Кто я без тебя

Месяцы, оставшиеся до Рождества, Нико жил по инерции. Он отвозил Анни на занятия в подготовительную группу, водил Леа к психологу, которого ей нашли в центре, доктору Элен, а во второй половине дня вся стая шла учить язык жестов. Изучить его предложила доктор Элен. — Психосоматическая немота не проходит за пару сеансов у психолога. На это требуется время. Иногда — очень много времени. А Леа надо как-то общаться, доносить до окружающего мира свои желания и страхи. Иначе она окажется в своеобразной изоляции, и получится замкнутый круг. Олли, Марк и Джонни идею поддержали. Нико полагал, что их поделят на группы, взрослую и детскую, но преподаватель, молодой омега по имени Эжен, объяснил, что лучше всего работают два вида занятий — индивидуальные (если язык жестов нужен кому-то одному из родственников или партнёров человека, по каким-то причинам не могущего говорить) и семейные. — Вы — стая. Семейные занятия для вас идеальный вариант. Вы не будете зажиматься и стесняться и быстро научитесь считывать невербальные сигналы. Язык жестов стал одной из точек соприкосновения между Анни и Леа. Поначалу Анни ревновала отца к кузине. Леа прожила в доме Нико две недели, когда Анни спросила: — А когда Леа вернётся к себе домой? Ты мой папа, а не её. — Солнышко, — Нико усадил дочь к себе на колени, убрал за ухо непокорную прядь волос. — Я тебя очень люблю. Ты — свет очей моих. Но знаешь что… Ты представляешь океан? Он огромный, берегов не видно, и он кажется бесконечным? — Да. — Моя любовь такая же. Её так много, что хватит на всех и ещё останется. Кроме того, у тебя есть я и твоя мама. Папа Леа ушёл на небо… — Да, он теперь ангел. Я помню. — А её мама уехала, и мы не знаем, когда она вернётся. — «И вернётся ли вообще». — Теперь у Леа есть только мы с тобой, солнышко. Без нас она останется совсем одна. Она скучает по папе и маме. Сейчас ей очень больно. — И поэтому она не говорит? — Да, солнышко. Анни соскочила с колен Нико, побежала в свою комнату, а потом, с любимым плюшевым медведем в руках ворвалась в комнату Леа. — Папа сказал, он нас любит бесконечно, как океан! Держи. Мой мишка охраняет мои сны. И твои тоже будет охранять! К декабрю Анни и Леа довольно бегло объяснялись на языке жестов и даже пользовались им, чтобы посекретничать. Нико делал вид, что не замечает их маленьких тайн. Правда, его беспокоило, что ночью Анни и Леа подходили к дивану, где он спал и долго на него смотрели, а потом поднимались наверх, к себе. Он хотел спросить об этом у доктора Элен, но всё время забывал. Все силы уходили на то, чтобы соблюдать нехитрые правила: держаться подальше от открытых окон, следить, чтобы девочки не ходили неумытыми и голодными, заниматься с Леа по списку, составленному школьными учителями. Она впитывала знания, как губка, и доктор Элен считала, что после Рождества она может начать ходить в школу. — Но она пока так и не заговорила, — с сомнением произнёс Нико. — У неё будет тьютор, который будет переводить ответы учителям и одноклассникам с языка жестов. И напоминаю, так как вы — стая, у вас льготы, и тьютор вам полагается бесплатно. — Дело не в деньгах. — Я знаю, что вы можете оплатить услуги сурдопереводчика. Но если есть возможность сэкономить, почему бы ею не воспользоваться? — Действительно. В присутствии дочери и племянницы Нико старался вести себя непринуждённо, но им овладела апатия. Он вынырнул из неё на мгновение, когда Гвен заявила: — Чёрт, график не работает. С Анни в основном сидишь ты. Потому что я занята. Я не мать, а ехидна. — Чушь. Ты любишь Анни, Анни любит тебя. И вы говорите по телефону каждый день, когда не можете встретиться. Карьера важна для тебя, и в этом нет ничего плохого. Ты не бросила Анни, так что не кори себя. — Всё равно. Думаю, нам следует сходить к судье для определения места жительства Анни. — Ты хочешь, чтобы она жила с тобой? — Нет, я хочу, чтобы она жила с тобой. Я же смогу видеть её в любое время? — Конечно, что за вопрос. Клип, снятый в парижском метро, не занял высокое место в чартах, но по телевизору его крутили часто, и Нико всё устраивало. И выступить их пригласили в передачу, выходящую в прайм-тайм. Три песни плюс интервью. Неплохой расклад для группы, недавно вынырнувшей из реки забвения. Олли бросил один взгляд на Нико и позвал девушку-гримёра. Его густо припудрили, нанесли на щёки румяна, а на губы — бледно-розовый блеск. Джонни всучил ему тёмные очки и велел не снимать их, пока не выключатся камеры. Нико понял почему, лишь тогда, когда дома посмотрел на себя в зеркало. Пепельно-серое лицо, потухший взгляд. Какие новые поклонники? Старых бы не напугать до сердечного приступа. Альбом должен был выйти весной, а большинство летних фестивалей уже включили «Л'эспуар» в число участников. Не хедлайнеров, разумеется, но часовой сет лучше, чем ничего. Они репетировали в студии через день. Нико вцеплялся в гитару мёртвой хваткой, а его голос звучал монотонно и почти атонально. В один из дней Олли не выдержал. Он попросил Джонни и Марка увести Анни и Леа на кухню и встряхнул Нико за плечи. — Ты не пролил ни слезинки с самых похорон. Тебе нужно выплакаться, Нико. Нельзя держать горе в себе. — Альфы не плачут. — Да? Я тебе скажу, что не делают настоящие альфы. Они не уходят в себя и не бросают стаю. Думаешь, я не знаю, что ты мечтаешь заснуть и больше не проснуться? Думаешь, не вижу, как ты глядишь на открытые окна? Ты хочешь умереть. Уйти за грань, как Бастьен. Я прав? Нико молчал. — Но ты не имеешь права. Может, ты и не хочешь жить, но у тебя есть долг перед стаей. На кухне сидят две девчонки, которым ты нужен. Ты — их константа. Я ничего плохого не могу сказать про Гвен. Она любит Анни, как умеет. Но она не очень тактильная, а дочка пошла в тебя. Кто будет её обнимать, ерошить волосы, кружить в танце, носить на руках, если не ты? И Леа. За одну неделю она лишилась и отца, и матери. Софи жива, слава богу, но она её бросила. И я не хочу думать, что станет с этой девочкой, если она потеряет ещё и тебя. У Нико задрожал подбородок. Олли притиснул его к себе. И дамба рухнула. Нико не плакал, он выл, как когда-то предки альф и омег выли на Луну. — Бастьен… Мы всегда были вместе. Он заставлял меня двигаться дальше, когда я сдавался и опускал руки. Говорил: «Вдох-выдох, вперёд». Кто я без него? Как мне жить, когда его больше нет рядом?.. Олли молча гладил его спину и не обращал внимания, что его рубашка промокает от слёз. — Папа! В комнату вбежали Анни и Леа. — Простите, — сказал Джонни. — Мы не смогли их удержать. «Нико, не плачь, — жестами показала Леа. — Мы здесь, и мы тебя любим». «Я тоже вас очень люблю». Крепко обнявшись, они ревели все вместе, и Нико был благодарен, что ребята оставили их одних. — Не уходи, — попросила Анни, и до него внезапно дошло, почему она и Леа подолгу стояли у дивана и смотрели на него. Они проверяли, что Нико живой, что он дышит, что он до сих пор здесь . Чёрт, чёрт, чёрт. Олли прав. Он должен взять себя в руки. Может, он и плохой альфа, но он — вожак этой стаи. Она уменьшилась на одного человека, но… Бастьен в него верил. Нико ему обещал и не мог его подвести. — Поехали домой, а? Закажем пиццу, приготовим горячий шоколад и будем смотреть мультфильмы. Что скажете? Анни кивнула, Леа улыбнулась дрожащей улыбкой. — Олли, Джонни и Марк, вас это тоже касается! — крикнул Нико. — Поедем на моём джипе, — откликнулся Олли, и Нико знал: ребята услышали то, что он хотел сказать на самом деле.