ангелов и птиц с подбитым крылом, никаких цыганок в звенящих браслетах и шуршащих юбках, никаких друзей детства. Наверное, мне приснилось, что не приснится траве…       — Проснись!       Яростное, тихое, произнесенное со змеиным шипением слово заставляет нехотя поднять веки.       Зачем? Что стоит увидеть через тонкую полоску кожи? Зачем вереску глаза? Вот ведь, глупость.       Мне становится настолько смешно, что я просыпаюсь окончательно.       Смешная белобрысая длинная девочка с длинным носом зачем-то вцепились мне в плечо ногтями. Откуда у меня плечо?       Ой.       Я быстро сажусь и пытаюсь сфокусироваться на очень злой Джейн. Выходит с относительным успехом, глаза для меня новая крутая игрушка, а инструкция на китайском сложно поддается освоению.       — Извини. Кажется, я уснул во сне, — нелепость фразы заставляет меня улыбнутся.       — Смешно ему! Идиот! Ты же мог так тут и остаться тут посреди дороги и не проснуться никогда, — от непонятных внутренних запретов на то, чтобы врезать мне в глаз Джейн ударяет кулаком по поребрику.       Я не стал огорчать её ещё больше и говорить, что это пока самая лучшая судьба из доступных мне. Я запомнил, что нужно делать, повторить смогу. Тем более, Джейн говорила, что если один раз приснился и понравился городу, то он уже не отпустит, сам будет приходить во снах.       Но не сегодня и не сейчас. Такая прекрасная осень плохое время для самоубийств.       — Пошли уж, покажу тебе Город, — вздыхает она, — И с Чайкой познакомлю.       Совершенно прекрасное создание. Стихи пишет, такие что обрыдаешься.       — Стихи это замечательно, — улыбаюсь я, попутно вспоминаю слова из одной книжки:

«Смерть — это трава, Которая прорастает сквозь твои руки, в тот момент, когда ты вспомнишь, что никакой смерти НЕТ»