With(out) bloodshed

      Он не придёт. У него дела, семья, работа. Незачем тратить время посреди дня. Только закатные лучи перестанут янтарить черепицы крыш, только все кошки вернутся домой, только бельё снимут с верёвок, как его шаги остановятся перед дверью. Ровные, громкие, будто кровь, пульсирующая в висках. Быстрые, как пальцы, без конца скручивающие шерсть в тонкую нить.       Главное — единый темп. Цель — тонкая-тонкая ниточка, закрученная веретеном. Поначалу оно казалось лёгким, теперь ломит кисть своей тяжестью. Хоть бы не прервалось, хоть бы не выпало, хоть бы…       Вычёсываешь, вычёсываешь, накручиваешь, вытягиваешь, заново. Продеваешь, вращаешь, выравниваешь, следишь. Без конца. Снова. Ещё.       Пока горит блюдечко света, не имеешь права на отдых. Пока в руках пряжа — колючая, с комьями грязи и иглами репейника — не можешь терять контроль. Пока крутится веретено, течёт жизнь.       Одни судьбы сплетаются с другими, такие разные волокна путаются в общем полотне — разношёрстном, цветастом, безмерном. От вечного рассвета до несбыточного заката, дни, недели, месяцы напролёт надо прясть.       Расчёской по пряже, выскребая колтуны, палочки, листья. На прутьях гребня остаётся мелкий мусор, что отправляется прямиком вниз. Пальцы закручивают новую прядь.       Солнце садится раз в тысячу лет, он является ко мне, смотрит, проводит рукой по волосам. Он незрим, нелюдим и тих.       За окном плутают дожди, вьюга сменяется снегом, голые ветви деревьев зеленеют, желтеют, краснеют. Бесконечный вихрь цвета проходит незримым пятном. Ручейки начинают свой путь, становятся полноводными реками с островами-судёнышками, пересыхают. Города, возникшие случайно, расцветают, блещут, сверкают. Дети растут, рождают других детей, а те своих, других, не тех.       Накручиваешь, вытягиваешь, продеваешь. Мозоли на подушечках, ноющая боль в запястье, спине, шее. Вращаешь, выравниваешь, следишь.       Водоворот нерушим со дня сотворения, веретено всё бежит, на вопросы находят ответы, а вместе с тем и иные вопросы. Маячить на краю бездны опасно, но ещё страшнее того не делать.       Я помню, что случилось с последней. Помню, как он разозлился, когда конец веретена коснулся пола. Помню, как она лепетала извинения, но он не слушал. Помню крики, что стояли, когда он вдавил ей глаза в череп. Кровь на его руках так и не смылась за столько лет.       Шаги в коридоре заставляют ладони дрожать. Во рту пересыхает, когда он безмолвно входит в комнату. Стоит и смотрит. Накрутить, вытянуть, заново.       Поддеть, вращать, выровнять, следить. Снова. Снова. Снова.       — Не спеши, Агнесс, — добродушно светло, но строго. — Время у тебя ещё есть.       Пальцы приглаживают волосы, тёплый ветерок сдувает прилипшую к виску прядку. Приподнимает подбородок и целует в лоб, благословляя на ещё одну тысячу, что проведу в одиночестве монотонной работы. Застывшая кровь остаётся в спутанных локонах, когда он уходит.       Не придёт, вновь успокаиваю себя. Не должен. Не станет.