beautiful liar

Вы держали оборону две недели. Делать вид, что между вами ничего не было, оказалось смехотворно легко — ты почти не видела Хаякаву, он почти не видел тебя, но в те короткие моменты, когда вы пересекались взглядами, он держался как айсберг. Синий цвет в спектре холодном и синева ледяная в его глазах - тому подтверждение. Разговор не удавалось завязать, тебе не хотелось вести односторонний монолог, а Аки не проявлял прыти и желания в том, чтобы объясниться. В конце концов, ты, в очередной раз сжимая перед сном телефон в руках, возмущенно стирала набранный текст. Он ведь и сообщения тебе не отправил ни разу, хотя ты видела, что у него горел предательский «в сети». Еще пару дней вскипала изнутри, мысли-паразиты чесались внутри черепной коробки, а он проходил мимо с видом, будто даже не узнаёт тебя. В конце концов ты вытянула себя из болота размышлении. Гордость и предубеждение взяли верх над смятением чувств, собственное спокойствие было важнее, чем какой-то напыщенный флегматик. Твои воинственные настроения улеглись в вечер пятницы. Раз в месяц случались корпоративные вечера для сплочения коллективного разума, и ты там тоже была. Не по особой охоте, а под гнетом прописанных обязательств в кодексе и строгим взглядом начальства. Огни и сумерки Токио плавно уносят тебя с собою в бар, в кабинку на пятнадцать человек. Азиатский стол на коротеньких ножках ломился под натиском пива и саке, дешевая закуска — быт вне работы у охотников неказист и скуден, но зато эмоции прут и отдают жаром. Алкогольные пары, выжатый из легких вой в караоке, что был умершей надеждой переорать динамики, сигаретный дым, хищно въедавшийся в кожу и волосы. Менеджер одобрительно гудит низким голосом и разливает всем щедро саке, пока ты пустым взглядом изучаешь пространство. В кабинке тесно и душно, ты помимо своей воли прижата плечом к румяному от алкоголя блондину из другого отдела и, кажется, он не против от продолжения тесного знакомства и сплочения коллектива. Взбудораженный парень по-мужски горделиво пускается в легенды о том, как он в одиночку повалил громадного демона своими голыми руками, а тебе не остается ничего, кроме как кивать вежливо китайским болванчиком. Затылком чувствуешь чужой взгляд и тебя пробирает липкий холодок — так смотрит на тебя изучающе Хаякава. Он гордо восседает напротив тебя, чуть левее, куда ты намеренно не смотришь. На самом деле тебя прожигают стыд и досада, ведь будто надеялась на хоть какой-то разговор и извинения, но ожидания не подтвердились, и остался неприятный осадок. Страх того, что он увидит это в твоих глазах, заставляет тебя принять неудобную позу и слушать бахвальство коллеги рядом. Тело деревенеет, нога затекла, но ты упрямо задираешь нос от Аки. Лишь бы не встретиться глазами, лишь бы не понял, что гордость задета. А хмель не успел ещё отравить его сознание и взгляд, потому охотник смотрит в твою сторону с некой неприязнью, которую ты чувствуешь кожей, путаясь в эмоциях и чувствах. Негатив от Хаякавы исходил несомненно, ошибочно полагаешь, что на тебя, но он пристально следит за уже опьяневшим коллегой, что методично отпускает недвусмысленные шутки. Слово за слово, неуклюжее касание — ты на иголках и сто раз прокляла решение прийти сюда. Резко вспыхиваешь и хочешь сейчас же провалиться сквозь землю от того, что мужская потная ладонь скользнула под стол к тебе на ляжку. — Поехали домой. — внезапно между вами встревает Хаякава. Его голос спокоен, вид скучающий, но что-то во взгляде такое острое, что твоего коллегу пронзает осознание неправильности его поведения. Блондин что-то мямлит пьяно вам вслед, пока тебя, красную от стыда и бешенства, за руку уводит тот, кого ты старательно игнорировала. Прохладный ночной воздух лезет под тонкий пиджак цепкими пальцами, только ладонь у Хаякавы теплая-теплая. Вы долго и молчаливо едете в такси, каждый смотрит в окно со своей стороны, только не друг на друга. Дальше вы плутаете среди многоэтажек. Ваши молчаливые силуэты затерялись в тонких петляющих улочках, тени юркают под ногами как преданные псы, пока он - Аки, не останавливается у многоэтажного дома, чтобы достать сигарету. Огонек зажигалки пляшет, озаряя его бесстрастное лицо, пока он на ходу закуривает быстро, юркнув шустро в подъезд. — Не так уж я и пьян, чтобы видеть это всё и пускать на самотек, — на ходу комментирует наконец Хаякава своё рыцарство, пресекая медленно лестничные пролеты, но его сияющие латы ты разбиваешь вдребезги едким замечанием. — О, конечно. А тебе всё легко сошло с рук. Или только тебе такое позволительно? — язвишь резонно, а Хаякава давится дымом от внезапной правдивости заявления и кашляет. Ты гаденько улыбаешься. — Пойдем домой. — в его руках сверкающе появляется скромная связка ключей с брелками. — Сама доберусь. — Мы уже у меня дома, знаешь ли, — важное уточнение выдается короткой улыбкой, а ты краснеешь до корней волос. Затерявшись в своих мыслях и надувшись в обиде, выдумывая новые язвительные фразы для диалога, ты даже не следила за ходом событий и пунктом назначения, бездумно шла следом за охотником. Квартира встречает гнетущей тишиной и полутьмой, а разговор выходит скомканным, коротким, в каких-то местах бессмысленным. Слова летели через кухонный стол в полутьме, как мячики для пинг-понга. — Почему ты тогда так сделал? — Уставший был. — ??? — А это был единственный способ тебя заткнуть… Безнадежный вздох срывается с твоих губ. Ничего не изменилось, тебя вновь не воспринимают всерьез, и разумно ли вести диалог в таком случае? Полная решимости закончить это здесь и сейчас, ты уже почти у двери, но Хаякава с предупредительным кивком и с вопросом «куда собралась?» в глазах рисуется на горизонте. Успевая бросить пиджак на кресло, он идёт на тебя, а ты пятишься хмуро, пытаясь обойти. Но перехватываются в захвате мужских ладоней твои тонкие запястья, заводятся за спину упрямо и в темноте квартиры вы схватились в короткой борьбе, победителем в которой выходит Аки Хаякава. — Далеко ли посреди ночи собралась? — на ухо мягкий голос звучит тихо и насмешливо, пока Аки крепкой хваткой прижимает тебя к себе за талию. — Какая твоя печаль? — злишься вполне резонно, но вырваться не удается. — Я умею волноваться, — наконец-то таинство слов срывается с чужих губ. — А выражать это не умею, настолько в этом плох, — горячим шепотом выдаются признания еще для тебя не ясные, пока Хаякава нависает над тобой, подмяв на стареньком диване. Сапфиры его синих глаз маняще сверкают, и ты под гипнозом его взгляда внезапно тянешься пальцами к его щеке. Медленно, совсем как в слоу-мо. Легкое касание кончиками пальцев трогательно точечно, скользишь к его волосам, стягивая резинку, рассыпая черноту его волос. Расстояние между вами катастрофически уменьшается. Остается секунда до взлёта. — Ты безнадежен, — шепчешь в ответ, и сердце гулким выстрелом разрывает грудную клетку. И прежде чем Аки успевает что-то сказать, его действия говорят сами за себя. Хаякава склоняется к тебе, с усмешкой затыкая тебя медленным поцелуем. Сладко тянется время, ты безропотно подчиняешься положению, ладони нежно скользят по белоснежной ткани его рубашки, а Хаякава не так невинен как ты. Мурашки и томное чувство приятной дрожи отключают его разум. Голодный до тебя поцелуй становится глубже, а дыхание - торопливым и рваным. Близость губ разрывается, внезапно, совсем как канат с треском, но это только начало. Аки смотрит тебе прямо в глаза, аквамарин его взгляда пронзает тебя смущением, и щеки медленно розовеют. Неясное щекотливое касание — то скользит змеей искусительницей мужская ладонь под твою рубашку, вновь изучая то, чего не успела в тот раз коснуться до конца. Пуговицы бережно расстегнуты, одна за другой, без единой спешки, ни одну проворные пальцы не пропустили. Хаякава утыкается тебе в шею, а ты вдыхаешь его запах. Сигареты, мятный шампунь, его невесомый легкий аромат и, черт подери, портит всю гамму пиво. Ты абсолютно запутана в ощущениях, не знаешь, чего ожидать, но, успокаивая касаниями, Аки обжигает нежную кожу шеи горячим дыханием и цепочкой чувственных поцелуев спускается к груди. Лентяй, которому тяжело запустить ладонь тебе за спину и расстегнуть застежку, он просто освобождает твою грудь от чашечек, стягивая бюстгальтер пониже. Ты слышишь вздох довольства и резко распахиваешь глаза. Мягкие поцелуи груди, круговые движения языком вокруг соска, то требовательное его вбирание в рот — тебя тяжело накрывает с головой желание, ускоряя кровь и пульс. Под туманом ощущений не замечаешь, как рука Хаякавы скользит ниже, хищно подминает ткань твоих брюк. Он так жаден до тебя, жаждет изгибов твоего тела, утоляя свой тактильный голод. Звучно расстегивая ширинку, в образовавшееся пространство запускает ладонь. Всё так бережно и сладко, ты выдыхаешь смущенно от неприличного касания, выгибаясь навстречу в спине. Хаякава надавливает поверх ткани белья, улыбаясь твоему судорожному дыханию и тому, как крепко ты вцепилась в его плечи. А тебе внезапно стыдно не столько от его касаний, сколько оттого, что на тебе неподходящее белье. Беленькое, с наивной шелковой бабочкой, оно стремительно мокнет, пока Аки водит поверху. С легким шуршанием ткань отодвинута в сторону, Аки собирает влагу и резко, не давая тебе продохнуть, входит двумя пальцами внутрь. Не давая расслабиться, большим пальцем зарывается во влажные складки, ведет играючи выше и мягко надавливает на клитор. Ты не выдерживаешь и выдаешь бесстыдно долгий стон. И всё бережно и нежно, словно обезвреживание бомбы. Не то касание - и всё собьется к чертям, разорвется тонкий баланс. Но всё так обманчиво, а у Аки терпение не железное, и он уже готов взорваться. Ложными сладкими поцелуями осыпает, глубже направляет в тебя пальцы, а затем ты не успеваешь понять, как с треском с тебя стаскивают брюки, что летят на пол. Туда же белым флагом поражения летит белье — это был последний оплот между вами, и он пал. В темноте звякает мелодично его ремень, слышится неспешная возня и ты смущенно приоткрываешь глаза, чтобы увидеть, как Аки приспускает брюки. Резкий хват на твоих бедрах горячих ладоней, тебя порывисто тянут на себя, и ты, вжатая в старый диван, что грозится развалиться в любой момент, обвиваешь чужое тело ногами. Дразняще медленное проникновение срывает с твоих губ тихий стон, а у Аки - вздох облегчения. Волнообразно, мягко, пока амплитуда не начинает расти, как и температура в комнате. Пружины под вами скрипят ритмично и звучно, бусинки влаги стекают по разгоряченной коже, и ты, томимая эмоциями, кусаешь охотника за плечо, словно загнанный в клетку зверь. Слишком хорошо, слишком громко и слишком близко. Соседи не скажут «спасибо». Предрассветный туман падает на Токио белесой пеленой. Прохлада сквозняком пробирается в квартиру, перехватывая дыхание и остужая пыл с раз горяченными щеками. Всё эфемерно еще в эти пять часов утра, единственное, что существует — дыхание и тепло спящего рядом Хаякавы.