Последний год

Приглушённый свет в гостиной. Бутылка вина на столе, два полупустых бокала и антикварный проигрыватель на комоде в углу, тихо крутящий пластинку с классикой джаза. — Ты выйдешь за меня? Леонид тихонько качнул головой, возвращаясь в реальность. Он постучал по рулю пальцами, и тонкое золотое кольцо на безымянном отозвалось блеском в солнечном свете. Губы мужчины тронула едва заметная улыбка, и он вернул всё своё внимание на дорогу. «Фольксваген» мягко шуршал шинами по асфальту, вдоль автотрассы бежала тёмно-зелёная стена леса; небо светилось серым из-под тонкого одеяла облаков. Зона «вне связи» наконец закончилась, и до Акимова донеслись шуршащие звуки из магнитолы. Когда спустя секунду сигнал на радио окончательно вернулся, Леонид расслышал, что за песня играет, и с упоением крутанул регулятор. По салону разлилась чарующая мелодия духовых. — Strangers in the night… — тихо подпел Леонид. В голову снова полезли приятные воспоминания. На неделе Эмиль рассказал о предстоящем историко-политологическом съезде в соседнем городе, куда вынужден был отлучиться на пару дней, а к вечеру пятницы позвонил и с восторгом сообщил, что защитил докторскую и получил учёную степень. Леонид был бы рад поехать с ним, но работы под конец года стало через край. Акимову оставалось только порадоваться за любимого и поздравить по громкой связи во время уборки, ожидая его приезда через сутки. Но, к большому удивлению и радости Капитана (в которой он бы ни в жизнь не сознался), Старцев нарисовался на пороге их квартиры в тот же вечер, с бутылкой вина и при полном параде, сказав, что намерен устроить им самый незабываемый романтический вечер. По правде сказать, любой романтический вечер, устраиваемый Эмилем, для Леонида был незабываемым, но в этот раз он точно не преувеличил. Капитан пропустил момент, когда Старцев оказался перед ним стоящим на одном колене с раскрытой коробочкой с кольцом внутри. Именно эта песня звучала из проигрывателя, когда Леонид ответил «да». Разговоры о женитьбе у них заходили хоть и не часто, но всё же имели место. Они знали друг друга почти шесть лет, но у Леонида складывалось твёрдое впечатление, что они были знакомы всю жизнь. Эти годы ушли на то, чтобы научиться доверять, осмеливаться, начинать, привыкать, изучать друг друга. Такой шаг не казался чем-то из ряда вон, чем-то, чего никто не ожидал, напротив — брак был закономерным исходом. Они оба понимали, что рано или поздно это случится, и Леонид, по правде сказать, безмерно ждал этого шага. Теперь, когда на пальце красовалось кольцо, а дома в ящике комода лежали четыре билета на рейсы «Новосибирск — Москва» и «Москва — Лейпциг», оставалось ещё одно незаконченное дело, которое даже не подозревало о том, что прямо сейчас к нему неумолимо мчится «Фольксваген». Леонид свернул перед указателем и направил машину по знакомой каменистой дороге, отмечая про себя, что ничего здесь за последние двадцать лет не поменялось. Всё те же умиротворённые пейзажи пустых полей, лесистых холмов и высокой травы. Вскоре впереди показались крыши домов и заборы, и Капитан, проехав до конца деревенской улицы, остановил машину перед почерневшим покосившимся домиком на окраине. Леонид захлопнул дверь машины, когда увидел перед собой высокую худощавую фигуру. Человек опёрся локтем о калитку и внимательно следил за ним. — Привет, дядь, — произнёс Капитан. Человек сощурился и оглядел его с ног до головы, ничего не ответив. — Не пригласишь войти? — поинтересовался Акимов. Человек хмыкнул, и, махнув рукой, скрипучим голос произнёс: — Заходи, раз приехал. В доме под электрической лампочкой вилась пара мотыльков, то и дело врезаясь в старую побелку. Половицы жалобно скрипнули, когда Леонид перешагнул порог. Константин Павлович опустился за стол и ещё раз смерил племянника взглядом. Леонид отметил, что за те годы, что они не виделись, время оставило на нём свой след: морщины стали глубже и резче, волосы на висках тронула седина, а серые пронзительные глаза ещё сильнее потускнели. — Вспомнил про старика? — наконец нарушил молчание Константин Павлович. — Не говори, что тебе было плохо без меня, — отозвался Леонид. — Ни за что не поверю. Старик коротко усмехнулся. — Тебя не обманешь, шкет. Пронзительный взгляд снова устремился на Леонида. — Вообще не вырос, — насмешливо-сочувственно сказал Константин Павлович. — Я компенсирую рост другими качествами, — парировал Капитан. Константин Павлович окинул его задумчивым и — печальным? — взглядом и трескуче произнёс: — Совсем на мать стал похож. Леонид потупил взгляд в стол и не ответил, а Константин указал рукой на чайник на столе и сказал: — Если хочешь, налей себе чай. Я тебе не прислуга, чтоб поляну накрывать. Леонид беззлобно хмыкнул. — Естественно. Он налил в две кружки заварку, разбавил холодной водой из графина, пододвинул одну дяде, а в свою добавил две ложки сахара и медленно опустился на стул. Повисло молчание. Константин Павлович отхлебнул чай и спросил: — Зачем приехал? Вижу же, что не просто так. Леонид постучал пальцем по кружке и на выдохе ответил: — Да. Я с новостью. Он отвёл от лица волосы и продолжил: — Я выхожу замуж. — Женюсь, пустая твоя башка, — недовольно пробормотал Константин Павлович. — Институт вроде заканчивал, а всему учить надо. — Нет, — твёрдо ответил Леонид, — я выхожу замуж. Он исподлобья поглядел на дядю, пытаясь считать его реакцию. Опасливость и — боже, упаси — страх были ему не свойственны, но перед Константином Павловичем он всё же слегка тушевался. Тот несколько секунд глядел ему глаза, а затем вдруг беззвучно усмехнулся. — Вот ведь… Он подпёр висок кулаком и задумчиво произнёс: — Ну, это ещё с детства было понятно. Как ты с этим стрижом белобрысым таскался, сложно было не заметить. Леонид отвёл взгляд. О своей жизни много лет назад он давно не вспоминал. Тогда, когда ему было около пятнадцати, он был обыкновенной деревенской шпаной и компания у него была небольшая: долговязый спокойный парень с добрыми голубыми глазами, Феликс Чертанов, на год его старше, и Изабелла Манилова, шубутная огненно-рыжая девчонка годом помладше. Её все звали Беллой, что самой девочке крайне не нравилось. Лёня повадился называть её Изой, да так и повелось. Так они втроём — Лёня, Феликс и Иза — прослыли главным хулиганьём на деревне и, в общем-то, всё время проводили вместе. Тогда Лёня не мог сказать, действительно ли ему нравился Феликс, но сейчас, с высоты возраста, он понимал, что, вероятно, какие-то задатки чувств были, пока Чертанов не переехал в город. С того момента связь с ним оборвалась, ровно как и с Изой, когда уже Леонид покинул деревеньку, чтобы поступить в университет. К тому же, Акимов не мог не отметить щемящую схожесть Феликса с Эмилем. — Ну да, — лишь неопределённо ответил Леонид. Константин Павлович помолчал, а затем нехотя произнёс: — Ладно, покажи, что ли… зятя. Леонид поднялся и подсел ближе к дяде, открыв галерею на телефоне. Он ткнул на фотографию, сделанную во время какой-то прогулки. Эмиль на ней щурился от солнца и улыбался во все тридцать два, поправляя золотистую чёлку. Константин Павлович сощуренно рассматривал фото с минуту, а затем лишь произнёс: — Смазливый больно. Леонид улыбнулся краешками губ: этого комментария ему было достаточно. — А вот, — он открыл другую фотографию, с Нового года, — твоя внучатая племянница. На фотографии девушка смущённо улыбалась, подперев щёку ладонью. — Марина, — закончил Леонид. Константин Павлович еле заметно улыбнулся, взял в руки телефон и присмотрелся внимательнее. — Взрослая уже? — Восемнадцать. — Хорошая девка, — сказал он, — наша порода. Леонид кивнул. — Мы через две недели переезжаем в Германию. Константин неслышно вздохнул. — Дай бог свидимся. Леонид положил руку на его плечо. — Куда мы денемся. Земля-то круглая.

***

Эдик медленно разомкнул веки и сонно улыбнулся: его взору представилась лежащая напротив Марина. Девушка сладко спала, уткнувшись носом в подушку и тихонько посапывая; иссиня-чёрные волосы растрепались и неаккуратно падали на лицо, плечи слабо вздымались. Эдик приподнялся на локте и невесомо прильнул к оголённой шее. От тёплого дыхания на коже Марина встрепенулась и приоткрыла глаза. — Доброе утро, — сказал Эдик и потёрся носом о её щёку. — Вчерашний день — это не сон? — сипло проговорила Марина, потирая глаза. — Нет, — улыбнулся Эдик. Марина убрала волосы от его лица и счастливо взглянула ему в глаза. — Это прекрасно. Она вспоминала предыдущую ночь сквозь пелену волнения и радости. Как Эдик крепко прижимал её к себе, как они вдвоём бежали по пустой дороге по направлению к городу, как беспрерывно целовались, пытаясь насытиться друг другом, компенсировать всё время разлуки, и как смогли наконец поговорить. — И из-за этого ты решил оборвать с нами все связи? — Не только с вами — со всеми. Да, я посчитал это резонным. Но очень скоро понял, что эта ситуация — большая яма, которую я сам себе вырыл. Я понял это довольно быстро, но смелости всё вернуть назад у меня не хватило. А сейчас я больше всего жалею, что не сделал этого раньше. — Главное, что ты к нам вернулся. — Я так много раз хотел вернуться и находил для этого тысячу отговорок, пока не понял, что единственное препятствие — мои предрассудки. Абсолютно беспочвенные, но я цеплялся за них, сбрасывая с себя вину. Но, один чёрт, главной их причиной был я. Поэтому смысла увиливать я больше не вижу. — И куда ты уедешь? — В Иркутск. Марина проглотила скопившуюся на нёбе горечь. — И на сколько? — Боюсь, что навсегда. А если не навсегда, то очень, очень надолго. — Когда? — Через месяц. — Месяц… — Марина обречённо склонила голову, осознавая близость разлуки. Эдик уткнулся лбом в её колени. — Прости… Я так виноват перед тобой… Марина пригладила его волосы и трепетно коснулась губами темечка, ознаменуя прощение и примирение между ними. Девушка много раз представляла себе этот момент, но сейчас это пробуждение вместе, такое тёплое и трепетное, казалось частью какого-то чудесного сна, во время которого забывались все тревоги и сомнения последних месяцев. Но Эдик был здесь, совершенно осязаемый и реальный, близкий и разморённый ото сна, тёплый от объятий. Русые космы разметались по подушке, а изумруды глаз щурились от медовых лучей июньского солнца, проглядывавшего сквозь тюлевые занавески. Марина долго не решалась выпустить его из объятий, страшась, что он исчезнет и больше не вернётся, и что всё на самом деле ей приснилось. Прошло с полчаса, когда Эдик и Марина сподобились наконец выбраться из постели и выглянуть из комнаты. Из кухни доносился чарующий запах выпечки и травяного чая. — Проснулись, сурки? — заискивающе спросил голос Катерины. Подростки неловко проковыляли в кухню и, сонно потирая лица, уселись за обеденным столом. Катерина колдовала за плитой; чернота её волос серебряно переливалась в ярком свете. Подле на большом блюде росла горка золотистых пирожков с луком и яйцом. Катерина поставила на стол две кружки с зелёным чаем и улыбнулась краешком губ. — Хорошо выпускной отметили? Марина смущённо опустила глаза, потеребив край широкой Эдиковской футболки, которая была ей впору лишь в качестве туники. Она подумала о том, как вчера ночью они с Эдиком пытались пробраться в квартиру, никого не разбудив, чего у них, видимо, не вышло. — Скучновато, — спокойно ответил Эдик, под столом незаметно огладив ладонь Марины. — Мариш, я тебя так давно не видела, — Катерина опустилась на стул напротив с искренней улыбкой на лице. — Да… — Акимова украдкой поймала чуть хмурый взгляд Эдика. — С учёбой завал был, экзамены, сами понимаете. — Это да, — сочувственно проговорила Катерина. — Но ты хорошо сдала? — Очень надеюсь, — улыбнулась Марина. — Я в тебе не сомневаюсь, — закивала женщина. — А вот за Эдиком я не заметила усердной подготовки. — Мам, — хмуро глянул на неё Эдик, жуя пирожок. — А что, правда глаза колет? — Катерина легонько щёлкнула его по носу. Марина тихо усмехнулась и отпила душистый чай. Чудесный завтрак сопровождался расспросами о семье и планах на будущее и тёплыми воспоминаниями из детства. День выдался на редкость жарким и ослепительно-солнечным. Ветер обдувал теплом, рассыпая шелест яркой зелени по кронам деревьев. Облака плыли отрывисто и походили на кусочки ваты в глубоком ярком полотне неба. Марина спряталась от слепящего глаза света в тени раскидистого тополя и расстелила, примяв траву, мягкий старый плед. Устроить пикник было её идеей, хотя теперь она сомневалась в её удачности, учитывая такую жару. Эдик скинул рядом рюкзак и принялся доставать всё содержимое: термос с чаем, свёртки бутербродов и контейнер с ягодами. Марина присела на край пледа, оправив подол бежевого лёгкого сарафана, что складно и бережно обтекал по её стройной фигуре. Эдик примостился рядом, навалившись на локоть, и обвёл задумчивым взглядом могучие ветви. — Так странно, — проговорил он, — всё, что мы знали и к чему привыкли, закончилось, а что будет дальше — неизвестно. — Что будет дальше, зависит только от нас. — Да, — Эдик отправил ягоду виктории в рот, — сейчас всё как будто во сне. Столько нервов перед экзаменами, и всё закончилось в секунду. — Это последнее лето нашего детства, — чуть слышно вздохнула Марина. — Поэтому всё и кажется таким… нереальным. Не верится, что это больше не повторится. Эдик перевернулся на спину и устроил голову на коленях девушки. — Я так боюсь совершить ошибку… — прикрыв глаза, проговорил он. — Вроде всё решено, я стану разведчиком, и я правда этого хочу, но что будет дальше — ничего не понятно… Марина оторопела на секунду — так непривычно было слышать в голосе Эдика нотки сомнений. — Нельзя увидеть будущее, — мягко поглаживая его волосы, сказала она. — Если это твоя мечта — иди за ней. — Моей мечтой была ты, — еле слышно отозвался Эдик. — А скоро я должен оставить тебя и не знать, когда мы снова увидимся. Марина сглотнула комок в горле и часто заморгала, стараясь не дать волю эмоциям. — Я так много раз готов был сорваться и сказать тебе самое важное. И столько же раз скидывал свои неудачи на вину судьбы. Пока не понял, что моя судьба только в моих руках. — Пока у нас есть время, давай проведём его вместе. — Да, — Эдик приоткрыл глаза. — Это отличная идея. Он вдруг схватил девушку поперёк тела и одним движением перекинул через себя, повалив на спину. Марина с растерянным «Ой!» кувыркнулась и упала на плед, взглянув в ясные глаза нависшего над ней Эдика. Тот взял в ладони её лицо, поглаживая большими пальцами распалившиеся щёки, и припал к прохладным губам, нетерпеливо и алчно, подобно страннику в пустыне, что льнёт губами к воде оазиса. Марина подалась ему навстречу, разделяя чувственность и долгожданность, впитывая и отдавая всю любовь, что долго томилась внутри, не находя выхода. Воздух над землёй опускался и тяжелел, скапливая духоту и влажность. Атмосфера стала осязаемо давящей; облака редели и кучковались вместе. Ветер стал быстрее и порывистее; ветви всё громче качались и скрипели над головой. Эдик приподнялся с земли и огляделся: неподалёку у тропинки единогласно скосились под ветром длинные заросли травы. Юноша вдруг поднялся на ноги и потянул Марину за руку, призывая встать. — Пойдём, — он мотнул головой в сторону травы, и его подвивающиеся космы шевельнулись вслед. Марина поднялась и устремилась вслед за Эдиком, шурша босыми ногами по мягкой траве. Парень пробежал по тропинке и скрылся за холмиком, утопая в высоких зарослях. Марина вспомнила, что прямо за этим подъёмом был спуск к реке. Девушка поднялась на крутой берег: её взору открылась неширокая речка, омывающая галечный берег. Спокойная вода искрилась под солнцем; рогоз и трава клонились к глади, а вокруг них вертляво летали стрекозы, блестя голубизной крыльев. Эдик спустился по изрытому берегу к реке и шагнул в воду. Он оглянулся на Марину и зазывно махнул рукой. Марина сложила руки на груди и, щурясь от света отражения, коротко мотнула головой. — Да ладно тебе, — хмыкнул Эдик, — давай искупаемся. Вдалеке, где-то за горизонтом, раскатисто громыхнуло. — Гроза будет, — ответила Марина, глядя вдаль, — пойдём домой. — Только после того, как искупаемся, — сказал Эдик и решительно двинулся к середине реки. Его летние штаны намокли моментально; юноша громко выдохнул и бросился рыбкой в воду. Через секунду он вынырнул, мотая головой, разметая от лица мокрые волосы. Футболка налипла, очертив острые ключицы и мускулатуру рук. Эдик промокнул лицо и счастливо улыбнулся. — Вода — молоко, — бодро сказал он. — Давай, иди сюда. Марина нерешительно спустилась ближе к воде и, сбросив сандали, погрузила пальцы ног в воду. Влага приятно и прохладно поглотила их. — Я от тебя не отстану, — азартно ухмыльнулся Эдик и двинулся к берегу. Он схватил Марину за руку: его ладонь охладила и намочила кожу. Эдик настойчиво потянул девушку прямо в воду. Марина шагнула за ним, и ступни встретились с мелкой, приятно-острой галькой. Вода была прохладной, самое то для купания в жаркий душный день. Марина насмешливо мазнула рукой по водной глади и подняла брызги, целясь в Эдика. Тот споткнулся и ушёл ногой в ил, но тут же хищно взглянул на девушку, принимая вызов. Он легко подхватил её на руки, словно пёрышко, стараясь удержать равновесие. Марина весело взвизгнула и ухватилась за его шею. — Только попробуй… — лишь успела произнести она, когда Эдик отклонился назад и устремился спиной прямо в воду. Секунда — и оба были с головой в реке, насквозь мокрые. Лицо окатила прохлада; Марина вынырнула на поверхность, глубоко вдохнув, и нашла глазами Эдика. Тот безмятежно дрейфовал неподалёку, подставляя лицо лучам солнца. — Тебе конец, — смешливо пригрозила Марина и бросилась к нему. Она вцепилась в плечи Эдика, ногой подсекая его ноги, что заставило юношу потерять равновесие. Он успел лишь коротко вдохнуть, прежде чем уйти под воду. Тут же Марина почувствовала, как её схватили за щиколотку, и через секунду небо перевернулась, сменяясь на изнанку реки. Марина погрузилась в воду, ощущая прилив свежести и хаотичность, с которой течение играло с её волосами. Девушка вновь вынырнула, лицом к лицу столкнувшись с Эдиком. Вдруг на водной глади появился круг, затем ещё один, и ещё. Мелкие капли зачастили с неба, ударяясь о зеркало реки, пуская по ней рябь. Но дождь был им не страшен: они уже были до нитки мокрые и до одури счастливые. Эдик подхватил Марину под бёдра и приподнял над гладью реки, глядя в её лицо снизу вверх. Вода стекала с волос и тела, оставляя прохладные дорожки. — Я так тебя люблю, — выдохнул он, обнимая девушку за спину. Марина отвела мокрые пряди с его лба и коснулась губами его губ, влажных, но всё ещё тёплых. Здесь, в июльском полудне, посреди начинающейся грозы, были только они — двое влюблённых в каждую частичку друг друга, оставившие позади разлуку и отложившие будущее в долгий ящик. Завтра будет завтра, а сегодня есть только они, и весь мир только для них.