Кесарь. Перо и хребет

Дария получила послание среди ночи. Она не спала, так что ее не разбудили. Уже много лет она жила наоборот, как ночной народ: днем спала, а ночью гуляла и развлекалась вместе с повелителем. Большой удачей было то, что Хозяин ГОРОДА был в отъезде и не видел этого. Впрочем, ворон был не глуп. Вручение вестей всегда происходит наедине и не предназначено для чужих глаз и ушей. Пернатый уселся на подоконник шикарных апартаментов, где жила рыжая ведьма. Посланник заглянул внутрь и настойчиво постучал клювом по стеклу. — Кто посмел? — удивилась ведьма. Впрочем, защитный контур молчал, не подавая тревоги, значит, все в порядке. Женщина встала с черных шелковых простыней, накинула белоснежный пеньюар и подошла ближе. Черная как смоль птица нетерпеливо переминалась с лапы на лапу. На цевке что-то тускло светилось. Ведьма открыла окно, и вестник влетел внутрь. — Кар-р! — Покажи-ка. Лунное серебро растаяло без следа, и теперь Дария знала, что случилось дома в ее отсутствие. Даниил наконец пробудился. Дани, ее милого, нежного светловолосого ребенка, которого она носила долгих девять месяцев, и который ее чуть не убил, больше не будет. Взгляд ее затуманился от слез. Ведьма заморгала, чтобы не заплакать. Она редко позволяла себе такую слабость. — Благодарность за послание, — сказала она, открыв секретер и достав оттуда что-то соблазнительно сверкающее и переливающееся в лунном свете. — Возьми. — Кар-ар! Кар-р-р! — сразу оживился ворон. Проклятые бриллианты из короны старого кесаря упали рядом с птицей. Достойная плата за добрые вести. Ворон жадно схватил подвески и вылетел в окно. *** Дария вспоминала, как это было. Рождение ребенка едва не лишило ее жизни. И дело даже не в том, что он был крупным и шел ногами вперед. — Как покойник, — ругалась Полина Радзивилл, которая принимала внука. — Не удалось заставить его перевернуться. Что за упрямый ребенок! Зла не хватает… Да, он всегда был таким. Упрямец! Дария улыбнулась, подумав о том, кто скоро возродится, и тут же снова охнула. Схватки участились. Интервалы между ними становились все короче. — Ругай больше, — попросила она мать, которая утирала ей полотенцем пот со лба. — Ругай сильнее. Пусть удача вернется к нам. Ведь давно известно, что чем больше хвалишь, тем завистливей Судьба. Поэтому нужно ругать новорожденных. — Закуси, — велела Полина, протягивая полоску выделанной кожи. — Кричать нельзя, испугается и не захочет выходить. Еще одно деревенское поверье. Было тяжело. Страшно, больно. Но игра стоила свеч. Первый за два поколения мальчик в роду. Вместилище и сосуд для того, кто пробудится… *** Тогда, много лет назад, их с матерью можно было легко принять за сестер. Обе рыжие, видные, яркие. Магия не давала Полине Радзивилл постареть. (Это потом она согнулась в дугу, поседела и вмиг покрылась морщинами.) Накануне родов мать протопила баню, все ошпарила, прокипятила инструменты, которыми помогала другим женщинам рожать или избавляться от плода. В зависимости от обстоятельств. В любом случае, опыт у ведьмы в качестве деревенской повитухи был солидный. Не каждая баба из предместья поедет в ГОРОД, и не у всех найдутся средства на передовую медицину. — Мама! — запаниковала Дария. — Что? — Инициация. Будущая мать закусила губу, ощущая, как пробуждается будущий маг. Это было страшно. Совсем не так, как описывают другие магически одаренные женщины. — Что-то не так! — воскликнула она, положив руку на выступающий под рубахой живот. Дарию вдруг подкинуло на широком деревянном полоке, как припадочную, выкручивая суставы и мышцы. Женщина зашлась в диком крике. Ее словно поглощала какая-то бездонная пропасть, откуда не было возврата. Магия покидала ее. Упав обратно, когда чуток отпустило, она прошептала: — Что со мной? Полина с ужасом смотрела на дочь. Та в ее неполные девятнадцать лет стала похожа на пятидесятилетнюю тетку. Лицо ее покрылось морщинами, волосы свалялись и потускнели. Но хуже всего было то, что ведьма больше не чуяла в наследнице родовую силу. — Он тебя убивает, — сказала она. — Надо извлечь его до того, как это случится. Дария помнила артефакт, лежащий на ее животе. Драконья заводь изливалась потоком магии, которая тут же исчезала словно в никуда. Она помнила инструменты в руках матери. Помнила боль и кровь. Помнила красного, кричащего и очень недовольного ребенка, который чуть не выпил бабку, когда она взяла внука на руки. Если бы не артефакт, Дария бы не исцелилась. До ГОРОДА не довезти. Не успеть. Потом она уже ничего не помнила. *** Когда Дария очнулась, мать уже была такой, как сейчас — седой как лунь старой каргой. Она слила почти всю родовую силу в артефакт, чтобы стать обычным человеком. Это позволило ей совладать с младенцем, который так и норовил выкачать всю магию из бабушки. Теперь Полина Эдуардовна могла без опаски брать его на руки, пеленать и укачивать. По понятным причинам кормить грудью Дария не рискнула. Она еще хотела жить. Любовь матери к ребенку брала свое, но каждый раз, когда она просто гладила его по головке, целовала или прижимала к груди, снова ощущала бездонную пропасть и мрак. *** — Даниил, — беззвучно, одними губами прошептала Невеста Хозяина ГОРОДА. — Даниил. Невидящим взглядом она уставилась в окно, на горящий огнями ночной ГОРОД и полную луну. Ведьма так и не сказала архимагу Димитрию Волкову, кого они произвели на свет. *** Поясок из лунного серебра змейкой соскользнул с руки старой ведьмы и, как живой, обвил тело спящего парнишки. Бабушка подождала, покуда он растворится без следа, и легла спать на печь, которая еще не успела остыть. Во тьме что-то блеснуло. — Хозяин? — спросила бабка. — Молочка тебе налить, родимый? Нет, не он. В лунную ночь домовой притаился: не видно, не слышно. Это блестели в лунном свете глаза совы. Филин по имени Филя давно издох, но его чучело висело на потолочной балке, пугая случайных посетителей, пришедших за травами и эликсирами. Внук иногда предлагал его выкинуть, не подозревая, что вместо стеклянных глаз у птицы — два ока истины. Кроме Драконьей Заводи, в их старом доме было еще немало любопытных вещей. Грабители тогда позарились на продукты и деньги, спрятанные в деревянный ларь, но прошли мимо настоящих сокровищ. Ведьма после случившегося сходила на старое имперское кладбище и кинула за плечо горсть праха. Она оставила у семейного склепа подношение. Той же ночью грабителей не стало. Больше они никого не обидят. Она подкопила денег и заплатила магам из ГОРОДА, чтобы они повторно провели защитные ритуалы у их дома. Никто теперь не явится незваным. От размышлений отвлек басовитый кошачий зов. — Мау-у… — Не дают поспать, — проворчала старуха, перевернувшись на другой бок. — А, это ты, гуляка? Черный кот по имени Кот, загулявший летом, наконец-то по осени вернулся. Это был самый настоящий случайный кот, о чем, впрочем, его хозяевам знать не полагалось. Немного тут — немного там, на другой стороне. То ли жив, то ли нет. Не узнаешь, пока не явится. Но даже в этом случае нельзя сказать определенно, в каком он пребывает состоянии. Благодаря капле крови Радзивиллов, которых он не раз и не два царапал, котяра легко миновал защитный контур дома, взобрался на крышу, проник на чердак, а там — в дом через приоткрытый специально для него лаз на потолке. — Мур-р… — прошелся кот по полу, подбираясь к печке. — Блох, поди, принес? — спросила Полина. — Фр-р! Принес, принес. И еще погрызенное в боях ухо, которое хозяйка просто обязана залечить. Покормить тоже не мешало бы. — Пшёл вон! — ногой спихнула его ведьма с печи, когда он попытался туда запрыгнуть. Кот обиделся и пошел в горницу. К Дане он благоразумно не подходил, зная, что этот опасен. Даже спать рядом страшно. Он только выглядит обычно, а на самом деле… Мальчик отличался от других двуногих. Усатый стал умываться, а потом сел, как статуэтка, глядя во тьму расширенными зрачками. Что-то изменилось за время его отсутствия. Этот стал сильнее. Кот зашипел. *** Димитрий Волков отмечал очередную годовщину гибели младшего брата. Ночь была та самая, и он знал, что его не могут не услышать. В семейном храме Волковых курился фимиам. Огни зажглись по щелчку пальцев пироманта. Лампады вдоль стен загорелись легкими, практически невесомыми светлячками. Архимаг был облачен в златотканый балахон. Он разломил жертвенный хлеб со знаком солнечного круга перерождений и пролил на семейный алтарь немного сладкого, красного как кровь вина из южных Пределов. Душистая амброзия растеклась липкими каплями по резному камню, но душа так и не отозвалась. Ни тогда, ни теперь. Никогда. Димитрий не мог поверить, что брат ушел навсегда. Должно же быть какое-то знамение! Должно. Но опять ничего. Тишина. *** Дане снился сон. Он опять был кем-то другим. На сей раз армии из живых мертвецов не было. Он оказался в гостиной какого-то старого особняка, освещенной только отблесками огня, горящего в камине, и светом керосиновой лампы. Обстановка была располагающей к отдыху и долгим беседам. За не до конца завешенным бархатными гардинами окном светила полная луна. Даня играл в шахматы с мужчиной, которого отлично знал. То был его старший брат. Это был крепкий светловолосый мужчина с ранней сединой, смуглой кожей, правильными чертами лица и карими глазами, в которых как будто отражались язычки пламени. Или горели там сами по себе? Когда мужчина прикурил, тронув пальцем кончик сигареты, Даня воспринял это как само собой разумеющееся. Пиромант. Он пиромант. Его брат — пиромант. Семейный дар. Такой же, как и некромантия. Сквозь сон Даниил удивился, что умеет играть в шахматы. То была игра аристократов. Ему была понятна позиция на доске и предполагаемое развитие событий. В ногах у них устроилась дохлая собака в той стадии мумификации, когда тушка еще не утратила вид животного. Шерсть, кожа — все это сохранилось, как при жизни, придавая умертвию сходство с живым созданием. Даня откуда-то знал, что часть тканей животного замещена воскообразным жировым веществом — результатом изменения тела, долгое время пролежавшего в торфянике и не затронутого гниением. Запах тления, впрочем, все равно ощущался, легкий и едва уловимый. Он невольно сморщил нос, понимая, что это не его реакция. Тело ощущалось чужим, как надетый костюм не по размеру. Все реакции, жесты, мимика были не его. Кстати, рука была не мужская, а женская, белоснежная, с изящной кистью и красивыми пальцами, которые портили только коротко остриженные ногти. Он — или она? — протянул руку к черному королю, намереваясь сделать ход. — Ты уверен? — рассмеялся мужчина напротив, обращаясь к нему, как к мужчине. Она, а теперь сомнений не было, кто это, насмешливо фыркнула: — От мата не умирают. Закроюсь конем. *** Даниил проснулся. Во дворе раздавался истошный петушиный крик. За окном занималась заря. Кот умывался в углу, ни на что не обращая внимания. — Вставай, бездельник! — прокаркала Полина Эдуардовна, каким-то шестым чувством ощутив, что внук уже не спит. Парень встал и как есть, в майке и пижамных штанах прошлепал из горницы на кухню. Бабушка в застиранном ситцевом платье, платке и переднике уже крутилась у плиты, собирая завтрак на стол. Даня тоскливо сглотнул слюну, понимая, что сначала придется колоть дрова, а потом уж… Если бабка опять не рассердится по пустякам. Он подумал, подумал и решил не рассказывать ей свой сон, тем более что он был таким бредовым, и юноша просто не знал, как описать свои ощущения. «Ба, я был женщиной, которая была мужчиной, который был некромантом, который брат пироманта, который аристократ…» В ГОРОДЕ, который построил Кесарь. — Иди во двор колоть дрова. Митрич привез с утра на прицепе еще. Вот что за тарахтение он слышал сквозь сон. *** Сегодня Дане казалось, будто мир окрасился новыми цветами и оттенками. Бабка была черно-белой, почти серой, как негатив, и только в глубине ее глаз нет-нет, да и сверкали цветные искры, которые привлекали Даню, как огонь мотылька. Дом светился однородным зеленым с редкими прожилками, как у музейной глыбы малахита. Это не было интересно. В дальнем углу, где стояла его постель и письменный стол, за которым Даня обычно делал уроки, стена стала блеклой. Казалось, она состоит из бумаги, и ее можно легко проткнуть пальцем. Даня вдруг понял, что такое у забора. Линии, прочерченные летом жрецами огнепоклонников, светились ярко-желтым. Он понял, что видит защитный контур. Солнце кроме привычного глазу дневного света излучало что-то еще. Не веря себе, юноша вонзил тяжеленный колун в колоду, на которой до этого рубил дрова, и потянулся рукой к одному солнечному лучику. Рука потеплела, как будто он приложил ее к печке. Даниил дернул за луч и понял, что это не иллюзия, а вполне реальная вещь. — Ба! — окликнул он и, подойдя к дому, постучал снаружи в кухонное оконце. — Что? — приоткрыла она изнутри, не убирая марлевую сетку от мух. — Смотри, что у меня есть! Старуха откинула марлю и увидела, что ее внук держит в руках солнечный лучик, вернее, ту его часть, которая была соткана из магии этого мира. Ведьма схватилась за сердце, испугавшись, что бездонный осушит до дна и погасит Ярилу, погрузив мир во тьму. Ибо предсказано. Так будет. — Ба, с тобой все в порядке? Но нет. Бесконечная полнота столкнулась с бесконечной пустотой. Солнце все так же ровно светило в небе. Жизнь продолжалась. Все хорошо. Все. Хорошо. Ноги от облегчения подкосились, и Полина Радзивилл присела на лавку у окна. — Нормально, — буркнула она. — Закончил, что ли? Даня отпустил лучик, и тот исчез, растворившись среди тысяч точно таких же неуловимо быстрых и бесконечных собратьев. — Почти закончил, — ответил он. — Бабуль, я сам обольюсь водой. Не надо мне помогать. Он испугался за бабку, хотя не показывал виду. *** Кесарь Эдуард из рода Мариенбахов под утро, перед самым рассветом вернулся в ГОРОД. Служба безопасности донесла, что готовится новый заговор. Оракул из Священной Рощи в сердце ГОРОДА поведал о возрождении мертвеца и о конце мира. Получив свиток из тончайшей телячьей кожи, кесарь прочел его, свернул, раздраженно покрутил в руках и бросил под ноги распростертому ниц у трона посланнику из Рощи. — Неужели нельзя было послать мне обычной почтой? — Но, повелитель! — провыл, не поднимая головы, посланник Георгий. — Так принято испокон веков. — Мало ли, что у вас принято, — оборвал его Хозяин ГОРОДА, который слыл поклонником современных технологий, мало отличимых от магии. — Я сейчас вызову Оракула по громкой связи, и пусть растолкует мне, что да как. Не хватало мне только самосбывающегося пророчества! Была такая неприятная закономерность. В пророчествах часто говорилось об угрозе власти. Люди всеми силами стремились избежать этого и тем самым приводили к тому, что пророчество неизбежно сбывалось. Эдуард не на шутку призадумался. Судя по дате, пророчеству было ровно девятнадцать лет. Почему сейчас, почему он? Где он найдет «возрожденного Кесаря Мертвых»? Как это обычно бывает, формулировки Оракула были весьма туманными и расплывчатыми, и разгадать их до того, как пророчество сбудется, не представлялось возможным. «В год смерти Кесаря Миклоша возродится Кесарь Мертвых, и когда минет ему осьмнадцать зим, он возьмет вечный ГОРОД под свою десницу, став Кесарем Живых и забрав себе власть абсолютную и законную. Он станет ГОРОДОМ, и ГОРОД станет им. ГОРОД проснется, выбрав Хозяина, и Хозяин уснет, выбрав ГОРОД. ГОРОД вечно стоит, и Кесарь Мертвых будет посажен на царствие в ГОРОДЕ. Волка знак взметнется на стягах небесных башен. Десницею сына станет его отец. Владыкой отца станет его брат. Власть переменится, и мир пошатнется, чтобы никогда не стать прежним. И ежели первое испытание завершится, то мир погибнет еще трижды и трижды возродится: первый раз по воле Старых Богов, второй раз по воле Кесаря Мертвых и третий раз по воле сына нового Кесаря, рожденного от жрицы Старых Богов. Записано со слов преподобного Калерия из Чупы». Неужели… Неужели восстанет прежний Кесарь Миклош, убитый девятнадцать лет назад? Не может быть! Вампиры никогда не возрождались после окончательной смерти, и они никогда не уходили на круг перерождений. Бытовало мнение, что Высшие предки пожертвовали душой ради вечной жизни. К тому же, чем его возрождение могло угрожать власти? Стоит ему вспомнить, кем он был, и доказать, что он — это он, как Эдуард сам снимет с себя корону и добровольно сойдет со трона, чтобы вернуть своему дяде законную власть. — О, Старые Боги! Кто кого родил и породил? — раздраженно проворчал Эдуард и потер переносицу. — Кто на ком стоял и сидел? Он был голоден и как следствие зол. Гонец от Оракула прервал их пылкую встречу с Дарией. Невеста Хозяина тоже присутствовала на аудиенции; владыка не стал ее отсылать, целиком и полностью доверяя ведьме. Как обычно прекрасная, она присела прямо на подлокотник трона из резных костей, подложив под свое дерзновенное седалище шелковую подушку. Эдуард поглаживал женщину по талии, как кошку или собаку, чтобы немного успокоиться. — Ваше величество, все готово! — доложил один из покорных серокожих гомункулов-слуг. Гонец, пользуясь тем, что его не замечают, на четвереньках отполз подальше и забился в щель между мраморной статуей одного из владык и колонной. Он был не одинок в своем стремлении укрыться. Сзади толкались испуганные гоблины в форменных ливреях. — Включай! — велел Эдуард. Огромный плазменный экран засиял. На экране возник трясущийся старик с горящим взглядом. Было видно лицо крупным планом, каждая его морщинка и складка, все возрастные пигментные пятна, покрасневшие от напряжения белки глаз с лопнувшими сосудами, искусанные в кровь тонкие губы… — Что значит «знак волка»? — отрывисто, безо всякого приветствия спросил Кесарь. — Волк… Волк завоет в небесах, — прошептал Оракул, ничуть не испугавшись упыря, которого, казалось, не видел. — Небеса вспыхнут океаном огня. Первородные расправят крылья и полетят на охоту. Мертвецы поднимутся. Драконья заводь опустеет. Семейный дар… Сын за отца, отец за сына, брат за брата… Жрец был в трансе. Калерий рывком поднялся, и стало видно, что балахон был распахнут, и живот его распорот. Ниже пояса все было в крови. Сосуды были зафиксированы хирургическими зажимами, чтобы предотвратить массированное кровотечение. Младшие жрецы стояли рядом, даже не пытаясь оказать наставнику помощь. Он, не обращая внимания на камеру, начал вытаскивать из своего живота глянцевые витки кишок, которые тянулись до самого пола. — Что он делает? — спросил Эдуард, понимая, что не получит ответа от Оракула. Жрец, казалось, пребывал в иной реальности и не чувствовал боли. — Гадает на жертвенных внутренностях, я так полагаю, — ответила Дария, задумчиво накручивая на палец непокорный рыжий локон. — Он принес себя в жертву, значит, дело важное. Мой повелитель, могу я взглянуть еще раз? Кесарь кивнул, и она легко вспорхнула с трона. Зашелестело алое шелковое платье до пят. Спустившись по ступеням, Дария нагнулась и подобрала свиток. Развязав вощеный шнурок, она развернула пергамент. Перечитывая, ведьма постаралась отстраниться от того, что дело непосредственно касалось ее самой. Кажется, она разгадала эту головоломку. Только вот Мариенбаху об этом знать совсем необязательно.