Маковое поле

Руи улетал в дождливую погоду. Из-за пасмурного неба самолёт задержали, и мы сидели в зале ожидания, поглядывая через панорамные стёкла на начинающую проявлять себя бурю. Я теребил пальцы, разглядывая плитку под ногами, и всё никак не мог успокоиться. — Тебе незачем ждать здесь. Погода прояснится, и тогда состоится полёт. Но, может, всё это займёт часов пять? Или больше? — Руи посмотрел на часы на своём запястье. — Езжай домой, Цукаса. — Я хочу подождать с тобой. — Хорошо, — с теплотой ответил он. Но я хотел не просто подождать, я хотел продолжать обманывать себя тем, что ничего такого не происходит. И чем дольше я был рядом с Руи, даже в эти последние часы перед полётом, тем больше верил в свою ложь. — Скажи, — я робко подал голос, закусил язык, но Руи уже успел услышать, поэтому пришлось продолжать: — Ты всё это… Когда решил? — Что именно? — Что ты уедешь. Неужели Токио навело тебя на эти мысли? — Цукаса, — он положил ладонь на моё колено, примирительно и ободряюще, не зная, что скорее всего я расплачусь от этого, нежели успокоюсь, — я думал об этом довольно давно. До нашего переезда. — Ты ждал пока я поступлю, чтобы у меня не было шанса уехать с тобой? — О чём ты говоришь? Нет! Конечно, нет. Господи, Цукаса. Иди сюда. Руи встал напротив меня, я поднялся, и тогда он прижал меня так крепко, что перестав стоять, я всё ещё мог бы быть на весу. Я прикрыл глаза. Он сказал тихо-тихо, будто делился секретом: — Я понимаю, как тебе должно быть обидно и неприятно от того, что я улетаю. Но это не навсегда. И, тем более, у тебя тут целая жизнь будет идти. Студенческая. Самый важный период. Будешь вспоминать всегда с радостью. — Я тебя вспоминать буду… — пробубнил себе под нос. — Цукаса. Я никуда не денусь. — У меня такое чувство, что мы видимся последний раз, — я сжал ткань его кофты. — Так всегда при разлуках. Поверь мне — всё будет хорошо. Ты веришь? Я поднял к нему лицо, глядя снизу вверх. Верил ли я этому человеку? Да я свою жизнь ему готов был доверить. — Я буду писать тебе так часто, что надоем. — Не надоешь, — улыбнулся Руи. — Я буду на всё отвечать. — Ты приедешь на каникулы и я не выпущу тебя из дома. — Ой-ой, боюсь-боюсь, — протянул он и поцеловал меня в лоб. — Но, на самом деле, я только за. Я выдохнул, вновь его обнимая, и мог бы стоять так целую вечность. Мне больше ничего не было нужно. — Спасибо тебе, — вдруг сказал Руи. — За что? — За всё, Цукаса. — Ты прощаешься со мной? — В аэропорту это и делают, — усмехнулся он. — Просто хочу сказать тебе сейчас, потому что это должно быть сказано. Ты замечательный, Цукаса. Ты — яркая звезда. Ты добрый и хороший человек. Ты умён, красив, талантлив. Ты самый лучший. Я томно выдохнул. — Говоришь всё это, но на самом деле… Это ты делаешь всё для меня. Всё — твоя заслуга. Я так благодарен, ты… Ты не представляешь. Руи, наверное, мы с Эму и Нене возродим группу, когда встретимся осенью на учёбе. И дадим первый концерт зимой, чтобы ты смог приехать и посмотреть. — Хорошо. — Я исполню там для тебя песню. Он удивился. — Уже хочу её услышать. Я обиженно произнёс: — Вот если бы ты никуда не уезжал, я бы её уже тебе спел. Ну, черновой вариант, — это рассмешило Руи, я немного помолчал, наслаждаясь его близостью, и добавил: — Руи, не думай, что… Что делаешь что-то не так, уезжая. Я счастлив, если ты счастлив. Поэтому, если здесь тебе плохо, и ты знаешь, что там будет лучше, тогда езжай без задних мыслей. Я буду очень скучать и ждать тебя. Но это не значит, что ради меня тебе стоит жертвовать своими желаниями. Пиши мне обо всём, ладно? Пиши про город, про университет, про студентов, пиши, что ты ешь, пиши, что тебе снилось. Он не ожидал от меня подобных слов. Я понял это по тому, как он замер, как сердце его забилось быстрее. Но взгляд почему-то выражал печаль. — Цукаса… Я обожаю тебя. Спасибо. Объявили посадку на рейс. Я ощутил острую нехватку кислорода, бегая взглядом с Руи на окно, за которым уже поджидал самолёт. Что-то очень важное крутилось на языке. Я всё никак не мог понять что, спешил сказать, но вместо слов начал плакать. Руи взял моё лицо в ладони и большими пальцами вытер со щёк слёзы. — Ну чего ты? — ласково произнёс он. — Уже ненавижу Францию. Лёгкая усмешка коснулась его губ. Последний раз он провёл по моим волосам, последний раз яркие глаза посмотрели на меня, выворачивая душу наизнанку. — До свидания, Цукаса, — сказал он, и я кивнул, до боли прикусив губу. Стоял и смотрел в след его фигуре, медленно уходящей вперёд. В его ладони была ручка чёрного чемодана, который ещё недавно был куплен для переезда в Токио. — Руи! — я подбежал к нему, оборачивающемуся на мой голос, и поцеловал. Плевать, что в аэропорту есть другие люди. Плевать, что они думают об этом. — До свидания, Руи, — ответил ему шёпотом, сбито дыша. В ту ночь лечь спать у меня не получилось. Йоко сидела рядом со мной, как будто ей тоже грустно. Ноющее чувство в груди не давало покоя. Мы с Руи договорились, что он напишет мне первое письмо, когда приземлится и заселится. Я знал, что нет смысла себя накручивать, томно ждать, ведь ещё какое-то время это письмо будет идти. И я продолжал работать, в предвкушении начала учебного года. В тишине квартиры меня встречала Йоко. Она всегда ложилась спать ко мне, и гладя её, я думал о том, что это единственная, кто помимо меня скучает по Руи. Кто помнит весь год, что я провёл с ним. Руи забыл сигареты в тумбочке у кровати. Я обнаружил их случайно, и в бессонную ночь закурил одну. Дым стал развеиваться по комнате, создавая призрачное ощущение, что Руи где-то здесь. Что он никуда не уходил. Моя работа была не сложной, однако я уставал от мыслей, что отяжеляют голову и порождают плохое настроение. Но однажды, идя домой после рабочего дня, я обнаружил в почтовом ящике письмо. Сердце моё загрохотало, глаза расширились. Бодрость охватила всё тело. Достав конверт, я наскоро открыл дверь квартиры, еле попадая ключом в замочную скважину, закрыл за собой и уселся на пол прихожей, распечатывая письмо. Оно было от Руи. Я открывал спешно, но так, чтобы не порвать ту часть, где написан адрес отправителя. Мне ещё обратно писать! Помимо сложенного листа с письмом, там была открытка с изображением макового поля. «Привет, Цукаса! Я прилетел и поселился в квартире прямо напротив Эйфелевой башни. Думаю, тебе бы это понравилось. Здесь красиво и, в целом, город с богатой историей меня завораживает. Долго думал как тяжело будет привыкнуть к новому менталитету и языку, к совсем другим людям, однако, пока всё в порядке. Университет красивый, большой. Много специальностей. Скоро мой первый рабочий день. Лекций ещё нет, но много бумажной работы, плюс нужно проводить курсы для старшеклассников, желающих поступить в следующем году. Пока я преподаю группам иностранцев на английском. А подучу язык и буду вести на французском тоже. Как ты? Надеюсь, ты сообщил Эму и Нене о том, что находишься в городе. Они будут рады. Я тебе не говорил, но насчёт квартиры — тебе не стоит никому платить аренду. Потому что я купил эту квартиру. Можешь не работать, если не хочешь. Но это важный опыт, да и лишние деньги у студентов не валяются. Посылаю открытку, которая напомнила мне о тебе.» Я сидел на полу прихожей, опираясь спиной на стену, и держал в руках письмо с открыткой, как самые ценные вещи в мире. Улыбка непроизвольно сияла на моём лице. Я прикрыл глаза, чтобы успокоить бушующие эмоции. Почтовую открытку с цветками мака долго разглядывал, а потом спохватился и сел за стол на кухне с листом бумаги и ручкой. Чем раньше напишу ответ, тем быстрее он дойдёт. «Руи!!! Поверить не могу, что ты купил квартиру и уехал в другую страну вместо того, чтобы жить в ней. Мне теперь неудобно. Я должен платить тебе за аренду, и буду! Очень рад, что тебе нравится город! Надеюсь получить фотокарточку с тобой на фоне Эйфелевой башни. Удачи на работе! Я увольняться не собираюсь. Мне нравится у Мейко. Буду откладывать деньги. Эму и Нене ничего не говорил. Скоро всё равно с ними встретимся…» И я вписал в это письмо всё, что только было можно. Незначительные подробности и свои мысли, рассказал как поживает Йоко, про жару и то, как сильно-сильно скучаю. Потом прочитал всё заново и перечеркнул. Руи очень занят, не нужно отвлекать его ерундой. Я попробовал написать заново — так, чтобы только о важном. И снова потерпел неудачу. Несколько смятых листов оказались в мусорной корзине, прежде чем я, более менее довольный результатом, запечатал письмо в конверт, старательно подписал и отправил по почте. Так мы стали общаться. Редкими письмами, раз в две-три недели, и то, что мы не видимся и не говорим лично, не значило, что мои чувства к Руи уменьшились или куда-то исчезли. Я думал о нём каждый день, и каждый день лишь хотел увидеть новое письмо. Просыпаясь ночью, я двигался в сторону — в ту, где должен быть Руи. Там меня обнимала внезапная пустота, и я вспоминал: Руи нет здесь. Иногда становилось грустно до слёз. Что может быть хуже, чем тосковать? Тогда я не знал ответ. Сердце вечно ныло, и хоть я понимал, что так лучше, не мог избавиться от скребущего в груди чувства, разрастающегося каждый день до немыслимых размеров. Мне бывало снился Руи. Его руки и губы, его волосы, тело. Приятный голос. Тогда я подскакивал и садился писать ему. Но утром, проходя по кривым иероглифам свежим взглядом, понимал, что сам бы ни за что не захотел получить подобное письмо от любимого человека: где он ноет, жалуется и страдает. Письмо, на котором засохли бессмысленные слёзы. Я стоял перед университетом, переминаясь с ноги на ногу, неуверенно сжимая лямку сумки с тетрадями, перекинутой на плечо. Высматривал, высматривал… Эму налетела на меня с радостным криком. Её лицо сияло, глаза блестели и улыбка, такая, какой я запомнил её, приятно согревала. — Цукаса-кун! — громко произнесла она, не сдерживая эмоций. Долго обнимала, потом сжала мои ладони и почти запрыгала на месте от счастья. Розовое каре и милый, яркий стиль одежды, остались с ней спустя год. — Привет, — улыбнулся я, даже слегка растерявшийся от такого шумного приветствия. — Я рада! Я так рада тебя видеть! Я рада, рада, рада! Ура-а! Нене стояла рядом, я повернулся к ней и наши взгляды встретились. — Давно не виделись, Цукаса-кун. Рада, что ты в порядке, — намного тише, но с искренней улыбкой проговорила она. После пар Эму потянула нас в лапшичную. Наматывая длинные макароны на палочки, я слушал вдохновенные речи: — Мы сто-о-лько песен написали! И стихов на музыку. Ты всё должен послушать! И выбрать, что нравится. Нам нужно выступить. «Легендарное возвращение», — так назовём концерт. — Эму, что со сценой твоего дедушки? Где мы выступали, в парке, — поинтересовался я. Эму усмехнулась, но тень грусти в её лице не осталась мною незамеченной. — Мы же больше не могли выступать. И поэтому сцена пустовала какое-то время. — А потом? — Потом братья её продали. Но-о, знаешь, Цукаса, всё это неважно. Мы снова все вместе, прежним составом! А это значит, что Вандерлендс зажжёт! — Деньги на студию для репетиций и музыкальные инструменты, — сказала Нене, — нам не нужны. Можно репетировать прямо в университете. Так мы и делали. После пар, медленно, но верно, заполняли пропасть в год. Вспоминали старые песни и обсуждали новые. Нене пыталась скрыть румянец на щеках, появляющийся при присутсвии поблизости Тойи, однако безуспешно. И мы с Эму отпускали её на свидания, проводя время вместе. В один из вечеров, шагали по местному рынку, разглядывая безделушки, ремесленные лавочки. Эму остановилась у одного из прилавков. — Так ты говоришь, — задумчиво протянула она, рассматривая побрякушки, — что снимаешь квартиру? — Ага, — ответил я, спрятав руки в карманы брюк. — Думала, ты подашься на общежитие. С вероятностью сто процентов ты мог бы его получить. — Но это оказалось мне не нужно. Эму перевела на меня взгляд. — Разве работать, ради оплаты жилья, и параллельно учиться, не тяжело для тебя, Цукаса? Ещё и заниматься группой. — Не думай об этом, — усмехнулся я и обратил внимание на товары. — Всё в порядке. Я купил маленький причудливый магнитик. Пришёл домой и приделал им открытку с маковым полем к холодильнику. «…лекции очень интересные. Особенно те, которые проходят на сцене. Я даже не чувствую усталости от того, сколько весёлых и по-настоящему интересных вещей происходит. Только скучаю по тебе. Надеюсь, ты по мне тоже. Понимаю, что занят, но очень жду твоего ответа…», — писал я Руи. — Знаешь, — сказала Эму на одной из репетиций, проводя пальцами по струнам электрогитары. — Нам, будто, чего-то не хватает. — Чего? — поправляя микрофон, спросил я. Нене убрала руки с клавиш рояля и обернулась к нам. — Чего-то нового. Если мы хотим вновь предстать на сцене, как полноценная группа, а не кучка старшеклассников, то нужно относиться к этому, как к дебюту. Нужно чем-то удивить. — Хочется такую песню, которая цепляет, — прозвучал голос Эму. — Не просто попсу. — Я… Кажется, знаю одну мелодию. Только нужно будет написать слова. — Знаешь? — с интересом спросила Нене. — Напой примерно. — Я могу сыграть, — ответил ей чуть смущенно. «… И тогда я сыграл им твою песню. Ту, что написал сам для тебя. Помнишь, как она звучит? Если нет — ничего, вспомнишь на концерте. Мне так нравится заниматься музыкой. Мне нравится думать о будущих выступлениях. Надеюсь, наши прошлые фанаты примут перемены, которые с нами произошли. Примут, что мы больше не старшеклассники. Иногда такое удивляет людей — то, что другие люди растут и меняются…» Время шло, листва на деревьях становилась красной, оранжевой. Учёба поглотила меня целиком, как и музыкальная группа. С работы я всё равно не уходил. Хотел иметь возможность как-то отплатить Руи. — Цукаса-ку-у-ун!!! — Эму приложила руки к щекам, неподдельно удивляясь. — Это твоя машина?! — спрашивала она. Я не понял, что богатую девушку вроде неё так удивило. Может, наличие этой машины у сироты, вроде меня? — Эм, да, — я стушевался, отвечая. — Ва-ау!!! Эму прыгала вокруг автомобиля, рассматривала со всех сторон, проверяла салон. — Откуда? — Подарили. — Хм-м-м, — она подошла ко мне медленно, как кошка, желающая напасть на пташку. — У Цукасы есть богатый поклонник? — тон стал вкрадчивее, веселее. Я принялся отнекиваться. — Ну что ты такое говоришь?.. — Есть-есть! — лукаво прищурилась Эму. Она шутила и ей было весело. — Но что это за подарки дорогие такие? Наверняка, твой преданный фанат. Вот же молодец, Цукаса! Так и знала, что ты даже вне Токио покорял сердца. Мне было неловко от её догадок. И каждый день я думал о том, когда увижу Руи. Расскажу ему всё это, мы посмеёмся. Каждое присланное им письмо я хранил аккуратно и бережно, перечитывал в особо тяжелые для меня моменты. И декабрь стал тем, чего я больше всего ждал. Мне было необходимо дождаться наступления этого месяца. Потому что в декабре были каникулы, и в декабре Руи должен был приехать. К концу осени на афише одного не очень популярного клуба, висел плакат с надписью «Вандерлендс: долгожданное возвращение группы талантливых старшеклассников-музыкантов. Где они пропадали? + Новый репертуар» за эту горе-рекламу мы здорово заплатили. А за аренду клуба заплатила Эму. В социальных сетях она уже вовсю пропагандировала будущий концерт на страничке нашей группы. — Ещё целых два месяца, — напоминала ей Нене. — И что? Надо людям сообщать заранее. «… Им очень понравилась мелодия. Завороженно слушая, Нене в итоге сказала: «Давай же напишем слова». И мы принялись за дело. Жду не дождусь тебя. Надеюсь, у тебя всё хорошо. Жду ответа!»

***

В ноябре Руи перестал отвечать на мои письма. Может, слишком занят. Да так, что нет времени начёркать пару слов. Может, его письмо затерялось. Не идёт, а он ждёт моего ответа. И тогда я послал ему ещё один конверт. И ещё. И ещё один — на листке было написано лишь «Что-то случилось? Волнуюсь», и всё. Но даже так ответа я не получил. Мне оставалось только ждать. Только изводить себя мыслями и давить через силу тревогу. Если что-то правда случилось… Как же я узнаю об этом? Ещё несколько недель я ходил весь на нервах. Терпел, терпел. Не мог спать. Не мог есть. Проверял почтовый ящик. Отвлекался на лекциях. А однажды:

«Клиника доктора Кайто: каждый может начать жизнь заново», —

огромная вывеска с логотипом психоневрологической клиники и фотографией Кайто, смотрела на меня с большого стенда. И я, на парковке торгового центра, сидел за рулём своей машины и пялился в ответ. Сглотнул ком в горле, глуша мотор. Включил телефон и стал набирать цифры, написанные на билборде. — Здравствуйте, вы звоните в клинику психологической помощи доктора Кайто. Чем я могу вам помочь? Голос хрипел, когда я ответил: — На приём… Можете записать меня на приём? — Разумеется. Назовите ваше имя, пожалуйста. — Руи Камиширо, — ответил я. — Господин Руи, доктор может принять вас пятого января. Это ближайшее время. — Вы скажите ему, что я звонил, ладно? И что мне срочно нужно на приём. И перезвоните, пожалуйста, потом по этому номеру. — Господин, я… Я сбросил трубку. Руки непроизвольно сжимались в кулаки. Если я кого-то и ненавидел — это был Кайто.

***

Кайто сидел, закинув ногу на ногу, в чёрном кожаном кресле и смотрел на меня холодным взглядом глубоких синих глаз. Я, агрессивно настроенный, сидел напротив, и мы молчали, изучая лица друг друга. Пол года прошло с нашей встречи. Единственной и как я надеялся, последней. Но вот я сам сюда пришёл. Кайто достал ручку из кармана своего белого халата, накинутого на официальный костюм. Безупречность одежды, дорогой ремонт кабинета, расположенного в высотке, и бесстрастность на лице врача — всё это отдавало полным презрением и отсутствием интереса ко мне. Либо же так казалось. — Вы знаете, зачем я здесь, — нахмурившись, сказал я, сжимая пальцами обивку подлокотников своего кресла, когда Кайто приподнял брови, щёлкнув по шариковой ручке и открыл блокнот, а-ля «Что вас беспокоит?». — Не имею не малейшего представления. Однако, с радостью выслушаю. Я молчал. — Когда сюда позвонил человек и назвался именем Руи, я сразу понял, что это ты. Но не понял, что тебе от меня нужно. — Вы знаете, что с Руи сейчас? Он пожал плечами, не меняясь в лице. — В общих чертах. — Он не отвечает на мои письма. — И что? — холодно спросил Кайто. — И то! — я повысил голос. Злость заставляла кровь кипеть. — Скажите мне, что с ним! — С чего ты взял, что с ним что-то? — Он перестал… — Цукаса, — спокойной оборвал меня Кайто, — неужели ты правда думаешь, что Руи не может не писать тебе по причине того, что не хочет? Я сжал зубы. Примерно таких высказываний с его стороны и стоило ожидать, поэтому до последнего момента я не воспринимал всё всерьёз. — Прекратите. Скажите мне, если он поменял адрес. Вам ведь наверняка известно. — Даже если он поменял адрес, ты — нет. Он бы написал тебе. — Кайто! — В чём дело, Цукаса? — он смотрел мне в лицо внимательно, заставляя мысли ещё больше путаться в голове. — Что-то не так? — Всё не так! Всё! Это вы виноваты, это всё ваша вина! Из-за вас Руи уехал, и теперь вы сказали ему не писать мне! Зачем вы вообще появились в нашей жизни? Вы всё испортили. Я ненавижу! Ненавижу вас. — Руи — взрослый человек, — на мои крики доктор никак не отреагировал. Холод был прописан в его генетическом коде, что ли? — Я не могу командовать им, и указывать, что делать. Все решения он принимает сам. — Тогда почему он оборвал со мной связь? — скозь зубы спросил я. Сердце громко стучало. Дипломы и грамоты в рамках гордо глядели со стен кабинета. Кайто положил шариковую ручку обратно в карман. — Наверняка что-то произошло! И вы должны узнать что. Потому что я не знаю. Руи не стал бы просто мне не писать. — Да что ты вообще о нём знаешь? — устало спросил Кайто. — Всё, что должен! Он любит меня. И я его тоже люблю, так какого… Какого чёрта вообще происходит? — Цукаса. Прекрати этот цирк. Вздох возмущения почти разорвал мои лёгкие. — Руи и так, — сказал Кайто, — много сделал для тебя. А ты в ответ смирись с его решением. — Какием ещё решением, — гневно шептал я. — Что это значит?! Он не мог просто… Он не мог! — Ты должен быть ему благодарен! — сорвался Кайто и я вздрогнул. — За то, что он столько времени возился с тобой, и за то, что он взял на себя ответственность за конец ваших отношений! —Какой ещё конец? — дрогнул мой голос. — Счастливый. Он всё для тебя сделал. Машину подарил. Квартиру купил. В университет устроил, на работу тоже. Всё тебе. Всё для тебя. Он склеил воедино тебя. Исправил твою жизнь. Ты вообще думал хоть раз, как он сам себя чувствовал всё это время? Мурашки пробежали по моему телу. — Он бы сказал, если бы были какие-то проблемы. Если бы ему было плохо. — С чего бы? Ты — капризный ребёнок. Как бы ты мог ему помочь? — Мы встречаемся. Он… Он любит меня. Он бы со мной поделился. — Цукаса, — Кайто поднялся со своего места, поправляя халат. — Забудь про него. Я не имею никакого отношения к вашей разлуке. — Вы ведь подначили его на работу за границей! — Я просто предложил то, что для него самого лучше. И он сделал свой выбор. Только не смей говорить, что не в твою пользу. — Я… Это не… Это… Я мотал головой, складывая всё воедино. — Скажи спасибо, что он не уехал ещё месяц назад. Без слов и лишних объяснений. Тянул до последнего, чтобы хорошо тебя устроить, — синие глаза презрительно пробежались по мне. — Хотел бы спросить, что он в тебе нашёл, но это лишнее. Я знаю, что он в тебе нашёл. Точнее, кого, — сказал он, проходя к выходу. — Ты и сам знаешь, — прозвучало напоследок. Я ничего не понял. Злился и сдерживал слёзы, по ночной дороге едя домой. Все слова Кайто — чушь. Мне не стоит его слушать. Руи сам так говорил когда-то. Перед тем, как зайти в квартиру, я проверил почтовый ящик. Там было пусто.