Скованные одной цепью

Слэш
Заморожен
NC-17
Скованные одной цепью
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Вселенная, где у каждого человека в девятнадцать лет появляется метка, указывающая на его положение в иерархии социума. Рико - саб. Чтобы скрыть этот позор, Тэцудзи ломает ему руку, выгоняет из команды и отдает Кевину с Жаном.
Примечания
Сначала я задалась написать драббл, где Рико просто получает по заслугам, и пока собирала метки, придумалось это. Последствия жестокого обращения с детьми, карательной психиатрии, вседозволенности, недопонимания и отсутствие здоровых отношений. ___ По сути, все происходящее - изнасилование для всех участников, но в пределах этой вселенной будет уместен Даб-кон. Но не стоит забывать! ВНИМАНИЕ До некоторых пор поставлю заморожено, а то сил нет больше играть на нервах людей. К тому же я примерно представляю концовку (да тут семи пядей во лбу не надо) но и близко не могу нормально все расписать. Потом, мб, как нибудь руки дойдут. Всем спасибо и примите мои извинения. п.с. разочарованные или токсичные комменты буду удалять и банить.
Содержание Вперед

Часть 4

Кевин снова злился. Почему-то теперь злость стала его стабильным состоянием. И ладно, хорошо бы он злился только во время тренировок, когда дуреющие от своей веры в легкую победу сокомандники раз за разом рушили репутацию условно-хороших игроков в глазах Кевина. К тому же, они ведь всегда такими были, а Кевин не любил физические наказания, это была сугубо прерогатива Рико. А теперь и он за собой замечал, как в очередной раз наносит удары по чужим ногам, потому что зачем они нужны, если не могут бежать достаточно быстро? Как стаскивает без нежности их шлем и бьет по лицу, ведь как можно не заметить такой легкий пас? Как снова и снова его кулаки и обувь встречаются с чужим телом, потому что играют не так, двигаются не так, смотрят не так, как надо. Ко всему прочему, самым поганым стало то, что он злился и на Жана. Это было самым ужасным. Еще в тот день, когда настала его очередь уйти к Рико, Кевин не находил себе места. В начале все, казалось, было хорошо, за исключением легкой тревоги, которую легко можно было игнорировать. Он выполнил задания, некоторое время бестолково просидел за картой поля, то ли раздумывая над новой тактикой игры, то ли гадая, все ли хорошо происходит? А потом… а потом он и не хочет вспоминать, но ничего так просто из головы уйти не может. Ему стало просто… хуево. Именно так — не плохо, не ужасно, а действительно, до черных мушек перед глазами, до подрагивающих в каком-то нездоровом мандраже мышц тела, до бешено бьющегося за грудиной сердца — хуево. Он не знал, почему тревога теперь била не просто в колокола, а выла сиреной, почему все тело напряглось, будто перед судорогой, а ему до дрожи хотелось что-то сломать, разрушить, куда-то бежать и что-то делать. Кевин не понимал, с чем связано это чувство, и не было никого, кого можно было бы спросить. Он вылетел из своей комнаты, не в силах больше терпеть ранее приносящие спокойствие стены, и просто быстрым шагом проверял каждую комнату, каждый закуток и место, надеясь найти то, что не дает ему покоя. Родные и такие бесполезные сокомандники сливались со стенами, когда он проходил мимо, мечась по всему Эвермору, как дикое животное, боясь встать на пути и помешать ему. Благо или нет, но Кевин застал в кладовой их спорткомплекса группу из трех человек, которые зажали их молодого, нового защитника, заменяющего Жана. Парню едва исполнилось пятнадцать лет, насколько Кевин мог помнить в своем состоянии. Он довольно оскалился, чувствуя, как непривыкшие к такому лицевые мышцы растягиваются, обнажая зубы. Наконец, он нашел, куда можно выплеснуть всю злость. В медостеке стало на три свободных койки меньше. Парень — как бишь его, Оливер? — дрожаще благодарил его, стоящего перед всхлипывающими, разбитыми телами, и в толк не мог взять, что не нужно касаться Кевина, говорить с ним, смотреть на это ужасное создание. А потом… потом его отпустило. Злость ушла. На замену ей пришла апатия. Все силы пропали, он только и успел сказать парню, чтобы держался своего напарника и передал ему слова Кевина о том, что нужно ценить и защищать своего названого брата. То, что Кевин никогда сделать был не мог. И сейчас бесполезен. Он вернулся в комнату спустя, кажется, полчаса? Час? Шесть? Кевин не знает. Жан уже был там, тоже, как он тогда, не шевелился на своей кровати, сгорбившийся и совершенно не понимающий, почему ему так херово. С приходом Кевина он вздрогнул, посмотрел так затравленно, что стало понятно — ему тоже не позволили как следует, как нужно и правильно закончить сессию. Жан отвел от него взгляд, и они просто молчали, будто без слов понимая, что очень сильно облажались. — Завтра мы будем наказаны, — невпопад сказал Кевин, помня про тех трех мразей, решивших самоутвердиться за чужой счет. Хозяину все равно на их личные розни, ему важен только результат. Надо бы сейчас, пока еще есть время, прикинуть новую тактику завтрашней тренировочной игры, пойти в чужие комнаты и уведомить, что другие будут играть на таких-то позициях, но… как же ему сейчас было плевать. Жан не ответил. Впрочем, и Кевин не мог больше говорить. — Я… — начал неуверенно Жан, сминая свои ладони, опустив голову, — сделал кое-что… весьма… — Не нужно, — остановил его Кевин, и от неожиданности Жан резко замолк, вздрогнув. — Я тоже облажался. Жан было расслабился, но будто что-то вспомнив, покачал головой. — Нет. Я действительно, Кев, очень плохо поступил. — Думаю, на это и был расчет, — сначала сказал Кевин, а потом задался вопросом — а к чему это он ведет? Какая-то мысль, было, зародилась в его мозгу, и тут же потухла под тяжестью усталости. К счастью, и сам Жан дураком не был. Он зацепился за его фразу и нахмурился. — Думаешь? — Возможно. Но поясни, что ты имеешь в виду. Жан так знакомо закатил глаза и фыркнул, что у Кевина даже поднялось настроение. Не в первый раз Кевин может забыть, о чем говорил ранее или, начавши фразу, часто забывал ее закончить. Впрочем, у этого была и другая веская причина, помимо очевидной его ущербности — Рико с полуслова все понимал, и ему не требовалось дослушивать до конца. Мысль о брате снова было вогнала его в тоску, но Жан уже начал говорить: — Хочешь сказать, что нас специально заставляют… не проводить сессию до конца? Ведь в таком случае доминанты становятся более агрессивными, а сабы, напротив — уязвимее? Мысль снова обожгла мозг, и Кевин выпрямился, хорошенько ее обдумывая. Она была аморальна для их человеческого, унизительна, ведь контроль происходит даже при таком интимном и личном, но… очень в духе Хозяина. — И еще, Кев, я недавно думал о чем, — облизав губы, тихо сказал Жан, косясь на дверь. Без слов Кевин запер ее на замок, предварительно проверив, не стоит ли кто за ней. — Мы ведь сохранили наши отношения? Я и ты. — Ты все еще мой друг, Жан, — серьезно кивнул Кевин. Жан отвел взгляд, и Кевин ощутил острый укол вины. Несмотря на все слова Жана, что он не злится на Кевина, что на нем нет никакой ответственности за то, что творили с ним Рико, другие Вороны и Хозяин, Жан все еще обижен на Кевина. И Кевин, черт бы его побрал, вжизи не сможет искупить свою вину за бессилие. — Да. Но почему? Разве ты не думал об этом тоже? Мы оба — доминанты, инициированные, у нас была сессия — даже незаконченная как полагается! И, тем не менее, я все еще не хочу уйти, а ты — грохнуть меня. — Может быть, потому что у нас один саб? — предположил Кевин. — Это должно было бы стать причиной как минимум драки, — отмахнулся Жан. — Тогда я не знаю. Может быть, наши личные отношения лежат выше какой-то там метки? — Смотри, — протянул свое запястье Жан, — они у нас даже разные. Кевин снял свой напульсник и сравнил спирали. Действительно, у Жана было словно на виток меньше. — И что? — не понял Кевин. — А еще сабов в нашем обществе не так уж и много. Сабами становятся психически неуравновешенные люди всех мастей, понимаешь? — В период войн и катаклизмов их было очень много, — кивнул Кевин. — Вот! Именно! И, тем не менее, ни одна война просто так, по одному слову доминанта не остановилась, понимаешь? Сейчас их меньшее количество, это факт, так как же доминантам проводить свои сессии? Ведь бордели закрыты во многих странах, ибо раньше именно туда родители отправляли своих чад, так сказать, пройти последний этап взросления… Что станет с нами, если доминанты, не найдя себе пару-саба, станут агрессивными? — Снова пойдет всплеск рождаемости сабов, — пожал плечами Кевин и нахмурился. Мысль была, конечно, логичной, но он ни разу о таком не читал. — Нет, — покусал губу Жан, — Скажи, Кевин, доминанты могут образовывать связь с другими доминантами? — Исключено, — отрезал Кевин. — Так уж биохимия устроена — дома будет буквально тошнить от другого. — А мои родители образовали крепкий союз. И мать, и отец — доминанты. Кевин осекся. Может, Жан просто путает? Так ведь не бывает. Да не всякая доминантка сможет вообще родить от другого дома — ее чрево просто отвергнет плод, расщепит его, как какую-то бактерию. — Мама рассказывала мне, когда я еще ребенком был, — в волнении потер руки Жан, — что, пусть и есть доминанты и сабмиссивы, и они имеют свои, так сказать, ранги. Условно им дают буквенное значение, от «А» до «D». Чем выше ранг у дома, тем больше власти он имеет у окружающих, чем выше у саба — тем меньше шанс взять под власть его. Мама была доминанткой «D» ранга, и могла забеременеть от отца, у которого был «В» ранг. Также ее приказы были ощутимее слабее его приказов, и, более того, она практически во всем ему подчинялась. Технически, думаю, она могла бы забеременеть и от саба с классом «А», пусть не без сложностей. — Первый раз о таком слышу, — ошеломленно прошептал Кевин. — И в этом вся проблема, — нахмурился Жан. — О таких вещах всегда говорят в младшей-средней школе, проводятся уроки полового воспитания. У нас школы, конечно, не было, но тогда должны были проинформировать старшие родичи, медицинский персонал, да хотя бы литература! Но ничего ведь нет, Кев. В библиотеке пусто, а интернет совсем ничего не говорит. Личных соцсетей у нас нет, но, думаю, не так уж и сложно заблокировать некоторые запросы. Друзей или хотя бы знакомых, помимо команды и персонала, у нас тоже нет. — Я понял, — оборвал его Кевин, внутренне холодея. — Я обдумаю это, Жан. Прими душ и ложись спать, завтра будет тяжелый день. — Когда он был легкий-то, — фыркнул Жан, но, сам этого не осознавая, подчинился, что заставило Кевина стиснуть зубы. — Завтра — в особенности. Ричер, Грейсон и Браун не смогут некоторое время присутствовать на тренировках. И, не давая Жану шанса на расспросы, быстро вышел из комнаты. Этот разговор что-то всколыхнул в Кевине, отогнав апатию, и теперь ему остро хотелось что-то делать. Начать он решил с малого — сначала посетить комнаты запасных игроков, объявляя, что они выходят утром на корт. Ведь когда Хозяин узнает, что именно по вине Кевина три игрока будут отсутствовать, то наказанию подвергнут и Жана, а этого он не может допустить. Теперь он — капитан, и должен заботится о Моро. Но почему-то к другим проявлять заботу он не желает.

***

— Капитан! Кевин резко обернулся, заслоняя собой Жана. Моро недовольно хмыкнул и переместился ему за плечо — позади, но рядом. Они оба остались на корте, чтобы отработать удары, ведь обоим было некуда девать энергию, которую в последние дни било через край. Они оба лишились спокойного сна и впихивали в себя еду, но, вместо логичной усталости, у них все еще оставались силы. Это было противоречиво и явно смахивало на какое-то расстройство, но ни один пока не хотел идти в медотсек. Поговаривали, что нынешний врач еще ушлее Пруста, и о всякой занозе докладывал Хозяину. Конечно, тот плевать хотел на болячки своих игроков: руки-ноги-голова на месте, значит, может играть. Но почему-то и Кевин и Жан между собой согласились, что о таком говорить врачу не нужно. Что-то в их состоянии было… не то. — Капитан! — на корт вбежал Оливер, рвано дыша, оперевшись о собственные колени. Пара секунд, и из-за угла выскочил его напарник, но увидев первого и второго игроков, встал, как вкопанный, отказавшись идти дальше. Кевин прищурился — надо бы снова поговорить с этим Люком. То есть его напарник явно наживает себе проблемы, а он просто так остается в стороне?! — Там… — сглотнул Оливер, — Простите, я, наверно, лезу не в свое дело, но… Вы ведь, я полагаю, вы в прошлый раз шли в закрытый отсек? — Допустим, — сложил руки на груди Кевин. Любое упоминание Рико все еще было неприятным, особенно — в таком ключе. — И… Эм, вы ведь шли к… бывшему капитану, верно? — Так. И? — Простите, я честно не хотел лезть куда не нужно, но я оказался там по ошибке! Здесь очень легко потеряться и вообще… — Ближе к делу! — рявкнул Жан. — Я видел, как двое из охраны и куратор бегут в закрытый отсек, — выпалил Оливер. — Минут пять назад. Переглянувшись, Кевин и Жан, побросав все снаряжение, пустились в бег, толкнув нерадивого напарника парня в сторону. В среднем, если Оливер потратил на несвязный треп минуту, то добежал он из одного конца Эвермора в другой за четыре… Они уложились в полторы. Уже приближаясь к месту, они могли услышать крики. Дверь, слава богам, была уже настежь открыта, а на полу лежал оглушенный — или мертвый? — охранник, но они просто перепрыгнули тело. Пара секунд, и вот они стоят в комнате, быстро оценивая обстановку. Нагая, бледная и практически синяя от сплошных гематом фигура сидела верхом на кураторе, сжимая его горло так, что лицо мужчины стало ярко-красным, а он уже не хрипел, а просто беззвучно хватал воздух, пытаясь отцепить от себя чужие руки. Еще один охранник поднимался с пола, встряхивая головой, а второй — заносил резиновую дубинку над головой… Не дав себе времени подумать, Кевин уже бросился вперед, с силой отталкивая охранника, приложив его головой к стене. Еще раз, и еще — чтобы наверняка. Тот, не успев и осознать, что случилось, уже оседал на пол. Кевин обернулся — Жан сидел на спине второго, заломив его руку, но и вторая была странно изогнута в плече. Жан кивнул ему, показывая, что все в порядке, и кинув взгляд куда-то в сторону от Кевина, побледнел. Кевин повернулся туда же с твердой уверенностью, что ничего хорошего там ждать не стоит, но, черт возьми… Он не был готов к ебучему трупу с обнаженной глоткой. В лежачем на животе голом теле он с легкостью узнал Лиама, ведь сам с недавних пор тренировал нападающих. Лиам лишь вчера прошел свое совершеннолетие, получил метку, так почему он находится здесь, а не где-то вне Эвермора с сабом? Обычно ведь Хозяин дарит целые сутки отдыха наедине с сабом, чтобы закрепить свой статус доминанта и получить возможность отбора в основной состав команды. Они с Жаном переглянулись. Черт. Вот же ебаный черт. Сглотнув, он опустился на колено перед Рико, который все еще держал за горло своего куратора. Тот уже закатывал глаза, а его ладони, расчертившие ногтями на предплечьях Рико красные полосы, слабели и падали на дрожащую грудь. — Ри… Рико повернул к нему голову. И вскочил, отшатнувшись так, словно увидел какое-то чудовище. Он поднял правой рукой, с которой уже был снят гипс, невесть откуда взявшийся шприц. — Прочь! Сердце Кевина сжалось. Этот человек, черт подери, не был похож на его брата. Он был слишком бледен — его так давно не водили на солнце, под впавшими, красными от лопнувших капилляров глазами были темно-синие тени от синяков, будто он, как и Кевин с Жаном, до сих пор не спал. На скуле — уже желтеющая ссадина. На горле, груди и бедрах — следы свежих укусов, на руках и щиколотках — ожоги от веревок. По бедру вниз скатывается кровь, смешанная с белым. Весь его рот, щеки и подбородок — в крови. Жан, осознав, что здесь произошло и чье обнаженное тело лежит на кровати, глухо выругивается. Рико немедленно поворачивается к нему, смотря совершенно диким взглядом, и ухмыляется, обнажая кровавые зубы. Кевин со своего ракурса может видеть как укусы на его шее, так и старо-новые полосы от ногтей. — Моро? — тихо, ненормально спокойно спрашивает он, — Снова пришел? — Рико, посмотри на меня, — просит Кевин, стараясь на допускать в голос дрожи. — Пошли прочь, — едва ли не шипит Рико, кивая на дверь, — Прочь. — Сначала посмотри на меня, — медленно поднимается Кевин, все еще смотря на Рико, но тот и не оборачивается, продолжая держать взгляд на Жане. Тот не двигается, словно не хочет спровоцировать дикое, больное животное. — И ты пошел, Дэй, — выталкивает из себя слова Рико, даже не моргая. Его шатает, трясет, все его тело блестит и дрожит от лихорадочного пота, но он упорно продолжает стоять, пусть и сутулится. — Тогда возьми мою одежду, — говорит спокойно Кевин, — Здесь так холодно, правда? Рико молчит. Он сцепляет челюсти и смотрит в одну точку, и Кевин быстро стаскивает с себя мокрую от пота худи, оставшись в одной лишь майке. — Тебе станет тепло. Ведь хорошо, когда тепло, верно? Правда, Рико? — Да, — выдавливает он. — Молодец, — говорит Кевин, осторожно делая шаг вперед. — Очень хорошо. Рико напрягается, скашивая взгляд ровно наполовину, чтобы периферией следить и за Кевином, и за Жаном. Моро тоже напрягает ноги, чтобы, если Рико все-таки набросится на Кевина, суметь остановить. — Поговори со мной, Рико. — Что вам… — сглатывает Рико и кашляет, — вам здесь нужно? — Мы пришли, потому что тебе было плохо, — Кевин останавливается в трех шагах, когда Рико рвано, хрипло смеется. — И? — Я могу укрыть тебя? — Не заслужил, — цедит Рико, и края его век краснеют. — Заслужил, — говорит ровно Кевин. — Смотри, вот одежда. Я укрою тебя? Рико вскидывает голову, желает что-то ответить, но Кевин уже пресекает разделяющие их шаги и набрасывает на его плечи худи. Рико отшатывается в испуге, но Кевин дергает его на себя, и у Рико, словно он потерял последние силы, заставляющие его держаться, подкашиваются ноги. Кевин подхватывает его и опускает их на пол, осторожно переместив его на свои колени. Будто обезумевший, Рико хватается за него, сцепляя руки за спиной, до боли впиваясь ногтями в кожу через тонкую ткань. Жан куда-то исчезает, а появляется уже с чистым пледом из другой комнаты. Они в четыре руки кутают Рико и вытирают его рот от чужой крови. Рико дрожит, Рико цепляется за Кевина и прячет свое лицо в его ключицах, но молчит и не закрывает глаз, только глубоко дышит и тычется носом в кожу. — Молодец, — шепчет ему в макушку Кевин, смотря в глаза Жана. Моро тоже бледен, тоже испуган и не знает, что нужно делать, потому Кевин тянет его за руку к себе, побуждая тоже сесть рядом, и осторожно кладет руку ему на голову. Гладит, понимая, что это именно то, что не давало покоя так долго. — Молодцы. Вы такие молодцы, умницы, — шепчет Кевин, и Жан приваливается к его боку, пряча лицо в другой стороне шеи. Кевин осторожно их укачивает, шепчет какие-то бессмысленные слова утешения, но сам не спускает глаз с охраны и куратора. Тот, что лежал с заломленной рукой, пытается вытащить рацию, но Кевин просто качает ему головой, как никогда понимая, что и сам готов убить этого человека. Охранник бледнеет и мелко кивает. — Жан, — тихо обращается Кевин, касаясь ладонью чужой шеи, — Бери Рико и неси в нашу комнату. Закрой изнутри дверь, подопри стулом, ложитесь на кровать и ждите меня, ясно? Держи телефон под рукой. Если кто-то, кто угодно захочет войти — звони мне. Дрожь Моро успокаивается под его рукой, и, кивнув, он легко поднимает на руки Рико. Кевин помогает ему собрать плед и гладит Рико по впашей щеке. Жан бросает последний взгляд на Кевина и, не оборачиваясь, стремительно уходит. Кевин ждет минуту, две. Убеждается, что они ушли достаточно далеко. — Итак, — начинает он, осматривая обстановку. Один труп, один полутруп, один в отключке и еще один лежит с вывернутым плечом, опасаясь поднять взгляд. Кевин понятия не имеет, что нужно делать. Мысленно помолившись, он набирает первый контакт из телефонной книжки. — Хозяин, — как можно тверже говорит он, — произошла… выходящая из ряда вон ситуация.
Вперед