Зажги ночь

      Гарри вздрагивает, заслышав раздраженный голос Молли, и отрывает взгляд от кастрюли с вареной морковью, которую лениво ковырял последние несколько минут.       — Извини, — говорит он, отмахиваясь от всех мыслей о черном порошке и трисульфиде сурьмы и стараясь не дать чересчур любопытному хамелеону стянуть очки с его лица. — Что ты сказала?       — Я сказала, что обед почти готов и тебе нужно немного напрячься с этой морковкой, — говорит Молли, поворачиваясь к плите и помешивая дымящийся соус в кастрюле. — Ты режешь ее или дружбу водишь?       Гарри улыбается и занимается работой, зная, что у него нет ответа, и прекрасно понимая, что это не вопрос.       — Дай ему передохнуть, мам, — говорит Рон, слегка хаотично перемещая тарелки из шкафа на стол. Он бросает на Гарри довольно суровый взгляд, который ни капли не подходит его лицу. — Уверен, он не выспался, готовясь к сегодняшней ночи.       Гарри снова ничего не говорит, но вздыхает, когда маленькая цепкая лапка тянется вверх и дергает его за волосы.       — Прекрати, Кен, — бормочет он, забавляясь, когда Джинни уносит хамелеона, кружа его на руках по кухне и почти избегая столкновения с Розой, которая складывает салфетки, лениво бродя по комнате.       Молли смотрит на него, и ее лицо озабоченно морщится.       — Ты действительно выглядишь немного бледным, дорогой.       — Я в порядке, — настаивает Гарри, прикрывая зевок. — Просто сейчас напряженное время года, и мне не помешало бы увидеть немного больше света.       — Сегодня не так много шансов, — говорит Артур, ковыряясь в заварном креме и вытягивая шею, чтобы рассмотреть серое небо за окном.       Сейчас едва два часа пополудни, а свет, кажется, уже меркнет, но Гарри не слишком возражает. Кухня Норы ярко освещена лампами и свечами в банках и настолько полна семейной жизни и вкусных запахов готовки, что даже самый усталый человек не смог бы долго чувствовать себя подавленным. Гарри занимается своей работой, нарезая морковь на маленькие кусочки обычным столовым ножом и купаясь в мягком ощущении воскресенья, которое окутывает всю комнату легкой дымкой.       — Ты займешься морковкой, Артур, — решает Молли.       — Когда закончу с заварным кремом, — мягко соглашается он.       — Я сделаю, — настаивает Гарри, но его, кажется, никто не слышит.       — Я могу сделать это, — предлагает Флер с другой стороны стола. — Ножи и вилки разложены.       — Мой хамелеон, полный горячей, сильной любви, — поет Джинни Кеннету, который вертит каждым из своих конических глаз по очереди. Он все это уже слышал раньше.       — Почему бы просто не использовать заклинание для морковки? — спрашивает Рон, безуспешно пытаясь скрыть рот, исподтишка набитый жареной картошкой.       — Потому что, — говорит Молли, с укоризной в глазах забирая поднос из его рук, — это морковь по рецепту твоей прабабушки, и ее нужно резать вручную, как ты хорошо знаешь. Это семейная традиция, и… Перси, что ты делаешь с начинкой?       — Я пытался, — говорит Рон, и Гарри улыбается ему.       — Мне нравится резать морковь, — обещает он и режет.       Он уже несколько лет отвечает за специальную морковь прабабушки Берты и вполне доволен этой своей работой. Будучи причастным к чему-то настолько важному для семьи, он чувствует себя почетным Уизли, которым, как он знает, и является, и, кроме того, это более интересная работа, чем накрывать на стол. Или, как он подозревает, оглядываясь в поисках Гермионы, рыться в винном погребе Артура в поисках чего-нибудь к жаркому. Там пыльно и полно жуков, которые издают пугающие звуки при виде людей с бутылками в руках.       Самое главное, что это лучшая морковь, которую Гарри когда-либо пробовал, и если каждое воскресенье ему придется гоняться за маленькими скользкими от масла негодниками по кастрюле с тупым ножом, то так тому и быть. Когда он добавляет соль и свежий черный перец, кто-то с гримасой подкрадывается к нему поближе.       — Я не люблю морковь, — объявляет младшая дочь Билла и Флер, ее нежный голос звучит как-то между французским акцентом Флер и южным английским Билла.       — Если хочешь вырасти такой же высокой, как Виктуар, ты должна есть свои овощи, — говорит Флер, и лицо Камиллы темнеет.       — Виктуар всегда ест овощи, — бормочет она про себя.       — Если я правильно помню, она ненавидела горох, когда была в твоем возрасте, — говорит Гарри, думая не о довольно элегантной Виктуар в подростковом возрасте, а о себе самом в молодости, драматичном маленьком шарике упрямства, похожем на ее сестру.       — Я съем весь горох, — объявляет Камилла и ныряет под стол в вихре синего хлопка и рыжевато-светлых волос. — Хьюго! Где ты это взял? Дай мне посмотреть!       Гарри решает не вмешиваться, вместо этого накладывая мягкое Согревающее заклинание на кастрюлю и поворачиваясь, чтобы улыбнуться Флер, которая с покорным выражением лица заглядывает под стол. Когда Виктуар подросла настолько, чтобы поехать учиться в Хогвартс, Камилла стала несколько неожиданным сюрпризом для Билла и Флер, но они восприняли все это спокойно, и она оказалась идеальным, хотя и несколько озорным товарищем по играм для Хьюго.       — Как дела на работе? — спрашивает Гарри, которому всегда любопытно услышать о приключениях Флер в оценке, как она говорит, «прекрасных прелестей».       — Мы нашли картину в пещере, — говорит она.       — Как в каменном веке? — спрашивает Рон, придвигая стул.       — Нет, — говорит она, и ее светлые глаза загораются энтузиазмом. — Это была картина пятнадцатого века. Но она была на холсте, в раме, спрятана в пещере, которая была заблокирована много лет.       — Как таинственно, — говорит Артур, поднося к столу огромный кусок говядины и с размаху ставя его на стол. — Я уверен, что Билл поделится приятными впечатлениями, когда вернется домой. Где он сейчас? Вьетнам?       — Камбоджа, — говорит Гарри, вдыхая пряный запах мяса и на мгновение закрывая глаза.       — Он прислал нам открытку с изображением храма, — добавляет Роза, кладя хлопковые салфетки рядом с каждой тарелкой.       — Да, — кивает Флер. — Билл изучает ее. Нужно убедиться, что на картине нет проклятий, прежде чем перевозить.       — Давайте не будем говорить о проклятиях за столом, — упрекает Молли, взмахивая палочкой и ставя множество дымящихся блюд рядом с ростбифом. — Артур, ты не хотел бы заняться резкой?       Артур встает с церемонным видом и нарезает мясо идеальными аккуратными дольками. Как только он заканчивает, за столом воцаряется хаос, поскольку все угощаются ростбифом, овощами, йоркширскими пудингами и обжигающе горячей подливкой. Гарри берет всего понемногу, наблюдая за остальными со спокойным удовлетворением. Молли, забрызганная тестом и мясным соком, с любовью оглядывает семью и сияет, когда Артур сжимает ее руку под столом. Камилла и Хьюго шепчутся друг с другом, кажется, не замечая, когда Флер кладет им на тарелки морковь и горошек. Гермиона с паутиной в волосах разливает вино, подпрыгивая, когда Рон тычет в нее вилкой.       — Где Джордж? — спрашивает Джинни, и Гарри замечает, что у нее на руках больше нет Кена.       Он открывает рот, чтобы спросить, когда Молли вскрикивает и отодвигает свой стул.       — Он снова карабкается по моей ноге, Гарри, — вздыхает она, наклоняясь и поднимая хамелеона.       Он смотрит на нее снизу вверх, кривые ножки бессмысленно дергаются в воздухе. Гарри тянется, чтобы взять его, но у Молли появляются другие мысли по этому поводу.       — У меня есть кое-что для тебя, — говорит она, направляясь в угол кухни с бедным Кеном, болтающимся на одной руке, растопыривающим и поджимающим пальцы ног, как крошечные ножницы. — Вот. Это должно уберечь тебя от неприятностей на пять минут.       Она торжественно ставит его на пол в нескольких футах от стола и кладет перед ним большой перезрелый помидор. Кен открывает рот и с аппетитом набрасывается на угощение, а Молли улыбается, возвращаясь на свое место.       — Извини за это, — говорит Гарри, наблюдая за своим нелепым питомцем, когда всеобщее внимание медленно возвращается к вопросу об обеде.       — Он твой любимый внук, да? — поддразнивает Рон.       Хьюго и Камилла продолжают спокойно строить планы, но Роза хмурится, а Молли похлопывает ее по руке.       — Конечно, нет. У меня нет любимых, Рон. Он… мой самый колоритный внук, — твердо говорит она.       Кен важно расправляет хвост и глубже зарывается в помидор. Гарри жует кусок идеально приготовленного ростбифа и наблюдает за ним, вспоминая тот день, когда нашел маленького негодника в партии саламандр. Гарри был совершенно уверен, что если саламандры будут добровольными участниками его огненного шоу, то потерянный детеныш хамелеона проявит меньше энтузиазма по этому поводу. Понадобился всего лишь один любопытный взгляд, и их судьбы были предрешены.       Консультации с Розой и Тедди по поводу имени для его нового питомца переросли в спор, причем Роза отстаивала «Минти» за его мятные полосы, а Тедди настаивал на том, чтобы его окрестили Кеннетом Крампом в честь его любимого игрока в квиддич. В качестве компромисса Гарри выбрал имя «Минти Кеннет», или Минти Кеннет Крамп-Поттер, если настроение особенно игривое, что, нужно признать, наступает довольно часто.       Как будто читая мысли Гарри, чешуя Кена темнеет от обычного зеленого до насыщенного сине-черного, и он ударяет головой об остатки помидора на кухонном полу.       — Веди себя хорошо, — шепчет Гарри, отмечая липкий след семян на безупречных плитках Молли и качая головой.       После минутного раздумья Кен неуклюже пробирается через кухню, бросив остатки своей закуски, а Гарри поворачивается обратно к столу. Похоже, никто не заметил плохого поведения его питомца. По крайней мере, сейчас.       — Так где Джордж? — спрашивает он.       — У него свидание, — говорит Джинни, кивая, когда Рон издает звук «Ох». — Я уверена.       — Она, видимо, какая-то особенная, если он пропускает из-за нее воскресный обед, — говорит Перси, с благоговением глядя на жареную картошку на своей вилке. — Одри ужасно расстроена, что ей пришлось пропустить, но мы решили, что никто из вас не захочет, чтобы Люси заразила кого-нибудь. Я решил быть здесь за нас обоих, пока она дома.       — Как заботливо с твоей стороны, Перси, — говорит Рон, закатывая глаза.       — Однажды, надеюсь, у меня будет такой же благородный муж, — торжественно говорит Джинни, и Гермиона рядом с ней смеется, чуть не давясь едой.       — Что значит «благородный»? — спрашивает Роза.       — Это значит вести себя как подобает джентльмену, — объясняет Молли, не сводя глаз с сына. — В отличие от твоего дяди Перси. Я соберу для них порции, и тебе лучше не съесть их самому.       — Все не так, — настаивает Перси, краснея. — Мы подкинули сикль.       Гарри фыркает.       — Все справедливо и в любви, и в воскресном обеде.       — Точно, — говорит Перси, бросая на него благодарный взгляд, а затем поворачивается к Джинни. — Что мы знаем об этой девушке?       — Ходят слухи, что это кто-то, с кем мы ходили в школу, — говорит она, и Гарри знает ее достаточно долго, чтобы заподозрить, что у нее уже есть вся информация, и она решила подогреть интерес остальных для собственного развлечения.       — Фу, — говорит Хьюго, и Камилла морщит носик. — Девочки, — добавляет он, и она хмуро смотрит на него. — Но не ты. Девочки. Как девочки в школе. Ты не… ты Камилла.       — Она тоже девочка, — вздыхает Флер, и Камилла сияет.       — Тебе не нравятся девочки, да, дядя Гарри?       Рон сдерживает фырканье и умудряется брызнуть соусом сквозь пальцы на скатерть. Молли вздыхает. Роза хихикает, а Артур смотрит на Гарри, явно заинтригованный его ответом.       — Конечно, мне нравятся девочки, — твердо говорит Гарри. — Мне нравятся все девочки в этой комнате. Но мне не нужна девочка, если ты об этом.       — Пожалуйста, прости ее, — шепчет Флер. — Ей еще предстоит научиться тактичности.       Гарри пожимает плечами и тычет вилкой в морковь. Не секрет, что он гей, хотя его никогда раньше настолько прямо не спрашивал об этом такой маленький человек. На самом деле, он очень надеется, что разговор сейчас не превратится в жалобу на его холостяцкий статус, но такое повторялось уже много раз.       — Не волнуйся, Хьюго, я оставлю кое-что и для Джорджа, — говорит Молли, и Гарри с облегчением выдыхает; очевидно, разговор прошел мимо.       — Может, тебе стоит сходить на свидание, дядя Гарри, — внезапно говорит Роза.       Гарри застывает с бокалом вина на полпути ко рту.       — Знаешь, я думаю, что у меня все в порядке.       — Было бы приятно увидеть, как ты приводишь молодого человека к нам, — говорит Артур, а затем краснеет. Он бросает взгляд на Молли. — Извини, ты обычно так говоришь, да?       — Вы слишком долго женаты, — предполагает Джинни. — Становитесь одним человеком.       — Сверхродители, — нараспев произносит Рон, ухмыляясь.       — Или монородители? — предлагает Гермиона.       — Запредельные Уизли, — добавляет Перси, на мгновение забыв о серьезности.       — Прекратите это, все вы, — говорит Молли, хлопая салфеткой, но когда по столу прокатывается смех, она тоже улыбается детям. — Кроме того, он прав. Это было бы здорово. Как думаешь, ты приведешь кого-нибудь на Рождество в этом году?       Гарри мысленно стонет и обменивается усталыми взглядами с Джинни, единственным одиноким человеком за столом.       — Я сомневаюсь в этом, Молли, — говорит он, и его сердце заходится в груди, когда Джинни бросается вместо него на меч.       — Я в этом году тоже никого не приведу, мам, если только не найду мужчину своей мечты в куче бумаг.       — Я просто пытаюсь убедиться, что купила индейку нужного размера, — говорит Молли, поджимая губы и глядя на Гарри так, как ему совсем не нравится.       Ему кажется, что она видит его насквозь, и вдруг хочется спрятаться под стол. С ним все в порядке; он никогда не бывает наедине с Кеном рядом, и он, конечно, не одинок. У него есть друзья, экстравагантная семья и замечательные эксцентричные люди, которые наполняют его рабочую жизнь красками. К сожалению, он знает, что ничто из этого никогда не заставит Молли перестать так на него смотреть.       — Давайте просто скажем, что в этом году мне не нужен плюс один, — говорит он в конце концов. — Я не очень хорошо разбираюсь во всех этих встречах с людьми и свиданиях и думаю, мы все это знаем.       — Ты просто слишком придирчив, — говорит Рон, вытирая остатки соуса от жареной картошки.       Гермиона смотрит на него, и выражение ее лица вызывает у Гарри желание рассмеяться.       — Нет ничего плохого в том, чтобы быть избирательным, — говорит Флер. — Тебе нужен не просто какой-нибудь муж, тебе нужен правильный муж.       — Кто сказал что-нибудь о мужьях? — спрашивает Гарри, в горле внезапно пересыхает настолько, что требуется несколько глотков вина.       — Ты мог бы попробовать какое-нибудь агентство знакомств, — предлагает Перси, хмурясь, когда Рон разражается смехом.       — Гарри не настолько отчаялся, — фыркает он. — В любом случае, это бесполезно.       — Я не знала, что ты эксперт, Рон, — говорит Гермиона, и он замолкает.       — Пожалуйста, остановитесь. С Гарри все нормально. Гарри в полном порядке, — говорит Гарри, и хотя выражение лица Молли говорит о том, что ему не верят, она услужливо отвлекается на попытку Кена взобраться на дверь кладовки, что приводит к громкому шлеп и топоту маленьких ножек, когда недовольный хамелеон убегает в гостиную и скрывается из виду.       — Я схожу за ним, — говорит Гарри, радуясь предлогу покинуть стол.       — Я принесу пудинг, — говорит Артур, отодвигая стул, и лишь слегка поскальзывается на помидорном месиве, когда идет открывать духовку.       Восхитительный маслянистый запах ирисок следует за Гарри в гостиную, и он вдыхает его глубоко, сканируя пол и мебель в поисках маленького, озорного существа, которое может менять цвет, когда хочет. Он вздыхает и надеется, что Рон не съест его пудинг.

**~*~**

      Небо темнеет задолго до того, как Гарри прощается, забирает свой чемодан и отправляется на работу. В воздухе ощущается сырость, и он втягивает ее глубоко в легкие, когда приходит в себя после аппарации и с хрустом идет по галечному пляжу, не сводя глаз с цветных огней вдалеке. Прилив закончился, но он все еще может слышать плеск далеких волн и чувствовать вкус соли, приносимой холодным морским бризом. По мере того как он приближается к месту назначения, усталость испаряется и сменяется трепетом возбуждения, которое всегда приносит новое представление. Внутри этого обычного на вид чемодана с логотипом зеленого хамелеона — буйство красок и веселья, история, рассказанная в свете и движении.       Он засовывает свободную руку в карман пальто, чтобы согреться, а другой сжимает тяжелую ручку. На его плече Кен перемещается под Согревающим заклинанием и мягко дергает Гарри за воротник, заставляя его улыбнуться. Их дружбе уже много лет, и Гарри знает, что он не единственный, кто готов начать.       — Хочешь пляжную хижину, Кен? — спрашивает он, останавливаясь, чтобы полюбоваться длинным рядом крошечных зданий.       Каждая из них немного больше дощатого сарая, но с их скатными крышами и пастельными красками они выглядят так привлекательно, что Гарри легко может представить, как сворачивается в одной из них в холодный зимний день, пьет чай под толстым одеялом и наблюдает за морскими птицами, парящими над водой. У Кена могли бы быть рейки, по которым можно было бы лазать, и там мог бы быть кто-то, кого можно было бы обнять, кто-то в теплом джемпере и со стопкой потрепанных книг для чтения вслух, и… и ничего, потому что ему не нужен мужчина и не нужна пляжная хижина. Даже если некоторые из них украшены сказочными огнями, и даже если он скучает по объятиям кого-то, кто не является членом семьи Уизли.       Беда в том, что Гарри — безнадежный романтик, и как бы сильно он ни хотел им быть, он мало что может с этим поделать. Он знает, что идеального мужчины не существует, как не существует и идеальных отношений, но попытки довольствоваться меньшим оставили его разочарованным, огорченным и печальным. У него неправильные ожидания и неправильные чувства, и он не знает, как быть другим, поэтому ни с кем не встречается. Больше нет. Если быть полностью честным с собой, он должен признать, что хотел бы разделить с кем-то свою жизнь, но сомневается, что найдет этого человека, работая ночами и проводя дни в укрытии своего подвала, поэтому он создает красивые вещи с помощью порошков и заклинаний, и это, по его мнению, уже достаточно волнительно.       Он перепробовал ужасно много профессий после школы, проведя большую часть своего двадцатилетия, переходя от выступлений с речами к благотворительной деятельности и всему, что было между ними. Даже был в Хогвартсе — недолго заменял мадам Хуч. Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что не хотел бороться со злом и ему нравилось пробовать все, что можно было найти, но Гермиона всегда настаивала, что ему нужна работа, которую он сможет любить, и Гермиона, как обычно, была права.       Потребовался всего один пьяный вечер в Дырявом со своими старыми товарищами по общежитию Гриффиндора, чтобы пробудить в нем интерес, и Гарри слушал с особым вниманием, сосредоточенный на огне, когда невнятно лепечущий Симус лирически высказывался о своей любви к пиротехнике и бормотал обещания демонстраций и дружбы на всю жизнь. Несколько дней спустя, в заросшем кустарником поле за домом Симуса, они осветили ночное небо, и Гарри влюбился в запах порошков, каскады металлических звезд, смесь тщательной сборки и зажигания диких, вращающихся искр и цветов. На следующий день был сделан огромный заказ поставщикам Симуса, за которым последовали месяцы исследований и тщательных экспериментов в огнестойком подвале.       Когда Симус уехал в Китай учиться у магистра искусств, Гарри начал развиваться самостоятельно, принимая участие в мероприятиях и торжествах по всей стране. Сочетание ночных показов и работы в подвале без окон сказывается, особенно зимой, но работа Гарри полна радости, и он бы не променял ее на самый модный стол в Министерстве. Симус, обосновавшись в Пекине, рассылает письма и рождественские открытки со своей женой-китаянкой и их смехотворно красивыми детьми. Он счастлив, хотя Мейли настаивает, что из-за его ирландского акцента его китайский почти невозможно понять.       Кен пробирается сзади за воротник пальто Гарри и устраивается на противоположном плече.       — Что ты делаешь, чудило? — нежно шипит Гарри.       Кен пристально смотрит на него, по очереди вращая глазами. Гарри не совсем понимает, почему он иногда пытается обратиться к хамелеону на парселтанге, но что-то в этом обычно привлекает интерес Кена. В конце концов, он рептилия; возможно, этот звук ему знаком, как китайский от ирландца.       Когда Кен высовывает свой нелепый язык, Гарри инстинктивно нюхает воздух, ухмыляясь, когда обнаруживает специи, жареное мясо и много чего другого жареного. Он все еще сыт обедом Молли, но ему не терпится посмотреть, что придумали его друзья в фургонах с едой для первого дня адвента, и он подозревает, что в его животе найдется немного места, чтобы попробовать что-то новое. Приблизившись к цепочкам огней, он видит довольно шумную толпу, и узел предвкушения в животе затягивается.       Конечно, в течение всего года проводятся шоу-представления для свадеб, религиозных фестивалей, дней рождения и даже похорон, — но в преддверии Рождества всегда есть что-то особенное, и в этом году каждую ночь адвента будут проходить мероприятия, и их маленькая группа художников, поваров, музыкантов и исполнителей осветит декабрь для волшебного сообщества.       — Привет, Кен, — окликает его невысокий мужчина в пуховом красном пальто, взмахивая и опуская палочку, когда замечает хамелеона. — Привет, Гарри.       Гарри смеется.       — Привет, Селвин. Приятно знать мое положение.       Селвин пожимает плечами.       — Все знают, что Кен — мозг всей компании. Слушай, у меня неурядица с тем дальним углом, — говорит он, указывая палочкой на место позади Гарри. — Это будет проблемой, если мы не сможем полностью его замаскировать?       Гарри смотрит, а затем задирает голову вверх, прикидывая расстояние, которое должны пройти его большие снаряды.       — Нет, должно быть нормально. Я устроюсь немного левее, если это поможет?       Селвин благодарно улыбается ему, а затем уходит, подняв палочку. Гарри сочувствует ему; нелегко быть единственным сотрудником Министерства среди большой группы тех, кого он называет «креативщиками», но ему прекрасно удается собрать их в кучу и всегда гарантировать, что все, что они делают во имя развлечений, скрыто от немагического мира. Гарри мгновение наблюдает за ним, восхищаясь мощными Маскирующими чарами, которые вылетают из его палочки и обволакивают большую часть пляжа.       Вскоре интригующий аромат становится слишком сильным, чтобы игнорировать его, и Гарри направляется к фургонам с едой, где находит трех улыбающихся продавцов и хмурящегося Драко Малфоя.       — Будешь или нет, дорогой? — спрашивает Гленда, приземистая ведьма в красных одеждах, на нагрудном кармане которой красуется надпись «Оригинальные Трамвайные Палочки».       Ее фургон оформлен в виде старомодного трамвайного вагона, выкрашенного в глянцевый зеленый и белый цвета, с люком, из которого она иногда высовывается и смотрит на трудных клиентов, как раз как сейчас.       — Я не знаю, — говорит Драко, кривя рот. — Я просто не уверен, что котлета по-киевски должна быть на палочке.       — Это не просто котлета по-киевски, это роскошная котлета по-киевски со специями по-каджунски, — поправляет Гленда, указывая на доску, на которой написано сегодняшнее меню. — Она на палочке, потому что вся наша еда на палочке. Еда на палочке — это то, что мы делаем, дорогой.       Развеселившись, Гарри подходит ближе. Гленда улыбается ему, но Драко только вздыхает.       — Да, я понимаю.       — Ну, хорошо, потому что этот разговор у нас продолжается уже много лет, — говорит Гленда, складывая руки на груди. — Каждый раз, когда мы создаем что-то новое, ты задаешься вопросом, должно ли оно быть на палочке. Я уже не знаю, что сказать.       — Ты бы расстроилась, если бы он прекратил, — говорит Гарри, и на этот раз они оба поворачиваются к нему.       — Ничего не знаю об этом, — говорит Гленда, но выражение ее лица добродушно, даже когда она отмахивается от Драко и обслуживает клиента, который, похоже, знает, чего хочет.       — Добрый вечер, — говорит Драко, так пристально глядя на Гарри, что ему, как и всегда, кажется, что он снял всю свою одежду и крикнул, чтобы все посмотрели. — Как поживает угроза с вращающимися глазами?       Кен старательно игнорирует его и продолжает тереться твердым гребнем на макушке о подбородок Гарри. Это странное ощущение, но он к нему привык.       — Лорна и Джим делают горячее мороженое, — говорит он, указывая на фургон позади себя, где красивая темноволосая пара громко торгует дымящимися рожками, наполненными специями. — Ты мог бы купить его. Никакой палочки, о которой можно было бы спорить.       Драко морщит нос.       — Еще слишком рано.       — Для чего?       — В декабре слишком рано для горячего мороженого, — объясняет Драко, как будто это должно быть очевидно.       Гарри просто кивает. Слова Драко редко имеют смысл, и его это устраивает. За последние годы они стали почти коллегами, поскольку фейерверки Гарри легко вводят его в круг обязанностей Драко как члена Совета волшебных искусств, и его постоянное присутствие на мероприятиях, подобных сегодняшнему, постепенно стало таким же нормальным, как обеды Молли или ожоги от пороха на руках Гарри.       Драко — странный часто разочаровывающийся персонаж, но сейчас он уже не тот человек, которым был когда-то, и более того — сейчас он просто очарователен. Он из тех людей, с которыми можно часами разговаривать, и Гарри часто это делает, игнорируя сон в пользу ночных посещений кафе на углу после фейерверка с кабинками для тайных свиданий или, в их случае, для разговоров о магии, тайных для магловского персонала и клиентов. Гарри задается вопросом, пойдут ли они сегодня ночью в Ночные Ястребы, или он рискнет аппарировать прямо в спальню и заснет с хамелеоном на лице.       — Ты вообще спал? — спрашивает Драко, приподнимая одну бровь. — На самом деле, ты и правда выглядишь немного…       — О боже, не начинай, — говорит Гарри, и Драко просто улыбается. — Я пойду все настраивать. Увидимся позже.       Внезапно снова почувствовав усталость, Гарри тащится по гальке и присаживается на корточки, чтобы открыть свой чемодан. В тот момент, когда он это делает, воодушевление возвращается к жизни, и он наблюдает, как появляется каскад выдвижных ящиков, открывая аккуратные ряды бумажных снарядов и пропитанных зельем фитилей, развевающихся на морском бризе. Ухмыляясь, он раскатывает кусок ткани, который становится жестким и устойчивым от прикосновения палочки, затем мурчит себе под нос, раскладывая снаряды по порядку. Сегодняшнее представление положит начало истории, которая будет продолжаться на протяжении всего адвента, и как никогда важно, чтобы все происходило в правильном порядке.       Оказавшись удовлетворенным, он накладывает Защитное заклинание на снаряды и покупает большую дымящуюся чашку кофе у Лорны, которая, похоже, разочарована тем, что он не готов к мороженому. Он садится на холодную гальку рядом с чемоданом и медленно пьет кофе, задаваясь вопросом, решил ли Драко рискнуть котлетой по-киевски на палочке. Обычно он довольно предприимчив в еде, но это не значит, что он не любит жаловаться на нее какое-то время, прежде чем попробовать. Гарри улыбается в кофе, вспоминая тихое возмущение, которое последовало, когда Гленда осмелилась приготовить сосиски на палочках с соусом, а не с кетчупом. Гарри думал, что это не попадет в радиус интереса Драко, и ошибался.       Чувствуя себя согретым горячим кофе и искоса следя за Кеном, он наблюдает за сегодняшним музыкальным аккомпанементом — довольно впечатляющей зажигательной группой. К тому времени, как звучит сигнал для него, ноги замерзают, но ему удается занять позицию и произнести первое заклинание Зажигания. После прошептанных слов полоска света взвивается в воздух и взрывается мягкими голубыми волнами. Толпа тихо ахает, как один, и Гарри произносит по очереди три заклинания, с восторгом наблюдая, как цвета шипят и свистят, прежде чем взорваться в четкие формы, образуя трех разноцветных рыб под исчезающими следами волн. Он останавливается, чтобы дать им поплавать, бросает взгляд на толпу и замечает Драко, который ест что-то на палочке, устремив глаза в небо.       Следующая часть сложнее, и Гарри задерживает дыхание, снова выпуская воздух, когда несколько сверкающих красных линий смешиваются и сливаются по его команде, образуя указатель с надписью «На северный полюс». За этим следуют еще три рыбы, которые как будто вглядываются в знак и следуют по нему, прежде чем раствориться в ливне серебряных звезд. Из толпы раздаются восхищенное бормотание и вздохи, когда Гарри продолжает, освещая, направляя и наполняя небо подводными существами, все они начинают свое путешествие в Арктику. Он глубоко вдыхает, наслаждаясь угольно-серным ароматом черного порошка и почти сладким запахом горящей бумаги. Воздух в груди холодный, и ему это нравится; кончики пальцев обожжены, и ему все равно. Он упорно трудился, и это великолепно.       Он заканчивает показ кавалькадой огромных дугообразных взрывов в красном, зеленом и золотом, каждый из которых происходит с таким грохотом, что он почти чувствует, как Селвин в панике проверяет свои Заглушающие чары. Когда все заканчивается, толпа разражается яростными аплодисментами, и Гарри улыбается, хотя ему так холодно, что он едва чувствует лицо. С возбужденным Кеном, пытающимся переползти через его голову, он убирает остатки инструментов от своего выступления, упаковывает чемодан и направляется к фургонам с едой. Каждые несколько шагов его останавливают дети и взрослые, желающие поздравить с представлением, спросить о Кене или о том и о другом, и к тому времени, когда он добирается до Гленды, котлета по-киевски на палочке уже вся распродана, как и, говоря по правде, все остальное на палочке.       — Прости, дорогой. Я приготовлю еще немного в следующий раз. Когда ты снова работаешь? — спрашивает она.       — Я не выступаю до вторника, но, вероятно, приду завтра, — говорит Гарри, зная, что потребуется нечто довольно радикальное, чтобы он пропустил какое-либо из рождественских мероприятий.       — Когда ты спишь? — спрашивает она, на мгновение очень похожая на Молли.       — Оставь его в покое, Гленда, у него уже есть мать, — говорит Драко, а затем съеживается. — Извини.       Гарри пожимает плечами.       — Все в порядке. У меня есть мама. Даже две.       В глазах Драко мелькает облегчение. Он кашляет.       — Ночные Ястребы?       Гарри улыбается, подхватывая Кена и усаживая его в любимый карман пальто, теплое место, в котором часто можно найти угощения.       — Конечно.