If I Can't Have Love, I Want Power

Halsey — I am not a woman, I'm a god

Кажется, утро во дворце никогда еще не было таким спокойным. Зимнее солнце освещало позолоченные части фасадов, садовники подрезали кусты, которые уже давно потеряли свою листву, слуги подметали улочки, ведущие к дворцовой площади, а где-то вдалеке слышались лошади в стойлах. Абсолютная тишина была редкостью для этого места, но сегодня — особый день. Ни один солдат не стоял не на своем месте. Каждый держал в голове план, который тщательно разъяснил им главнокомандующий, подошедший почти к каждому в пять утра и сообщив, что восстание переносится на день раньше. Никто не спрашивал, с чем это связано. Если перенесли, значит на то были причины. Будили даже тех, кто крепко спал после смены. Получив нужные указания, многие возвращались досыпать законные пару часов, а некоторые становились настолько возбуждены от предстоящего события, что не могли больше сомкнуть глаз. Джеймс Роудс тоже был поднят ни свет, ни заря. Старк объяснил ему ситуацию и попросил в срочном порядке связаться с его поверенными в столице. Было решено отправить одного из солдат с посланием. В городе, находившемся рядом с болотами, тоже, на удивление, все было тихо. Зимой в такую рань весь народ еще спал, ведь не проводилось ни праздников, ни ярмарок, все торговцы покинули эти края еще пару месяцев назад. Улицы опоясывал густой низкий туман, который доходил людям среднего роста лишь до талии. Неприятный запах никуда не делся, поэтому непривыкший солдат прикрыл себе нос. Отдав послание по нужному адресу и сообщив, что разжечь пожар людской ярости нужно уже через пару часов, он отправился обратно во дворец. Старк все утро был, словно на иголках. Он сильно волновался за состояние Питера, нормально ли тот провел остаток ночи и в порядке ли сейчас. Несмотря на добротную подготовку, шанс неудачи все равно был. Поэтому до момента, когда станет необходимо выдвигаться, чтобы следить за происходящим, мужчина несколько часов шагами мерил свой кабинет. Все заняли свои позиции. Старк за тридцать минут обошел все самые важные стратегические точки во дворце, чтобы самому убедиться, что всё идет по плану. После завтрака король каждый день направлялся в свой кабинет, а затем, ближе к полудню, в тронный зал, где его всегда ждали советники и некоторые министры. Вот только сегодня ни тех, ни других в тронном зале не будет, так как выход им перекроют. Квентин окажется в зале один, в окружении солдат, где его и убьют. Никто не должен ничего заподозрить, ведь во дворце нет гостей или чужих. В заговоре участвуют лишь «свои». С рассветом пришла и свежесть. Небо сегодня было безоблачным, кристально голубым. Дворец стал потихоньку оживляться. Ничего не подозревающие обитатели шли по своим делам, даже не ощущая постепенно накаляющейся атмосферы. В городе начало действий было запланировано на пару часов раньше, ведь жителям нужно было добраться до дворца. Те люди, которые уже не первый год планировали собственное восстание, понимали, к чему стали распространять слухи о короле несколько недель назад и даже напрямую связывались с поверенными Роудса, узнали о переносе и уже были наготове. Пришлось убедиться, что сегодня все патрульные, стоящие на подъездах ко дворцу, были от Старка, ведь иначе прибытие такой огромной толпы могли легко заметить и донести королю, что испортило бы эффект неожиданности. Завтра приезд народа не вызвал бы подозрений, но не в этот день. Как только люди взяли оружие и, кто на телегах, кто-то верхом, а кто-то на своих двоих, отправились в сторону дворца. Джеймсу сразу же отправили гонца с запиской о времени старта, обогнавшего всех и преодолевшего нужное расстояние за рекордное время. Генерал и Старк поняли, что пора начинать. *** Питер проснулся с ощущением сильной боли во всем теле. Лекарства Ванды помогали, но полностью восстановить его состояние лишь за одну ночь было невозможно. Он снова находился один в спальне. Часы показывали десять утра. Это означало, что ему нужно собираться и направляться в тронный зал. По коже пошли мурашки из-за золотого шелка, из которого был сшит костюм. Холодок от такой ткани мог быть приятным, но не сейчас, когда Питера буквально морозило всю ночь от пережитого вчера. Его руки подрагивали, когда он надевал свои серьги и подводил глаза. Сегодня ему нужно было быть во всей красе. Двигаться даже в ограниченном пространстве по комнате было тяжело, но юноша заставил себя размяться, чтобы пережить этот день. Выйдя из королевских покоев, он в полной мере почувствовал напряжение, которое нарастало, но лишь между теми, кто знал, что произойдет. Солдаты, мимо которых он проходил, не кланялись ему как обычно, а кивали головой, если никто другой не видит, давая понять, что пока все спокойно и идет как надо. Питер знал, что сейчас тронный зал готовят для кульминации. Туда никого не пускали, кроме посвященных, расставляя акценты, которые сразу бросятся в глаза королю, как только он зайдет туда и поймет, что его дни сочтены. Все, кто уже не мог жить в королевстве под властью Квентина Бека, хотели хлеба и зрелищ, хотели почувствовать разрядку и удовлетворение от происходящего. Принц их прекрасно понимал, поэтому был готов сыграть главную роль в этом представлении. Он устал каждый день улыбаться сквозь зубы. Сможет ли он стать новым человеком, когда все свершится? Сможет ли он ощутить новые эмоции, новую надежду? Сможет ли он познать спокойствие, когда лишится своего титула «Смиренный»? Иногда у него проскакивали мысли о том, чтобы скрыться навсегда и продолжить жизнь в одиночестве. Его моральные и физические травмы еще не скоро заживут. Но чувства к Старку не позволяли ему это сделать. Он заметил, что некоторые из дворцовой элиты, одобрившие отлучение принца от любых мало-мальски важных собраний и приемов, с подозрением смотрели ему вслед, когда тот шел в сторону тронного зала и других значимых помещений. Как же они его достали! — Ваше Высочество, — этот солдат был знаком Питеру. Именно его он избавил от пятнадцати ударов плетью. В чужих глазах было уважение и смирение. — Завтрак уже окончился? — принц пытался максимально нейтрально спросить о том, где же сейчас Квентин, и что делать ему самому. — Да. Вы можете пройти внутрь, — для Питера приоткрыли огромную и обрамленную золотом дверь. Тот скрылся внутри, зная, что этого совершенно точно никто не заметил, ведь солдаты оградили нужный периметр. Когда обитатели дворца начнут возмущаться и задавать себе правильные вопросы, будет уже поздно. *** Старк, как и многие солдаты, оставался в стороне до нужного момента. Он постоянно следил за часами, и ждал команды от одного из патрульных, стоящих у королевского кабинета, куда недавно зашел Квентин. Как по расписанию. Мужчина провел уже пару часов в статичном положении на ногах. У него было время подумать. В груди цвело непреодолимое желание признаться принцу в своих чувствах. Возможно, даже сделать предложение, если тот захочет сразу заключать еще один брак, так и не отойдя от старого. Захочет ли Питер вообще новых отношений, когда старые раны до сих пор кровоточат? Тони было не за что упрекать юношу. Он упрекал скорее себя. Старк знал, был уверен, что в любом случае дождется Питера, что бы тот ни решил. Будет рядом, пусть и на расстоянии, сможет наконец коснуться его, пусть это будет деловое или дружеское прикосновение. Сделает все, чтобы обезопасить юношу, никому не даст в обиду, но держать в силках не намерен. — Главнокомандующий Старк, — окликнул его один из солдат, подойдя со спины. — Король только что вышел из своего кабинета и направился в тронный зал, попросив советника, который был там с ним, позвать всех на собрание. — Действуйте по плану, перехватите советника, а короля сопровождайте в зал, не дайте ему сменить путь. Пусть он видит вас, но пока без угроз или насилия. Солдат кивнул и ушел. Старк неожиданно осознал, что все произойдет в ближайшие тридцать минут. Он не сомневался в принце, зная, что тот справится со своими эмоциями и оружием. *** Квентин, выйдя из своего кабинета пошел своим обычным путем. Оглядываясь по сторонам, он отметил, что людей сегодня вокруг меньше, чем обычно. В это время здесь всегда бегали слуги, проходили не самые последние люди во дворце, а сейчас практически полная тишина, которую разбавляли лишь тяжелые и достаточно шумные шаги людей в доспехах. Пытаясь не думать о том, что идти по коридору стало как-то некомфортно, король ускорил шаг. Он мало, когда чувствовал себя неуютно. Весь дворец был его домом с самого детства. У многих правителей обязательно имелись усадьбы на других концах государства, чтобы скрыться от ответственности или посторонних глаз, но вот его дед считал это совершенно необязательным. Каждый свой день и почти каждую ночь Квентин проводил здесь, среди мраморных стен и высоких расписных потолков. Дворец был его домом и крепостью, самым безопасным местом. Но почему-то именно сейчас в душе зародилось необъяснимое беспокойство. Квентин ощущал, что ему в спину кто-то смотрит, что за ним внимательно наблюдают и, возможно, даже преследуют. Обернувшись, он не заметил ничего подозрительного, лишь двух солдат, которые были на своих привычных постах. В голову не приходило мыслей, почему же ощущение иррациональной тревоги настигло именно сейчас. Можно было почувствовать внутри ярость, возникшую из-за неопределенности и призрачной опасности. Квентин всегда готов защитить себя, дать отпор любому, но сейчас даже представить не мог, кому этот отпор давать. Вокруг него возвышались лишь привычные и родные стены, картины, под ногами — красный ковер, длина которого была неизвестна, кажется, ни одному обитателю дворца, а над головой висела величественная люстра. Все было привычно и в то же время чуждо. Что-то должно произойти. Эта мысль испугала альфу, заставив замереть на месте. Король решил сменить траекторию и пройти до тронного зала другим путем. Однако, как только он свернул, путь ему преградили его же солдаты. Возмущение захлестнуло альфу с головой. Как они смеют преграждать путь королю? Он постарался пробиться сквозь них, но даже не сдвинулись с места. — Пустите! — закричал Квентин. — Пустите, я сказал! На это солдаты резко обнажили оружие, но не нападали. Король даже растерялся. Происходящее казалось ему абсурдом. На секунду мужчина посмел задуматься, а не спит ли он. В голову не приходило ни одной адекватной и правдоподобной мысли, почему его же солдаты не позволяют ему пройти. Опешив от такого поведения армии, Квентин проявил, по своему мнению, слабость и отступил, снова вернувшись на прежний путь. Это успокоило солдат. Мужчина пошел дальше, все еще пребывая в шоке. В голове уже самостоятельно писался указ о казни этих сумасшедших, злость бурлила, шаг значительно ускорился. Неужели что-то и правда произойдет? Квентин всегда считал, что при его правлении, как и при правлении его деда и отца, не произойдет никаких событий, направленных на свержение его, как правителя. Даже сейчас он был на все сто процентов в этом уверен. Ему была ближе мысль о том, что он все-таки спит. Чем ближе король был к тронному залу, тем отчетливее ощущал на своей спине с десяток чужих пар глаз. Как монарх, он хотел остановиться и потребовать объяснений, но как обычный человек, которому был не чужд инстинкт самосохранения, он желал убраться отсюда как можно быстрее, оказаться в чьем-то обществе, чтобы почувствовать себя защищенным. Пустота коридоров давила, заставляла постоянно оборачиваться и смотреть по сторонам. Правая рука легла на рукоять меча. Дойдя до тронного зала, король понял, что у него сбилось дыхание и сильно участился пульс. Давно он так не волновался, казалось бы, на пустом месте. Двери тронного зала почему-то были закрыты. Приложив немало усилий, чтобы войти внутрь, Квентин замер на месте. Напротив него восседал Питер. Его костюм отражал свет, который бил прямо по глазам, в правой руке находилось копье, а сидел он на своем троне, который теперь стоял в гордом одиночестве под красным балдахином. Король все понял. Это заговор. Как бы Квентин ни был уверен в себе и своем правлении, сейчас его будто окатило холодной водой. Он не знал, что делать и куда бежать, чтобы спастись. Он услышал, как со спины его обступили солдаты. Их количество слишком велико, чтобы сражаться. Двери захлопнулись, бросаться к выходу в надежде прорваться бесполезно. Несмотря на то, что король сейчас был готов рвать и метать, задушить своего мужа за предательство, он не мог отрицать, что Питер выглядел, как божество. Копье. Слишком много символики для спонтанного бунта. Готовились к этому заранее. Мириться со своей участью Квентин не собирался. — У вас нет права держать меня здесь! — угрозы совершенно точно не помогали. — Эй, Фридерик! — теперь король попытался докричаться через толстые стены дворца до своего советника, чтобы тот пришел на помощь с теми, кто еще был верен монарху. Но солдаты хорошо справились со своими обязанностями и не пускали никого близко к тронному залу, аргументируя этом непосредственным желанием короля. Пока что ни у кого не было основания не доверять этим словам. — Кричать бесполезно. Ты не выйдешь отсюда живым, — голос Питера был уверенным и резким. Квентин даже замер. Сюрреализм всего происходящего зашкаливал. Король никогда не видел своего мужа таким, тот просто не мог быть таким. Этот слабый омега не в состоянии организовать восстание, повести людей за собой. — И что же ты можешь сделать со мной? — Квентин решил брать блефом, ведь варианты у него стремительно заканчивались. — Убить. К примеру, — Питер непринужденно пожал плечами. Он был не прочь показать королю, до чего он довел и его, и всех своих подданных, увидеть страх в чужих глазах, но слишком растягивать все это нельзя. — Ты не убьешь меня, — засмеялся Квентин. — Силенок не хватит. Все, что ты можешь — это лишь стонать и реветь подо мной, умолять остановиться! — Будь осторожнее со словами, — принц не повелся на провокации, сохранив лицо. — Ведь сейчас ты еще раз подтверждаешь для всех солдат здесь, что они не просто так пошли за мной, что ты — мерзкий тиран и насильник. И пришло время платить за свои деяния. Сидя на своем троне, который теперь не делил пространство с королевским троном Квентина, Питер действительно ощущал себя тем юношей с огромной картины во дворце. Он не омега, он божество. Он не просто мученик, он стал настоящей проблемой для Квентина. И, возможно, он никогда не станет легендой, а лишь очередной фальшивкой на престоле, но королю стоит бояться его. Он и боится. Это видно. Питер готов отбросить все, чувствуя, что его время пришло. Он на миг почувствовал себя уязвимым, будто попался с оружием на месте преступления. Говорит себе, что нужно думать о деле, но из головы снова все не вылезал образ Старка. Сложно сосредоточиться, когда любишь кого-то. Принц встал, сжав копье еще сильнее, и направился к центру, куда вышел и Квентин, не в силах выносить такое количество вооруженных людей близко у себя за спиной. Альфа уже потянулся к мечу, но Питер опередил его, подбежал, поменяв хват, развернув копье другим концом, ударил тупой стороной королю прямо в челюсть. — Ах ты тварь! — эхо отразилось от высоких стен. Питер снова не поддался на провокацию. Снова сменив хват, он сделал выпад, не позволив Квентину даже взять свой меч. Принц продолжил наносить удары, вдыхая аромат первой крови и получая от происходящего неимоверное наслаждение. Король не собирался это терпеть, и так чувствуя себя униженным, поэтому попробовал налететь на юношу, но тот выставил острие вперед. Альфе пришлось остановиться. Воспользовавшись моментом, Питер обернул копье вокруг себя, чтобы сменить сторону удара, сделал выпад, ранив правую руку короля. Теперь тот точно не смог бы нормально держать меч. Но рана и чувство обреченности заставили Квентина все же взяться за оружие. Его удар, который по задумке должен был снести принцу голову, был слабым и отчаянным. Питер, используя свою гибкость, спокойно прогнулся назад, в процессе снова сменив хват. Квентин взвыл от раны на бедре и уже не мог стоять прямо. В его глазах плескалась чистая, отборная злоба, ненависть к мужу, который посмел ранить его. Установка в разуме, что омега обязан подчиняться, не давала ему покоя, рвала его душу на части, пульсировала в голове, побуждая собрать последние силы и ударить. Питер предвидел это, поэтому легко и грациозно обогнул короля, оказавшись у него за спиной, и, быстро сменив хват, со всей силы вонзил острие в место, где должно было получится задеть сердце. Квентин даже не успел закричать, пытался вдохнуть, но его легкие, которые тоже ощутили холод металла, заполнялись кровью. Принц не брезговал запачкать свой золотой костюм, поэтому, все еще стоя у него за спиной и держа копье внутри тела мужа, притянул его к себе, схватив за шею и подбородок, и прошептал на ухо, пока тот еще был в сознании: — Видишь, до чего ты довел меня? Видишь, насколько я тебя ненавижу. После этих слов тело Квентина в его руках обмякло. Питер не желал больше чувствовать его рядом, поэтому просто бросил на пол труп короля, обернувшись к солдатам, которые принялись скандировать его имя: — Принц Питер! Принц Питер! Юноша вынул из Квентина свое копье, оно ему еще точно понадобится сегодня, и заметил, что среди толпы на него смотрел Тони. Он выглядел так, будто наконец обрел покой, понимание, что больше никто не навредит дорогому человеку. Пусть Питер теперь был официально свободным от брака человеком, Старк не мог вот так просто подбежать к нему и обнять, но высказать слова поддержки и поздравления считал необходимым. — Вы справились, — голос главнокомандующего почти растворялся в криках солдат. — Я бы ничего не смог без вашей помощи и поддержки. Спасибо, — Питер понимал, что может сейчас растрогаться до такой степени, что расплачется. Он не желал плакать в день смерти дьявола, поэтому сдержался, поднял правую руку, давая понять, что желает тишины. — К сожалению, это еще не все. Нам необходимо очистить дворец и все королевство от приспешников Квентина Бека. — Кого нам щадить, милорд? — обратился к Питеру спасенный им солдат. — Необходимо убить всех самых приближенных к Квентину людей: его советников. Они поддерживали его власть и преступления ради выгоды и не остановятся в будущем. Будут мстить или подстрекать на преступления других. С остальными поступаете так: если они принимают нового короля, то оставляете в живых, если же совершенно точно нет — убиваете. Питер и подумать не мог, что в нем скопилось столько ярости. Но, вспоминая, через что он прошел здесь, и как к нему относились некоторые обитатели дворца, юноша не беспокоился о излишней жестокости. Ведь ее попросту не было.