Ему я тебя не отдам...

— Крот... — монолитовец осторожно касается кончиками пальцев колкой хвои, смотрит на мерцающие огоньки, — Что это?.. Откуда?.. — Ты правда совсем ничего не помнишь с Большой Земли? Даже про Новый Год? Ну там... Ëлка, подарки и всё такое. — Нет, я... Смутно. Я знаю, что это конец года. И вроде бы это особое... знаменательное событие, да? Праздник. У нас... — Игла чуть хмурится, — В «Монолите» этому не придавалось значения. Но я... Я видел однажды картинку. Открытку. — Расскажешь? Крот внимателен. Действительно готов выслушать. Хочет выслушать. Для Иглы это до сих пор странно и непривычно — он может быть интересен. Непривычно, странно, но так желанно и приятно... Игле нравится. А ещё Игле нравится сейчас смотреть. Разглядывать причудливые разноцветные стеклянные игрушки — звери, шары, птицы, сосульки... — что украсили ёлочные ветви. Вдыхать хвойный терпкий запах. Смолистый, морозный... праздничный, да?.. Зачарованно следить за мягкими золотистыми переливами нити маленьких — с ноготь, не больше... — лампочек, увивших собой небольшую ель. «Гирлянда!» — вспоминает вдруг монолитовец. Где только Крот достал... Сама ель совсем небольшая — от силы по плечо Игле...— но на удивление пушистая и зелёная. Совсем не как те ржаво-медные хвойные трупы в Рыжем Лесу... И пусть ёлочные игрушки частично выцвели от старости или и вовсе потемнели от радиации — монолитовцу и такие за радость. Потому что праздничные... Настоящие. Как и ель... Самая настоящая праздничная новогодняя ель! Совсем как на той открытке... — Я в трёхдневном патруле был тогда. В Северной Припяти. На сектор трое Старших и мы... Скат тогда распределил позиции, о чём-то переговорил с другими Старшими и ушёл. — монолитовец дёргает уголками губ в слабой улыбке, дотрагивается до блëкло-жëлтой стеклянной рыбки и улыбается чуть шире, — Нам с Иереем... ну, напарником... квартира досталась в высотке. На последнем этаже. Везде пыль толстым слоем, открытые шкафы и тумбы, стëкла разбитые... Зато какой вид из окна, Крот! Вся Припять как на ладони, честно-честно!.. Игла отвлекается от ёлочной игрушки, от рассказа своего. Ведёт ладонью, словно пытаясь этим жестом дополнить слова и передать своё восхищение. Осекается... Нет, не хочет он больше этих видов. Опасно. Там Монолит и бывшие братья. Не смерть ждёт его там — в пустом сером городе с высокими серыми зданиями и под серым тяжëлым небом — а куда как худшее. Нельзя... Там и Крот не спасёт, не поможет, не вытащит. Сгинет лишь, погибнет на ритуальном алтаре... И счастье превеликое, если не от его — монолитовца Иглы — рук. Страшно, жутко, холодно... А Крот словно чувствует сейчас его страх, считывает заполошные больные мысли, всё знает и понимает. Тянет ближе к себе, легонько ерошит пальцами светлые отросшие до плеч волосы Иглы, губами к виску жмётся и отзывается мягко и спокойно: — Впечатляюще, знаю. Я фото Припяти видел раньше. Со времён, когда ещё не произошло ничего. Большинство чëрно-белые правда, но размах передавали. Красиво, конечно... Ну ещё бы, образцово-показательный город как никак был, так считается. — и смеётся негромко, отвлекает монолитовца от серых жутких раздумий, — Чëрт, я тебя перебил! Ты извини, сам знаешь, я тот ещё болтун то... Продолжай, мне интересно. Ты нечасто что-то рассказываешь такое. — Такое?.. — Игла окончательно сбивается с мысли, хмурится в непонимании. — Ну, знаешь, светлое что ли... Хорошее. Это же здорово, что вот в том состоянии всё равно оставался человеком. Живым, настоящим, мыслящим... Чему-то радовался, улыбался. Ты продолжи, пожалуйста, ладно? Мне действительно нравится тебя слушать и это... Ну интересно же! — Правда?.. — и снова всё замирает в груди, сбивается дыхание, — Из меня рассказчик наверное... — Хороший из тебя рассказчик, честное слово! — анархист ободряюще улыбается, кивает уверенно и перебирается на старый топчан, увлекая Иглу за собой, — Так что там с той квартирой? — А, ну... Да в общем ничего. Квартира и квартира. Заброшенная, пыльная, стëкла побитые. Таких весь город... Особого разнообразия нет, да и кому оно нужно. — монолитовец криво усмехается, собирается с мыслями в желании всё же поделиться, а серое-жуткое в объятиях Крота постепенно отступает, отпускает из своих липких тенëт... — Там в дальней комнате тумбочка была перевёрнутая. Верхний ящик выдвинут и ворох открыток по полу рассыпался. Монолитовец снова теряется где-то в мыслях, в себе. Но теперь это не ужас, а погружение в воспоминания, в попытке почëтче воскресить детали прошлого. Вспоминает. И в этот раз — со слабой улыбкой на губах. — Наверное, они торопились... Очень. Жильцы этой квартиры. Всё было оставлено, вещи разбросаны по всей квартире... — продолжает Игла и голос его становится ещё тише, — И тумбочка та... Открытки. Они... они были разными. Детские, с какими-то домиками, солдатиками... Одна открытка запомнилась особенно... Пожелтевшая вся, непривычно цветная — зеленая елка с красной звездой и надпись — «С Новым Годом!»... — Игла умолкает, чуть хмурится, а затем поднимает голову и смотрит в глаза Крота, — И тут ёлка. Только... другая. Та была ярче и... пушистей что ли. Но эта тоже красивая... И с гирляндой, а у той — на открытке... — гирлянды не было... Крот молчит, внимательно слушая. Видит... Как в глазах Иглы отражается то светлое, хорошее воспоминание. Прижимает к себе крепче... — Знаешь, я всегда любил Новый Год. Ещё на Большой Земле ребенком... Запах хвои, мандаринов, праздничное настроение витающее буквально в воздухе. Подарки... — Мандарины... — шепчет Игла, словно пробуя это слово, — Я совсем забыл как они пахнут. И как они... на вкус. Кисловатые же такие, да? Я ничего толком то и не помню из той жизни... До «Монолита». А что помню, то всё перемешалось. Затерлось... Крот тихо усмехается и выпускает монолитовца из рук, потянувшись к вещмешку. Копается в нём... Долго, так долго. Достаёт... Самые настоящие мандарины! Мандарины... В Зоне... Это ли не волшебство праздничное? Игла бережно и почти благоговейно принимает одно из оранжевых круглых сокровищ в ладони. Вертит, крутит... Рассматривает. И правда мандарин ведь... Очищает от шкурки аккуратно и бережно. И вдыхает аромат... Щурится, невольно тянет губы в мечтательной улыбке. Мандарин пахнет тем самым ароматом детства, которое сам Игла давным-давно казалось бы позабыл, да вот Крот напомнил. Аромат тепла, уюта... И на вкус — такой же как там, где уже нет и не будет его, монолитовца Иглы. Сладковатый вкус... обычной жизни там за Периметром? Игла жмётся плечом к свободовцу, ест мандарин буквально по дольке и медленно — так медленно... — чтобы растянуть удовольствие на дольше, хоть немного. Невольно улыбается то и дело... Ему нравится. В их маленькой комнатке здесь на общей базе двух группировок тихо и спокойно. А ещё у них самая настоящая ёлка. И мерцающие гирлянды. И запах мандаринов. И даже ёлочные игрушки. Снова думается — где только сталкер всё раздобыл... И можно чуть пересесть так чтобы уложить голову на плечо и смотреть безотрывно в лицо сталкера — снизу вверх... — Тихо, безмятежно. Непривычно. — Расскажи ещё про открытки? — тихо просит Крот, голос его спокойный, умиротворяющий, не хочется свободовцу спугнуть эту самую хрупкую безмятежность. Нельзя... У Иглы не так много светлых воспоминаний и таких вот моментов, — Мне интересно тебя слушать. Игла задумывается, закрывает глаза, словно погружаясь в воспоминания ещё глубже. Такие воспоминания ему нравятся — каждое как хрупкая драгоценность... — и делиться ими тоже. Нравится. — На одной из открыток... была девочка. Маленькая, в красном пальто. Она лепила снеговика... Большого такого, слегка кривого... Шапка смешная — с помпоном, а на снеговике длинный голубой шарф. — монолитовец снова замолкает, вспоминает, перебирает в памяти детали. Крот молчит давая ему время. — Ещё... на одной открытке был... замок. С высокими башнями. И вокруг него... снег. Много снега... Белый, чистый... А на крыше замка сидел... снегирь. Яркий такой. Тоже красный... как то пальто у девочки. А потом... — Игла прерывисто вздыхает, — Потом мы их сожгли. И книги ещё какие-то... тоже. Чтобы хоть руки погреть сменяя друг друга... Но ту, с ёлкой и звездой, я спрятал... Успел. Даже Старший не видел... Потом возвращался иногда туда, доставал... Смотрел. Так хорошо становилось... А сейчас... тут... Почти как на той открытке. Лучше даже... Потому что тут всё по настоящему. Крот... Спасибо тебе... Свободовец мягко улыбается в ответ, приглаживает чужие волосы, что опять частично выбились из под резинки. И любуется... Любуется своим Иглой. Иглой, что с каждым днём оживает всё больше и истово тянется к свету в желании просто жить. Жить свободным от «Монолита» и Монолита. Жить... И ради этого свободовец готов на всё, что в его силах, чтобы помочь Игле. Раздобыть чёртовы мандаринки через знакомых сталкеров с Бара. Через них же заказать у торговца гирлянду, ввергнув старого хрыча в самое настоящее удивление таким своим запросом. Ëлку эту притащить... Облазить все домишки старого хутора, чтобы найти хоть какие-то украшения. И ведь смог, успел... И найти, и украсить пока Игла в составе сменной группы был в бункере учёных. Теперь можно спокойно отдыхать до завтрашнего утра — там придётся уже собираться в рейд. Их очередь. А пока... А пока они оба здесь — в маленькой, но личной комнатушке... — и бóльшего сейчас не нужно ни Игле, ни Кроту. Тепло, уютно, переливы маленькой гирлянды, запах хвои и мандаринов... Воспоминания. Светлые, отзывающиеся особым теплом где-то внутри, где бьётся сердце... И неважно, что за стенами базы всё те же пустынные опасные земли Зоны— мутанты, аномалии, Выбросы... Это всё сейчас вот совсем-совсем неважно. Не тогда, когда анархист подмечает, что во взгляде Иглы теперь не только воспоминания, но и надежда, и даже какое-то едва ли не детское удивление. И тихое молчаливое счастье... Крот вдруг осознаёт и принимает в моменте, что ему удалось вытянуть своего Иглу из отголосков того серого холодного мира Монолита и «Монолита» ещё на пару шажков. Шажков пусть и маленьких, но столь весомых для его Иглы. И это ещё одно пусть и маленькое, но чудо. Их личное чудо — на двоих. Чудо, что зовётся жизнью... И любовью.