Метки
Описание
Что вы знаете о прошлом? Яркая вспышка редких воспоминаний заполнит вашу голову, но всё ли так на самом деле, как вы думаете? Может, от вас что-то скрыли? Может, это сделал сам мозг?
Примечания
В тексте используются строки из песни рэпера Андрея Лысикова (больше известен, как Дельфин), которая называется "Любовь".
5
20 июня 2024, 09:23
С ней хорошо, без нее как-то странно.
Мне не хватает её слез радости.
Белёсые кайомки лучей рассвета сверкали в стёклах окон. Под ними солнечной красотой блестели обнажённые тела, толком не накрытые одеялом, скинутым до бёдер, а то и ниже. Огромная татуировка в виде мифического существа нежилась в тепле света на спине Кёнига, что так бережно прижимал к себе спящее тело раздетой им же девушки. После подобных событий, связанных с половой жизнью, обычно мозг вырубается до победного, не желая думать ни о чём. Он выдал всю энергию родного тела в этот интимный процесс, давая возможность спокойно отдохнуть, упустив самовольно из рук обязанность в виде вечных раздумий. Но, признаться честно, у Катрины подобный трюк вышел провальным. Хотя сон выдался более менее хорошим, чем это было до. Из-под вечного наблюдения уползли страшные кадры начала войны, что непоправимо нанесли жестокую рану в душе девушки. Лица родных в виде резких воспоминаний в самые неожиданные моменты тоже утратили свою актуальность. Даже не верилось. Было так странно. Недавний захват в заложники не вылился в ее кончину, как она думала до этого, а перерос в некие отношения с одним из солдат: романтические, дружеские или просто сексуальные — без понятия. Но это же плюс. Хоть и поток мыслей не соглашался с этим, кусая её доводки о том, что это могло быть хорошо. Что-что, однако она и вправду чувствовала себя в некотором плане очень страшно и неуютно. Шлюха. Она боялась, что её действия можно посчитать за поведение девушки лёгкого поведения. В окружении Катрины всегда высмеивали и не понимали тех, кто на первом свидании отдавал всего себя. И, чего уж таить, она не думала, что когда-то с ней произойдёт практически идентичное. Девушка буквально презирала это. А что она имела сейчас? Сработала поговорка: «никогда не говори «никогда». И она бы соврала, если бы сказала, что относится к этому нормально. Всё же поджатые ноги и спрятанный взгляд говорил о совершенно противоположном. Беглые мысли то и дело, что старались осквернословить её гневными словами, презирая саму же себя. Мозг в выработанной привычке уже принялся бы придумывать шутки об этой ситуации, как резко застыл, понимая, что будет шутить сам над собой. Глупость, тупость, мерзость. Она же тут гость… Она же тут враг… Враг переспал со своим врагом. Это нравственно не является правильным. Даже политика против. Чего уж политика, если и само великое общество презирает подобное! Давние рассуждения о добре и зле сейчас ломались в пух и прах, не понимая, куда относить свою же личность. Ничего хорошего, но и плохого тоже не сделала. Это просто забота…? Это просто секс. Врала сама себе. Конечно, она сама не понимала правильность своего поступка. С одной стороны она поступила по-предательски. Но кому она предатель? Тем мёртвым людям, что никогда больше не встанут? Своей стране? Черт возьми, она даже не солдат, чтобы ее предательство считалось глобальным. Перебирая разные варианты: скверные и странные, ужасающие и тревожные. Да, место хорошему здесь быть не дано. Но в итоге вышел единогласный вывод: она предательница самой себе. Вот так просто и очень мерзко. Каково быть и жить, когда ты уже себе и своим действиям не доверяешь? Сегодня секс, завтра что? Будет сама штурмовать эту войну во главе? Конечно, она преувеличивала. Но, что било горечью по сердцу, ее действия были слишком непредсказуемыми. Ею что-то непоправимо правило. Неужели и вправду она пустилась на самое дно? Она стёрла свою чёткую границу морали, что вычитывала из разных учебников психологии и прозведений литературы, анализируя каждое своё действие. Она вычеркнула все свои железные принципы, которые так усердно строились малюсенькими кирпичиками своего опыта, превращаясь в гигантские башни, что были выше всего её огромного мира, который она хранила внутри себя. Но вдруг всё поменяется? Люди перечитают все свои суждения и передумают все свои истины… А вдруг на деле враг врагу далеко не враг? Интересно же, ведь на деле это лишь заблуждения и мысли общества, вылепленного долгими поколениями и кровавыми трудами. Правда слишком близко, но чрезвычайно далеко. Она где-то здесь, но и где-то там. Кому верить: себе или обществу? Да чего же прискорбно, что всё далеко не вечно, а имеется грань, которая неизвестно когда сломается, выламывая все идеалы и мечты наружу в пустоту. Пустота и есть наше всё. Мы ее заполняем под различными обстоятельствами и настроением. Мы единственные, кто может ее изменить. Только стоит понять одно: не заняли ли её скверные люди?***
Голосистые соловьи давно послетали с лавочек в столовых, продолжая горланить свои глупые шуточки или спорить о чём-либо. Целые ряды серьёзных солдат шли на тренировки с набитыми животами, приятно потягиваясь после принятия пищи. Развалистые походки показывали их желание умолкнуть по своим комнатам и заснуть, но долг сам себя не выполнит. Именно по шагам и звону голосов Кёниг рассчитывал промежуток времени, когда им стоит пойти на завтрак. Он, сидя на обнажённой кровати, белье которой девушка заботливо засунула в стирку, понимая, что там остались следы их ночи, с лёгкой улыбкой наблюдал за корчищейся Катриной. Она то и дело, что при ходьбе ощущала не самые приятные чувства. Между ног осталось непонятное осязание, которое и не болело, но слишком навязчиво замечалось, когда ноги передвигались при пути куда-либо. — Выспалась? — поинтересовался полковник, пока девушка виднелась в проёме открытой двери, озабоченная своим внешним видом, закончив с включением стирки. Её волосы были уже и так прекрасно уложены в косу, но она продолжала шаманить, вертя, как какой-то вентиль, расчёску в разных наклонах и по разным сторонам. — Да, — параллельно своим занятиям красотой пробурчала она, психуя, когда какой-то волосок лез не туда, куда надо. — Но немного тело болит. — Пройдёт, — утешающе улыбнулся он, ловя на себе ее заинтересованный взгляд. Она чутка покраснела и вновь взглянула на свое отражение: покрасневшие щёки выделялись на фоне белого платьица. Быстро постучав себя пальчиками дробью по лицу, она застенчиво осмотрела красные следы на её шее. Её будто бы кипятком ошпарили — слегка покрасневшее тело от жары, смущения, а ещё и зацелованные метки. Девушка кружилась вокруг себя, выглядывая свое отражение, слишком бывая заинтересованной в своих покраснениях. Она положила ладони по сторонам своей шеи, прикидывая свой вид, если бы не было засосов. Как бы странно не звучало, но ей они шли, особенно учитывая, что они от него. Ей самой нравилось, чувствуя такую окрыленность от новых ощущений. — Мне что-то делать с ними? — Катрина пальцем ткнула в шею, смахнув одну ладонь с себя. — Ничего и не поделаешь, — хмыкнул он, откинувшись руками позади себя. — Не прячь. Ничего страшного. Пожав плечами, девушка кивком согласилась, выходя из ванной уже полностью готовая. Она засверкала в глазах Кёнига яркой белизной, окутанной вокруг ее тела. Платье чуть выше колен было свободным, акцентируя своё главное предназначение на открытых плечах и обнажённой шее. — Не солгу, если скажу, что выглядишь мило, — он встал с кровати, прислушиваясь к происходящему на нижних этажах через приоткрытое окно. Взгляд его был устремлен на девушку, что любезно ждала его. — Еще пару минут. Промычал он ей совсем рядом, стремительно подходя ближе. Его рука, открытая от слоя одежды, скользнула по её лицу лёгким движением, поправляя прядку, что всё же упрямо выбилась из общей косы. — Только же что закрепила её, — разочарованно буркнула она Он рассмеялся приятным смехом, развивающимся по комнате низким басом, пробравшийся в некоторые части кратким эхом. Тёмная футболка, имевшая незаметный гормошкой помятый след от кровати, обтянула его грудную клетку до победного. Выраженные мышцы радовали сердце, что так трепетало от вида его. Холодный айсберг в его антлантических глазах как-то странно оттаял. Он не чувствовался той самой ледяной глыбой, что не способна ни на что, кроме руководства жестокими конфликтами. Он стал в каком-то роде настоящим. Будто бы открыл внутри себя способность иметь чувства и эмоции, отрезая их до этого чудесного момента холодным острием равнодушия. Девушка не скрывая пялилась на него, ловя на себе ответный взгляд. Она переминалась с ноги на ногу, обнажая свою застенчивую натуру способностью часто сторонить свой взгляд, проигрывая в своеобразных гляделках. Но это ничего. И как говорил Кёниг, что через пару минут они выйдут, наконец этот миг настал. Окинув дверь взглядом позади себя, он прислушался к тишине здания и довольно улыбнулся. Уже девять часов, а значит, что все вышли на положенную планерку, на которой должен был быть и сам Кёниг, но он точно не там. Он здесь. Схватив со стола маску, мужчина привычным махом натянул ткань на себя. — Пора идти. — А тебе жарко не будет? — От такого точно нет, — тихо хихикнул он под маской, нежным движением хватая её за руку.***
И вправду. В столовой никого не было, если не считать парочки дежурных и самих поваров. Вертикальные ряды смотрели на пару белоснежными поверхностями, коих было здесь огромное количество. Столовая, казалось, застыла в ожидании. Огромный, прохладный зал, поделенный на секции большими белыми колоннами в некоторых местах, где были навешаны бумаги о расписании работы и списках состава меню, выглядел ещё более громоским, чем он есть на деле. Несколько дежурных, одетых в спортивную одежду, вяло бродили между столами, протирали их бесцветной жидкостью, заставляя и так буквально зеркальные поверхности искриться ещё больше. Над длинными рядами столов висели мощные лампы, бесстрастно освещающие огромные поверхности столов, покрытых белоснежной, словно выстиранной снежной пудрой, скатертью. При входе сразу же с левой стороны встречались улыбчивые повара, облепленные в защитные костюмы и перчатки. Казалось, что они были одними из единственных, кто хорошо относился к девушке из этой военной конторы. Воздух был наполнен запахом какого-то моющего средства, имеющего сладкий аромат цвето, и особенно уловимым вкусом недавно приготовленной пищи, что, как ни странно, не резал обоняние и чувство аппетита, как бывало в других общественных столовых по памяти Катрины. Шагая с детским восторгом прямо к ближнему столу, где уже стояла приготовленная пища, девушка с яркой улыбкой поздоровалась с поварами, получая взамен такую же реакцию. Но это был не единственный вид эмоций, который она получила. Прошёлся какой-то шёпот с лёгким смехом. Не злым, но явно любопытным. Катрина нахмурилась и плюхнулась на стульчик возле их стола. Поправив свое платьице каким-то раздражённым движением, она оглядела разные фрукты, десерты и каши для неё, что красовались на поверхности белоснежного стола. Глянув на Кёнига, что сел рядом с ней, она довольно улыбнулась и неспешно приступила к трапезе. Еда была вкусной, как и забота полковника вокруг неё. Ручку испачкала — держи полотенчик, клубника оказалась с зеленым вершком вверху — не трогай, сам почистит. Её улыбка до самых ушей не сходила и в тот момент, когда кто-то потревожил их пространство. — Хоранги, ты дежурный сегодня, что-ли? — поинтересовался мужчина, выглядывая вдалеке корейца, что шёл к ним с уставшей походкой. Он сел напротив них, поправляя свою серую футболку, каким, впрочем, был и весь костюм. Чёрная медицинская маска на его лице скрывала улыбку, которая появилась, глядя на своего товарища полковника. На девушку он даже не обратил внимания. — Я заебался, — метко и точно констатировал Хоранги, указывая на перемытые тарелки, что красивым рядком были вмещаны в небольшой шкафчик для посуды. — Сегодня ещё и после похорон Магиша будет дополнительный приём пищи в память… — мужчина безнадёжно застонал, хлопая себя по лбу. — Новости есть? — Ищут, не могут найти, — ответил солдат, сразу понимания тему, о которой заговорил полковник. Азиатский разрез глаз удерживал в себе любопытный глазомер, что прошелся ненароком по завтракавшей Катрине. Хитрый глаз приметил и её еду, и красные засосы на шее, и её скверный взгляд по отношению к нему. Кореец усмехнулся и с поворотом обратился к коллеге. — Я так и знал, для чего тебе она, — победно усмехнулся он, смотря теперь на девушку, как на дешёвый кусок мяса, будто бы она ничего не значит. — Она Хубер, — полковник резко остановил возгласы товарища, что застыл на месте, всматриваясь в миловидное лицо девушки. — Так ты всю семью ебать хочешь, что-ли? — усмехнулся он, но после получил пинок в колено под столом. Катрина застопоренно нахмурилась: причем здесь ее семья? Ей и так не нравился Хоранги из-за их первой встречи, так он ещё и продолжает вести себя, как некультурная свинья. Девушка положил столовые приборы на месте и скрестила свои руки на груди. Кёниг вздохнул, закатывая глаза, и недовольно прошёлся взглядом по другу. — Кушай. Он херню несёт, — он слегка погладил её плечи и головой указал Хоранги куда-то в сторону. Тот беспрекословно встал и отошёл из-за стола. Кажется, полковник вызвал его на личный разговор, так как после краткого поцелуя в макушку через ткань маски, мужчина встал вслед за корейцем. Разговор у них бурный и довольно эмоциональным. Услышать что-то не получалось, так как они понимали, что их не должны были слышать. Они использовали громкость своего голоса только в половину. Кёниг выглядел злым и каким-то агрессивным. О чем они говорят? Девушка продолжила есть, хотя, если говорить честно, есть уже перехотелось после выходок Хоранги. Но вкусные виноградики и персики пропали бы, если бы она их не съела. Вывод был очевидным, потому она вовсю поедала сладкую фруктозу, что так радовали душу. Спустя пару минут мужчины вернулись: полковник уже был спокойным, а вот другой был слегка поникшим и будто бы проигравшим. Они вновь села за стол. Кёниг поинтересовался у девушки, как у неё проходит завтрак, и требовательно покашлял в руку, касясь на коллегу. Тот закатил глаза и очень тяжело вздохнул. Настолько тяжело, что Катрина прочувствовала всё его нежелание что-либо говорить. Но сказал: — Прошу прощения, мисс Хубер, — он слегка наклонил голову, начиная извиняться, как это принято в менталитете Кореи. — Я не думал, что говорил. Хотел пошутить, но полковник мне всё объяснил абсолютно подробно. — Я ещё, неугодный мистер Хоранги, — с высокомерной и стервозной ноткой произнесла она, — не простила вас за тот случай в кабинете при первой встречи. Это было мерзко! Кёниг широко улыбнулся, совершенно не подготовившись к проявлению ее характера. Он почувствовал её негодование и остроту темперамента, которую она ему ещё не показывала. Покосившись на своего друга, мужчина добавил: — Да, Хоранги, нужно извиниться и измениться. Высоко поднятая голова возмущавшейся девушки и ехидный взгляд полковника слишком давили на скорченного корейца. Его и так заставили извиниться, и так получил выговор… Пойти против начальства не может, даже если это простая, обычная бытовая ситуация в жизни. — У меня теперь ещё одна начальница? — хмыкнул он, еще раз тяжело вздыхая. — Да, прошу прощения. Это было мерзко и противно с моей стороны. Такого больше не повторится. Прошу прощения… — Неискренне, — подметила девушка, скрестив руки на груди, сидя в крепких объятьях мужчины, без которого, вероятно, она бы так не докапывалась до солдата. — Чувствуется нотка фальши, — вставил свои пять копеек и сам полковник, не скрывая своего смеха над коллегой. «Вот ещё две крысы,» — промелькнуло в голове у Хоранги, пока он продумывал более правильный способ извиниться. Громоская фигура мужчины возле малой девы выглядело символично — король и его маленькая королева. Значит, будет защищать её до последнего. Кореец недовольно цокнул, покачивая головой, и попытался выжить из себя всю искренность, что в нём могла быть: — В тот день я повёл себя очень ужасно, как самый последний мудак. Я и вправду сожалею, — промолвил он, теребя кусок серой футболки мозолистыми пальцами. — И тогда я ещё не знал, что Вы Катрина Хубер. Я не знал, что Вы, должно быть, хороший человек. — Должно быть? — перебил его Кёниг, незаметно поглаживая лёгкой щекоткой рёбрышки Катрины. — Да, я всё ещё таю обиду на Вас из-за того, что Вы лишили нас нашего друга, который был для нас важным. И остаётся по сей день, чего уж скрывать, — он грустно хмыкнул, опуская с носа маску. — Но, надеюсь, что наши отношения наладятся. — На минуточку, вы истребили весь мой город, — с ощутимым напряжением припомнила она. При упоминании этого инцидента её голос заметно похолодел и перестал быть таким задорным. — Для вас всех это ещё должно быть мало. Мужчины переглянули, а Катрина с заметным недовольством в действиях доела завтрак, тонкими пальчиками выхватывая из тарелочки последний кусочек персика, запивая это всё вишнёвым соком из соломинки. Она и Хоранги недовольно смотрели друг на друга, но в целом понимали общее положение. Безусловно, что ни одна, ни вторая сторона не признает своих ошибок. Но виноваты-то они. Это не Катрина устроила жестокий набег на спящий город. Кёниг не прекратил быть с ней рядом. Казалось, что ему вообще было всё равно, что происходит тут или там, главное, чтобы она никуда не ушла и была рядом. Он молчал, сжав её руку на крохотной коленке, которая была меньше его собственной в несколько раз. — Придите сегодня на похороны, — съязвил кореец. — У нас тоже горе. Гляните на вторую сторону медали. Кёниг сразу же кратким ответом «нет» отрезал все желания Хоранги, но призадумался, желая устроить компромисс между сторонами. Ему лишних забот в виде ссор этих двоих точно некуда прибавить. Малые детки, ей-богу. — Она не пойдёт, так как вся организация сейчас негативно настроена против неё, — рассудил мужчина. — Максимум, что она может сделать, так это побыть в главном холле во время похорон, чтобы заметить хотя бы что-то, если тебя это так волнует, Хоранги. Мужчина напротив насупился и нахмурился, принимая идею, как за должное. Он медленно кивнул и грустно вздохнул. Рот его закривился в отрицательную параболу. Катрина всё прекрасно понимала, но и они должны были осознавать свой геноцид. Это намного больше, чем смерть одного человека. Каким бы он не был близким для окружающих. — Макс с семьёй решили похоронить его на базе. Мол, прослужил всю жизнь, так чего уводить его отсюда? — кореец опустил глаза, что болели по причине отсутствия морганий. Он смотрел в одну точку, тяжело дыша. — Черт возьми, Магиш… Почему ты так глупо ушёл? — Значит, так было надо, — даже как-то хладнокровно ответил Кёниг. — Ты как такое можешь говоришь?.. — красные азиатские глаза с болью смотрели на фигуру мужчины напротив. Он вот-вот заплачет, если не успокоится. — Ведь и ты же с ним столько всего прошёл… Какого хера вообще надо было это всё устраивать? Ни она, ни мы бы не убили никого. — Ты слишком раскис, Хоранги. Ты солдат в первую очередь. — Но ведь я и человек тоже. — Война давно изменила нас. Мы люди, но не те, что ревут каждый раз по каждому ушедшему. На то мы и солдаты, чтобы держаться крепко. Кореец размазал выступившие слёзы по щекам, скрывая следы слабости. Он с сочувствием глянул на девушку. Он всё прекрасно понимал. — Мне жаль, — кратко ответил он Катрине и мигом взлетел с места, удаляясь прочь. — А дежурить? — заорала какая-то женщина с кухни. — После обеда продежурит, — успокоил Кёниг. Когда женщина, пожав уставшими плечиками, отвернулась, он неожиданно почувствовал небольшую тяжесть в районе груди. Он перевел взгляд туда и приподнял бровь в вопросе. Катрина прижалась к нему, ладошкой упираясь в сильные мышцы. Она несвойственно сжалась, поджимая под себя дрожащие ножки. — Знаешь, мне очень тяжело, — пробубнила девушка, затаив дыхание. — Я каждый раз вижу лица погибших. Мне стыдно, что я жива.***
Холл был просторным, но ничего больше здесь не поменялось с первого дня ее приезда сюда. Солнце жарило окна, стараясь залезть подальше в помещение, но мощные кондиционеры мешали этому, отгоняя всю теплоту. В такую жару на улице люди в чёрном с болью в сердцах проводили шествие. Около девяти сотен человек — а то и больше — с опущенными головами встречались с необъяснимо пугающим, от чего нельзя уйти и сбежать, — со смертью. Море слез и тонны горя слышались в тихих всхлипах толпы, что так отчаянно старались закрыть в себе грусть, не желая её проявлять среди других. Белый гробик, украшенный тёмными траурными лентами, был на плечах шестерых человек, облеченных в строгие костюмы точно такого же цвета, какого были их хмурые тени печали на заплаканных лицах. Их мир — внутренний и наружный — порушился и стал на тон темнее. Никто больше не тренировался, никто больше не кричал яростные лозунги про скорую победу. Тихо вздохнув, Катрина оглядела абсолютно пустую комнату. В здании никого не было, кроме неё. Все шествовали снаружи, крепко сжимая кулачки, чтобы не зареветь в голос. Печально, но за тех людей, что погибли в Ландии, даже некому пореветь. Если начнёт она, то и слез не хватит. Высушится насквозь. Да, скрывать нечего. Катрина была зла на них. Очень зла. Злость её описать было сложно, но и в то же время предельно легко. Негативные эмоции били её под дых, перехватывая дыхание и уничтожая способность здраво мыслить. Тут даже спорно, кто больше друг друга ненавидит: или она всех этих пальцем деланных солдат, или её, опозоренную этими косыми взглядами? Перегрызла бы им глотки, как бешеное животное. Всем, но с единственным исключением. Наверное. Сама не знала. Стены всё также были завешаны всякими бумагами и объявлениями. Множество рапортов и оповещений о чём-то, например, внезапных тренировках или собраниях. Где-то даже висели небольшие записки, с которых — хотя она и была грустной — девушка невольно улыбалась:«Идиоты, где МОЯ портупея?
От Макса, суки»,
выделенное слово аж резало глаза —настолько сильно его обвели.
«Если ещё раз поставите не туда боеприпасы, я вас захуярю ими же на месте!
От Стилетто.»
«Хоранги опять все деньги в казино проебал. Не давайте ему ничего, если попросит. Сам виноват!»
И следом были закреплены ответочки:«Анонимный автор, ты нагло брешешь. Не верьте всему, что тут пишут!!!
Ваш милый и добрый Хоранги.»
«Вот крутяк. Собрания — пиздёж» Гневно, но смело. Учитывая, что все эти короткие сообщения были написаны огромными буквами, чтобы прочитали абсолютно все и уж наверняка. Люди здесь очень весёлые. Вроде взрослые и грозные, но смешные и обидчивые, как дети. Тихо посмеиваясь над подобными переписками, девушка изучала информационную стенку, стоя на коленях на белом диванчике, что находился прямо под этим стендом. Кожаный материал приятно охладился под ветерком кондиционера. Кожа не скользила, не мякла от жары и не истекала пòтом, как это часто бывает. Часто поглядывая в окна, Катрина осознала, что времени у нее слишком много и, скорее всего, даже с огромным запасом, учитывая медленный ход похорон. Люди с тяжёлой душой отпускали ушедшего мальчишку, которому было всего тридцать один год, как узнала она от Кёнига. Молодой был, будущее поимел бы хорошее. Жаль, что структура работы у него жестокая. Может быть, сейчас был бы счастлив со своей семьёй. На этой стене также были документы для предупреждении служащих о заключении договора с другими странами, чтобы они могли пользоваться этими преимуществами: чаще всего брали во внимание поставку необходимых вещей посылками прямиком на военную базу. Внизу замороченная, но красивая подпись Кёнига рядом с позавчерашним числом. Очень много заветушек и закруглений. Сама бы Катрина потратила на такую роспись полчаса, а он, если смотреть на количество документов на стене, делал это с невероятной лёгкостью. Где-то находилась информация о деталях объявления войны, от которой девушка печально морщилась и старалась быстро упрятать глаза. Из прочитанного она выяснила некоторые интересные детали: все поручения, вывешенные на стене, шли от лица Кёнига, а еще спонсором нападения была какая-то N-страна, но в документах выявить её название толком не удалось. Сердце недовольно йокнуло. Хоть и приказы были не прямиком о том, чтобы уничтожить всех и вся, но ощущение этой его причастности жгло горло, словно она выпила яда, что медленно, но верно капал на само сердце глубоко внутри. Приказы мужчины были об усилении интенсивности тренировок, улучшении оружия и проверки необходимой техники, включая воздушную в виде истребителей и вертолётов. Лоб девушки сморщился, когда она в удивлении приподняла бровки, оценивая ситуацию, как самую жестокую шутку жизни. М-да. Синева глаз двигалась всё дальше и дальше, захватывая всё большие территории текста, высеченного здесь мелким шрифтом. На самом деле, там не было ничего интересного, кроме тех вырезок из постановлений, поручений и переписок. В её голове иногда всплывали те записки, и она ненароком хихикала, с легкой улыбкой качая головой. Объявление о собрании, записки с матами на солдата, что неряшливо оставил свои вещи перед носом у проверки, расписание тренировок… «У них полный интенсив,» — приметила с потрясением Катрина, когда увидела, что каждый второй час был заполнен тренировками и практиками. Переводя английские надписи на немецкий, она порой цокала, если видела неразборчивый почерк. Английский у неё хорош, но не настолько, чтобы смочь разобрать почерк какого-то криворукого солдата. Такие она чаще всего равнодушно пропускала, хотя разочарованно вздыхала, ведь записей — не слишком быстро — становилось всё меньше и меньше. Ей уже и наскучило читать эти наполненные строгостью объявления, окутанные тупостью записки и залоченные в неясность кривые почерки. Стрелки давно откатились на двадцать минут вперёд, пересекая границу часа дня. Незаинтересованные глазки бегали по стенке, как неожиданно перед её взором белой вспышкой остановилось что-то знакомое, что было незаметно среди другого хлама, но слишком важно для неё. Что это было? В обычной пробежке глаз по текстам совершенно случайно мелькнуло до боли знакомое «Хубер». Отбежавшие оттуда глаза резко остановились на месте, прекращая свой забег. Может, показалось? Взгляд мигом вернулся куда-то обратно, где заметил знакомое слово. Сердце звуком громкого метронома грохотало в ушах. И вот, не пройдя ни секунды, сверкающие глазки абсолютно точно застряли на бумаге, где идеальный компьютерный шрифт имел в своём тексте фамилию девушки. На миг расфокусированные глаза напряглись и уставились на запись:«РАСПОРЯЖЕНИЕ:
Процесс изъятия и транспортировки граждан Австрии, представленных семейством Хубер, находящихся в исключительно живом состоянии, на базу является обязательным вне зависимости от обстоятельств.
С уважением,
Полковник Кёниг.»
Внизу стояла уже знакомая подпись, которую девушка примечала на этой стене множество раз. Перечитывая распоряжение из раза в раз, девушка нервно задышала, с особым трудом выхватывая кислород из помещения вокруг, чувствуя бешеный ритм у себя в груди. — Что это за хуйня? — с тихим ужасом прошептала она, тревожно оглядываясь по сторонам. Беспорядочные мысли вывели её из колеи, пробегая по телу дрожью. Она медленно сползла с колен и ягодицами плюхнулась на диван. Сгорбившись над своими ляжками, она сжала свои волосы крепкой хваткой, таращась в пол. Активировавшиеся мурашки носились из верхней части тела в нижнюю, чередуя свои неугомонные действия раскружившимся хороводом, что так действовал на нервы. Сердце было готово вылететь наружу вместе с комом, что застрял крупной преградой в горле. Всё это перекрывало возможность здраво мыслить. Воздух, который и так уже не поступал в лёгкие из-за появившейся паники, казался недоступным и слишком горячим, потому его было больно вдыхать. Ей казалось, что она вот-вот заплачет. Ей было просто страшно. По-человечески страшно за себя и свою семью, которая даже неизвестно — жива или нет. — Почему мы? — прошептала она себе под нос, ловя неконтролиемую панику. — Я первая, кого поймали? Вот почему по рации уточняли… — каким-то монотонным голосом зачитала она без какого-либо выражения. Окружение давно потеряла вес, и её тело приобрело необъяснимую лёгкость, слабость и тяжесть одновременно. От головы словно отступила вся кровь, опускаясь куда-то вниз, казалось, к сердцу, которое тоже не хотело осознавать всё, что происходит вокруг. Ее состояние было сравнимо со слабостью после тяжёлой тренировки. Покачнувшись, она поняла, что сидя она не сделает себе лучше. Органы изнутри жгло, набивая каждую клетку болезненными иголками, что таранили её изнутри неописуемой болью. Медленно спустившись на диван, она легла на его мягкую поверхность, растерянно оглядывая потолок, что так бесстыдно пялился на неё. Время остановилось, но вроде же шло. Что-то где-то клацало, похожее на счёт часов, но разобрать этого она толком не могла. Её взгляд был направлен на потолок, а звон в ушах разъедал перепонки. Что здесь, нахрен, происходит? Пытаясь восстановить дыхание, девушка глубоко вдыхала воздух вокруг, как могла, и медленно выпускала его из себя. Без понятия, сколько прошло времени в таком положении, но ее тело слегка дрогнуло, отчего она удивилась, и, приподняв загруженную голову, увидела подходящих к стеклянному входу женщин. Они завалились в здание, тяжело вздыхая, ладонями намахивая к себе прохладный воздух помещения. Сразу было видно, насколько там жарко. На них были чёрные платья ниже колен с закрытыми плечами, а лица были слишком зареванные, покрасневшие от недавних слёз. Они с обычным настроем осмотрелись вокруг и неожиданно для себя увидели Катрину, лежавшую на диване с бледным выражением лица. Женщины встревоженно переглянулись и, долго не думая, мигом подбежали к ней, приподнимая её тело на диван в сидячее положение. Их лица, покрытые лёгким блеском пота, были явно обеспокоенными. Одну из этих особ Хубер сразу узнала — это была Хостия. Та, что была вчера возле их с Кёнигом двери. Несмотря ни на что, явно заинтересованные в её состоянии Ленс и женщина рядом с ней что-то быстро тараторили, располагая Катрину в каких-то правильных положениях, измеряя её температуру, приложив к лбу охлажденную кондиционером ладонь. Их голоса явно задавали уточняющие вопросы, на которые в ответ они получали ничего, — девушка поняла это по их интонации — но ничего не понимала, как бы не старалась. Звон в ушах блокировал все звуки, оглушая перепонки внутри. Приподняв Хубер на ноги, они бережно подхватили её за руки и быстро повели к лифту, со всей осторожностью придерживая. Сознание девушки боролось со сном, не желая отключаться, но глаза непроизвольно закрывались, намереваясь отсоединиться от реального мира вокруг. Электронный табель лифта напечатал третий этаж, когда они оказались внутри. Катрина смотрела на эту надпись, уложив голову на чьё-то женское плечо, но, когда звон лифта оповестил о прибытии, и двери лифта открылись, она всё же не смогла найти в себе силы остаться в сознании. Её тело повело в сторону ещё сильнее, хотя она была обхвачена чужими руками, спотыкаясь об свои же ноги. Женщины активно запаниковали, чувствуя резкий наплыв веса. Перед глазами Хубер всё плыло, смешиваясь с чёрной пеленой, что уже практически полностью загораживала взгляд. Мозг вмиг перестал работать, и тело девушки бездушно навалилось полностью на испугавшуюся Хостию и спокойную женщину, что что-то громко кричала: — Дыши! Тия, быстрее её в мед! В ушах завизжало звоном ещё сильнее, словно имея главную цель — не дать выслушать никого вокруг. Тело больше ничего не чувствовало, но казалось, что какие-то руки были на ней. Кто-то её тащил и укладывал на прохладную поверхность. Кто-то пытался охладить её прохладной водой. Ничего не помнит. Только незатихающий звук в ушах, прохладный ветерок и резкие медицинские запахи. Именно резкий запах нашатыря вывел девушку из этого состояния. Резко появившийся флакон перед носом издал спиртной запах, который девушка глубоким вдохом впархнула в себя. Глаза мигом расширились и распахнулись, а горло с носом неприятно обожгло раздражением, словно вдохнула поток воды внутрь себя. Она громко закашляла и запершила. Зрачки неприятно сузились, реагируя на белый больничный свет помещения. Подняв руку, чтобы загородить себя от этого мучения, девушка невольно застонала, корчась от боли в глазницах. Более менее проникнувшись этим положением, Катрина более свободно могла рассмотреть происходящее вокруг: Хостия стояла рядом с кушеткой, на которой лежала Хубер, пока та самая вторая женщина в белом халате стояла с нашатырем и со вздохом улыбнулась. — Солнышко, у тебя всё хорошо? — аккуратно спросила Ленс с обеспокоенным видом, рассматривая перекошенное из-за света выражение лица лежащей. Катрина медленно качнула головой, сглотнув слюну и расслабленно выдохнув. Убрав руку окончательно, она попыталась присесть, но её схватили за руки и уткнули обратно на кушетку всем телом со словами: «лежи, лежи!». Никого в довольно просторном помещении не было, кроме этих двоих. На халате старшей женщины, украшенной короткими темными волосами, что так шли ей и подчеркивали ее внешний вид, красовался бейджик, который Хубер не могла прочитать из-за расстояния. Та увидала это и с нежной улыбкой представилась, убирая флакон с медикаментом в дальний белый шкаф: — Я просто Саша, — её мелодичный голос буквально пропел каждое слово, отчего на душе стало легче и теплее. Она вернулась обратно к Катрине и встала рядом с Хостией, наблюдая за состоянием поправившейся. — Ты как? В порядке? Девушка задумчиво закрутила руками в воздухе, жестикулируя «так себе», а после вообще дрогнула плечами, кратко пожимая ими, махнув ладонью на всё это дело. Она неловко засмеялась, вызывая улыбки у окружающих. Хостия призадумалась, мило улыбаясь, и вздрогнула, когда-то что-то поняла. Она машинально повернулась в сторону выхода. — Ой, надо полковника оповестить, — девушка уже шла в сторону двери, когда та резко расхлопнулась, и в неё влетел растерянный Кёниг. Ленс тихо взвизгнула, испугавшись его неожиданного визита. Мужская мощь с громким ударом двери об стену оповестила о громком приходе того, кого упомянули только что. Замешканный мужчина быстро просочился в проход, что был для него, на самом деле, довольно маленьким. Он остановился в ступоре, пытаясь прийти в себя. — Где она? — взгляд его метался по помещению, анализируя его на наличие нужной ему женщины. Довольно легко обнаружив её, он слишком быстро ринулся к ней, усаживаясь на кушетку и крепко прижимая её к себе в объятьях. Он зажал между руками её так, как никогда не делал ни с кем. Схватил и спрятал у себя в объятьях, словно её могли украсть, расслабив бы он хватку хотя бы на секунду. — Тут она, — улыбнулась Саша, задумчиво обьясняя всю ситуацию. — Ей плохо стало, вот мы её и забрали. Извини. — Ничего, это ничего, — он прошептал тихими словами, словно утешал кого-то: себя или женщин? Его грудь высоко поднималась, пока он восстанавливал дыхание, пытаясь отдышаться через маску. Забив на нее хер, он рывком снял её и положил рядом с собой на кушетку. Его короткие светлые волосы вскопошились и подлетели вверх, зацепившись за ткань, невольно покинувшую их. Хостия в это время закрывала чуть бы не выбитую им дверь, а после налегке прошла в кабинет, расставив руки по бокам. Она мягко и искренне улыбнулась тому, как Кёниг переживал за Катрину, как он её прижимал к себе, как наплевал на свое же правило не снимать маску при других. Хубер в это время всё сидела рядом с ним, прижатая к его теплой груди, ещё не отшедшей от уличной жары. Её руки нежно обволокли его тело вокруг, отвечая на такие неожиданные, но невероятно приятные объятья. Он уткнулся носом в её волосы, которые сегодня поправлял ранним утром, и беззаботно вздохнул, чувствуя невесомое облегчение у себя внутри. — Надо с ней аккуратней быть, — предупредила медик. — Девочка же. Может быть, на жару плохо реагирует. Мужчина вроде слушал, но и не сводил свой ракурс с главного объекта — Катрины, что так бережно хваталась за него. Он лишь кивал, нежно поглаживая девичью спинку своей большой ладонью, ловя на себе восторженные взгляды от Хостии и Саши, что так радовались этому, словно смотрели романтический фильм, а не наблюдали за действиями реальной жизни. — Нам нужно поговорить, — тихо прошептала Катрина ему на ухо. Он посмотрел на неё и с вопросительным сдвигом бровей вверх кивнул. Мужчина взглянул на двух женщин и кивком указал на дверь, благодарно улыбаясь, когда те, даже ничего не сказав, быстро вышли из помещения, как по приказу. — Что случилось? — пролепетал он, прижав свои губы к женскому лбу, нежно целуя. Лобик её был прохладным от тряпочки, что ей накладывали пару раз на лоб, чтобы остудить горящий от эмоций и мыслей орган. — Я, — постепенно начала она, неспеша раскрывая все карты, — была в холе и читала стенку, на которой обнаружила интересное распоряжение, которое ты отдал солдатам. Кёниг внимательно слушал её, вылавливая каждую интонацию и слово, удобнее усаживая её к себе на колени. Он заботливо примыкал тело к своей груди, заботясь так, как только он может. В мыслях его потоком летали мысли, думая о том, какое распоряжение она могла там вычитать, ведь их там огромное множество. — Почему ты дал приказ солдатам, чтобы не убивали меня и мою семью? Зачем мы нужны здесь? — она смотрела в его глаза, чувствуя, как к ней вновь накатывает та паника, от которой ей так неудачливо поплохело. Лёгкие её стали глубже пропускать воздух, множа количество вдохов и выдохов, стараясь успокоить внутреннюю деву внутри себя, что так хотела выплеснуться громкими рыданиями наружу. — Ох, — вздохнул он, оставив ей поцелуй на щёчке. Кёниг явно озадачился, выглядя довольно задумчивым, долго не выдавая ответа на этот вопрос. Но спустя некоторое время, когда уже попросту не было сил ждать, он с некоторым мычанием начал предложение, надуманное тысячью мыслей. — Изначально я хотел найти твоего брата. — Зачем он тебе? — Он на деле хороший солдат, милая. — Но ты же отклонил его резюме. Мужчина взмахнул бровями вверх и удивленно похлопал глазами, переводя непонимающий взгляд на её невинное лицо. Он неожиданно прерывисто засмеялся, постепенно разливаясь удивленным и продолжительным смехом. Его мозг не поверить, что творит эта милая, настырная и упорная девушка, так спокойно лежавшая в его руках. Он тихо усмехнулся, успокоившись от смеха, нежно пошлепал её по бедру. Его глаза вычитали всю правду с её личика, которую он уже понял, потому восторженно воукнул. — Кто-то был у меня в ящиках, да? — Ответь, — как-то обиженно промычала она. — Мне так нужно, маленький сыщик, — он по-доброму улыбнулся, поглаживая её по встревоженным волоскам на руке. — Это не ответ. — Смысл тебе знать, если твое положение не поменяется? — Я обязана знать. — Обязана? С чего такие полномочия? — он явно имел в себе честь смеяться над её высказываниями, но не потому что хотел её принизить или осквернить, а задобрить своей удивительной добротой даже в самых странных ситуациях, происходящих с ними. — Он мой брат, — она проговорила строго и твёрдо. — Я обязана знать всё. — Ага, прям всё? — Абсолютно всё. — Мне Майк изначально нужен был, — вздохнул мужчина, повторяя его недавнюю мысль, упомянув имя её брата. — Не ты. Но в связи с войной всё поменялось, а он затерялся. Мы понадеялись на то, что хотя бы семья останется. Расскажут, если знают. — И много узнал? — раздражённо вскипела она. — Зачем он вам? Зачем тебе спасать того, кого ты отклонил? У тебя девять сотен таких же солдат, уже служащих в вашей сранной контроре. — Это тебя не должно сейчас волновать, дорог… — Еще как должно! — перебила она его. — Заткни свои прекрасные губки чем-то дельным, чем перечить мне, наконец, — он приложил ладонь к ее рту. — Ты лезешь туда, куда тебе не надо, солнышко моё, — мужчина всеми силами пытался огородить свой гневный характер нежными словами. — Будь паинькой, родная, и молча используй то, что я тебе даю. — Зачем так это все скрывать? — убрала она его ладонь, скинув в сторону. — Сам же сказал, что моё положение не поменяется. Он откинул голову назад, облокотившись об стену, и разжал свою хватку на её бедре, усердно наложенную на мягкую кожицу. Его понимание прекрасно осознавало, что ситуацию некуда делать хуже. Положение дел с обществом вокруг херовое, а если ещё и с ней будут ссоры, то это конец всему, что он так долго выстраивал, договариваясь со всеми и обдумывая каждую деталь. — Ты наверняка уже залетела после вчерашнего. Не нервничай для своего же блага. Она сначала удивлённо вскинула бровями и покосилась на него каким-то озадаченным взглядом, будто бы не понимая, про что он говорит. Но ее мозг прекрасно осознавало, не по этой причине она была удивлена. Её смутила ситуация случайного сношения, в которой он, полковник, поимевший множество женщин, не использовал защиту для устранения случайной беременности. Катрина удивлённо склонила голову набок и сщурила взгляд, выглядываясь в его хитрые глаза: — Ты специально это сделал? — прошептала она подозрительным тоном, скатывая в трубочку губы, покусанных её же коварными зубками. — Дело случая, — невдомек ответил он, не раскрывая тему полностью. Захотевшая девушка продолжить диалог вдруг была прервана. Внезапно открывшаяся дверь разразила помещение громким стуком, отвлекая загруженные личными делами умы от возможного ухудшения ситуации. Хостия в черной одежде, запыхавшись из-за бега и эмоций, влетела в дверь, кое-как успев открыть её, чтобы не врезаться, затормозила и запнулась, когда увидела странное положение этих двоих: сидящая Катрина на коленях Кёнига, не подозревая, что у них быдо что-то вроде ссоры, но быстро опешила и громко объявила, буквально крича: — Ребята поймали сбежавших! Катрина буквально окаменела на месте с той же склоненной набок головой, услышав это громкое заявление, разоренное каким-либо чувством такта перед той, что только недавно чувствовала себя хуже некуда. Кёниг, несмотря на незаконченный результат, с сожалением под ней сразу же начал копошиться и вставать, аккуратно перекладывая тело девушки в сидячее положение на кушетку. Он взял надоевшую маску и с рыком напялил ее на себя, матерясь себе под нос. Мужчина одним большим шагом подошёл ближе к выходу и окинул покрасневшую от бега Ленс взглядом: — Где они? — Только привезли. На улице. Там Саша. Полковник понимающе кивнул и стрелой вылетел из помещения, невольно оставляя девушек одних. Хостия с раздраженным вздохом закрыла дверь за вылетевшим, ругаясь на него за то, что это уже второй такой раз за этот день, и взглянула на Катрину, что как-то озадаченно сидела на краю кушетки, поджимая к себе коленки, натянув на них платье, дабы не показать ничего лишнего под ним. Девушка с прогулочным шагом подошла к ней с легкой улыбкой на лице и плюхнулась рядом, потревожив небольшой волной воздух вокруг. — Эй, что-то случилось? — Немного не поняла, что только что сейчас произошло, — пробубнила Катрина себе под нос. — Я очень надеюсь, что он скрывает то, что скрывает, с благими намерениями для меня. Брови Хостии огорченно сжались, образовывая переживающую гормошку в пространстве надпереносья. Она нежно погладила спинку новой знакомой, думая над тем, чтобы сказать. Хубер даже не отстранилась от неё, поддаваясь утешению девичьей руки. — Он добрый человек. Наверняка от чего-то защищает. Кёниг спасает множество людей на каждой миссии. И он был одним из тех, кто спас меня из лихого ужаса, — девушка задумчиво прикусила губу. — Не спорю, что добрый, — Катрина беззаботно пожала плечами, — но он много не договаривает. Это меня и бесит. — Он всегда очень скрытный, но, не знаю, как так вышло, но мы с ним вроде как друзья, — она откинулась на руки позади себя и улыбнулась, глядя на белоснежный потолок, где висела потушенная лампа. — Вроде как? — Его часто не поймёшь. С кем-то он друг, но тот человек думает, что он всего лишь ему знакомый. Для кого-то он ближе семьи, хотя сам Кёниг так и подавно не считает. — Ты вчера приходила в довольно облегающем платье и… — Катрина искренне хотела узнать причину этого, но ее прервал тихий смешок и добрая улыбка от Хостии, что повернула свой голову в сторону Хубер. — Не подумай. Это просто дружба с привилегиями. Была, — она радостно усмехнулась. — Знаешь, он видит в тебе что-то важное, но насколько сильно — я не могу понять, но если он так считает нужным, значит, я тоже так хочу. Катрина молча кивнула, поглядывая на какой-то слишком счастливый вид сидящей рядом девушкой, что беспрерывно улыбалась ей. В ней не чувствовалось зла или ненависти, словно открытый вратами дружелюбия ангелок. Потому Хубер и стало интересно узнать первопричину такого поворота, ведь понимая ситуация с тем, что она убила их друга, девушка как-то слишком относилась к ней по-доброму: — Почему ты так добра ко мне? Я же убила наверняка близкого человека для тебя. Хостия взглянула на неё и задумчиво промычала, думая над правильностью составления своего ответа. Её волосы, длинные, где-то до поясницу, падали плашмя на белую кушетку, когда девушка откидывала голову назад. Её красота поражала. Катрина поймала себя на мысли, что она не упустила бы шанса быть с нею, если была бы парнем. — Вот понимаешь… Я привыкла искать хорошее в людях, даже если это может быть объективно не так. В детстве я столкнулась с болезненной утратой близких — из пучины которой меня вытянул, кстати, Кёниг и еще пару человек, — потому решила иметь множество близких вокруг себя, чтобы не было так больно в душе, имея возле себя ещё кого-то. — Мол, чтобы компенсировать утрату людьми вокруг себя? — Да, примерно так, — Ленс негромко вздохнула, продолжая свою тираду. — Но не думай, что я безмозглая дура. Жизнь научила меня и тому, чтобы не доверять первым встречным. Может, и тем, с кем я нахожусь долгие годы. Или тем, кому я сильно верю или когда-то делала это. — Почему, если не секрет? — Представляешь, когда в мой дом вошли террористы, одним из них был мой родной отец, — её плечи опустились, когда её взгляд притупился. — Он убил мою родню, а потом ещё с остальными домогался до меня, пока их не застрелили КорТак. Катрина по понятным причинам невыносимо ужаснулась, разглядывая поникший взгляд Ленс, что нервно искусывала губы до крови, чувствуя прилив не самых радостных для неё воспоминаний и эмоций во власти её темного прошлого. Но, как ни странно, улыбка не сходила с её личика, хотя глаза слизились, приготовившись в любой удобный и неудобный момент пустить слезы на белокурые щёки. — Знаешь… Моя страна давно уже имела в себе жестокие гражданские войны. Народ ломался и заново формировался, — девушка начала загинать пальцы с красивыми ноготками на концах, перечисляя следующее: — Новые реформы, сумасшедшие законы и разбитое общество — всё это было описанием тогдашних дней. И вот, когда наши жизни совсем потерялись в этом суете, появилась группировка выходцев из граждан и гражданок. Они должны были восстановить наше государство, но сделали они это самым гиблым путём. Везде главой было насилие. И даже не это было самым худшим: многие участники этой организации злоупотребляли своей властью. — И по какой причине им захотелось войти в твой дом? — Хубер аккуратно задавала вопросы лёгким и непринуждённым тоном, не желая давить на больное и так огорченной девушки. — Мы с семьёй писали письма о помощи нашей стране в международные организации, чтобы как-то обезопасить себя и свое будущее. КорТак и боевики затерялись между собой в паре минут, и, к сожалению, тогда группировка выиграла в этом сражении. Они первыми вошли в дом и успели наворотить непоправимого. Кортаковцы поравнялись с ними чуть позже, но только тогда, когда уже было поздно. Хостия плотно захлопнула глаза, выпуская из уголка глаза одинокую слезу, что скатилась вниз, как по трамплину, падая в итоге на кушетку, присаживаясь рядом со встревоженными девушками. Ленс быстро утерла след от слезы и заиграла привычной улыбкой, обращаясь к Катрине: — Кстати, меня спасли тогда Кёниг, Хоранги и Магиш… — она, как бы не сдерживала себя, заревела ещё сильнее, упомянув недавно ушедшего друга. Она пала в руки Хубер, прижимаясь к ней, словно ища спасения в объятьях. Катрина в свою очередь не отпрянула и крепко обняла её в ответ, тихо успокаивая. Она старалась найти другие темы, чтобы хотя бы слегка успокоить Хостию: — А что со страной стало? — Страну зачистили и колоннизировали более развитой страной, — она немного отстранилась, вытирая слезы краем своего длинного черного платьица. — Впрочем, как мы и хотели. А кортаковцы забрали меня с собой. Да и я была не против. Мне больше нечего было ловить там. Абсолютно ничего не осталось. — Они приняли тебя? — Хубер как-то сжато улыбнулась благодарной улыбкой, осознавая их помощь. — Молодцы… — Как видишь, — пожала она плечами. — Они приняли меня и дали мне второй дом, вторую жизнь. Они те герои, о которых я мечтала, будучи живя в гнилой стране. Я всё потеряла и приобрела вновь. У меня много страхов и фобий, но я стараюсь справляться с этим. — Не возвращалась на родину? — осторожно спросила Катрина. — Она же должна была стать более улучшенной. — Не-а, не могу. Сердце до сих пор болит за мою родную семью и близких, но я стараюсь отпустить их души, молвя о них только чистое слово. Я люблю их всей душой и буду любить. Но пора уже двигаться дальше. — Понятно… — Хубер понимающе кивнула с тихим вздохом. — Я до сих пор в хороших отношениях с ребятами, — она запнулась и добавила с хрипотой в голосе. — Помимо Магиша, конечно. Они помогли мне забить все пробоины в душе, возделанные моим прошлым. Я верю в них и в каждое их действие. И если Кёниг забрал тебя, значит, так было нужно. Я принимаю его за свою родню, потому рада, если он действительно нашёл того человека, за которого готов убивать и метать. Катрина воодушевленно кивнула, укладывая свою голову на плечо Хостии. Та даже не дрогнула, принимая слишком обыденно, будто бы так было всегда. Тишина успокаивала их и давала надумать новые мысли, что только могли прийти к ним после их разговора. Кратко вспомнив о Кёниге и его резком уходе, Хубер промычала, привлекая внимание Ленс, и заинтересованно спросила спокойным голосом: — А кого поймали-то? Хостия сразу вникла в вопрос, понимая его суть и тему. Она слегка двинула плечами, дабы не свалить с себя голову Катрины, мол, не знает, и тихо сказала: — Не знаю. Вроде женщину с ребёнком.