Marks on My Heart

Почти пять лет спустя… — Тодороки-сан! — Алисса-чан вскочила со своей больничной койки и бросилась в объятия Шото. Когда она побежала к нему в первый раз, он едва успел среагировать. Не ожидал, что её радость переродится в такую бурю, но наблюдать за этим было восхитительно. — Доброе утро, Алисса-чан, — Шото крепко прижал девочку к себе и закружил в воздухе. Её пальцы крепко вцепились в светло-голубую ткань его хирургички, а пронзительный смех резанул по барабанным перепонкам. — Ты уже собралась? — Угу! Я застелила постель и всё такое! — Алисса-чан указала на узкую больничную койку, которая едва не стала её смертным одром. Шото склонился над простынями и демонстративно осмотрел их. — Отличная работа. Наша старшая медсестра не смогла бы сделать лучше. — Ура! — Крошечные кулачки взметнулись в воздух. — Алисса? Они оба обернулись и увидели, как в палату вошла Эвелин-сан, мать Алиссы-чан. Она была безукоризненно ухоженной деловой женщиной с прямыми черными волосами и в сшитом на заказ костюме без единой складки. — Мама! Тодороки-сан сказал, что я заправляю постель лучше, чем старшая медсестра! — её гордая улыбка сияла. Эвелин-сан подняла руки и лучезарно улыбнулась дочери. — Конечно, это так, — она шагнула вперёд и выхватила Алиссу из рук Шото. — Теперь ты практически управляешь этим местом. Алисса хихикнула и прижалась к шее матери. По словам Эвелин-сан, Алисса всегда была любвеобильным ребёнком. Шото не был знаком с ними до аварии, поэтому трудно сказать, возвращается ли она к нормальной жизни или наслаждается тем фактом, что дочь снова можно держать на руках, не причиняя боли. — Ты не забудешь прийти ещё раз на осмотр, не так ли? — спросил Шото. — Не забуду, — пообещала Алисса-чан. — Нехорошо оставлять друзей одних. Формально они были врачом и пациенткой, но все пациенты привязались к Шото. У него собрано бесчисленное количество открыток с благодарностями, что уже пора открывать художественную галерею, и приглашений на вечеринки (выпускные, свадьбы). Похоже на почти полноценную жизнь, почти на чувства. — Мы будем с нетерпением ждать встречи с тобой через несколько недель, хорошо? — Шото слегка провёл пальцами по лбу Алиссы. Её волосы, которые сгорели в пожаре, стали густыми и блестящими. Заплетены в замысловатые косички, что создавали изящные узоры на участках лысой, обожженной кожи. На первый взгляд, походило на особый стиль. Хотелось бы надеяться, что Алисса продолжит искать способы заплетать волосы и впредь. — Ты должна рассказать мне, чем занимаются твои одноклассники. — Не могу дождаться, когда снова увижу Хину-чан! — Ты же видела её только на прошлой неделе, — заметила Эвелин-сан, и уголки её губ тронула довольная улыбка. — Но это же было здесь! — запротестовала Алисса. — Мы уже целую вечность не ходили в школу вместе! — А до этого мы должны забрать тебя домой и убедиться, что у тебя хватает школьных принадлежностей, — Эвелин-сан поставила дочь на ноги и поцеловала её в лоб. — Готова? — Почти, — Алисса-чан повернулась и протянула руки к Шото. Это не было просьбой. Шото наклонился и в последний раз крепко обнял Алиссу. — Спасибо, что спасли меня, Тодороки-сан. Шото сжал ребёнка в объятиях. — Ты сама сделала всю тяжёлую работу. Я всего лишь помогал. Алисса-чан запечатлела на щеке Шото нежный поцелуй, прежде чем опуститься на пол и присоединиться к своей матери. Эвелин-сан встретилась взглядом с Шото, прежде чем поклониться ему. Алисса-чан последовала примеру матери с меньшим изяществом и большим энтузиазмом. Глаза Эвелин-сан блестели от слёз, когда она выпрямилась, и её следующие слова были произнесены почти шепотом. — Спасибо. Шото моргнул и кивнул, чувствуя себя неуютно от такой бурной благодарности. Эвелин-сан накинула рюкзак Алиссы на свои худые плечи, затем взяла дочь за руку. Шото вышёл с ними в коридор и смотрел им вслед. Коридор был недлинный, но продвигались они медленно. Алиссу практически все, кто встречался с ней за время пребывания в больнице, приняли как родную, и никто не отпускал её, не пожелав удачи на прощание. Когда мать и дочь, наконец, добрались до выхода из ожогового отделения, Алисса-чан обернулась и помахала Шото. Шото помахал в ответ более сдержанно. Последние несколько шагов Алисса отступала назад, махая рукой, пока закрывающаяся дверь не скрыла из виду. — Восемьдесят процентов! Шото вздрогнул, когда Айя-сан, старшая медсестра в дневного отделения, агрессивно стукнула его кулаком по плечу. Это была высокая женщина с коротко подстриженными волосами. — Добрый день, Айя-сан. — У неё, чёрт возьми, были ожоги на восьмидесяти процентах тела, и она не только жива, но и выписана сегодня! — Айя-сан обошла Шото полукругом, её карие глаза щурились от неутомимого веселья. — Это, должно быть, чертовски приятно, мистер Морозец! Шото покачал головой и потянулся за картой Алиссы-чан. Настало время отправить карту в архив. — Какое нелепое прозвище. Я бы хотел, чтобы вы перестали рассказывать о нём всем подряд. — У вас должно быть прозвище! — настаивала Айя-сан, следуя за ним в архив. — Вы, чёрт возьми, легенда! У вас даже сохранилась лицензия профессионального героя, верно? Вы когда-нибудь ею пользовались? — Меня зовут Шото, этого более чем достаточно. И моя лицензия героя активна всё ещё, чтобы иметь возможность использовать свою причуду для борьбы со злодеями, если они когда-нибудь нападут на больницу. Это практично. Айя-сан вздохнула и прислонилась к копировальному аппарату. — Да, потому что вы постоянно здесь. У вас вообще есть жизнь за пределами больницы? — она энергично указала на яркие шрамы, которые неизменно покрывали его правое запястье. — Что ваша родственная душа может сказать о вашем сумасшедшем рабочем графике? Пальцы Шото рефлекторно сжались. — Она всё понимает, — он старался не посвящать в подробности личной жизни никого, кроме своей семьи, насколько это было возможно. За пять лет никто не спрашивал имени второй половинки. Если бы они когда-нибудь спросили, у него была наготове история. — Разве вы не должны... — он резко замолчал и повернул голову на звук бегущих ног, доносившийся из коридора. Срочный вызов. Шото и Айя-сан побежали обратно в вестибюль ожогового отделения. Обычно Шото был сосредоточен на составлении плана обследования и лечения — оценке того, где он мог бы быть наиболее полезен, — но его внимание привлекла знакомая пара наручей. Взгляд остановился на копне светлых волос, торчащих в разные стороны, а тёмно-красные глаза сузились в щелочки. Бакуго Кацуки. — П-Половинчатый? Шото боролся с нахлынувшими противоречивыми и сильными эмоциями. Бакуго был в ужасном состоянии. Глубокие уродливые ожоги исполосили его торс, несколько пакетов с кровью свисали со штатива капельницы, а тело было обмотано ужасающим количеством окровавленной марли. — Тодороки-сан, вы нам понадобитесь в операционной, — рявкнул лечащий врач. — Мы направляемся туда. Дерьмо. Шото кивнул и зашагал рядом с ними. Он медленно перевел дыхание, чтобы собраться с мыслями. — Сэр, вам нельзя в операционную. Это был голос неизвестной Шото медсестры. За каталкой шло слишком много персонала. — Позвольте мне попрощаться! Шото споткнулся, едва удержавшись за поручни каталки Бакуго. — Я не умираю, Деку, — проворчал Бакуго. — Я буду в полном порядке через несколько часов. Деку… Мидория протиснулся сквозь толпу и склонился над каталкой. — Тебе лучше быть в порядке, Каччан! Я рассчитываю на тебя! — слёзы текли по веснушчатым щекам, перепачканным грязью или сажей. — Сэр, нам нужно немедленно отвезти вашего мужа в операционную, — каталка остановилась прямо перед хирургическим отделением. Мидория кивнул и наклонился для поцелуя. Бакуго поднял руку и коснулся щеки мужа, удерживая. Это был страстный, полный любви поцелуй, который так похож на поцелуй в день их свадьбы. Фотография в течение нескольких месяцев не сходила с первых страниц газет. Шото заставил себя отдышаться. На кону стояла работа, которую нужно выполнить. Влюблённые прошептали друг другу ещё несколько слов, прежде чем двери операционной распахнулись, и каталка снова тронулась с места. Мидория проследил за Бакуго взглядом, будто мог проследовать за ним только усилием воли. — Обещаю: он выживет. Шото никогда никому не давал подобных обещаний, особенно до того, как оценить состояние пациента. Риск сепсиса был слишком велик. Мидория в шоке посмотрел на него. — Тодороки?.. — Всё будет хорошо, — Шото повернулся и последовал за последним из медперсонала, стоявшим за каталкой. Он должен помочь. Мидория рассчитывал, что они спасут его мужа, и Шото справится, невзирая на последствия. *** Шото следовал за каталкой. Его тело раскачивалось в такт мягкому движению колес, и он чувствовал нечто похожее на изнеможение. Он не сводил глаз со спящего Бакуго. Грубые черты, которые он обычно демонстрировал миру, сейчас были спокойными. Он больше походил на подростка, которым был много лет назад. Лязгнул металл, и подошва кроссовок Шото заскрипела по блестящему, продезинфицированному виниловому полу. — Полегче, — рука Айи-сан сжимала плечо Шото, пока мир не перестал качаться. — Мы в реанимационном отделении. — Её взгляд метнулся к Бакуго. — Вы великолепно справились... Но, может быть, пора сделать перерыв? Шото резко покачал головой. — Я в норме, — он был на пределе, но вряд ли было причиной останавливаться. Возможно, он и не часто пользовался лицензией, героя, но UA научил заставлять себя действовать, когда кто-то в нём нуждался. Сжатый воздух просочился сквозь зубы Айи-сан. — Только не становитесь пациентом, ладно? Я пойду скажу его мужу, что всё в порядке. — Мидория может прийти в любое время. — Тодороки… — Всё хорошо. Он не доставит неприятностей. — Его муж ещё даже не пришёл в сознание. Сами знаете, как тяжело выходить из наркоза. Родственники слёзно обещают, что не будут впадать в истерику и... — Всё хорошо. Айя-сан продолжала говорить, но Шото уже не слушал. Стоило сосредоточиться. Кожа под его пальцами излучала жар. В конце концов, ему придется заняться ногами и спиной Бакуго, но это может подождать до завтрашнего утра. Шаги удалились, и он услышал тихое ворчание Айи-сан. Изу... Мидория скоро придёт. Шото закрыл глаза и сосредоточился на жаре, исходящем от раны Бакуго. Ровное дыхание Бакуго согревало повреждённую кожу под тонкими пальцами Шото. Жар исходил не только от ожога. Кровь закипала в венах Бакуго, посылая белые кровяные тельца бороться с инфекцией. Бакуго никогда ничего не делал наполовину. Возможно, завтра у него подскочит температура. В течение первого месяца назначат антибиотики. После того, как рубцовая ткань начнёт отторгаться, назначат аппликации маслом с витамином Е. Голосовые связки сжались вместе с коротким выдохом. Кто-то прочистил горло. Шото повернул голову ровно настолько, чтобы увидеть боковым зрением. — Можно побыть с ним наедине, Тодороки? Шото резко покачал головой. — Мне жаль. Я всё ещё лечу его, — мышцы горла сжались, прогоняя подступающий комок. — Ты можешь подойти ближе и поговорить с ним, если хочешь. Притворись, что меня нет. Давление воздуха изменилось, когда Мидория оказался по другую сторону больничной каталки Бакуго. Мидория взял Бакуго за левую руку и поднёс их переплетённые пальцы к губам. Их обручальные кольца вонзились в сердце Шото, словно иглы. Взгляд Мидории был прикован к лицу Бакуго, а пальцы его свободной руки запутались в колючих светлых прядях. Энергия, исходящая от них, была ощутима. Две родственные души были связаны навечно. Шото был рад, что они есть друг у друга, что они могут сохранить друг друга. Следующий вздох Мидории был влажным и дрожащим. — Каччан.... Будет ли он... — Он будет жить, — пообещал Шото. Его разноцветный взгляд остановился на широко раскрытых зелёных глазах. — Мы быстро стабилизировали его состояние после операции. Реабилитация будет трудной, но он вернётся домой вместе с тобой. Прерывистый вздох был единственным предупреждением для Шото, прежде чем Мидория сжал его в объятиях, почти задушив. — Спасибо тебе, Тодороки! Спасибо, спасибо, спасибо тебе! Шото моргнул, затем прижался щекой к макушке Мидории. Его мотивы не были добродетельными, но он никогда бы не отказался от благодарности Мидории. Он провёл левой рукой по спине Мидории, позволяя теплу проникнуть сквозь разорванный костюм героя. — Дыши глубже. По шее Шото потекли слёзы, когда Мидория кивнул. Прошло ещё несколько минут, прежде чем невысокий мужчина отстранился и снова посмотрел на своего мужа. — Когда... — икнул Мидория и шмыгнул носом. — Когда он очнётся? — Может быть, сегодня вечером, — ответил Шото. — Самое позднее – завтра утром. Нам нужно будет внимательно следить за показателями печени и почек. Мидория кивнул. Он выглядел сосредоточенным и решительным, как герой на задании. — Нам пришлось сделать пересадку кожи, чтобы закрыть рану на животе, — продолжил Шото. — Его ноги и спина некоторое время будут чувствительны к солнечному свету. Шото наблюдал, как зелёные ресницы сомкнулись от подступающих слёз. — Злодей, с которым мы сражались… — Мидория покачал головой. — Его зовут Ренч. Его причуда связана с бензином. Костюм оснащён длинными острыми когтями. — Знакомая морщинка пролегла между бровями Мидории, когда он вспоминал битву. — Он поразил Каччана, попытался засунуть пальцы в рану. Каччан попытался оттолкнуть его и… — Произошёл взрыв. Мидория кивнул. — Соответствует его травмам, — задумчиво произнёс Шото, легко проводя рукой по животу Бакуго. Знакомая, испещеренная шрамами рука сжала его в железной хватке. — Но он будет… он будет жить? — Бакуго будет жить, Мидория, — повторил Шото. — Единственное, остаётся под вопросом, сможет ли он вернуться к полноценной героической работе. Мидория издал резкий, болезненный вздох. — Я буду усердно стараться, чтобы ему помочь, — пообещал Шото. — Внутренние органы пострадали. Я удивлён, что селезёнка цела. Вот поэтому нам нужно следить за показателями крови. Через несколько недель мы узнаем, стабилизируется ли состояние или нам нужно рассмотреть другие варианты. В худшем случае переведётся на бумажную работу, но сможет вернуться домой с тобой. Слёзы заблестели и скатились с ресниц Мидории, когда он кивнул. — Спасибо, Тодороки, — выдохнул он. Он громко всхлипнул и повернулся, чтобы снова посмотреть на своего мужа. Лицо Бакуго было спокойным. За всё время пребывания в академии, Шото видел Бакуго спящим всего несколько раз, но он всегда останавливался, чтобы посмотреть на него ещё разок-другой. Спокойное лицо резко контрастировало с той маской, что Бакуго носил на публике. Несложно понять, почему Мидория так... привязался к нему. Шото с трудом сглотнул. — Скоро ваша пятилетняя годовщина, не так ли? В комнате послышалось сдавленное бормотание. Мидория снова сдерживал рыдания. — Да, через три с половиной месяца. — Ты планируешь что-нибудь особенное? Это был обычный светский разговор. Пациентам и их семьям часто нужно было отвлечься. Мидория покачал головой. — Я-я ещё не думал так далеко. Работа героя была опасной и безотлагательной. Для про-героя, особенно героя № 1, не было ничего необычного в том, что он больше жил настоящим моментом, чем будущим. — К тому времени Бакуго уже должен встать на ноги. Возможно, сейчас самое подходящее время спланировать путешествие. Сбежать от всего этого, только вдвоём. — Он так долго пробудет в больнице? — встревоженные зелёные глаза встретились с его разноцветными. — Его выпишут в течение месяца, — ответил Шото. Он говорил тихо и ровно, надеясь успокоить расшатанные нервы Мидории. — Я имел в виду, что через несколько месяцев его состояние улучшится. Возможно, ты захочешь воспользоваться моментом и отправиться в путешествие, пока он не начал выполнять свои обычные обязанности и не вернулся к героической работе. Мидория тихо промурлыкал, и морщинка между бровями снова появилась, верный признак глубоких мысленных расчётов. Пальцы прошлись по волосам Бакуго и погладили щеку мужа. Мидория повернул запястье и показал Шото чёткие линии отметки родственной души Мидории. Бакуго Кацуки. Края настолько чётко выверены, с таким же успехом могли быть клеймом на коже Мидории. Метка Бакуго отпечаталась так же глубоко. Шото никогда не видел такой чёткой отметки... за исключением той, которую он выжег на своей собственной коже более пяти лет назад. Шото перевёл взгляд на лицо Мидории и сразу же заметил тени и морщинки вокруг его глаз. — Ты можешь лечь рядом, если хочешь. Изуку высунул язык, чтобы облизать потрескавшиеся губы. — А так можно? Чувствительное местечко в груди Шото запульсировало, когда он кивнул. Мидория всегда был так озабочен тем, чтобы поступать правильно. — Мы больше не в UA, Мидория, — пробормотал Шото. Он посмотрел на расслабленное тело между ними и опустил ограждение, разделяющее супругов. — Он твой муж. Вряд ли запрещено обниматься. К тому же, ранам не навредит. — Взгляд Шото скользнул по ярко-белым стенам послеоперационной палаты. — Возможно, даже поможет ему лучше спать. Шото почувствовал на себе пристальный взгляд Мидории, но не ответил на него. Спустя мгновение он прижался рукой к колену Бакуго. — Холодно… — Это охлаждающая прокладка, которая помогает снять боль при пересадке кожи, — объяснил Шото. Мидория заколебался, и пронзительный зелёный взгляд скользнул по правой руке Шото. — Ты делаешь больше, чем просто охлаждаешь. Шото почувствовал, как чёлка коснулась его бровей. — Моя мама научила меня, — он прочистил горло. — Если холодно, я могу согреть. — Он указал на пустое место слева от Бакуго. — Ложись. Мидория задёргался, пока не оказался плотно прижатым к боку Бакуго, положив голову ему на плечо. Шото натянул простыню Мидории до подбородка, накрыв обоих. Его левая рука прижалась к ткани, прикрывающей спину Мидории, согревая его. — Ну как? — Спасибо, Тодороки. — Изуку кивнул и прижался к мужу. Прошло меньше двух минут, прежде чем дыхание Мидории выровнялось. — Пожалуйста.